А двести рублей не могут спасти отца русской демократии цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Митинг 24 декабря: “ Скажите, а 200 рублей не спасут отца русской демократии?”

Вдруг Остап, не договорив, бросился за каким-то гражданином, шагов через десять настиг его и стал оживленно с ним беседовать.
Потом быстро вернулся и ткнул Ипполита Матвеевича пальцем в бок.
-- Знаете, кто это? -- шепнул он быстро.-- Это "Одесская бубличная артель-Московские баранки", гражданин Кислярский. Идем к нему. Сейчас вы снова, как это ни парадоксально, гигант мысли и отец русской демократии. Не забывайте надувать щеки и шевелить усами. Они, кстати, уже порядочно отросли. Ах, черт возьми! Какой случай! Фортуна! Если я его сейчас не вскрою на пятьсот рублей, плюньте мне в глаза! Идем! Идем!
Действительно, в некотором отдалении от концессионеров стоял молочно-голубой от страха Кислярский в чесучовом костюме и канотье.
-- Вы, кажется, знакомы,-- сказал Остап шепотом,-вот особа, приближенная к императору, гигант мысли и отец русской демократии. Не обращайте внимания на его костюм. Это для конспирации. Везите нас куда-нибудь немедленно. Нам нужно поговорить.
Кислярский, приехавший на Кавказ, чтобы отдохнуть от старгородских потрясений, был совершенно подавлен. Мурлыча какую-то чепуху о застое в бараночно-бубличном деле, Кислярский посадил страшных знакомцев в экипаж с посеребренными спицами и подножкой и повез их к горе Давида. На вершину этой ресторанной горы поднялись по канатной железной дороге. Тифлис в тысячах огней медленно уползал в преисподнюю. Заговорщики поднимались прямо к звездам
Ресторанные столы были расставлены на траве Глухо бубнил кавказский оркестр, и маленькая девочка, под счастливыми взглядами родителей, по собственному почину танцевала между столиками лезгинку.
-- Прикажите чего-нибудь подать,-- втолковывал Бендер.
По приказу опытного Кислярского были поданы вино, зелень и соленый грузинский сыр.
-- И поесть чего-нибудь,-- сказал Остап.-- Если бы вы знали, дорогой господин Кислярский, что нам пришлось перенести с Ипполитом Матвеевичем, вы бы подивились нашему мужеству.
"Опять! -- с отчаянием подумал Кислярский.Опять начинаются мои мученья. И почему я не поехал в Крым? Я же ясно хотел ехать в Крым! И Генриетта советовала!"
Но он безропотно заказал два шашлыка и повернул к Остапу свое услужливое лицо.
-- Так вот,-сказал Остап, оглядываясь по сторонам и понижая голос,-в двух словах. За нами следят уже два месяца, и, вероятно, завтра на конспиративной квартире нас будет ждать засада. Придется отстреливаться,
У Кислярского посеребрились щеки.
-- Мы рады,-- продолжал Остап,-- встретить в этой тревожной обстановке преданного борца за родину.
-- Гм. да!-гордо процедил Ипполит Матвеевич, вспоминая, с каким голодным пылом он танцевал лезгинку невдалеке от Сиони.
-- Да,-шептал Остап.-Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я дам вам парабеллум.
-- Не надо,-твердо сказал Кислярский. В следующую минуту выяснилось, что председатель биржевого комитета не имеет возможности принять участие в завтрашней битве. Он очень сожалеет, но не может. Он не знаком с военным делом. Потому-то его и выбрали председателем биржевого комитета. Он в полном отчаянии, но для спасения жизни отца русской демократии (сам он старый октябрист) готов оказать возможную финансовую помощь.
-- Вы верный друг отечества!-- торжественно сказал Остап, запивая пахучий шашлык сладеньким кипиани.-- Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.
-- Скажите,-спросил Кислярский жалобно,-а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича ногой.
-- Я думаю,--сказал Ипполит Матвеевич,-что торг здесь неуместен!
Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало:
"Браво, Киса, браво, что значит школа!" Кислярский первый раз в жизни услышал голос гиганта мысли. Он так поразился этому обстоятельству, что немедленно передал Остапу пятьсот рублей. Затем он уплатил по счету и, оставив друзей за столиком, удалился по причине головной боли.

Следующая цитата

«Двенадцать стульев».
- Вы верный друг отечества! - торжественно сказал Остап, запивая пахучий шашлык сладеньким кипиани. - Пятьсот рублей могут спасти отца русской демократии.
- Скажите, - спросил Кислярский жалобно, - а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
Могут! И пусть спасут….

О чем то бишь я? Да о том, что деньги спасут кого угодно… В том числе и от армии…

За свою историю человечество опробовало несколько способов комплектования армии, но ни один из них так и не был признан идеальным. Всегда что-то не устраивало. То денег просили слишком много, а их, естественно, не было. То, охочих людей набиралось слишком мало. В общем, этих способов в итоге набралось не больше, чем пальцев на руке, что свидетельствовало лишь о небольших возможностях. Так что, особой фантазии в данном случае места не находилось.
В разные исторические эпохи решались различные задачи, поэтому способы эти претерпевали эволюционное развитие, но в обратную сторону – можно так сказать, от сложного к простому. Деградацией, конечно, это назвать нельзя, но, если мы сейчас критикуем последнюю ступень этого самого развития и ищем плюсы в прошлом, наверное, стоит задуматься.
Длительное время война была уделом лишь избранных, поэтому воинов, как правило, нанимали на определенный период и за деньги. Естественно, что дешево отдаваться на убийственное мероприятие никто не желал, поэтому войска всегда обходились «в копеечку».

****
Ну и зачем, скажете Вы, нам это вражье изобретение? К чему вообще его так подробно рассматривать, если к подданным Российской империи это не имело никакого отношения? Мы, мол, тут «сами с усами».
Ошибаетесь. Имело и притом самое прямое. В течение почти шестидесяти лет, с 1815 по 1874 годы система конскрипции существовала в России, правда на ее ограниченном пространстве – в Царстве Польском.
Так что же нам так может понравиться в конскрипции, что ее можно будет применить в современных условиях?
Наверное, ее демократичность, т.е. возможность добровольно и официально откупиться. И, тем самым, пресечь продажность отдельных должностных лиц (т.е. обуздать коррупцию). Пусть лучше эти деньги поступят в государственный бюджет, нежели в карман какого-то военкома.
Мне могут возразить – а как же равенство перед законом? Давайте не будем ханжами. Мы все давно уже не дети, и прекрасно понимаем, что никакого равенства не существует (его, собственно, никогда и не было). Взносы на содержание вооруженных сил должны распределяться не равномерно, а сообразно возможностям граждан.
Так значит, пятьсот рублей могут спасти «отца русской демократии»? И не только…

Следующая цитата

У Кислярского посеребрились щеки.
- Мы рады, - продолжал Остап, - встретить в этой тревожной обстановке
преданного борца за родину.
- Гм. да! - гордо процедил Ипполит Матвеевич, вспоминая, с каким
голодным пылом он танцевал лезгинку невдалеке от Сиони.
Он набивая рот сыром и зеленью. Он с удовольствием отрыгал винные па-
ры, чтобы продлить наслаждение. Остап метнул на него сердитый взгляд, и
Ипполит Матвеевич подавился зеленой луковкой.
- Да! - шептал Остап. - Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я
дам вам парабеллум.
- Не надо, - твердо сказал Кислярский.
В следующую минуту выяснилось, что председатель биржевого комитета не
имеет возможности принять участие в завтрашней битве. Он очень сожалеет,
но не может. Он незнаком с военным делом. Потому-то его и выбрали пред-
седателем биржевого комитета. Он в полном отчаянии, но для спасения жиз-
ни отца русской демократии (сам он старый октябрист) готов оказать воз-
можную финансовую помощь.
- Вы верный друг отечества! - торжественно сказал Остап, запивая па-
хучий шашлык сладеньким кипиани. - Пятьсот рублей могут спасти отца
русской демократии.
- Скажите, - спросил Кислярский жалобно, - а двести рублей не могут
спасти гиганта мысли?
Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича
ногой.
- Я думаю, - сказал Ипполит Матвеевич, - что торг здесь неуместен!
Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало: "Браво, Киса, бра-
во, что значит школа".
Кислярский первый раз в жизни услышал голос гиганта мысли. Он так по-
разился этому обстоятельству, что немедленно передал Остапу пятьсот руб-
лей. После этого он уплатил по счету и, оставив друзей за столиком, уда-
лился по причине головной боли. Через полчаса он отправил жене в Старго-
род телеграмму: "Еду твоему совету Крым всякий случай готовь корзинку".
Долгие лишения, которые испытал Остап Бендер, требовали немедленной
компенсации. Поэтому в тот же вечер великий комбинатор напился на ресто-
ранной горе до столбняка и чуть не выпал из вагона фуникулера на пути в
гостиницу. На другой день он привел в исполнение давнишнюю свою мечту.
Купил дивный серый в яблоках костюм. В этом костюме было жарко, но он
все-таки ходил в нем, обливаясь потом. Воробьянинову в магазине готового
платья Тифкооперации был куплен белый пикейный костюм и морская фуражка
с золотым клеймом неизвестного яхт-клуба. В этом одеянии Ипполит Матвее-
вич походил на торгового адмирала-любителя. Стан его выпрямился. Походка
сделалась твердой.
- Ах! - говорил Бендер. - Высокий класс! Если б я был женщиной, то
делал бы такому мужественному красавцу, как вы, восемь процентов скидки
с обычной цены. Ах! Ах! В таком виде мы можем вращаться! Вы умеете вра-
щаться, Киса?
- Товарищ Бендер! - твердил Воробьянинов. - Как же будет со стулом?
Нужно разузнать, что с театром!
- Хо-хо! - возразил Остап, танцуя со стулом в большом мавританском
номере гостиницы "Ориент". - Не учите меня жить. Я теперь злой. У меня
есть деньги. Но я великодушен. Даю вам двадцать рублей и три дня на
разграбление города! Я - как Суворов. Грабьте город. Киса! Веселитесь!
И Остап, размахивая бедрами, запел в быстром темпе:

Вечерний звон, вечерний звон,
Как много дум наводит он.*

Друзья беспробудно пьянствовали целую неделю. Адмиральский костюм Во-
робьянинова покрылся разноцветными винными яблоками, а яблоки на костюме
Остапа расплылись и слились в одно большое радужное яблоко.
- Здравствуйте! - сказал на восьмое утро Остап, которому с похмелья
пришло в голову почитать "Зарю Востока". - Слушайте вы, пьянчуга, что
пишут в газетах умные люди! Слушайте!

Театральная хроника
Вчера, 3 сентября, закончив гастроли в Тифлисе, выехал на
гастроли в Ялту Московский театр Колумба. Театр предполагает
пробыть в Крыму до начала зимнего сезона в Москве.

- Ага! Я вам говорил! - сказал Воробьянинов. - Что вы мне говорили? -
окрысился Остап. Однако он был смущен. Эта оплошность была ему очень
неприятна. Вместо того, чтобы закончить курс погони за сокровищами в
Тифлисе, теперь приходилось еще перебрасываться на Крымский полуостров.
Остап сразу взялся за дело. Были куплены билеты в Батум и заказаны места во
втором классе парохода "Пестель", который отходил из Батума на Одессу 7
сентября в 23 часа по московскому времени.
В ночь с десятого на одиннадцатое сентября, когда "Пестель", не захо-
дя в Анапу из-за шторма, повернул в открытое море и взял курс прямо на
Ялту, Ипполиту Матвеевичу, блевавшему весь день и только теперь заснув-
шему, приснился сон.
Ему снилось, что он в адмиральском костюме стоял на балконе своего
старгородского дома и знал, что стоящая внизу толпа ждет от него че-
го-то. Большой подъемный кран опустил к его ногам свинью в черных яблоч-
ках. Пришел дворник Тихон в пиджачном костюме и, ухватив свинью за зад-
ние ноги, сказал:

- Эх, туды его в качель! Разве "Нимфа" кисть дает!
В руках Ипполита Матвеевича очутился кинжал. Им он ударил свинью в
бок, и из большой широкой раны посыпались и заскакали по цементу брилли-
анты. Они прыгали и стучали все громче. И под конец их стук стал невыно-
сим и страшен.

Ипполит Матвеевич проснулся от удара волны об иллюминатор.
К Ялте подошли в штилевую погоду, в изнуряющее солнечное утро. Опра-
вившийся от морской болезни предводитель красовался на носу возле коло-
кола, украшенного литой славянской вязью. Веселая Ялта выстроила вдоль
берега свои крошечные лавочки и рестораны-поплавки. На пристани стояли
экипажики с бархатными сиденьями под полотняными вырезными тентами, ав-
томобили и автобусы "Крымкурсо" и товарищества "Крымский шофер"*. Кир-
пичные девушки вращали развернутые зонтики и махали платками.
Друзья первыми сошли на раскаленную набережную. При виде концессионе-

Следующая цитата

А сегодня предлагаю вспомнить замечательный дуэт Остапа Бендера — великого комбинатора, технического директора концессии и Ипполита Матвеевича Воробьянинова — бывшего предводителя дворянства, работника ЗАГСа в уездном городе N, гиганта мысли, отца русской демократии и особу, приближённая к императору…

Ну что припоминаете, как этот занимательный дуэт занимается поиском бриллиантов мадам Петуховой (тещи Ипполита), которые она спрятала в одном из 12 стульев изящного гарнитура мастера Гамбса, остерегаясь обыска.
Открывается мадам Петухова своему зятю только перед смертью, памятуя о том, что он раньше был ужасным мотом и транжирой и промотал состояние её дочери. Узнав великую тайну ненавистной тещи Ипполит Матвеевич пускается в погоню за бриллиантами, но так как его авантюристские наклонности весьма слабы, впрочем, как и организаторские, он доверяется молодому человеку с шарфом, но без носков по имени Остап Бендер.
С этого момента этих двоих уносит в круговорот событий из поисков, неудач, стараний и головокружительных авантюр…от создания тайного общества "Меча и Орала" до превращения захолустного городишки в шахматную столицу вселенной…

И так сегодня перед нами бессмертные цитаты из замечательного произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», которое было написано в 1927 году.

— Вы не пьете, не курите, девушками не увлекаетесь… Зачем Вам деньги? Вы же не умеете их тратить.

— Пан или пропал. Я выбираю пана, хотя он и явный поляк.

— Хорошо излагает, собака, учитесь.

— Завхоз 2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза.

— Набил бы я тебе рыло, только Заратустра не позволяет.

— Крепитесь! Россия вас не забудет! Заграница нам поможет!

— Обниматься некогда, — сказал он. Прощай любимая. Мы разошлись как в море корабли.

— Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само прийдет.

— Любовь мучит человека. Бык мычит от страсти. Петух не находит себе места. Предводитель дворянства теряет аппетит.

— Скажите, а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
— Я думаю, что торг здесь не уместен!

— Дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих.

— Между тем как одни герои романа были убеждены в том, что время терпит, а другие полагали, что время не ждёт, время шло обычным своим порядком

— Время — которое мы имеем, — это деньги, которых мы не имеем.

— Вам, предводитель, пора уже лечиться электричеством.

— Если хотите, вы можете уйти.
— Тогда я, пожалуй, пойду.
— Но, помните, у нас длинные руки!
— Тогда я, пожалуй, останусь…

— Ваше политическое кредо?
— Всегда!

— Жизнь, господа присяжные заседатели, — это сложная штука, но, господа присяжные заседатели, эта сложная штука открывается просто, как ящик. Надо только уметь его открыть. Кто не умеет, тот пропадает.

— Киса, я хочу вас спросить, как художник — художника: вы рисовать умеете?

— Остапа несло.

— Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.

— Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка.

— Скоро только кошки родятся.

— Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?

— Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это – гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.

— Мусик! Готов гусик?

— Почем опиум для народа?

— Деньги вперед, — заявил монтер, — утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья.
— А может быть, сегодня — стулья, а завтра — деньги? — пытал Остап.

— Запад нам поможет. Крепитесь!

— Заседание продолжается! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

Следующая цитата

В истории создания «Двенадцати стульев», описанной мемуаристами и многократно пересказанной литературоведами, вымысел практически неотделим от фактов, реальность — от мистификации.

Известно, правда, что будущие соавторы, земляки-одесситы, оказались в Москве не позже 1923 года. Поэт и журналист Илья Арнольдович Файнзильберг (1897—1937) взял псевдоним Ильф еще в Одессе, а вот бывший сотрудник одесского уголовного розыска Евгений Петрович Катаев (1903—1942) свой псевдоним — Петров — выбрал, вероятно, сменив профессию. С 1926 года он вместе с Ильфом работал в газете «Гудок», издававшейся Центральным комитетом профессионального союза рабочих железнодорожного транспорта СССР.

В «Гудке» работал и Валентин Петрович Катаев (1897—1986), брат Петрова, друг Ильфа, приехавший в Москву несколько раньше. Он в отличие от брата и друга успел к 1927 году стать литературной знаменитостью: печатал прозу в центральных журналах, пьесу его ставил МХАТ, собрание сочинений готовило к выпуску одно из крупнейших издательств — «Земля и фабрика».

Если верить мемуарным свидетельствам, сюжет романа и саму идею соавторства Ильфу и Петрову предложил Катаев. По его плану работать надлежало втроем: Ильф с Петровым начерно пишут роман, Катаев правит готовые главы «рукою мастера», при этом литературные «негры» не остаются безымянными — на обложку выносятся три фамилии. Обосновывалось предложение довольно убедительно: Катаев очень популярен, его рукописи у издателей нарасхват, тут бы и зарабатывать как можно больше, сюжетов хватает, но преуспевающему прозаику не хватает времени, чтоб реализовать все планы, а брату и другу поддержка не повредит. И вот не позднее сентября 1927 года Ильф с Петровым начинают писать «Двенадцать стульев». Через месяц первая из трех частей романа готова, ее представляют на суд Катаева, однако тот неожиданно отказывается от соавторства, заявив, что «рука мастера» не нужна — сами справились. После чего соавторы по-прежнему пишут вдвоем — днем и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершен, и с января же по июль он публикуется в иллюстрированном ежемесячнике «30 дней».

Так ли все происходило, нет ли — трудно сказать. Ясно только, что при упомянутых сроках вопрос о месте и времени публикации решался если и не до начала работы, то уж во всяком случае задолго до ее завершения. В самом деле, материалы, составившие январский номер, как водится, были загодя прочитаны руководством журнала, подготовлены к типографскому набору, набраны, сверстаны, сданы на проверку редакторам и корректорам, вновь отправлены в типографию и т.п. На подобные процедуры — по тогдашней журнальной технологии — тратилось не менее двух-трех недель. И художнику-иллюстратору, кстати, не менее пары недель нужно было. Да еще и разрешение цензуры надлежало получить, что тоже времени требует. Значит, решение о публикации романа принималось редакцией журнала отнюдь не в январе 1928 года, когда работа над рукописью была завершена, а не позднее октября — ноября 1927 года. Переговоры же, надо полагать, велись еще раньше.

С учетом этих обстоятельств понятно, что подаренным сюжетом вклад Катаева далеко не исчерпывался. В качестве литературной знаменитости брат Петрова и друг Ильфа стал, так сказать, гарантом: без катаевского имени соавторы вряд ли получили бы «кредит доверия», ненаписанный или, как минимум, недописанный роман не попал бы заблаговременно в планы столичного журнала, рукопись не принимали бы там по частям. И не печатали бы роман в таком объеме: все же публикация в семи номерах — случай экстраординарный для иллюстрированного ежемесячника.

Читайте также:

А двести рублей не могут спасти отца русской демократии цитаты

Войти

Митинг 24 декабря: “ Скажите, а 200 рублей не спасут отца русской демократии?”

Следующая цитата

Следующая цитата

Следующая цитата

Следующая цитата