Всюду успевает тот кто никуда не торопится чья цитата

Обновлено: 22.12.2024

Слова Шарикова из разговора с Филипп Филипповичем и доктором Борменталем.

Господа все в Париже!

Слова Шарикова из разговора с Филипп Филипповичем и доктором Борменталем.

Если вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет

Из разговора Филипп Филипповича и доктора Борменталя.

Кинематограф — единственное утешение в жизни женщины

Мысль собаки Шарика (глава 1).

Ласка — единственный способ, который возможен в обращении с живым существом

Немного измененная цитата из повести "Собачье сердце" (1925 г.). Слова профессора Преображенского о том, как он привлек собаку Шарика к себе в дом (гл. 2).

Следующая цитата

Цитата из повести «Собачье сердце» (1925, опубл. 1987), Михаила Афанасьевича Булгакова (1891 – 1940). Слова профессора Филипп Филипповича в ответ на вопрос «Как это вы успеваете» доктора Борменталя.

— Как это вы успеваете, Филипп Филиппович? — С уважением спросил врач.

— Успевает всюду тот, кто никуда не торопится, — назидательно объяснил хозяин. — Конечно, если бы я начал прыгать по заседаниям, и распевать целый день, как соловей, вместо того, чтобы заниматься прямым своим делом, я бы никуда не поспел, — под пальцами Филиппа Филипповича в кармане небесно заиграл репетитор, — начало девятого. Ко второму акту поеду. Я сторонник разделения труда. В большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо. И никаких разрух.

Следующая цитата

А вот по глазам — тут уж и вблизи и издали не спутаешь. О, глаза — значительная вещь. Вроде барометра. Все видно — у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится.

То есть, он говорил? Это еще не значит быть человеком.

– Хочу предложить вам взять несколько журналов в пользу детей Германии. По полтиннику штука.
– Нет, не возьму.
– Почему же вы отказываетесь?
– Не хочу.
– Вы не сочувствуете детям Германии?
– Сочувствую.
– Жалеете по полтиннику?
– Нет.
– Так почему же?
– Не хочу.

– Почему, собственно, вам не нравится театр?
– Да дурака валяние. Разговаривают, разговаривают. Контрреволюция одна.

— Мы, управление дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома.
— Кто на ком стоял?

Взять всё, да и поделить.

Вот всё у вас как на параде. Салфетку — туда, галстук — сюда. Да "извините", да "пожалуйста-мерси". А так, чтобы по-настоящему, — это нет.

- Бить будете, папаша?

– В спальне принимать пищу, в смотровой читать, в приёмной одеваться, оперировать в комнате прислуги, а в столовой осматривать. Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной. Может быть. Но я не Айседора Дункан.

Похабная квартирка.

– Да что вы всё. То не плевать. То не кури. Туда не ходи. Что уж это на самом деле? Чисто как в трамвае. Что вы мне жить не даёте?!

Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный и даже коричневый! Террор совершенно парализует нервную систему.

— Знаете ли, профессор, если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом лица, которых, я уверена, мы еще разъясним, вас следовало бы арестовать.
— А за что?
— Вы ненавистник пролетариата!
— Да, я не люблю пролетариата.

– Это вас вселили в квартиру Фёдора Павловича Саблина?
– Нас.
– Боже, пропал калабуховский дом!

- Швондера я собственноручно сброшу с лестницы, если он еще раз появится в квартире профессора Преображенского.
- Прошу занести эти слова в протокол!

— Как же вам угодно именоваться?
— Полиграф Полиграфович.

— Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?
— Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош.
— Ничего подобного! На нем есть теперь калоши и эти калоши мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли весной 1917 года.

Завтра я тебе устрою сокращение штатов.

Где же я буду харчеваться?

Желаю, чтобы все!

— Во-первых, мы не господа!
— Во-первых, вы мужчина или женщина?

Следующая цитата

«Собачье сердце» — повесть Михаила Афанасьевича Булгакова. Действие происходит в Москве 1924 года. Выдающийся хирург, профессор Преображенский достиг замечательных результатов в омоложении. Продолжая исследования, он задумал небывалый эксперимент — операцию по пересадке бездомной собаке человеческих гипофиза и семенников. В качестве подопытного животного был выбран беспородный пёс Шарик, живущий на улице. Результаты операции превзошли все ожидания — пес начал принимать человеческий облик, но тут же выяснилось, что он стал грубияном и пьяницей.

Читайте также: