Притча о великом инквизиторе
Обновлено: 14.11.2024
Достоевский называл «Великого инквизитора» «кульминационной точкой» своего последнего романа.
Отрывок из "Братьев Карамазовых" Ф.М. Достоевского.
Великий инквизитор.
— Ведь вот и тут без предисловия невозможно, то есть без литературного предисловия, тьфу! — засмеялся Иван, — а какой уж я сочинитель! Видишь, действие у меня происходит в шестнадцатом столетии, а тогда, — тебе, впрочем, это должно быть известно еще из классов, — тогда как раз было в обычае сводить в поэтических произведениях на землю горние силы. Я уж про Данта не говорю. Во Франции судейские клерки, а тоже и по монастырям монахи давали целые представления, в которых выводили на сцену Мадонну, ангелов, святых, Христа и самого бога. Тогда всё это было очень простодушно. В «Notre Dame de Paris» 1 у Виктора Гюго в честь рождения французского дофина, в Париже, при Людовике XI, в зале ратуши дается назидательное и даровое представление народу под названием: «Le bon jugement de la très sainte et gracieuse Vierge Marie», 2 где и является она сама лично и произносит свой bon jugement 3 . У нас в Москве, в допетровскую старину, такие же почти драматические представления, из Ветхого завета особенно, тоже совершались по временам; но, кроме драматических представлений, по всему миру ходило тогда много повестей и «стихов», в которых действовали по надобности святые, ангелы и вся сила небесная. У нас по монастырям занимались тоже переводами, списыванием и даже сочинением таких поэм, да еще когда — в татарщину. Есть, например, одна монастырская поэмка (конечно, с греческого): «Хождение богородицы по мукам», с картинами и со смелостью не ниже дантовских. Богоматерь посещает ад, и руководит ее «по мукам» архангел Михаил. Она видит грешников и мучения их. Там есть, между прочим, один презанимательный разряд грешников в горящем озере: которые из них погружаются в это озеро так, что уж и выплыть более не могут, то «тех уже забывает бог» — выражение чрезвычайной глубины и силы. И вот, пораженная и плачущая богоматерь падает пред престолом божиим и просит всем во аде помилования, всем, которых она видела там, без различия. Разговор ее с богом колоссально интересен. Она умоляет, она не отходит, и когда бог указывает ей на прогвожденные руки и ноги ее сына и спрашивает: как я прощу его мучителей, — то она велит всем святым, всем мученикам, всем ангелам и архангелам пасть вместе с нею и молить о помиловании всех без разбора. Кончается тем, что она вымаливает у бога остановку мук на всякий год от великой пятницы до троицына дня, а грешники из ада тут же благодарят господа и вопиют к нему: «Прав ты, господи, что так судил». Ну вот и моя поэмка была бы в том же роде, если б явилась в то время. У меня на сцене является он; правда, он ничего и не говорит в поэме, а только появляется и проходит. Пятнадцать веков уже минуло тому, как он дал обетование прийти во царствии своем, пятнадцать веков, как пророк его написал: «Се гряду скоро». «О дне же сем и часе не знает даже и сын, токмо лишь отец мой небесный», как изрек он и сам еще на земле. Но человечество ждет его с прежнею верой и с прежним умилением. О, с большею даже верой, ибо пятнадцать веков уже минуло с тех пор, как прекратились залоги с небес человеку:
Верь тому, что сердце скажет,
Нет залогов от небес.
И только одна лишь вера в сказанное сердцем! Правда, было тогда и много чудес. Были святые, производившие чудесные исцеления; к иным праведникам, по жизнеописаниям их, сходила сама царица небесная. Но дьявол не дремлет, и в человечестве началось уже сомнение в правдивости этих чудес. Как раз явилась тогда на севере, в Германии, страшная новая ересь. Огромная звезда, «подобная светильнику» (то есть церкви) «пала на источники вод, и стали они горьки». Эти ереси стали богохульно отрицать чудеса. Но тем пламеннее верят оставшиеся верными. Слезы человечества восходят к нему по-прежнему, ждут его, любят его, надеются на него, жаждут пострадать и умереть за него, как и прежде. И вот столько веков молило человечество с верой и пламенем: «Бо господи явися нам», столько веков взывало к нему, что он, в неизмеримом сострадании своем, возжелал снизойти к молящим. Снисходил, посещал он и до этого иных праведников, мучеников и святых отшельников еще на земле, как и записано в их «житиях». У нас Тютчев, глубоко веровавший в правду слов своих, возвестил, что
Удрученный ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил благословляя.
Что непременно и было так, это я тебе скажу. И вот он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, — к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его народу. Действие у меня в Испании, в Севилье, в самое страшное время инквизиции, когда во славу божию в стране ежедневно горели костры и
В великолепных автодафе
Сжигали злых еретиков.
Похожая притча
— Ведь вот и тут без предисловия невозможно, то есть без литературного предисловия, тьфу! — засмеялся Иван, — а какой уж я сочинитель! Видишь, действие у меня происходит в шестнадцатом столетии, а тогда, — тебе, впрочем, это должно быть известно еще из классов, — тогда как раз было в обычае сводить в поэтических произведениях на землю горние силы. Я уж про Данта не говорю. Во Франции судейские клерки, а тоже и по монастырям монахи давали целые представления, в которых выводили на сцену Мадонну, ангелов, святых, Христа и самого бога. Тогда всё это было очень простодушно. В «Notre Dame de Paris» 1 у Виктора Гюго в честь рождения французского дофина, в Париже, при Людовике XI, в зале ратуши дается назидательное и даровое представление народу под названием: «Le bon jugement de la très sainte et gracieuse Vierge Marie», 2 где и является она сама лично и произносит свой bon jugement 3 . У нас в Москве, в допетровскую старину, такие же почти драматические представления, из Ветхого завета особенно, тоже совершались по временам; но, кроме драматических представлений, по всему миру ходило тогда много повестей и «стихов», в которых действовали по надобности святые, ангелы и вся сила небесная. У нас по монастырям занимались тоже переводами, списыванием и даже сочинением таких поэм, да еще когда — в татарщину. Есть, например, одна монастырская поэмка (конечно, с греческого): «Хождение богородицы по мукам», с картинами и со смелостью не ниже дантовских. Богоматерь посещает ад, и руководит ее «по мукам» архангел Михаил. Она видит грешников и мучения их. Там есть, между прочим, один презанимательный разряд грешников в горящем озере: которые из них погружаются в это озеро так, что уж и выплыть более не могут, то «тех уже забывает бог» — выражение чрезвычайной глубины и силы. И вот, пораженная и плачущая богоматерь падает пред престолом божиим и просит всем во аде помилования, всем, которых она видела там, без различия. Разговор ее с богом колоссально интересен. Она умоляет, она не отходит, и когда бог указывает ей на прогвожденные руки и ноги ее сына и спрашивает: как я прощу его мучителей, — то она велит всем святым, всем мученикам, всем ангелам и архангелам пасть вместе с нею и молить о помиловании всех без разбора. Кончается тем, что она вымаливает у бога остановку мук на всякий год от великой пятницы до троицына дня, а грешники из ада тут же благодарят господа и вопиют к нему: «Прав ты, господи, что так судил». Ну вот и моя поэмка была бы в том же роде, если б явилась в то время. У меня на сцене является он; правда, он ничего и не говорит в поэме, а только появляется и проходит. Пятнадцать веков уже минуло тому, как он дал обетование прийти во царствии своем, пятнадцать веков, как пророк его написал: «Се гряду скоро». «О дне же сем и часе не знает даже и сын, токмо лишь отец мой небесный», как изрек он и сам еще на земле. Но человечество ждет его с прежнею верой и с прежним умилением. О, с большею даже верой, ибо пятнадцать веков уже минуло с тех пор, как прекратились залоги с небес человеку:
Верь тому, что сердце скажет,
Нет залогов от небес.
И только одна лишь вера в сказанное сердцем! Правда, было тогда и много чудес. Были святые, производившие чудесные исцеления; к иным праведникам, по жизнеописаниям их, сходила сама царица небесная. Но дьявол не дремлет, и в человечестве началось уже сомнение в правдивости этих чудес. Как раз явилась тогда на севере, в Германии, страшная новая ересь. Огромная звезда, «подобная светильнику» (то есть церкви) «пала на источники вод, и стали они горьки». Эти ереси стали богохульно отрицать чудеса. Но тем пламеннее верят оставшиеся верными. Слезы человечества восходят к нему по-прежнему, ждут его, любят его, надеются на него, жаждут пострадать и умереть за него, как и прежде. И вот столько веков молило человечество с верой и пламенем: «Бо господи явися нам», столько веков взывало к нему, что он, в неизмеримом сострадании своем, возжелал снизойти к молящим. Снисходил, посещал он и до этого иных праведников, мучеников и святых отшельников еще на земле, как и записано в их «житиях». У нас Тютчев, глубоко веровавший в правду слов своих, возвестил, что
Удрученный ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде царь небесный
Исходил благословляя.
Что непременно и было так, это я тебе скажу. И вот он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, — к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его народу. Действие у меня в Испании, в Севилье, в самое страшное время инквизиции, когда во славу божию в стране ежедневно горели костры и
В великолепных автодафе
Сжигали злых еретиков.
«Соборе Парижской богоматери» (франц.).
«Милосердный суд пресвятой и всемилостивой девы Марии» (франц.).
Похожая притча
Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии? Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того - пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание!
Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми?
Ф.М. Достоевский "Пушкинская речь"
В этой жажде бытия и в неутолимой же жажде стать достойным его хотя бы через страдание опять угадана Достоевским глубочайшая черта истории, самая существенная, быть может центральная. Едва ли не в ней одной еще сохранился в человеке перевес добра над злом, в которое он так страшно погружен, которым является каждый единичный его поступок, всякая его мысль. Но под ними, под всею грязью, в тине которой ползет человек целые тысячелетия, неутолимая жажда все-таки ползти и когда-нибудь увидеть же свет -- высоко поднимает человека над всею природою, есть залог неокончательной его гибели среди всякого страдания, каких бы то ни было бедствий.
В.В.Розанов "Легенда о Великом Инквизиторе Ф.М. Достоевского"
"Тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей"
Ф.М. Достоевский. "Братья Карамазовы"
Список использованной литературы.
-- Ф.М. Достоевский "Братья Карамазовы". Собрание сочинений в 12 томах, т. 11, -М.,Правда, 1982.
-- Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского
-- Мартынов А. "Подноготная русской литературы. Генерал-прозаик и Великий Инквизитор"//НГ. Ex Libris, N33, М., 2006, -C.10
-- Бахтин М.М. "Проблемы поэтики Достоевского", - "Художественная литература", М., 1972
-- Ф.М. Достоевский. "Зимние заметки о летних впечатлениях", гл. 5: "Ваал". Сочинения, т. 3, стр. 406.
Похожая притча
" Легенда о Великом Инквизиторе " - это притча , вставленная в сюжет романа " Братья Карамазовы " . Притча сочинена Иваном Карамазовым , он рассказывает ее своему брату Алексею в трактире . По сути это мистико-философский трактат , изложенный Достоевским в форме беседы Ивана с целью проверки силы веры в Бога брата Алексея. История случилась в Севилье , в 16 веке , в самое страшное время инквизиции .
Именно в это время и место случилось второе пришествие Христа . Иисус сотворил чудо , оживил мертвую девочку и люди поверили в него . Но Великий Инквизитор приказал арестовать его , Иисуса обвинили в еретичестве и приговорили к смертной казни . Настолько велик был страх людей перед инквизицией , что они не защитили Христа .
Ночью Инквизитор пришел разговаривать с Иисусом .
левая часть триптиха Ильи Глазунова " Великий Инквизитор " левая часть триптиха Ильи Глазунова " Великий Инквизитор "Выступая от имени Великого Духа, в котором явно угадывался неназываемый прямо Дьявол, великий инквизитор обвинил Христа по трём пунктам . Первым «преступлением» Христа было дарование людям свободы . Ибо, по утверждению инквизитора, ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества «невыносимее свободы». Второй ошибкой Христа было названо его нежелание поработить человека чудом . Настаивая на искренней, идущей из души веры в Бога и Сына его, Христос, якобы, слишком усложнил задачу простых смертных, которым достаточно было веры в экстрасенсов в чудеса. Третьим мучением людей, в которое их, якобы, вверг Христос, отказавшись от жезла кесаря стала потребность общего единения . Заронив в душах людей эту страсть, Иисус, по обвинению инквизитора, утвердил лишь братство избранных, а остальных людей сделал несчастными.
Инквизитор признался , что они давно уступили искушению и служат Дьяволу . Выступая от лица Власти , он сказал , что люди преклонятся им и отдадут с удовольствием свою совесть и свободу .
Закончив разъяснение обвинительного приговора, старец-инквизитор замолчал, давая возможность Иисусу сказать последнее слово – слово оправдания, негодования или встречного обвинения. Однако молчавший всё это время Христос, не говоря ни слова, подошёл к старцу и поцеловал его в омертвелые уста. Старик дрогнул и, отворив дверь, сказал Ему: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!». Это кстати Иван скорее всего придумал во время разговора , специально для своего брата гуманиста Алексея .
«Мы убедим их, — с нескрываемым цинизмом вещал инквизитор, — что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы и нам покорятся». И далее: «Мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им телевизор , Интернет и акции в " Пятерочке " жизнь как детскую игру». «Мы разрешим им и грех». «Мы всё разрешим». «И все будут счастливы»
"Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: Лучше поработите нас, но накормите нас! Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики.»
Христос считает всех людей свободными богами, а Великий инквизитор слабым, вечно порочным и вечно неблагодарным людским племенем.
Так что же получается? Порядок и всеобщее «благоденствие» может осуществить на всей Земле только ЕДИНАЯ ЖЕСТКАЯ власть?
А если прав Христос, то, значит, действительно, он принес «не мир, но меч»?
Властвовать может только тот, кто умеет подчиняться. То есть желание власти есть оборотная сторона внутреннего рабства. Так кто же мы: свободные боги, или цепные рабы, в которых живет неистребимое желание самим стать рабовладельцами?
Читайте также: