Дзен и искусство стрельбы из лука цитаты

Обновлено: 21.11.2024

цитаты, высказывания, изречения, золотые фразы, мудрые мысли

Золотая фраза

Постарайся постигнуть, что такое любовь.

Ричард Бах

Писатель:

Дзен и искусство стрельбы из лука

Из книги тщательно отобрано и опубликовано 1 фраз, цитат, афоризмов.

Деятельность и духовность

Твои стрелы не попадают в цель, - заметил мастер, - потому что они недалеко летят духовно.

Поиск

Ваши твиты, лайки и плюсики помогают развиваться нашему сайту!

Спасибо, уважаемый посетитель!

Всего

на сайте опубликовано

10 860 афоризмов, цитат

на 1142 темы

из 675 книг

1440 авторов

Последнее обновление:
05 марта 2021

Рекомендуем!

Новые авторы

Афористы, которые недавно прислали свои подборки на сайт "Новые современные афоризмы":

Сейчас ведется пополнение их авторских разделов.

Наш блог

Подпишись!


Наши паблик-страницы:

Основные метки:

Взаимоотношения (1193) Время (382) Глупость (389) Деятельность (525) Жизнь (446) Жизнь и смерть (378) Информация (609) Искусство (260) Качества (616) Личность (321) Любовь (560) Мотивация (342) Мужчины и женщины (729) Общение (527) Общественное устройство (761) Перефразировано (274) Разум (432) Религия (298) Счастье и несчастье (667) Творчество (327) Украинский (268) Философия (490) Человек (976) Человек и мир (394)

Последние комментарии:

    3 года 2 месяца назад 3 года 4 месяца назад
  • Великий Человек. R.I.P. 3 года 6 месяцев назад 3 года 7 месяцев назад 3 года 10 месяцев назад 3 года 10 месяцев назад 4 года 3 месяца назад

Награда сайту!


Новые современные афоризмы © Все права защищены. 2002 – 2021

Мировая сокровищница афористики: лучшие афоризмы, цитаты из современной литературы, мудрые мысли, интересные фразы, умные высказывания, изречения, "золотые россыпи", изюминки изящной словесности, мудрость веков, нестандартные парадоксы.
Выразительно и лаконично!

Следующая цитата

Попав в 1924 г. в Токийский университет в качестве преподавателя философии, Херригель, всегда интересовавшийся мистицизмом, возжелал приобщиться к "тайному учению" дзен. Японцы сказали – не европейское это дело, но, в конце концов, все-таки пошли немцу навстречу и предложили начать изучать какое-нибудь японское искусство, связанное с дзен. Херригель выбрал стрельбу из лука. Занимался несколько лет, попутно окольными путями вникая в дзен.

Сейчас, правда, считается, что Херригель опосредованно постигал даже и не дзэн, а эксклюзивный метод конкретного учителя-лучника (Ава Кендзо), не имевший к дзен прямого отношения. Да и в целом постигнутое Ойгеном, его инсайты по нынешним временам могут казаться поверхностными и формальными, но этой первобытностью первопроходца и интересны.

Короче, от физики к лирике. Ниже, как и обычно с важными для меня книжками, избранные цитаты из разных мест книги, по возможности связанные мною логически, – про жизнь, про действие, про самость, про искусство, про мастеров и художников. Книгу перечитывал за последние годы раз пять, а такие цитирования – способ наконец-то "разобраться" с материалом, подытожить, законспектировав. So:

Настоящее искусство не имеет ни цели, ни намерения


Смысл действия ни при каких обстоятельствах не может заключаться в достижении лишь внешней цели, самое главное должно осуществляться в самом человеке.

Цель восточных искусств – не прикладная и не эстетическая, но достижение гармонии между сознанием и бессознательным. Умение превосходит технику, становясь безыскусным искусством, исходящим из бессознательного. Из интуиции, праджня-интуиции – интуиции трансцендентальной мудрости.

Любое истинное произведение искусства рождается только в состоянии полной бессамостности, когда деятель уже не может более пребывать "самим собой". Существует только дух, вид бдительной внимательности, которая проявляется в отсутствии самости и безгранично пронизывает все дали и глубины "глазами, которые слышат, и ушами, которые видят".

Человек, художник, произведение — это все одно. Внутреннее творение не исходит от художника, как внешнее, его нельзя сделать, потому что им можно только быть, оно исходит из глубин, о которых день не знает ничего.

Человеку дзен не нужны холст, кисти и краски, хотя он художник; не нужны лук, стрела и мишень, чтобы осуществить выстрел. У него есть тело и голова. Это инструменты, которые важны как форма его проявления. Его руки и ноги — кисти, а вселенная — холст, на котором он рисует свою жизнь семьдесят, восемьдесят, девяносто лет.

Он как художник — человек духовный, как человек — художник, в сердце которому во всех его деяниях, в созидании и недеянии, в бытии и небытии смотрит Будда.

Мастера ведут себя так, как будто вокруг них никого нет. Сосредоточены, спокойны, забывают о себе, весь процесс кажется им независимым. На деле же их действия обладают столь мощной выразительностью, что зритель воспринимает их как картину

Необходимого духовного настроя художник достигает, если подготовка и созидание, ремесленное и художественное, материальное и идеальное, состояние и предмет плавно перетекают одно в другое. Для этого требуются совершенное владение методами концентрации и погруженность, позволяющая забыть о себе.

Благодаря созерцательному покою, с которым мастер вершит свою работу, появляются определяющие успех его дела расслабленность и уравновешенность всех его сил, собранность и присутствие духа, без которого не получится ни одного истинного произведения искусства. Не имея никаких намерений, он погружен в свое дело, приближается момент, когда его произведение, которое он видит своим внутренним взором, осуществится как бы само по себе.


СТРЕЛЬБА ИЗ ЛУКА

Все следует воспринимать невозмутимо, как будто вы просто незаинтересованный зритель, сторонний наблюдатель, которого происходящее абсолютно не касается. Пусть оно течет мимо. Что бы ни случилось, идите мимо, не обращая внимания, как будто в мире нет ничего более важного и истинного, чем стрельба из лука.

"Что с вами?! — восклицал он. — Вы не должны расстраиваться из-за плохих выстрелов, и это вы уже давно знаете. Добавьте к этому еще и умение не радоваться хорошим выстрелам. Вы должны быть свободны и от радости, и от печали. Должны научиться пребывать в состоянии легкости и душевного равновесия и радоваться так, как будто хорошо выстрелил кто-то другой, а не вы. (Нужно добиваться такого высокого уровня сосредоточения, чтобы стать неподвластным настроениям.) И неустанно упражняйтесь — вы даже представить себе не можете, насколько это важно".

"Вы даже не можете пребывать в состоянии обучения, постоянно не задавая себе вопроса: "Получится ли у меня?" Терпеливо ждите, что будет и как!"

"У вас слишком услужливая воля, это вам мешает. Вам кажется, что если вы чего-то не делаете, то этого и не произойдет".

"Так что же мне делать?" — "Вам следует научиться ждать" (терпеливо и доверчиво ждать, не имея намерений, пока то, что нельзя заставить, созреет и само дастся в руки). — "А как этому научиться?" — "Освободившись от самого себя. Вы должны решительно оставить свое "я". Не должно быть ничего, кроме натягивания тетивы, причем лишенного каких бы то ни было намерений".

"Не размышляйте о том, что делать, не думайте, как это осуществить. Выстрел только тогда бывает гладким, когда он удивляет даже самого стрелка".

Если все зависит от того, насколько человек, забыв о самом себе, стал ненамеренным и подчинил себя процессу, тогда внешнее осуществление должно происходить само собой, для этого не нужно ни направляющего, ни контролирующего ума.

Это состояние, при котором человек не думает ни о чем конкретном, ничего не планирует, ни к чему не стремится, ничего не хочет и не ждет, не целится в определенном направлении, но знает, что, благодаря неизбывной силе, способен на возможное и невозможное, — именно это состояние без намерений и своего "я" мастер называет собственно духовным. Оно действительно заряжено пробуждением духа и поэтому называется "истинным присутствием духа". Дух можно сравнить с водой, которая заполняет пруд, но при этом готова вытечь в любой момент: его неиссякаемая сила может действовать всегда и везде, потому что он свободен; он открыт всему, потому что пуст. Это состояние по сути изначально, и его символ, пустой круг, многое может сказать тому, кто в нем.

"Меня часто занимал такой пример: паук танцует, плетя свою сеть и не зная, что существуют мухи, которые в нее попадают. Муха, беспечно танцующая в лучах солнца, попадает в паутину, не зная, что ей предстоит. Но сквозь них обоих танцует "это", и в его танце внешнее и внутреннее становятся единым. Так и стрелок попадает в мишень, внешне не целясь, — лучше объяснить я не могу".

МАСТЕРА И ОБУЧЕНИЕ

Нет и не может быть пути постижения истины кроме как через собственный опыт.

В отличие от новичка, мастер сдержан, спокоен и скромен, ему чуждо малейшее желание красоваться.

Праздное любопытство не может предъявлять требований.

Решающее значение имеет не красноречие, а то, как человек себя "обустроил".

Как и новичок, мастер не ведает страха, но, в отличие от начинающего, он с каждым днем становится все неустрашимее. За годы непрерывной медитации он узнал, что жизнь и смерть суть одно и то же, ибо это две стороны одной судьбы. Так что теперь ему неведомы боязнь за жизнь и страх смерти.

Он охотно живет (и это очень характерно для дзэн) в этом мире, но в любое время готов уйти из него, не позволяя мыслям о смерти смутить себя. Не случайно самураи сделали своим символом лепесток вишни. Он опадает в лучах утреннего солнца и, весело блестя, падает на землю, — точно так же неустрашимый воин должен уметь оторваться от бытия, беззвучно и внутренне недвижно.

Он доходит до такого уровня неуязвимости и непоколебимости, словно он не существо из плоти и крови. И все, что двигает человеком и лишает покоя, не может его затронуть.

Мастер строг и резок с учениками, он беспощаден, как настоящий враг. Но это жестокость от доброты, и она не зависит от настроения и чувств. Мастер невозмутим и последователен.

(В конце концов) мастер просветит ученика по поводу главного заблуждения — стремления рассматривать себя как центр, который все определяет, настаивать на своем и таким образом нарушать основной закон: не вещи следует приспосабливать к себе, а самому приспосабливаться к ним.

Духовная раскрепощенность (мастера) находит свое отражение и в телесной. Даже чай просветленный пьет не так, как другие. Он пьет так, как будто уже не знает, он — пьющий или он — напиток; пьет, полностью забыв о себе, отринув себя: пьющий един с тем, что он пьет, и то, что он пьет, едино с ним, пьющим, — ни с чем не сравнимая ситуация.

Концентрация для медитации требует умения сосредотачиваться на одном и том же в течение часов, дней, недель.

Эта удивительная наблюдательность развивается благодаря иероглифам; благодаря склонности благоговейно погружаться в окружающий мир, благодаря удивительной любви японца к природе. То, что он наблюдает, проникает в него — он впитывает это в себя. В качестве примера можно привести ритуал любования цветущей сакурой, поведение японца на выставках цветов, при составлении букетов, можно вспомнить, как он созерцает окружающий пейзаж, отдельно стоящие деревья. Особенно тонко он воспринимает животных и людей в движении. Даже император задавался вопросом, какой ногой журавль вступает на первую ступеньку лестницы. Японец придает значение именно незаметным, невольным движениям, которые считает отражением истинного, ненамеренного состояния.

Правильная жизнь подобна воде, которая, принимая форму всего, подчиняется своей собственной форме.

Следующая цитата

E.Херригель
Когда мы обращаемся к стрельбе из лука и другим видам искусства, распространенным в Японии и по всему Дальнему Востоку, прежде всего бросается в глаза то, что занимающиеся ими не преследуют утилитарных целей и не ставят превыше всего эстетическое наслаждение. Подлинное предназначение этих видов искусства в том, чтобы развивать ум человека, а значит, дать человеку возможность соприкоснуться с первичной реальностью. Поэтому на Востоке стрельбой из лука не занимаются исключительно для того, чтобы научиться поражать мишень; люди здесь учатся сражаться на мечах не для того, чтобы сокрушить своего противника; и танцуют тоже не только для того, чтобы уметь выполнять последовательности грациозных движений. Изучающий искусство прежде всего стремится согласовать ум с Бессознательным.
Если человек желает стать настоящим мастером одного из видов искусства, приобретения технических навыков для этого недостаточно. Он должен оставить технику позади и добиться, чтобы его увлечение стало "безыскусным искусством", которое вырастает из Бессознательного.
В приложении к стрельбе из лука это означает, что стрелок и выстрел должны быть не противоположными началами, а единой реальностью. При этом стрелок перестает осознавать себя человеком, который стремится поразить центр стоящей перед ним мишени. Это состояние не-сознательности достигается лишь тогда, когда стрелок, полностью опустошая свое "я", в конце концов избавляется от него и больше не отличает себя от процесса технического совершенствования.
Между тем в состоянии не-сознательности есть нечто совершенно иного порядка, чем все, чего можно достичь в процессе планомерного освоения технической стороны избранного искусства.
Дзэн отличается самым радикальным образом от всех других религиозных, философских и мистических учений в том, что, не теряя контакт с обыденной жизнью, содержит наряду с практичностью и конкретностью нечто выводящее далеко за пределы мирской корыстности и суетности.
Здесь мы вплотную подходим к близости Дзэн и стрельбы из лука, а также других видов восточного искусства, таких как фехтование, составление цветочных композиций, чайная церемония, танец и рисование.
Басо (Ма-цу, ? -- 788) провозгласил, что Дзэн -- это "обыденное сознание", а "обыденное сознание" -- это не больше, чем "сон, если устал, и прием пищи, если проголодался". Стоит нам только начать рассуждать, обдумывать и формулировать свои выводы, как первичная не-сознательность оказывается потерянной, и нами овладевают мысли. Теперь мы едим не тогда, когда проголодались, а спим не тогда, когда устали. При этом стрела улетает, но не летит прямо в центр мишени, а мишень, в свою очередь, не стоит на своем месте.
Человек начинает целиться и при этом теряет всякую надежду поразить мишень без промаха. Все его занятия стрельбой из лука принимают неправильный оборот.
Беспокойство, поселившееся в уме стрелка, проявляет себя во многих отношениях и в самых разных сферах деятельности.
Человек -- это мыслящий тростник, однако его великие дела свершаются не тогда, когда он рассуждает и вычисляет. Вернуться к непосредственности ребенка можно лишь после долгих лет совершенствования в искусстве забывания себя. Достигнув в нем мастерства, человек может мыслить и в то же время не-мыслить. Тогда он мыслит так же, как падают с неба капли дождя, как разбиваются о прибрежные скалы океанские волны, как ночью среди небесных просторов сияют звезды и как пробивается к солнцу зеленая травка, овеваемая свежим весенним ветерком. На самом деле человек и есть этот ливень, этот океан, эти звеэды и эта трава.
На этой стадии "духовного" развития человек становится мастером дзэнского искусства жить. Такому человеку не нужны, как художнику, холсты, кисти и краски; ему также не требуются, как стрелку, лук, стрелы, мишень и другие принадлежности. В распоряжении каждого имеется его тело с головой, руками и ногами. Дзэнская жизнь выражает себя посредством всех этих "инструментов", каждый из которых дает возможность "художнику" уникально проявить себя. Руки и ноги человека становятся кистями, а вся вселенная -- холстом, на котором он изображает свою жизнь в течение семидесяти, восьмидесяти и даже девяноста лет.
Нарисованная таким образом картина называется "историей человеческой жизни".
Хоэн из Госодзэна (? -- 1104) говорит: "Есть человек, который превращает пустоту пространства в лист бумаги, воды океана -- в чернила, а гору Сумэру -- в кисть, а затем вырисовывает этой кистью пять иероглифов со-си-сай-рай-и (1).
Перед таким человеком я расстилаю дзагу (2) и делаю низкий поклон".
Читатель имеет полное право спросить: "Что означает это фантастическое заявление? Почему тот, кто может такое свершить, заслуживает столь высокого уважения?" На подобные вопросы мастер Дзэн может ответить: "Я ем, когда голоден, и сплю, когда устал". Если же он смотрит в этот момент в окно, он может сказать: "Вчера была хорошая погода, а сегодня идет дождь". Однако читатель еще долго может носиться с вопросом: "Куда девался стрелок?" В этой замечательной небольшой книжечке мистер Херригел, немецкий философ, отправившийся в Японию, чтобы заняться стрельбой из лука и открыть для себя секреты Дзэн, увлекательно повествует о своих переживаниях. Познакомившись с его рассказом, западный читатель приблизится к пониманию того, что принято считать странным и непостижимым восточным духовным опытом.
Дайсец Т. Судзуки Ипсвич, Массачусетс, май 1953 1) Буквальный перевод этих пяти китайских иероглифов можно выразить так: "первого патриарха причина для прихода с запада". Эта фраза часто фигурирует в качестве темы мондо. Спросить о причине прихода с запада первого патриарха означает спросить о том, что составляет суть Дзэн. Когда причина прихода понята, Дзэн есть само это физическое тело.
2) Дзагу -- один из предметов, которые носит с собой дзэнский монах. Он представляет собой покрывало, которое монах расстилает перед собой прежде, чем поклониться Будде или учителю. Глава 7 С каждым днем мне все легче удавалось погружаться в спокойное сосредоточенное состояние, как предписывает "Великое Учение" стрельбы из лука. Я научился выполнять все действия, не прилагая для этого усилий, или, если быть более точным, проплывать сквозь последовательность действий, словно во сне. Пока все шло так, как об этом говорил Мастер. Однако я не мог добиться, чтобы концентрация внимания у меня не ослабевала в тот момент, когда вот-вот должен был состояться выстрел. Ожидание в точке наивысшего напряжения было столь утомительным и болезненным, что либо ослабевало напряжение, либо нарушалась моя погруженность в себя, и я непроизвольно сосредоточивал внимание на предстоящим выстреле.
-- Не думай о выстреле! -- говорил Мастер. -- Если будешь думать, он обязательно не удастся.
-- Я ничего не могу с собой поделать, -- отвечал я, -- напряжение становится невыносимым.
-- Ты чувствуешь его только потому, что все еще не отпустил себя. Но это очень просто. Ты можешь научиться тому, как все должно происходить, у обычного бамбукового листа. Под тяжестью снега он сгибается все ниже и ниже. Внезапно снег соскальзывает на землю, хотя листок для этого даже не шевельнулся.
Оставайся, как листок, в состоянии наибольшего напряжения до тех пор, пока выстрел на отпадет от тебя. Так оно на самом деле и случается: когда напряжение достигает апогея, выстрел должен произойти, он рано или поздно отпадает от стрелка подобно тому, как снег соскальзывает с бамбукового листа, даже если стрелок не успевает подумать о нем.
Несмотря на все, что я делал -- или пытался не делать, -- я не мог дождаться, чтобы выстрел "отпал". Как и раньше, всякий раз наступал момент, когда мне приходилось отпускать тетиву преднамерено. Переживать эту повторяющуюся неудачу мне было очень трудно еще и потому, что прошло уже целых три года с тех пор, как я приступил к занятиям. Не скрою, что провел много часов, уныло размышляя о том, оправдана ли с моей стороны потеря времени на занятия, которые, на первый взгляд, не имели не имели ничего общего со всем, что я раньше изучал и переживал. Я снова и снова вспоминал саркастическое замечание одного из моих соотечесвенников, который как-то сказал, что в Японии есть чем поживиться и без этого бедняцкого искусства. И хотя я заставлял себя не думать об этом, мне не казался столь уж абсурдным его вопрос о том, что я собираюсь делать со своим искусством, если мне когда-либо удастся достичь в нем мастерства.
Мастер, должно быть, догадывался о том, что было у меня на уме. Мистер Коматия впоследствии рассказывал мне, что Мастер однажды попытался читать какой-то японский учебник по философии, чтобы как-нибудь поддержать меня с позиции, которая была мне хорошо знакома. Однако вскоре он с перекошенным лицом отложил книгу в сторону и заметил, что ему теперь понятно, почему человек, интересующийся такими вещами, встречает такие большие трудности при изучении стрельбы из лука.
Мы провели летние каникулы в безлюдном месте на берегу моря, где необычайно красивые и спокойные пейзажи навевали грезы. Среди самых необходимых вещей мы не забыли взять с собой луки. День за днем я проводил в упорных занятиях, сосредоточивая внимание на отпускании тетивы. Неконтролируемое отпускание тетивы стало для меня своеобразной <I>idee fixe<D>, которая овладела мной настолько, что я забыл предупреждение Мастера: "Мы не должны практиковать ничего, кроме self-detaching immersion (само-отверженного созерцания; погружения в само-забытие)".
Перебирая в уме все возможности, я пришел к выводу, что моя ошибка не там, где ее увидел Мастер: не в эгоизме и погоне за призрачной целью, а в том, что я слишком сильно сжимаю пальцы правой руки. Чем дольше я ждал выстрела, тем судорожнее я непроизвольно сжимал пальцы. Именно здесь, сказал я себе, у меня есть над чем поработать. Вскоре я нашел простое и очевидное решение. Если после поднятия лука я преднамеренно расслаблял пальцы, через некоторое время наступал момент, когда большой палец, неплотно прижатый к остальным, уступал натяжению тетивы как бы спонтанно. При этом происходил молниеносный выстрел, который, как мне казалось, "соскальзывает, как снег с бамбукового листа". Это открытие подкупило меня своим обманчивым сходством с техникой стрельбы из ружья. Чтобы выстрел из ружья был точным, нужно плавно сгибать указательный палец, пока возрастающее давление на курок не приведет в действие спусковой механизм.
Очень быстро мне удалось убедить себя, что наконец-то я стал на правильный путь. Почти каждый выстрел происходил гладко и неожиданно, по крайней мере мне так казалось. Естественно, я не мог не заметить и обратной стороны своего триумфа: действия правой руки неизбежно приковывали в себе мое сознательное внимание. Однако я утешал себя тем, что новое техническое решение вскоре войдет в привычку и не будет требовать моего сознательного участия. Мне казалось, что настанет день, когда благодаря своему отрытию я смогу отпускать тетиву в момент наивысшего напряжения, не думая о себе и не осознавая своих действий, и тем самым моя вновь обретенная способность одухотворит себя. С каждым днем убеждаясь в своей правоте, я заглушил нараставший во мне протест и не обратил внимания на предостережения своей жены. Я продолжал занятия, испытывая удовлетворение от мыслей о том, что в конце концов сделал важный шаг вперед.
После возвращения мой самый первый выстрел на уроке у Мастера был, как мне показалось, просто блестящим. Тетива вырвалась из моих пальцев мягко и неожиданно. Мастер некоторое время смотрел на меня, а затем, как человек, который не верит своим глазам, нерешительно произнес: "Еще раз, пожалуйста".
Мой второй выстрел показался мне даже лучшим, чем первый. Не сказав ни слова, Мастер подошел ко мне, взял лук из моих рук и сел на свою подушечку спиной ко мне. Я знал, что это значит, и удалился.
На следующий день мистер Коматия поставил меня в известность, что Мастер отказывается заниматься со мной дальше, потому что я попытался обмануть его.
Очень раздосадованный тем, как было понято мое поведение, я объяснил мистеру Коматие, что изобрел этот метод отпускания тетивы, потому что стремился поскорее добиться успеха. После того, как мистер Коматия походатайствовал за меня, Мастер согласился продолжить со мной занятия при условии, что я пообещаю никогда впредь не оскорблять дух "Великого Учения".
Не знаю, что меня тогда исцелило, глубокое раскаяние или поведение Мастера.
Впоследствии он ни разу ни одним словом не упомянул этот инцидент, а только спокойно сказал: -- Вот видишь, что получается, когда человек не может бесцельно ждать в состоянии наивысшего напряжения. Ты никогда не научишься делать это, если будешь постоянно спрашивать себя: "Смогу ли я бесцельно ждать?" Просто наберись терпением и наблюдай, что проиходит -- и как оно происходит! Я напомнил Мастеру, что нахожусь в Японии уже четвертый год, и что срок моего пребывания в этой стране ограничен.
-- Путь в цели не может быть измерен! Причем здесь недели, месяцы, годы? -- А что, если мне придется прервать занятия на полпути? -- спросил я.
-- Если ты по-настоящему перерастешь свой эгоизм, ты сможешь прервать занятия в любой момент. А пока продолжай заниматься.
И вот мы начали все с самого начала, будто то, чему я уже научился, было мне совсем не нужно. Однако ожидание в точке наибольшего напряжения было для меня таким же неудачным, как и раньше. Создавалось впечатление, что я никогда не смогу выйти из этого затруднительного положения.
-- Как может выстрел произойти, если "я" не отпускаю тетиву? -- спросил я однажды у Мастера.
-- "Оно" отпускает тетиву, -- ответил он.
-- Я слышал эти слова от вас уже несколько раз. Разрешите мне задать вопрос по-другому. Как я могу, не осознавая себя, ждать выстрела, если "меня" там уже нет? -- "Оно" ждет в состоянии наибольшего напряжения.
-- Кто такой или что такое это "Оно"? -- Как только ты узнаешь это, я тебе больше не понадоблюсь. Если же я объясню тебе словами то, что ты сам еще не пережил, я буду худшим из учителей, который не достоин учить других! Поэтому давай прекратим наш разговор и продолжим занятие.
Проходили недели, но я не делал никаких видимых успехов. В то же время я обнаружил, что отсутвие прогресса нисколечко не волнует меня. Может быть, мне надоело заниматься? Достигну ли я мастерства в искусстве стрельбы из лука, осознаю ли я загадочное "Оно", о котором говорит Мастер, станет ли мне когда-нибудь Дзэн более понятным -- все это вдруг показалось мне столь отдаленным и несущественным, что я полностью перестал беспокоиться. Несколько раз я собирался поведать об этом Мастеру, однако каждый раз, оказавшись перед ним, не мог собраться с духом. К тому же, я был убежден, что не услышу от него ничего, кроме монотонно повторяемых слов: "Не спрашивай, занимайся!" Поэтому я перестал задавать вопросы и перестал бы приходить не занятия, если бы Мастер настоятельно не требовал этого. Так проходил день за днем, я выполнял свою профессиональную работу и даже перестал сожалеть о том, что уже несколько лет бессмысленно прилагаю усилия.
И вот однажды после того, как я выстрелил, Мастер низко поклонился и прервал течение урока восклицанием: -- Вот сейчас выстрелило "Оно"! Я с недоумением уставился на него. Когда до меня в конце концов дошел смысл его слов, я не смог удержаться и радостно вскрикнул.
-- То, что я сказал тебе, -- произнес Мастер строгим голосом, -- не похвала, а факт, который не должен тебя касаться. Не думай также, что мой поклон относился к тебе, потому что ты не имеешь никакого отношения к этому выстрелу.
Просто в этот раз ты не осознавал себя и находился в состоянии наивысшего напряжения без всякой цели, поэтому выстрел отвалился от тебя, как с дерева падает созревший плод. А теперь продолжай заниматься так, словно ничего не произошло.
Только по прошествии некоторого времени у меня иногда стали получаться правильные выстрелы, каждый из которых Мастер приветствовал низким поклоном.
Как случалось, что выстрел происходит без моего сознательного участия, и как могло быть, что моя плотно сжатая правая рука вдруг сама по себе разжималась, я не мог понять тогда и не в состоянии объяснить теперь. Факт остается фактом: это происходит, и все остальное при этом не имеет значения. Между тем я, по крайней мере, научился сам отличать правильные выстрелы от неудачных.
Качественное различие между ними столь значительно, что тот, кто хотя бы один раз его почувствовал, впоследствии не забудет его никогда.
Наблюдатель может отличить правильный выстрел от неправильного по тому, что после выстрела правая рука стреляющего отскакивает назад очень плавно, и тело при этом не вздрагивает. И еще, после неудачного выстрела из груди вырывается сдавленных выдох, закоторым не сразу можно сделать следующий вдох. После удачного же выстрела выдох продолжается до конца без усилий, вслед за чем воздух снова медленно заполняет грудь. Сердце при этом продолжает биться ровно и спокойно, и, не теряя полноты внимания, стрелок может без промедления переходить в следующему выстрелу.
Субъективно, с точки зрения самого лучника, правильный выстрел вселяет чувство, что день только что начался. Человек чувствует расположенность к благим действиям и -- что, пожалуй, даже более важно -- в благим не-деяниям.
Блаженное, надо сказать, это состояние. Мастер сказал с едва заметной улыбкой, что тот, кто пребывает в нем, не теряет его до тех пор, пока не осознает его.
Только невозмутимое спокойствие духа может встретить это состояние так, что оно впоследствии не побоится вернуться к человеку.
Лондон 1953

Следующая цитата

Чужой компьютер

"Живое Слово" Nikosho

вернуться к странице

"Живое Слово" Nikosho запись закреплена

Воспроизвести плейлист

"Живое Слово" Nikosho 1 490 прослушиваний обновлён 18 дек 2019

1 490 прослушиваний обновлён 18 дек 2019

"Живое Слово" Nikosho 1 490 прослушиваний обновлён 18 дек 2019

Слушать

Немецкий философ О. Херригель (1884-1955), который работал в Японии и для постижения дзэн осваивал искусство стрельбы из лука, рассказывает о своем собственном опыте. Он знакомит западного читателя со странной и кажущейся недоступной формой восточного мировоззрения…

Читайте также: