Флавиан белый корабль притча для простодушных читать
Обновлено: 22.12.2024
— Вроде как — понял. А, отец Флавиан — старец?
— Нет. Батюшка Флавиан — «пастырь добрый» полагающий душу за ближних. Может и даст ему, когда, благодать старчества Господь, а может и нет, то Господня воля. Оно ведь, Бог и любого священника для спасения твоего использовать может, может через него и чудо явить, коли оно тебе для спасения души необходимо, дар прозорливости ему приоткрыть, коли надо. Вон ведь в Библии же описано, как по воле Божьей и ослица Валаамова заговорила, пророка вразумляла.
— Как, ослица пророка вразумляла?
— А, ты Алексей, вот как Библию читать начнёшь, то не только про ослицу узнаешь, а и вообще — весь мир для себя заново откроешь. Знаю, что говорю — сам через это проходил. Только вот старцев да чудес специально искать не надо. Коли нужно — Бог сам пошлёт. Вся наша жизнь, лишь открой глаза — сплошное чудо. А охотников за чудесами бесы шибко любят охмурять.
— Да, Семён! Про жизнь-то я уже понял, что она — чудо, и что я её совсем не понимал раньше. И про бесов тоже. А, как ты думаещь — согласится отец Флавиан у меня духовником стать, как у вас с Ниной?
— Это уж ты, Алексей у него самого спроси, как я могу знать — дело-то уж очень личное.
— Прямо так и спросить?
— Так и попроси. Возьми, мол, отче, надо мною руководство. А то, заблудиться боюсь.
— Спасибо Семён! То есть, как правильно? Спаси вас с Ниной Бог! Так?
— Так, Лёшенька, так — радостно кивнула Нина.
— Ну, тогда — ладно, пойду-ка я, батюшку Флавиана поищу…
— Ангела в путь, Лёшенька!
Флавиана я нашёл под забором.
Едва войдя в церковную калитку, я увидел его обширное тело распростёртым на животе головой к церковной ограде. Мне послышалось, что Флавиан невнятно разговаривает о чём-то сам с собой. Оправившись от первого шока, подумав — а вдруг это опять — сердечный приступ, я кинулся к нему на помощь. Подойдя ближе я увидел, не замеченного прежде за гигантским туловищем батюшки, мальчонку лет четырёх, так же как и Флавиан лежащего на пузе и во что-то сосредоточенно вглядывающегося. Флавиан терпеливо объяснял ему:
— Вот, Тиша, видишь? — ещё один муравчик побежал с иголочкой сосновой, туда же куда и другие — укладывать. А, вот эти стоят, усиками шевелят — они охраняют строителей. Это — муравьи солдаты. Кто их так жить научил — одни строят, другие охраняют, третьи на разведку ходят, ну всё почти как у людей, а?
— Боженька! — радостно воскликнул малыш.
— Правильно! Конечно — Боженька! Он муравьям законы установил — как жить, и они Его, Боженьку — слушаются. Потому у них всё так складненько и получается, видишь? — вон скоро и муравейник готов будет. Также и мы — люди, должны Боженьку слушаться, помогать друг другу, с сестрёнкой не ссориться, от бабушки в лесу не убегать, сушки не таскать без спросу, тогда и у нас всё в жизни хорошо получаться будет — и мамка не заругает, и бабуля плакать не будет.
— Я не буду больше! Я буду Боженьку слушаться!
— Молодец Тихон! Вот это — правильно! Беги скорей к бабушке, поцелуй её, прощенья попроси, а то она сильно за тебя переживает — а вдруг тебя в лесу волки съели?
— Я бегу! — Топот маленьких босых пяток быстро стих за калиткой.
— Доброе утро, батюшка Флавиан! Тебе помочь встать?
— Утро доброе, Алёш! Сейчас, попробую сперва сам…
Он качнул свою тушу в одну сторону, затем резким рывком в противоположную встал на четвереньки, шумно фыркнул и слегка покряхтывая выпрямился на ногах, после чего опять шумно фыркнул.
— Уф! Да, Лексей, как говориться — старость не радость, а спасительная неизбежность!
— Да, ладно уж, отец Флавиан — старость! Тебе сорок пять-то есть?
— Сорок шесть, Лёша. Но старость, она не в годах, она в грехах! Вот они-то и старят. И свои и чужие. Геронтологи наши российские доисследовались (я тут недавно статью одну читал в медицинском журнале) что человеческий организм, с его способностью к регенерации, устроен так, что если исключить некий, не присущий самому организму «ген разрушения», то человеческий организм способен жить вечно. Прямо, всё по Библии — человек создан для вечной жизни! И вот этот-то «ген разрушения», словно компьютерный вирус, разрушая заложенную Богом в человека программу вечной жизни, становится человекоубийцей. Он же и есть — грех! Сказано было Адаму: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». А, Адам не послушался и вкусил, и «вирус» смерти вошёл в него, и стал человек смертным. Это называется первородный грех — первый грех рождённый человеческим непослушанием Богу.
— Подожди! Так это и есть то самое «яблочко», которое Адаму Ева дала?
— Ну, да! А, Еве змий, то есть диавол в виде змия.
— Так, опять подожди, а почему же дерево — деревом добра и зла называлось, если его плоды были так смертельны?
— Познания добра и зла! — это не одно и то же. Дело в том, что Адам, созданный по образу и подобию Божию, был соответствено создан абсолютно и совершенно добрым. Стало быть, добра он познать от этого дерева уже не мог, но только — зло. А, зло — смертельно — для впустившего его в себя, об этом, собственно, Бог и предупреждал. То есть, грубо говоря, Господь предупредил: не суй палец в розетку — убьёт! К этому, собственно, и все последующие заповеди сводятся «не убий», «не укради» и прочие, так как совершая любой грех против ближнего, ты убиваешь этим самого себя.
— Вот как! А, не проще Богу было не создавать этого дерева, тогда бы и Адам не согрешил? Да и вообще, зачем было Богу создавать зло?
— А, Бог не создавал зла.
— Как, не создавал? Он же всё создал из ничего, если я правильно помню. Значит и зло Он создал?
— Нет, Лёша. Бог зла не создавал. Зло возникло как следсвие отпадения от Бога части созданных Им ангелов. Собственно, зла, как творения не существует.
— Ну, ничегож себе — не существует! Вон его сколько вокруг!
— Объясняю: вот, например, свет — помнишь физику? — материален, то есть состоит из мельчайших частиц сотворённой Богом материи. А, тьма? Её нет. Хотя мы её видим. На самом же деле, темнота есть лишь — отсутствие света. Открыл окно — есть свет и нет тьмы, зашторил плотно — нет света и есть тьма. Так и добро. Оно есть свойство Сущего, то есть Существующего Бога. Следовательно добро тоже существует. Бог изливает Своё добро на всех, готовых его принять и вместить в себя. А, зло есть — отсутствие добра. Ну, или — как воздух — он состоит из определённого состава газов, то есть существует как часть сотворённого Богом мира. Помести в сосуд с воздухом живое существо, хоть мышку, что ли, она будет в этом сосуде жить. А, выкачай из этого сосуда воздух, и в нём возникнет вакуум — мышка погибнет. Вакуум сам по себе не существует, он есть лишь — отсутствие воздуха — результат насилия над Божьим творением. Вот так и Божье добро — несёт в себе жизнь, а зло — отсутствие добра несёт в себе смерть. Зло — искусственно, и не существует без своих носителей. А, носителями зла являются те, кто не хочет принять в себя Божье добро и Божью любовь.
— Бесы. И люди, которые, подобно бесам, отвергают Бога, Его любовь и добро.
— Так. Кажется, усвоил. А, как же привычная сказка, что Адам и Ева съели яблочко, «занялись любовью» и этим согрешили?
— Так, она сказка и есть. Атеистическая. Атеисты — они правды не знают, то есть не хотят знать, поэтому и вынуждены придумывать сказки. В том числе и на тему Священного Писания. Она, и сказка-то эта, с каким то пошлым оттенком. Тогда как Адаму с Евой чёткая была от Бога «установка»: — «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями,) и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею,) и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Так, что супружество и чадородие — дело — Богом благословлённое. Давай присядем, а то ноги разболелись, к дождю, что ли?
— Конечно, конечно. Давай присядем. Я тут, собственно, тебя по такому вопросу искал, точнее — по двум вопросам. Первый — можешь ли ты у меня, как это правильно назыается — исповедь принять?
Похожая притча
Пятая часть "Флавиана" вновь встретит читателя с батюшкой. Не только встретит, но снова познакомит, ведь в каждой книге главный герой открывается сам и открывает свои мысли с новой стороны, помогая людям увидеть Бога в таких ситуациях, когда человек не только не ощущает благодати и Промысла, но практически не видит самого смысла продолжать свою жизнь. И эта помощь другим обрести Жизнь забирает силы того, кто помогает - отца Флавиана. Но в этом и кроется подвиг самопожертвования. Голгофского само.
Пятая часть "Флавиана" вновь встретит читателя с батюшкой. Не только встретит, но снова познакомит, ведь в каждой книге главный герой открывается сам и открывает свои мысли с новой стороны, помогая людям увидеть Бога в таких ситуациях, когда человек не только не ощущает благодати и Промысла, но практически не видит самого смысла продолжать свою жизнь. И эта помощь другим обрести Жизнь забирает силы того, кто помогает - отца Флавиана. Но в этом и кроется подвиг самопожертвования. Голгофского самопожертвования. Книга «Флавиан. Белый корабль. Притча для простодушных.» автора Протоиерей Александр Торик. оценена посетителями КнигоГид, и её читательский рейтинг составил 8.77 из 10.
Для бесплатного просмотра предоставляются: аннотация, публикация, отзывы, а также файлы для скачивания.
Похожая притча
Из размышлений — взять ли понравившиеся дорогие немецкие туфли или ограничиться, тоже неплохими, но подешевле — итальянскими, меня вывел, показавшийся знакомым, вежливый голос — «простите Христа ради, а ботиночков «прощай молодость» сорок шестого размера у вас нету?»
Обернувшись я увидел слоноподобного, не попа даже, а целого «попищу» в длинной черной одежде, перехваченной широким, особенным каким-то, потёртым кожаным поясом, поверх которой была надета не сходящаяся на необъятном пузе и потому расстёгнутая застиранная джинсовая куртка.
Бархатная островерхая, бывшая когда-то чёрной, затёртая шапочка венчала заросшую полуседыми кудрями крупную голову. Лицо, обрамлённое редкой, почти совсем седой бородой, было одутловатым, с набухшими мешками под улыбающимися, на удивление умными глазами. И эти глаза с нескрываемым интересом, притом абсолютно беззастенчиво разглядывали моё сорокапятилетнее, потрёпанное житейскими бурями, но вполне ещё мужественное чисто выбритое лицо.
— И ты, Алёша, не помолодел, как вижу. Не узнаёшь?
— Господи помилуй!Андрюха? Ты?
— Не Андрюха, а батюшка отец Флавиан! — возмущённо сверкнула глазами, неизвестно откуда вынырнувшая маленькая шустрая старушка тоже в чёрном, монашеском, наверное, одеянии. Взгляд её был недоверчив и строг.
— Он самый, бывший Андрюха, теперь вот, видишь, иеромонах и настоятель сельского прихода в Т-ской области, четыреста вёрст от первопрестольной.
Поражённый, я вглядывался в загорелое одутловатое лицо, постепенно угадывая в нём всё больше знакомых черт, позволявших опознать в их владельце стройного красавца Андрюху, туриста-гитариста, кумира всех факультетских девчонок и любимца большинства преподавателей, ценивших в нём, столь редкие у студентов, аккуратность и обязательность а также быстрый живой ум. Какую карьеру тогда пророчили ему многие, какие престижные невесты мечтали «окольцевать» его! И что же — расплывшийся потрёпанный сельский поп, ищущий «прощай молодость» через двадцать лет после получения «красного» диплома с отличием!
— Господи помилуй! — повторил я столь неожиданное для меня словосочетание.
— Да помилует, раз просишь, помилует, не сомневайся — рассмеялся Андрюха-Флавиан — сам-то ты как?
— Да как, как все, нормально, то есть прилично, ну, в общем, всяко конечно бывает, а так… да паршиво как-то, если честно. То есть, работа есть, не по образованию, конечно, в коммерции, но зато при деньгах, нет, не крутых, не подумай, но пару недель в году в Испании отдыхаю, квартирку-двушку в Крылатском купил, а с женой уж третий год как разбежались, хорошо что детей не было, нет, то есть не то хорошо что у нас их не было, а то, что при разводе никто не пострадал.
— Как никто? А вы-то сами? У вас же с Иринкой такая любовь была, чуть не с первого курса?
— Со второго, на первом я за Женькой бегал, она сейчас многодетная мать, кстати, в церковь ходит, её там Ирина ещё за год до развода два раза встречала.
— А сама Иринка-то, что в храме делала?
— Да кто её знает, мы в то время уже и жили, — каждый сам по себе — она диссертацию писала, я на джип зарабатывал.
— И как, заработал?
— Заработал… через три недели угнали, до сих пор ищут. Сейчас на «Ниве» езжу, так спокойней.
— Ну, брат Алексей, любит тебя Господь — вновь засмеялся Флавиан-Андрюха — не даёт до конца погибнуть, лишнее забирает!
— Лишнее не лишнее, а тридцать «штук зелёных» — ку-ку.
— Ого! — посерьёзнел мой бывший однокурсник — тридцать тысяч! Это ж наших детдомовцев года три кормить можно по госрасценкам!
— Каких детдомовцев? — не понял я.
— Да наших подшефных, из Т-ского детдома, туда мои прихожанки помогать ходят. Своего персонала там почти нет, зарплата — копейки, да и выдают «через пень-колода», никто туда работать не идёт. Все норовят правдами и неправдами устроиться на новый пивзавод к «хозяину», там хоть и порядки как в концлагере, зато платят неплохо и без задержек. Зато нам — православным поле деятельности обширнейшее: деток надо и помыть и покормить и приласкать и книжку почитать и помочь уроки сделать. Да наши ещё и вещи для них собирают, книжки там, игрушки, деньги, если кто пожертвует или продукты. Директор на наших «тёток» прямо молится. А потому и разрешает с детьми Закон Божий учить, батюшку, то есть меня, к ним приглашать, водить детей в храм на службу и к Причастию. Ко мне в храм ехать не ближний свет, да и дороги — «фронтовые», так что причащать их в городскую церковь водят, к отцу Василию. А он жалостливый, после службы детей всегда чаем поит с печеньками там, конфетками. Они его сильно любят за доброту. А детей Сам Господь любит, того кто им благотворит Он Своей милостью не оставит.
— Не знаю. Кого, может, и не оставит. А мне вот не дал твой Господь детей, а твоим детдомовцам родителей, ну и где ж тут Его милость?
— Лёш, а если честно, ты сам-то детей хотел иметь?
— Если честно — сперва не хотел, сам понимаешь — денег нет, квартиры нет, Ирка — аспирант, я — «молодой специалист». Да потом и в поход хотелось, и на «юга», и по театрам, ну, какие уж тут дети! Ирка, после четвёртого аборта, когда в пятый раз «залетела», решилась было рожать, да тут тёща наконец-то свои шесть соток получила, восемь лет ждала, участок нам подарила — надо было что-нибудь построить, ну мы опять решили подождать с детьми. А после, уж видно, твой Бог не давал. Да и разбежались вскоре.
— Что уж на Бога клеветать, Лексей, Он вам пять раз детей давал, вы же сами их всех поубивали.
. А потом перестал и предлагать, потому может, чтоб вашими детьми наш детдом не пополнять.— Ты уж скажешь, Андрей — поубивали, прямо мы с Иркой монстры какие-то. Да сейчас все аборты делают — не в каменном же веке живём!
— Не все. Та же Женька — многодетная, причём рожать начала сразу после института, тоже ведь со своим Генкой «молодыми специалистами» были, хлебнули бедности, конечно, зато сейчас четыре дочки — красавицы, да наследник — боец восьмилетний, родители не нарадуются. И кстати, ни одного аборта Женя не делала, я знаю. А ты говоришь — каменный век! Да в древности-то люди как раз каждого ребёнка ценили, за Божий дар почитали. Бездетность как Божие проклятие воспринимали. Это сейчас — «безопасный секс», «планирование семьи» и прочая требуха словесная, а за ней, как за фиговым листком, лишь желание грешить безнаказанно.
— Всё вам попам — грех, куда ни плюнь, что ж теперь не жить что ли?
— Да нет, живи, пожалуйста, живи и радуйся, только себя да других не калечь. Этому, собственно, Церковь и учит.
— Интересно с тобой говорить, Андрюша, на всё у тебя ответ есть.
— Не Андрюша, а отец Флавиан! — вновь возмущённо вспыхнула старушка-монашка.
— Мать, не шуми, — успокоил её Андрей-Флавиан, — пусть зовёт как ему привычней. Алёш!Ты на неё не обижайся. Она «ворчунья» страшная, но всё по любви, от полноты сердца.
— Да нет, я не обижаюсь. Прости, не привыкну ещё — ряса, приход, детдом, отец Флавиан. Как из другого мира.
— Да, собственно из другого и есть, ну об этом потом, если Бог даст. Алёш, извини, мне ехать пора, я на своём «козле» до дому и так лишь ночью доеду, а мне ещё в два места заскочить. Вот тебе «из этого мира» — визитка моя, тут адрес, телефон, к сожалению только мобильный — место у нас глухое — не телефонизировано. Ты может в гости когда надумаешь, у нас рыбалка — я помню ты любил — знатная. Баньку деревенскую тебе организую, мне нельзя теперь — сердце. Ну и мало ли, может жизнь так прижмёт, что потянет кому душу излить, так это моя профессия — души-то. В общем, будь здоров, думаю — увидимся.
— Счастливо Анд… отец Флавиан!Ой, подожди! Возьми вот для детдомовцев твоих сотку «баксиков», купи им чего-нибудь за моё здоровье.
— Спаси тя Господь, Алёша!Будем за тебя молиться с детьми.
— Да ладно! Счастливо!
И, глядя как мой бывший однокурсник уносил свои, прикрытые потрёпанной рясой, многие килограммы, опираясь на палочку и слегка прихрамывая, сопровождаемый, что-то ему взволнованно говорящей, чёрной старушонкой, я в третий раз за час произнёс новые для меня слова:
— Господи помилуй! Ну, дела!
Туфли я взял итальянские.
Андрей-Флавиан оказался пророком. Жизнь прижала гораздо раньше чем я мог предполагать. И прижала так, что я чуть не взвыл.
Во первых: вся моя, весьма прилично оплачиваемая, работа оказалась под вопросом. На руководство «наехали» ревизоры, аудиторы, все виды проверок, счета нашей фирмы арестовали — началась какая-то большая закулисная игра вокруг больших денег. .
Похожая притча
Из размышлений — взять ли понравившиеся дорогие немецкие туфли или ограничиться, тоже неплохими, но подешевле — итальянскими, меня вывел, показавшийся знакомым, вежливый голос — «простите Христа ради, а ботиночков «прощай молодость» сорок шестого размера у вас нету?»
Обернувшись я увидел слоноподобного, не попа даже, а целого «попищу» в длинной черной одежде, перехваченной широким, особенным каким-то, потёртым кожаным поясом, поверх которой была надета не сходящаяся на необъятном пузе и потому расстёгнутая застиранная джинсовая куртка.
Бархатная островерхая, бывшая когда-то чёрной, затёртая шапочка венчала заросшую полуседыми кудрями крупную голову. Лицо, обрамлённое редкой, почти совсем седой бородой, было одутловатым, с набухшими мешками под улыбающимися, на удивление умными глазами. И эти глаза с нескрываемым интересом, притом абсолютно беззастенчиво разглядывали моё сорокапятилетнее, потрёпанное житейскими бурями, но вполне ещё мужественное чисто выбритое лицо.
— И ты, Алёша, не помолодел, как вижу. Не узнаёшь?
— Господи помилуй! Андрюха? Ты?
— Не Андрюха, а батюшка отец Флавиан! — возмущённо сверкнула глазами, неизвестно откуда вынырнувшая маленькая шустрая старушка тоже в чёрном, монашеском, наверное, одеянии. Взгляд её был недоверчив и строг.
— Он самый, бывший Андрюха, теперь вот, видишь, иеромонах и настоятель сельского прихода в Т‑ской области, четыреста вёрст от первопрестольной.
Поражённый, я вглядывался в загорелое одутловатое лицо, постепенно угадывая в нём всё больше знакомых черт, позволявших опознать в их владельце стройного красавца Андрюху, туриста-гитариста, кумира всех факультетских девчонок и любимца большинства преподавателей, ценивших в нём, столь редкие у студентов, аккуратность и обязательность а также быстрый живой ум. Какую карьеру тогда пророчили ему многие, какие престижные невесты мечтали «окольцевать» его! И что же — расплывшийся потрёпанный сельский поп, ищущий «прощай молодость» через двадцать лет после получения «красного» диплома с отличием!
— Господи помилуй! — повторил я столь неожиданное для меня словосочетание.
— Да помилует, раз просишь, помилует, не сомневайся — рассмеялся Андрюха-Флавиан — сам-то ты как?
— Да как, как все, нормально, то есть прилично, ну, в общем, всяко конечно бывает, а так… да паршиво как-то, если честно. То есть, работа есть, не по образованию, конечно, в коммерции, но зато при деньгах, нет, не крутых, не подумай, но пару недель в году в Испании отдыхаю, квартирку-двушку в Крылатском купил, а с женой уж третий год как разбежались, хорошо что детей не было, нет, то есть не то хорошо что у нас их не было, а то, что при разводе никто не пострадал.
— Как никто? А вы-то сами? У вас же с Иринкой такая любовь была, чуть не с первого курса?
— Со второго, на первом я за Женькой бегал, она сейчас многодетная мать, кстати, в церковь ходит, её там Ирина ещё за год до развода два раза встречала.
— А сама Иринка-то, что в храме делала?
— Да кто её знает, мы в то время уже и жили, — каждый сам по себе — она диссертацию писала, я на джип зарабатывал.
— И как, заработал?
— Заработал… через три недели угнали, до сих пор ищут. Сейчас на «Ниве» езжу, так спокойней.
— Ну, брат Алексей, любит тебя Господь — вновь засмеялся Флавиан-Андрюха — не даёт до конца погибнуть, лишнее забирает!
— Лишнее не лишнее, а тридцать «штук зелёных» — ку-ку.
— Ого! — посерьёзнел мой бывший однокурсник — тридцать тысяч! Это ж наших детдомовцев года три кормить можно по госрасценкам!
— Каких детдомовцев? — не понял я.
— Да наших подшефных, из Т‑ского детдома, туда мои прихожанки помогать ходят. Своего персонала там почти нет, зарплата — копейки, да и выдают «через пень-колода», никто туда работать не идёт. Все норовят правдами и неправдами устроиться на новый пивзавод к «хозяину», там хоть и порядки как в концлагере, зато платят неплохо и без задержек. Зато нам — православным поле деятельности обширнейшее: деток надо и помыть и покормить и приласкать и книжку почитать и помочь уроки сделать. Да наши ещё и вещи для них собирают, книжки там, игрушки, деньги, если кто пожертвует или продукты. Директор на наших «тёток» прямо молится. А потому и разрешает с детьми Закон Божий учить, батюшку, то есть меня, к ним приглашать, водить детей в храм на службу и к Причастию. Ко мне в храм ехать не ближний свет, да и дороги — «фронтовые», так что причащать их в городскую церковь водят, к отцу Василию. А он жалостливый, после службы детей всегда чаем поит с печеньками там, конфетками. Они его сильно любят за доброту. А детей Сам Господь любит, того кто им благотворит Он Своей милостью не оставит.
— Не знаю. Кого, может, и не оставит. А мне вот не дал твой Господь детей, а твоим детдомовцам родителей, ну и где ж тут Его милость?
— Лёш, а если честно, ты сам-то детей хотел иметь?
— Если честно — сперва не хотел, сам понимаешь — денег нет, квартиры нет, Ирка — аспирант, я — «молодой специалист». Да потом и в поход хотелось, и на «юга», и по театрам, ну, какие уж тут дети! Ирка, после четвёртого аборта, когда в пятый раз «залетела», решилась было рожать, да тут тёща наконец-то свои шесть соток получила, восемь лет ждала, участок нам подарила — надо было что-нибудь построить, ну мы опять решили подождать с детьми. А после, уж видно, твой Бог не давал. Да и разбежались вскоре.
— Что уж на Бога клеветать, Лексей, Он вам пять раз детей давал, вы же сами их всех поубивали. А потом перестал и предлагать, потому может, чтоб вашими детьми наш детдом не пополнять.
— Ты уж скажешь, Андрей — поубивали, прямо мы с Иркой монстры какие-то. Да сейчас все аборты делают — не в каменном же веке живём!
— Не все. Та же Женька — многодетная, причём рожать начала сразу после института, тоже ведь со своим Генкой «молодыми специалистами» были, хлебнули бедности, конечно, зато сейчас четыре дочки — красавицы, да наследник — боец восьмилетний, родители не нарадуются. И кстати, ни одного аборта Женя не делала, я знаю. А ты говоришь — каменный век! Да в древности-то люди как раз каждого ребёнка ценили, за Божий дар почитали. Бездетность как Божие проклятие воспринимали. Это сейчас — «безопасный секс», «планирование семьи» и прочая требуха словесная, а за ней, как за фиговым листком, лишь желание грешить безнаказанно.
Читайте также: