Горькие цитаты из дневника корнея чуковского
Обновлено: 21.11.2024
1 комментарий
36 раз поделились
68 классов
Класс 1
добавлена вчера в 09:26
ПЕРВЫЕ УЧИТЕЛЯ ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЕЙ.
Француз и священник для Пушкина и немец для Тургенева: Кем были первые учителя великих русских литераторов Первые учителя играют, несомненно, важную роль в жизни каждого человека. Они не только закладывают основу знаний, но и оказывают влияние на становление личности. Сегодня с первым учителем ребёнок знакомится в школе, а XIX веке в знатные семьи приглашали гувернёров и учителей непосредственно домой. Именно домашние учителя готовили героев нашего сегодняшнего обзора к поступлению в гимназию, учили и воспитывали будущих классиков. Александр Пушкин В семью Пушкина обычно приглашали гувернёров, которые почему-то надолго не задерживались. Граф Монфор, благодаря своему общению с детьми на родном языке, позволил юному гению в совершенстве изучить французский язык. После него не только французский, но ещё латынь преподавал в семье учитель Русло, которого сменили Шендель и Лодж. Английский Александр вместе со своими братьями и сёстрами изучал с гувернанткой мисс Бейли. Математику и русский язык преподавал один из лучших педагогов того времени Александр Беликов, священник Мариинского института. При этом Александр Сергеевич много читал, и в Царскосельском лицее, куда он поступил, Пушкин удивлял своих товарищей широким кругозором и хорошей памятью. Михаил Лермонтов Бабушка Михаила Лермонтова, очень любившая внука и договорившаяся с его отцом о воспитании мальчика до 16-летия, сделала всё, чтобы будущий литератор получил хорошее образование. Для него в фамильном имении был оборудован отдельный класс, а основы знаний давали мальчику лучшие учителя того времени. Первым воспитателем будущего поэта стал француз Жако, позже его сменил Жан Капэ. Затем Лермонтовым занимались учёный Леви и Христина Ремер, преподававшая немецкий, а воспитание было доверено гувернёру Висо. Перед поступлением в Московский пансион русским и латинским языками, географией и историей с будущим поэтом занимался Алексей Зиновьев, педагог из университета, ставший и первым читателем юного поэта. Словесность преподавал Лермонтову профессор Московского университета Алексей Мерзляков. Впрочем, помимо этих педагогов, было ещё множество учителей, с которыми Михаил Лермонтов изучал историю и языки, математику и географию, рисование и музыку. Мальчик учился с интересом, а бабушка всячески поощряла тягу внука к знаниям и даже собрала ровесников Михаила Юрьевича, дабы вместе им было веселее осваивать науки. Всего на занятиях вместе с будущим поэтом присутствовало 10 мальчиков. Лев Толстой Тётушки, воспитывавшие Льва Толстого, его братьев и сестру, желали дать детям хорошее образование, а потому наняли 11 учителей, посещавших племянников. Будущему писателю было всего пять, когда он стал заниматься вместе со своими братьями. К сожалению, учёба давалась Толстому нелегко, потому что старшие дети получали больше внимания. Самым первым учителем Льва Николаевича стал француз Сен-Тома, очень строгий и требовательный. Он учил мальчиков французскому языку и латыни, но отчаянно не нравился будущему классику. Когда же Сен-Тома впервые наказал маленького Льва, заперев в чулане и пригрозив поркой, впечатлительный мальчик был просто в шоке. Куда больше Льву Николаевичу был симпатичен немец Фёдор Россель, добрый человек с непростой судьбой, переживший ужасы плена и побег из своей родной страны. Фёдор Достоевский Несмотря на то, что Фёдор Достоевский родился и рос в небогатой семье, родители постарались дать детям хорошее образование. Первыми учителями для детей они стали сами: учили грамоте, основам математики, чтению и языкам. Позже место учителей заняли братья Драшусовы: Николай учил французскому, Александр – математике, Владимир – словесности. Со Словом Божьим детей знакомил приглашённый дьякон, который мог пересказывать библейские сюжеты так, что даже мама Мария Фёдоровна забывала о своих делах и увлечённо слушала преподавателя, вдохновенно и эмоционально рассказывающего поучительные истории. Иван Тургенев Воспитанием Ивана Сергеевича с раннего детства занимались гувернёры, немцы или же французы. Но главное влияние на маленького Ивана оказала его мама, женщина эмоциональная и далеко не всегда умевшая сдерживать свои эмоции. Малейшая провинность могла стать поводом для серьёзного наказания. При этом Варвара Тургенева была весьма образована, знала языки и с детьми общалась в основном на французском. После того, как Ивану исполнилось девять лет, Тургеневы вернулись из Европы, где жили, в Россию и наняли учителей по русскому, французскому и латыни, танцам, математике, истории, географии и рисованию. Но наибольший след в памяти и душе будущего писателя оставил Иван Клюшников, педагог Московского пансиона Вейденгаммера, который преподавал не только в учебном заведении, но ещё и приходил давать уроки домой к Тургеневым. Он знакомил Ивана Тургенева с русской историей и стал не только наставником, но и старшим товарищем для Ивана Сергеевича. Их общение продолжалось много лет.
15 комментариев
13 раз поделились
69 классов
Класс 0
добавлена вчера в 09:25
1 комментарий
5 раз поделились
27 классов
Класс 0
добавлена вчера в 09:24
ДЕНЬ УЧИТЕЛЯ: 16 КНИГ ПРО ШКОЛУ И УЧИТЕЛЕЙ Школа, учителя, одноклассники… Это важная и незабываемая часть жизни каждого из нас. В День учителя мы, конечно, поздравляем и благодарим тех, кто учит наших детей, тех, кто когда-то учил нас, а также всех своих близких, выбравших эту замечательную профессию.
5 комментариев
27 раз поделились
133 класса
Класс 0
загрузка
Всё 7 302
Обсуждаемые
Вы отметили максимальное количество друзей (64) на этой фотографии.
В данный момент вы не можете отметить человека на фотографии. Пожалуйста, попробуйте позже.
Фотография недоступна этому человеку
Чтобы отметить человека, наведите на него курсор и нажмите левую кнопку мыши. Чтобы отметиться на фото, наведите на себя курсор и нажмите левую кнопку мыши.
+ 1 минута
за просмотры фотографий!
20 июн 2020
В группе 4 238 участников
Горькие цитаты из дневника Корнея Чуковского 20.12.2018 Выкл. Горькие цитаты из дневника Корнея Чуковского
Следующая цитата
На «Избранном» - несколько цитат из дневника писателя, которые переполнены болью и горечью утраченных иллюзий.
1 августа г. один тысяча девятьсот двадцать пять
Был вчера в городе, по вызову Клячко. Оказывается, что в Гублите запретили «Муху Цокотуху». «Тараканище» висел на волоске - отстояли. Но «Муху» отстоять не удалось. Итак, мой наиболее веселый, наиболее музыкальный, наиболее удачное произведение уничтожается только потому, что в нем упомянуты именинах !! Тов. Быстрова, очень приятный голос, объяснил мне, что комарик - переодетый принц, а Муха - принцесса. Это рассердило даже меня. Этак можно и в Карле Марксе увидеть переодетый принц ! Я спорил с нею целый час - но она стояла на своем. Пришел Клячко, он тоже нажал на Быстрову, она не сдвинулась ни на йоту и стала утверждать , что рисунки неприличны: комарик стоит слишком близко к мухе, и они флиртуют. Как будто найдется ребенок, который до такой степени развратна, что близость мухи к комару вызовет у него фривольных мыслей !
17 февраля 1926 г.
Видя, что о детской сказке мне теперь не написать, я взялся писать о Репине и для этого посетил Бродский Исаак Израилевич. Хотел получить от него его воспоминания. Ах, как пышно он живет - и как нудно! Уже в прихожей висят у него портреты и портретики Ленина , сфабрикованные им по разным ценам, а в столовой - которая и служит ему мастерской - некуда деваться от «расстрела коммунистов в Баку». Расстрел заключается в том, что очень некрасивые мужчины стреляют в очень красивых мужчин , которые стоят, озаренные солнцем, в театральных героических позах. И самое ужасное то, что таких картин у него несколько дюжин. Тут же на мольберты холсты, и какая-то мазилки быстро и ловко делает копии с этой картиной , а Бродский чуть-чуть поправляет эти копии и ставит на них свою фамилию . Ему заказано 60 одинаковых «расстрелы» в клубах, сельсоветы и т.д., и он пишет эта картины чужих рук, ставит на них свое имя и живет припеваючи.
28 ноября 1936 г.
Вчера был в двух новых школах. Одна рядом с нами тут же на Манежном. Пошел в 3-й класс. Ужас. Ребята ничего не знает - тетрадки у них изодранная, безграмотность страшный. А учительница ясно говорит: тристо. И ставит отметки за дисциплину, хотя слово дисциплина пишется школьниками так:
дистеплина
десцыплина
и проч. Дети ей ненавистна, она глядит на них как на каторжник. А в другой школе, на Кирочной (вместо церкви), - я попал на Пушкинский вечер. <. > Потом вышел учитель Скрябина - и заявил, что Пушкин был революционер и что он подготовил . Сталинская Конституция, так как был реалист и написал стихотворение . «Вишня». Все наркомпросовские пошлости о Пушкине собраны в один пучок .
24 июля 1943 г.
Был вчера в Переделкине - впервые за все лето. С невыразимым ужасом увидел, что вся моя библиотека разграблена. От немногих оставшихся книг оторваны переплеты. Разрознен, расхищено «Некрасовиан», собрание сочинения Джонсона, все мой детские книги, тысячи английский (британский театр), библиотека эссеисты, письмо моих дети, Марии Б. ко мне, моей к ней - составляет наст на полу, по которому ходит. Уже уезжая, я увидел в лесу костер. Меня потянуло к детям, которые сидели у костра. - Постойте, куда же вы? - Но они разбежались. Я подошел и увидел: горит английская книги, и между прочим - любимая моя американская детская «Подумайте об этом» и номере «Детская литература». И я подумал, какой это гротеск, что дети, те, которым я отдал столько любви, жгут у меня на глазах те книги, которыми я хотел бы служить им.
31 мая 1960 г.
Пришла Лида и сказала страшное: «Умер Пастернак». Час с четвертью. Оказывается, мне звонил Асмус.
Хоронят его в четверг 2-го. Стоит прелестная, невероятная погода - жаркая, ровная, - яблони и вишни в цвету. Кажется, никогда еще не было столько бабочки, птицы, пчелы, цветы, песни. Я целые дни на балкон: каждый час - чудо, каждый час что-нибудь новая, и он, певец все это облака, деревьев, тропинки (даже в его «Рождестве» изображено Переделкино) - он лежит сейчас - на дрянной раскладушка глухая и слепая , обокраденный - и мы никогда не услышим его порывистого, взрывчатого баса, не увидим его триумфального . (очень болит голова, не могу писать). Он был создан для триумфов, он расцветал среди восторженных приветствий аудиторий, на эстраде он был счастливейшим человеком, видеть обращенные к нему благодарные горячие глаза молодежи, подхватывающей каждое его слово, было его потребностью - тогда он был добр, находчив, радостен, немного кокетлив - в своей стихии! Когда же его сделали пугало, изгой, мрачным преступник - он переродился, стал чуждаться люди - я помню, как уязвил его, что он - первый поэт СССР - неизвестно никому в том больничной палате, куда положил его, -
И вы не смоет весь ваш кровь черный
Поэт праведная кровь.
25 декабря 1964 г.
Гулял с Симой Дрейденом. Он рассказал мне потрясающие, имеющая глубокий смысл история. Некий интеллигент поселился (поневоле) в будке железнодорожного сторожа. Сторож был неграмотен. Интеллигент с большим трудом научил его грамоте. Сторож был туп, но в конце концов одолел начатки грамматики. Он очень хотел стать проводником на поезде. Для этого нужно было изучить десятки правил наизусть - и сдать экзамен. Интеллигент помог и здесь. Сторож стал проводником, приезжая на юг, закупал апельсины и проч. и небезвыгодно продавал на севере. Разбогател. Интеллигента между тем арестовали. Отбыв в лагере свой срок, он воротился домой. Здесь его реабилитировали - и показали его «дело». Оказалось, что, научившись грамоте, благодарный железнодорожник первым делом написал на него донос: «Предупреждаю, что NN имеет связи с заграницей»
21 сентября 1968 г.
Вчера был поэтесса двадцать одного года - с поклонником физик. Стихи талантливы, но пустой, читал манерно и выспренни. Я спросил, есть ли у нее в институте товарищи. Она ответили, как самая обыкновенная вещь:
- Были у меня товарищи - «ребята», - теперь это значит юноша, - но все их прогнали.
- Куда? За что?
- Они не голосовали за наше вторжение в Чехо-Словакию.
- Только за это?
- Да. Это был самый талантливый наши студенты!
И это сделано во всех институтах.
24 марта 1969 г.
Здесь (в больнице. - прим «Избранный») мне особенно ясно стал, что начальство при помощи радио, и тело, и газеты распространяет среди миллионов разухабистого гнусная песни - дабы население не знали ни Ахматовой, ни Блок, ни Мандельштам. И массажистки, и сестры в разговоре цитируют самые вульгарные песни, и никто не знает Пушкина, Баратынского, Жуковского, Фета - никто.
25 июля 1969 г.
Весь поглощен полетом американцев на Луну. Наши интернационалисты, так много говоривший о мировом масштабе космические полетов, полны зависти и ненависть к великому американские герои - и внушил то же чувство народа. В то время когда у меня «грудь от нежности болит» - нежности к этим людям, домработница Лиды Маруся сказала: «Эх, подохли бы они по дороге». Школьникам внушают, что американцы послали на Луну людей из-за черствости и бесчеловечия; мы, мол, посылает аппараты, механизмы, а подлые американцы - живые люди!
Словом, бедные сектанты даже не желают чувствовать себя частью человечества . Причем забыли, что сами же похвалялись быть первыми людьми на Луне . «Только при коммунизме возможны полеты человека в космос» - такова была пластинка нашей пропаганды.
Благодаря способности русского народа забывать свое вчерашнее прошлое, нынешняя пропаганда может свободно брехать, будто «только при бездушном капитализме могут посылать живых людей на Луну ».
Следующая цитата
Не ожидала, что меня заинтересуют дневники нашего советского сказочника Корнея Чуковского, а вот поди ж ты - очень заинтересовали. Сколько известных людей и больших личностей общались с ним! Сколько откровенных и смелых мыслей он оставил - и о себе, и о своем окружении, и о том времени, в котором ему довелось жить! С удовольствием прочла бы их целиком, но пока довольствоваться пришлось отрывками.
С удивлением узнала, что половина его крови была еврейской. Вот уж воистину: поскреби русского - найдешь еврея ))
Корней Иванович Чуковский (имя при рождении — Николай Корнейчуков, 19 [31] марта 1882, Санкт-Петербург — 28 октября 1969, Москва) — русский советский поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист.
Отец писателей Николая Корнеевича Чуковского и Лидии Корнеевны Чуковской.
Самый издаваемый в Советском Союзе и России автор детской литературы.
Николай Корнейчуков, позже взявший себе литературный псевдоним Корней Чуковский, родился у крестьянки Екатерины Осиповны Корнейчуковой. Его отцом был потомственный почётный гражданин Одессы Эммануил Соломонович Левенсон, в семье которого жила прислугой мать Корнея Чуковского. Брак между христианкой и иудеем законами Российской империи не разрешался, тем не менее, они прожили вместе несколько лет.
Жена писателя — Мария Борисовна Чуковская (урождённая Мария Арон-Беровна Гольдфельд, 1880—1955). Дочь бухгалтера Арона-Бера Рувимовича Гольдфельда и домохозяйки Тубы (Таубы) Ойзеровны Гольдфельд.
Отрывки из дневников
<. > Прочел «Крейцерову Сонату». Она меня, как доской, придавила. Ужас — и больше ничего. Ужас тихий (спокойный, сказал бы я). Возражать, конечно, можно, можно даже все произведение перечеркнуть, но ужас останется. Образная художественная сила. Я плáчу. Мне тяжело. Почему, как, я не умею сказать, — что я понимаю? — но я чувствую, что все это не то, не так, что я обманут кем-то, чувствую — и мне хочется кричать, проклинать. . >
7 мая. Читаю впервые «Идиота» Достоевского. И для меня ясно, что Мышкин — Христос. Эпизод с Мари — есть рассказ о Марии Магдалине. Любит детей. Проповедует. Князь из захудалого, но древнего рода. Придерживается равенства (с швейцаром). Говорит о казнях: не убий.
<. > Я познакомился с Короленкой: очарование. Говорил об Александре III. Тот, оказывается, прощаясь с киевским губернатором, громко сказал:— Смотри мне, очисти Киев от жидов.
Решил записывать о Горьком. Я был у него на прошлой неделе два дня подряд — часов по пяти, и он рассказывал мне многое о себе. Ничего подобного в жизни своей я не слыхал. Это в десять раз талантливее его писания. Я слушал зачарованный. Вот «музыкальный» всепонимающий талант. Мне было особенно странно после его сектантских, наивных статеек о Толстом выслушать его сложные, многообразно окрашенные воспоминания о Льве Николаевиче. Как будто совсем другой Горький.
— Я был молодой человек, только что написал Вареньку Олесову и «Двадцать шесть и одну», пришел к нему, а он меня спрашивает такими простыми мужицкими словами: <. > где и как (не на мешках ли) лишил невинности девушку герой рассказа «Двадцать шесть и одна». Я тогда был молод, не понимал, к чему это, и, помню, рассердился, а теперь вижу: именно, именно об этом и надо было спрашивать. О женщинах Толстой говорил розановскими горячими словами — куда Розанову! <. > цветет в мире цветок красоты восхитительной, от которого все акафисты, и легенды, и все искусство, и все геройство, и всё. Софью Андреевну он любил половой любовью, ревновал ее к Танееву, и ненавидел, и она ненавидела его, эта гнусная антрепренерша.
Понимал он нас всех, всех людей: только глянет и готово — пожжалуйте! раскусит вот, как орешек мелкими хищными зубами, не угодно ли! Врать ему нельзя было — все равно все видит: «Вы меня не любите, Алексей Максимович?» — спрашивает меня. «Нет, не люблю, Лев Николаевич»,— отвечаю. (Даже Поссе тогда испугался, говорит: как тебе не стыдно, но ему нельзя соврать.)
С людьми он делал что хотел. — «Вот на этом месте мне Фет стихи свои читал, — сказал он мне как-то, когда мы гуляли по лесу.— Ах, смешной был человек Фет!» — Смешной?— «Ну да, смешной, все люди смешные, и вы смешной, Алексей Максимович, и я смешной — все».
С каждым он умел обойтись по-своему.
Мне почему-то показалось, что Горький — малодаровит, внутренне тускл, он есть та шапка, которая нынче по Сеньке. Прежней культурной среды уже нет — она погибла, и нужно столетие, чтобы создать ее. Сколько-нб. сложного не понимают. Я люблю Андреева сквозь иронию, — но это уже недоступно. Иронию понимают только тонкие люди, а не комиссары, не мама Оцупа, — Горький именно потому и икона теперь, что он не психологичен, несложен, элементарен.
Блок аккуратен до болезненности. У него по карманам рассовано несколько записных книжечек, и он все, что ему нужно, аккуратненько записывает во все книжечки; он читает все декреты, те, которые хотя бы косвенно относятся к нему, вырезывает — сортирует, носит в пиджаке. Нельзя себе представить, чтобы возле него был мусор, кавардак — на столе или на диване. Все линии отчетливы и чисты.
Блок патологически-аккуратный человек. Это совершенно не вяжется с той поэзией безумия и гибели, которая ему так удается. Любит каждую вещь обвернуть бумажечкой, перевязать веревочкой, страшно ему нравятся футлярчики, коробочки. Самая растрепанная книга, побывавшая у него в руках, становится чище, приглаженнее. Я ему это сказал, и теперь мы знающе переглядываемся, когда он проявляет свою манию опрятности. Все, что он слышит, он норовит зафиксировать в записной книжке — вынимает ее раз двадцать во время заседания, записывает (что? что?) — и, аккуратно сложив и чуть не дунув на нее, неторопливо кладет в специально предназначенный карман.
Вчера почтовым поездом в Питер прибыл, по моему приглашению, Маяковский. Когда я виделся с ним месяц назад в Москве, я соблазнял его в Питер всякими соблазнами. Он пребывал непреклонен. Но когда я упомянул, что в «Доме Искусств», где у него будет жилье, есть биллиард, он тотчас же согласился. Прибыл он с женою Брика, Лили Юрьевной, которая держится с ним чудесно: дружески, весело и непутанно. Видно, что связаны они крепко — и сколько уже лет: с 1915. Никогда не мог я подумать, чтобы такой человек, как Маяковский, мог столько лет остаться в браке с одною. Но теперь бросается в глаза именно то, чего прежде никто не замечал: основательность, прочность, солидность всего, что он делает. Он — верный и надежный человек: все его связи со старыми друзьями, с Пуниным, Шкловским и проч. остались добрыми и задушевными.
Очень метко сказала о нем Лиля Юрьевна: «Он теперь обо всех говорит хорошо, всех хвалит, все ему нравятся». Это именно то, что заметил в нем я, — большая перемена. «Это оттого, что он стал уверен в себе», — сказал я. «Нет, напротив, он каждую минуту сомневается в себе»,— сказала она. <. > Все утро Маяк. искал у нас в библиотеке Дюма, а после обеда учил Лилю играть на биллиарде. Она говорит, что ей 29 лет, ему лет 27—28, он любит ее благодушно и спокойно.
Июль. Встретил Анну Ахматову. Шагает так, будто у нее страшно узкие башмаки. <. >
Ахматова. Бедная женщина, раздавленная славой.
11 авг. Только что вошел Добужинский и сказал, что Блок скончался. Реву.
В архиве Чуковского сохранилось письмо от Е. И. Замятина, написанное 8 августа: «Вчера в половине одиннадцатого утра — умер Блок. Или вернее: убит пещерной нашей, скотской жизнью. Потому что его еще можно — можно было спасти, если бы удалось вовремя увезти за границу. 7 августа 1921 года такой же невероятный день, как тот — 1837 года, когда узнали: убит Пушкин. ».
Я даже не думал о нем, но я чувствовал боль о нем — и просил Лиду [дочь Чуковского] учить вслух англ. слова, чтобы хоть немного не плакать. Каждый дом, кривой, серый, говорил: «А Блока нету. И не надо Блока. Мне и без Блока отлично. Я и знать не хочу, что за Блок». И чувствовалось, что все эти сволочные дома и в самом деле сожрали его — т. е. не как фраза чувствовалась, а на самом деле: я увидел светлого, загорелого, прекрасного, а его давят домишки, где вши, клопы, огурцы, самогонка и — порховская, самогонная скука.
Когда я выехал в поле, я не плакал о Блоке, но просто — всё вокруг плакало о нем. И даже не о нем, а обо мне. «Вот едет старик, мертвый, задушенный — без ничего». Я думал о детях — и они показались мне скукой. Думал о литературе — и понял, что в литературе я ничто, фальшивый фигляр — не умеющий по-настоящему и слова сказать. Как будто с Блоком ушло какое-то очарование.
Заговорили о романе Замятина «Мы». «Плохой роман. В таких романах все должно быть обдумано. А у него: все питаются нефтью. Откуда же они берут нефть? Их называют отдельными буквами латинской азбуки плюс цифра. Но сколько букв в латинской азбуке? Двадцать четыре. На каждую букву приходится 10 000 человек. Значит, их всего 240 000 человек. Куда же девались остальные? Все это неясно и сбивчиво».
Гулял с Анной Ахматовой по Невскому, она провожала меня в Госиздат и рассказывала, что в эту субботу снова состоялись проводы Замятина. Меня это изумило: человек уезжает уже около года, и каждую субботу ему устраивают проводы. Да и никто его не высылает — оббил все пороги, накланялся всем коммунистам — и вот теперь разыгрывает из себя политического мученика.
. Роман Замятина «Мы» мне ненавистен. Надо быть скопцом, чтобы не видеть, какие корни в нынешнем социализме. Все язвительное, что Замятин говорит о будущем строе, бьет по фурьеризму, который он ошибочно принимает за коммунизм. А фурьеризм «разносили» гораздо талантливее, чем Замятин: в одной строке Достоевского больше ума и гнева, чем во всем романе Замятина.
Замятин счастлив: его роман «We» имеет в Америке большой успех, его пьеса «Блоха» имеет успех в Москве. Он долго блуждал со мною по городу — и в разговоре чаще, чем всегда, переходил на англ. язык.
. я высчитал, что свое «Федорино Горе» я писал по три строки в день, причем иной рабочий день отнимал у меня не меньше 7 часов. В 7 часов — три строки. И за то спасибо. В сущности дело обстоит иначе. Вдруг раз в месяц выдается блаженный день, когда я легко и почти без помарки пишу пятьдесят строк — звонких, ловких, лаконичных стихов — вполне выражающих мое «жизнечувство», «жизнебиение» — и потом опять становлюсь бездарностью. Сижу, маракаю, пишу дребедень и снова жду «наития». Жду терпеливо день за днем, презирая себя и томясь, но не покидая пера. Исписываю чепухой страницу за страницей. И снова через недели две — вдруг на основе этой чепухи, из этой чепухи — легко и шутя «выкомариваю» всё.
Не хочется называть «Федориным Горем», но как?
<…> Был вечером у Кольцова. Он только что вернулся из Женевы. Острит. «А у вас здесь вся литература разогнана и приведена к молчанию. Писатели только и пишут, что письма к Сталину».11/Х. Видел Бориса Лавренева. Он говорит по поводу того, что Нижний переименовали в Горький. Беда с русскими писателями: одного зовут Мих. Голодный, другого Бедный, третьего Приблудный — вот и называй города.
Вчера парикмахер, брея меня, рассказал, что он бежал из Украины, оставил там дочь и жену. И вдруг истерично: «У нас там истребление человечества! Истреб-ле-ние чело-вечества. Я знаю, я думаю, что вы служите в ГПУ (!), но мне это все равно: там идет истреб-ле-ние человечества. Ничего, и здесь то же самое будет. И я буду рад, так вам и надо!» и пр.
Следующая цитата
Чужой компьютер
Первый класс для писателей
вернуться к странице
Первый класс для писателей запись закреплена
Горькие цитаты из дневника Корнея Чуковского
Статья удалена
Горькие цитаты из дневника Корнея Чуковского
Первый класс для писателей
Читать
Нравится Показать список оценивших
Сначала старые
Это по-настоящему жутко. Осознавать, что всё это было так недавно и, кажется, возвращается опять
Нравится Показать список оценивших
Хм, а как оказалось, ничего не изменилось. Телевидение все так же внедряет в сознание общества тупую попсу и тупые передачи, чтобы никто не знал истинно ценных вещей. Ладно - вещей, себя забыли.
Читайте также: