Племянник того дяди что не в шутку занемог
Обновлено: 04.11.2024
Скорее всего, у вас не будет трудностей при прочтении романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» - текст написан на русском языке и почти все слова ясны и понятны. Но вот восприятие отдельных фраз романа у сегодняшнего читателя будет совершенно другое, ежели у читателя XIX века.
Дело в том, что тогда в обиходе были разного рода фразеологизмы, которые сегодняшнему человеку непонятны, а это значит, что и смысл, который изначально закладывал автор может с веками «искривиться».
Возьмём самую первую строфу из романа и порассуждаем над ней:
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог…»
Как вообще понимать это четверостишие? Что значит «честных правил»? Наверное, дядя был добрый и честный человек! Но если дядя занемог, значит заболел, то почему он заставил себя уважать только во время болезни?
В чём тут смысл?
На первый взгляд кажется, что дядя был милейший человек, а по фразе племянника «и лучше выдумать не мог» мы понимаем, что это скорее цинизм. Дядя заболел и пообещал своему племяннику имение, только если тот будет ухаживать за ним. Именно в такой форме он и заставил себя «уважать».
Но главное, что не факт, что дядя был честный и добрый человек.
Дело в том, что фраза «честных правил» широко использовалась в то время. Например, в басне Крылова «Мужик и осёл» сразу говорится:
«Осёл мой самых честных правил».
Пушкин написал первую главу в 1823 году, а басня Крылова написана в 1819. Иван Крылов был с то время очень популярным авторов и вероятнее всего Пушкин применил некую отсылку к его басне. То есть дядя был не честный, а упрямый, так как фразу «честных правил» тогда приписывали упрямцам.
Следующий анекдот
Глава 1.
Мой дядя, самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что дворник вытащить не смог.
Его пример - другим наука.
Вот так вся жизнь - сплошная мука:
Всю жизнь работаешь, сопишь,
И не доешь, и не доспишь;
Уж, кажется, достиг всего ты,
Пора оставить прочь заботы,
Жить в удовольствие начать,
И прибалдеть, и приторчать.
Ан нет! Готовит снова рок
Последний жесткий свой урок.
Итак, ****ец подходит дяде.
Навек прощайте водка, ****и.
И в мысли мрачны погружен,
Лежит на смертном одре он.
А в этот столь печальный час
Летит в карете, весь трясясь,
Ртом жадным к горлышку приник,
Наследник всех его сберкниг
Племянник. Звать его Евгений.
Сам не имея сбережений
В какой-то должности служил
И не умней, чем дядя жил.
Евгения законный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру хапал,
И тратить много не любил,
Но все же как-то раз увлекся,
И что там было, что там нет,
Как говориться, папа спекся
И загудел на десять лет.
А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать и околел.
Мамаша долго не страдала -
Такой уж женщины народ.
- Я не стара еще, - сказала,
- Я жить хочу, ебись все в рот.
И с сим дала от сына ходу,
Уж он один живет два года.
Евгений был воспитан с детства,
Все, что осталось от наследства,
Не тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам,
Он был великий эконом,
Хоть любим мы судить о том,
За что все пьют и там и тут -
Ведь цены все у нас растут.
Любил он тулиться и в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья ему пеняли. Где там!
А член имел как у осла!
Бывало на балу танцуя
Срывал фигуру и бежать -
Его трико давленье ***
Не в силах было удержать.
Дня у него не проходило
Без шума, драки иль беды.
Бывало получал мудило
За баб не раз уже ****ы.
Но и того, что проку было,
Лишь оклемается едва,
И ну совать свой мотовило
Всем, будь то девка иль вдова.
Мы все ****ся понемногу,
И где-нибудь, и с кем-нибудь
Так что поебкой слава богу
У нас немудрено блеснуть,
Но поберечь не вредно семя!
*** к нам одним концом прирос,
Тем паче что в любое время
Так на него повышен спрос.
Но ша. Я кажется зарвался,
Прощения у Вас прошу
И к дяде, что один остался,
Явиться с Вами поспешу.
Ах! Опоздали мы немного -
Старик уже в бозе почил.
Так мир ему и слава богу,
Что завещанье настрочил.
Вот и наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин.
Давайте же мы выйдем тихо,
Пускай останется один.
Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там ****ел про семя?
. Забыл. Ну, все это ***ня.
Не в этом, знаю, бед причина,
И так не только на Руси,
В любой стране о том спроси -
Где баба, там и быть беде.
Шерше ля фам - и мы в ****е.
От бабы ругань, пьянка, драка.
Но лишь ее поставишь раком,
Концом ее перекрестишь,
И все забудешь, все простишь.
Да только член прижмешь к ноге,
И то уже - бель монтоге.
А ежели еще миньет!
А ежели еще. Но нет.
Придет и этому черед,
А нас уже Евгений ждет.
Глава 2.
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в тот же день, без промедлений,
В кусты крестьянку уволок.
И, преуспев там в деле скором,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил: - Красота!
Привычки с детства не имея
Без дела время проводить,
Решил, подумав, наш Евгений
Таков порядок учредить:
Велел всем бабам он собраться,
Переписал их лично сам.
Чтоб было легче разобраться,
Переписал их по часам.
Бывало он еще в постели
Спросонок чешет два яйца,
А у крыльца уж баба в теле
Ждет с нетерпением конца.
В обед еще, и в ужин тоже.
Да кто ж такое стерпит, боже!
Но наш герой, хоть и ослаб,
**** и днем и ночью баб!
В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал.
Но тот такую бабам фору,
Как наш приятель, не давал.
Звался сосед Владимир Ленский.
Столичный был, не деревенский.
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел привет.
Почище баб, похлеще водки,
Не дай нам бог такой находки,
Какую сий лихой орел
В блатной Москве себе обрел.
Он избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной -
Его душа была согрета
Наркотика струей шальной.
Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей богу.
На деревенский небосклон
Явился очень кстати он.
А что Евгений? В эту пору
От ебли тяжкой изнемог,
Лежал один, задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог.
Характер правда не имея
Без дела время провождать,
Нашел другую он затею
И начал крепко выпивать.
О вина, вина, вы давно ли
Служили идолам и мне.
Я подряд нектар, говно ли
И думал, истина в вине.
Ее там не нашел покуда,
Уж сколько выпил, все вотще.
Но пусть не прячется, паскуда,
Найду, коль есть она вообще.
Глава 3.
Евгений с Ленским стали дружны.
В часы зимы свирепой, вьюжной
Тихонько у окна сидят,
Ликеры пьют, за жизнь ****ят.
Но тут Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад,
И уж скорей смотаться рад,
И пьет уже едва-едва.
Послушаем-ка их слова.
- Куда Владимир? Ты уходишь?
- О да Евгений, мне пора.
- Постой, с кем время ты проводишь?
Скажи, ужель нашлась дыра?
- Ты угадал, но только. только.
- Ну шаровые, ну народ!
Все в тихоря. Как звать-то? Ольга?
Что не дает? Как не дает!
Ты знать неверно братец просишь.
Постой! Но ты меня не бросишь
На целый вечер одного,
Не ссы, добъемся своего.
Скажи, там есть еще одна?
Родная Ольгина сестра?!
Ты шутишь? Нет уж
Ты будешь тулить ту, я эту!
Так что? Велеть мне запрягать?
И вот друзья уж рядом мчать.
Но в этот мои друзья
Не получили нихуя,
За исключеньем угощенья,
И рано испросив прощенья,
Летят домой дорогой краткой.
Послушаем-ка их украдкой.
- Ну что у Лариных? - ***ня.
Напрасно поднял ты меня.
****ь там никого не стану,
Тебе ж советую Татьяну.
- Почто так? - Милый друг мой Вова!
Баб понимаешь ты ***во!
Бывало в прежние года
И я драл всех, была б дыра.
С годами гаснет жар в крови,
Теперь ебу лишь по любви.
Владимир сухо отвечал,
И после во весь путь молчал.
Домой приехал, принял дольку,
Ширнулся, сел и загрустил,
В мечтах представив образ Ольги,
Писал стихи и *** дрочил.
Глава 4.
Итак, она звалась Татьяной.
Грудь, ноги, жопа - без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Мужской еще не ведал член
А думаете не хотелось
И ей попробовать конца?
Хотелось так, что аж потелось,
Что аж менялася с лица!
Но в воспитании суровом
Благовоспитана была,
Романы про любовь читала,
Листала их, во сне кончала
И целку свято берегла.
Не спится Тане - враг не дремлет,
Любовный жар ее объемлет.
- Ой, няня, няня не могу я,
Открой окно, зажги свечу.
- Ты что, дитя? - Хочу я ***,
Онегина скорей хочу!
Татьяна рано утром встала,
****у об лавку почесала
И села у окна взирать,
Как Бобик Жучку будет драть.
А Бобик Жучку жарит раком -
Чего бояться им, собакам.
Лишь ветерок в листве шуршит.
А то гляди и он спешит.
И думает в волненьи Таня,
Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях.
Так нам приходиться в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки.
Вот Бобик кончил, с Жучки слез,
И оба побежали в лес.
Татьяна у окна одна
Осталась горьких дум полна.
Глава 5.
А что Онегин? С похмелюги
Рассолу выпив целый жбан,
Нет средства лучше, верьте други,
И курит стоптанный долбан.
О долбаны, бычки, окурки,
Порой вы слаще сигарет.
Мы же не ценим вас, придурки,
Мы ценим вас, когда вас нет.
Во рту говно, курить охота,
В кармане только пятачок,
И вдруг в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.
И крики радости по праву
Со всех сторон уже слышны.
Я честь пою, пою вам славу
Бычки, окурки, долбаны!
Еще кувшин рассола просит
И тут письмо служанка вносит,
Он распечатал, прочитал,
Конец в штанах мгновенно встал,
Татьяну ярко он представил,
И так и сяк ее поставил,
Решил, - Сегодня вечеру
Сию Татьяну отдеру!
День пролетел как миг единый
И вот влюбленный наш идет
Как и условлено в старинный
Тенистый сад. Татьяна ждет.
Минуты две они молчали.
Подумал Женя,- Ну держись!
Он молвил ей,- Вы мне писали?
И рявкнул вдруг, - А ну ложись!
Орех могучий и суровый
Стыдливо ветви наклонил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в пылу была,
И после стонов неизбежных,
Шуршанья платьев белоснежных
Свою невинность пролила.
Ну а невинность эта, братцы
Воистину и смех и грех,
Хотя, коль глубже разобраться,
Нужно разгрызть, чтоб съесть орех.
Но тут меня уж извините,
Орех сих погрыз сколь мог,
Теперь увольте и простите,
Я больше целок не ломок!
Глава 6.
Ну вот, пока мы тут ****ели,
Онегин Таню отдолбал,
И нам придется вместе с ними
Скорее поспешить на бал.
О! Бал давно уже в разгаре,
В гостиной жмутся пара к паре,
И член мужской все напряжен
На баб всех, кроме личных жен.
Но тут и верные супруги,
В отместку брачному кольцу
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.
В гостиной комнате, смотри-ка,
На скатерти зеленой сика.
А за портьерою в углу
Ебут кого-то на полу.
Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной на столы блюют,
Там хлопают бутылок пробки.
Татьяна же после поебки
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.
В сортир спешит Евгений с ходу,
Имел он за собою моду
Усталость ебли душем снять,
Что нам невредно перенять.
К столу уже Онегин мчится.
И надо же беде случится -
Владимир с Ольгой за столом,
И член, естественно, колом.
Онегин к ним походкой чинной,
Целует ручку ей легко.
- Здорово Вова, друг старинный,
Жомен плэй, бокал Клико.
Бутылочку Клико сначала,
Потом "Зубровку", Хванчкару,
И через час уже качало
Друзей как липки на ветру.
А за бутылкою "Особой"
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разъебой,
А Ольгу ссаною дырой.
Хозяйке, той что была рядом,
В ответ сказал, - Пойди поссы!
Попал случайно в Ольгу взглядом
И снять решил с нее трусы.
Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет.
Толпы простыл мгновенно след.
А он, красив, силен и смел
Ее средь рюмок отымел.
Потом зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,
Из дома выполз, крикнул, - Прошка!
и уж сквозь храп, - Домой, болван!
Глава 7.
Метельный вихрь в окне кружится,
В усадьбе светится окно -
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.
Он в голове полухмельной
Был занят мыслею одной,
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган.
- Онегин сука! ****ь! Зараза!
Разъеба! Пидор и говно!
Лишь солнце выйдет, драться сразу!
Дуэль до смерти, решено!
Залупой красной солнце встало,
Во рту с похмелья стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл ****о
И выпил водки двести грамм.
Звонит. Слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
На шею вяжет черный бант.
Дверь настежь, входит секундант.
Не стану приводить слова,
Не дав ему ****ы едва,
Сказал Онегин, что придет.
- У мельницы пусть сука ждет!
Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет шито-крыто.
- Мой секундант. - Сказал Евгений.
- Вот он - мой друг, месье Шартрез.
И вот друзья без промедлений
Становятся между берез.
- Мириться? Нахуй эти штуки,
Наганы взять прошу Вас в руки.
Онегин тихо скинул плед
И молча поднял пистолет.
Он на врага глядит сквозь мушку.
Владимир тоже поднял пушку,
И не куда-нибудь а в глаз
Наводит дуло, пидораз.
Онегина аж в пот пробило.
Мелькнула мысль, - Убьет, мудило!
Ну ничего дружок, дай срок.
И первым свой нажал курок.
Упал Владимир, взгляд уж мутный
Как будто полон сладких грез,
И после паузы минутной
- ****ец. - сказал месье Шартрез.
Следующий анекдот
«Прими собранье пестрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет».
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что дворник вытащить не мог.
Его пример другим наука:
Коль есть меж ног такая штука —
Не тычь её кобыле в зад,
Как дядя — сам не будешь рад.
С утра, как дядя Зорьке вправил —
И тут инфаркт его хватил.
Он состояние оставил:
Всего лишь четверть прокутил.
И сей пример другим наука:
Что жизнь? Не жизнь — сплошная мука,
Всю жизнь работаешь, копишь
И недоешь, и недоспишь,
Уж кажется, достиг всего ты,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать,
И прибалдеть, и приторчать…
Ан нет. Готовит снова рок
Последний жесткий свой урок.
Итак, ****ец приходит дяде.
Навек прощайте, водка, ****и…
И, в мысли мрачны погружён,
Лежит на смертном одре он.
А в этот столь печальный час,
В деревню вихрем к дяде мчась,
Ртом жадным к горлышку приник
Наследник всех его сберкниг,
Племянник. Звать его Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил
И милостями дяди жил.
Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру хапал,
И много тратить не любил,
Но всё же как-то раз увлекся,
Всплыло, что было и что — нет…
Как говорится, папа спёкся
И загремел на десять лет.
А, будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать — и околел.
Мамаша долго не страдала —
Такой уж женщины народ.
«Я не стара ещё,— сказала,—
Я жить хочу! Ебись всё в рот!»
И с тем дала от сына ходу.
Уж он один живет два года.
Евгений был практичен с детства.
Свое мизерное наследство
Не тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам,
Он был глубокий эконом —
То есть умел судить о том,
Зачем все пьют и там, и тут,
Хоть цены все у нас растут.
Любил он тулиться. И в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья к нему взывали — где там!
А член имел, как у осла.
Бывало, на балу, танцуя,
В смущенье должен был бежать:
Его трико давленье ***
Не в силах было удержать.
И ладно, если б всё сходило
Без шума, драки, без беды,
А то ведь получал, мудило,
За баб не раз уже ****ы.
Да только всё без проку было.
Лишь оклемается едва —
И ну пихать свой мотовило
Всем — будь то девка иль вдова.
Мы все ****ся понемногу
И где-нибудь, и как-нибудь,
Так что поёбкой, слава богу,
У нас не запросто блеснуть.
Но поберечь невредно семя —
Член к нам одним концом прирос!
Тем паче, что и в наше время
Так на него повышен спрос.
Но ша. Я, кажется, зарвался.
Прощения у вас прошу
И к дяде, что один остался,
Вернуться с вами поспешу.
Ах, опоздали мы немного —
Старик уже в бозе почил.
Так мир ему! И слава богу,
Что завещанье настрочил.
Вот и наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин…
Давайте же мы выйдем тихо,
Пускай останется один.
Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там ****ил про семя?
Забыл. Но это всё ***ня,
Не в этом зла и бед причина.
От баб страдаем мы, мужчины.
Что в бабах прок? Одна ****а,
Да и ****а не без вреда.
И так не только на Руси:
В любой стране о том спроси —
Где бабы, скажут, быть беде.
Cherchez la femme — ищи в ****е.
Где баба — ругань, пьянка, драка.
Но лишь её поставишь раком,
Концом её перекрестишь —
И всё забудешь, всё простишь,
Да только член прижмёшь к ноге —
И то уже tout le monde est gai.
А ежели ещё минет,
А ежели ещё… Но нет,
Черёд и этому придёт,
А нас теперь Евгений ждёт.
Но тут насмешливый читатель
Возможно, мне вопрос задаст:
«Ты с бабой сам лежал в кровати?
Иль, может быть, ты педераст?
Иль, может, в бабах не везло,
Коль говоришь, что в них всё зло?»
Его без гнева и без страха
Пошлю интеллигентно на ***.
Коль он умён — меня поймет,
А коли глуп — так пусть идёт.
Я сам люблю, к чему скрывать,
С хорошей бабою — в кровать…
Но баба бабой остаётся,
Пускай как бог она ****ся!
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в первый день без рассуждений
В кусты крестьянку поволок,
И, преуспев там в деле скором,
Покойно вылез из куста,
Обвел своё именье взором,
Поссал и молвил: «Красота!»
Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить,
Решил в то время мой Евгений
Такой порядок учредить:
Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,
Чтоб легче было разобраться,
Переписал их по часам…
Бывало, он ещё в постеле
Спросонок чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле
Ждёт с нетерпеньем у крыльца,
В обед — ещё, и в ужин тоже!
Да кто ж такое стерпит, боже!
А мой герой, хоть и ослаб,
**** и днем и ночью баб.
В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал.
Но тот такого бабам дёру,
Как мой приятель, не давал.
Звался сосед Владимир Ленский.
Столичный был, не деревенский,
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел привет.
Похуже баб, похуже водки,
Не дай вам бог такой находки,
Какую сей лихой орёл
В блатной Москве себе обрёл.
Он, избежав разврата света,
Затянут был в разврат иной.
Его душа была согрета
Наркотика струёй шальной.
Ширялся7 Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей-богу,
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.
Ведь мой Онегин в эту пору
От ебли частой изнемог.
Лежал один, задёрнув шторы,
И уж смотреть на баб не мог.
Привычки с детства не имея
Без дел подолгу пребывать,
Нашел другую он затею
И начал крепко выпивать.
Что ж, выпить в меру — худа нету,
Но мой герой был пьян до света,
Из пистолета в туз лупил
И, как верблюд в пустыне, пил.
О, вина, вина! Вы давно ли
Служили идолом и мне.
Я пил подряд — нектар, говно ли
И думал — истина в вине.
Её там не нашел покуда,
И сколько не пил — всё вотще8.
Но пусть не прячется, паскуда!
Найду, коль есть она вообще.
Онегин с Ленским стали други…
В часы свирепой зимней вьюги
Подолгу у огня сидят,
Ликёры пьют, за жизнь ****ят.
Вот раз Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад,
И уж давно смотаться рад,
И пьёт уже едва-едва…
Послушаем-ка их слова:
«Куда, Владимир, ты уходишь?» —
«О да, Евгений, мне пора!» —
«Постой, с кем время ты проводишь?
Скажи, ужель нашлась дыра?» —
«Ты угадал. Но только… только…» —
«Ну, шаровые!9 Ну народ!
Как звать чувиху эту? Ольга?
Что? Не даёт? Как, не даёт?!
Ты, знать, неверно, братец, просишь.
Постой, ведь ты меня не бросишь
На целый вечер одного?
Не ссы! Добьёмся своего!
Скажи, там есть ещё дыра?
Родная Ольгина сестра?!
Сведи меня».— «Ты шутишь».— «Нету!
Ты будешь тулить ту, я — эту!
Так что ж, мне можно собираться?»
И вот друзья уж рядом мчатся.
Но в этот день мои друзья
Не получили ни ***,
За исключеньем угощенья.
И, рано испросив прощенья,
Летят домой дорогой краткой.
Мы их послушаем украдкой:
«Ну, что у Лариных?» — «***ня.
Напрасно поднял ты меня.
****ь там никого не стану,
Тебе ж советую Татьяну».—
«Татьяну? Что так?» — «Друг мой Вова,
Баб понимаешь ты ***во!
Когда-то, в прежние года,
И я драл всех — была б ****а.
С годами гаснет жар в крови,
Теперь ебу лишь по любви».
Владимир сухо отвечал,
И после во весь путь молчал.
Домой приехал, принял дозу,
Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой — *** яростно дрочил.
Меж тем двух ёбарей явленье
У Лариных произвело
На баб такое впечатленье,
Что у сестёр ****у свело.
Итак, она звалась Татьяна…
Грудь, ноги, жопа — без изъяна,
И этих ног счастливый плен
Мужской ещё не ведал член.
А думаете, не хотела
Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела
И изменялася с лица.
И всё же, несмотря на это,
Благовоспитанна была,
Романы про любовь искала,
Читала их, во сне спускала
И целку строго берегла.
…Не спится Тане: враг не дремлет,
Любовный жар её объемлет.
«Ах, няня, няня, не могу я,
Открой окно, зажги свечу…» —
«Ты что, дитя?» — «Хочу я ***,
Онегина скорей хочу!»
Татьяна утром рано встала,
****у об лавку почесала,
И села у окошка сечь10,
Как Бобик Жучку будет влечь.
А Бобик Жучку шпарит раком!
Чего бояться им, собакам —
Лишь ветерок в листве шуршит!
А то, глядишь, и он спешит,
И думает в волненье Таня,
Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях?
Так нам приходится в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки.
Вот Бобик кончил, с Жучки слез
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна ж у окна одна
Осталась, горьких дум полна.
А что ж Онегин? С похмелюги
Рассолу выпил целый жбан —
Нет средства лучшего, о други!
И курит топтаный долбан11.
О, долбаны, бычки, окурки!
Порой вы слаще сигарет!
Мы же не ценим вас, придурки,
Иль ценим вас, когда вас нет.
…Во рту говно, курить охота
А денег — только пятачок,
И вдруг в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.
И крики радости по праву
Из глоток страждущих слышны!
Я честь пою, пою вам славу,
Бычки, окурки, долбаны!
Ещё кувшин рассолу просит,
И тут письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал —
Конец в штанах мгновенно встал
Себя недолго Женя мучил
Раздумьем тягостным. И вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нём заиграла кровь.
В мечтах Татьяну он представил,
И так, и сяк её поставил…
Решил: «Сегодня ввечеру
Сию Татьяну отдеру!»
День пролетел, как миг единый.
И вот Онегин уж идёт,
Как и условлено, в старинный
Тенистый парк. Татьяна ждёт.
Минуты две они молчали…
Подумал Женя: «Ну, держись. »
Он молвил: «Вы ко мне писали».
И гаркнул вдруг: «А ну, ложись!»
Орех, могучий и суровый,
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была.
В шуршанье платьев белоснежных
И после стонов неизбежных
Свою невинность пролила.
Ну, а невинность — это, братцы,
Воистину — и смех, и грех.
Ведь, если глубже разобраться,
Надо разгрызть, чтоб съесть орех.
Но тут меня вы извините —
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите —
Я целок больше не ломок.
Ну вот, пока мы здесь ****или,
Онегин Таню отдолбал,
И нам придётся вместе с ними
Скорее поспешить на бал.
О, бал давно уже в разгаре!
В гостиной жмутся пара к паре,
И член мужчин всё напряжён
На баб всех, кроме личных жён.
Да и примерные супруги
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнёром в бальном круге,
К чужому тянутся концу.
В соседней комнате — смотри-ка!
На скатерти зелёной — сика12,
А за портьерою в углу
Ебут кого-то на полу.
Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной — так уже блюют,
Там хлопают бутылок пробки…
Татьяна же после поёбки
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.
В сортир летит Евгений сходу.
Имел он за собою моду
Усталость ебли душем снять,
Что нам не вредно б перенять.
Затем к столу Евгений мчится,
И надобно ж беде случиться —
Владимир с Ольгой за столом,
И член, естественно, колом.
Он к ним идёт походкой чинной,
Целует руку ей легко.
«Здорово, Вова, друг старинный!
Je vous en prie13, бокал „Клико“!»14
Бутылочку «Клико» сначала,
Потом зубровку15, хванчкару16 —
И через час уже качало
Друзей, как листья на ветру.
А за бутылкою «Особой»17
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разъёбой,
А Ольгу — ссаною дырой.
Владимир, поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу,
Но, бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: «По еблу. »
Хозяину, что бегал рядом,
Сказал: «А ты поди поссы!»
Попал случайно в Ольгу взглядом
И снять решил с неё трусы.
Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет.
Толпы простыл мгновенно след.
А он — красив, могуч и смел
Её меж рюмок отымел.
Затем зеркал побил немножко,
Прожёг сигарою диван,
Из дома вышел, крикнул: «Прошка!»
И уж сквозь храп: «Домой, болван!»
Meтельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно.
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.
Он в голове полухмельной
Был занят мыслию одной
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган18.
«Онегин — сука, ****ь, зараза,
Разъёба, пидоp и говно!
Как солнце выйдет — драться сразу!
Дуэль до смерти! Решено!»
Залупой красной солнце встало.
Во рту с похмелья — стыд и срам…
Онегин встал, раскрыл ****о
И выпил водки двести грамм.
Звонит. Слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
На шею вяжет чёpный бант…
Двеpь настежь — входит секундант.
Не стану приводить слова.
Не дав ему ****ы едва,
Сказал Онегин, что пpидёт,
У мельницы пусть, сука, ждёт!
Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь всё будет шито-кpыто.
«Мой секундант,— сказал Евгений.—
Вот он — мой друг, monsieur Chartreuse»19.
И вот друзья без рассуждений
Становятся между беpёз.
«Миpиться? На *** эти штуки!
Наганы взять прошу я в руки!»
Онегин молча скинул плед
И также поднял пистолет.
Он на врага глядит чрез мушку…
Владимир тоже поднял пушку,
И не куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, пидаpас.
Евгения менжа20 хватила,
Мелькнула мысль: «Убьёт, мудило!
Ну подожди, дружок, дай срок!» —
И первым свой спустил курок.
Упал Владимир. Взгляд уж мутный,
Как будто полон сладких гpёз.
И, после паузы минутной,
«****ец!» — сказал monsieur Chartreuse.
Весна для нас, мужчины, мука.
Будь хром ты, крив или горбат,
Лишь снег сойдёт — и к солнцу штука,
А в яйцах звон. Не звон — набат!
Прекраснейшее время года,
Душа виолою21 поёт,
Преображает нас природа:
У стариков и то встаёт.
Лист клейкий в пальцах разотрите,
Дела забросьте все свои,
Все окна — настежь! Посмотрите —
Ебутся лихо воробьи!
Вокруг неё — прыг-скок, по кругу,
Все перья дыбом, бравый вид!
Догонит милую подругу —
И раком, раком норовит!
Весной, как это всем известно,
Блудить желает каждый скот,
Но краше всех, скажу вам честно,
****ся в это время кот.
О, сколько страсти, сколько муки,
Могучей сколько простоты
Коты поют… И эти звуки
Своим подругам шлют коты…
И в схватке ярой рвут друг друга —
В любви сильнейший только прав!
Лишь для него стоит подруга,
Свой хвост с готовностью задрав.
И он придёт, окровавленный —
То право он добыл в бою!
Покровы прочь! Он под вселенной
Подругу выдерет свою.
Нам аллегории не внове,
Но всё ж скажу, при всём при том,
Пусть не на крыше и без крови,
Но не был кто из нас котом?
И, пусть с натяжкою немножко,
Но в каждой бабе есть и кошка.
Я пересказывать не стану
Вам всех подробностей. Скажу
Лишь только то, что я Татьяну
Одну в деревне нахожу.
А Ольга? Что ж, натуры женской
Не знал один, должно быть, Ленский:
Ведь не прошел ещё и год,
А Ольгу уж другой ****.
Уж Ольгиным другой стал мужем,
Но не о том, друзья, мы тужим,
Знать, так назначено судьбой.
Прощай же, Ольга, бог с тобой.
Затягивает время раны.
Но не утихла боль Татьяны;
Хоть уж не целкою была,
А дать другому не могла.
Онегина давно уж нету —
Бродить пустился он по свету.
По слухам, где-то он в Крыму,
Теперь всё по хую ему.
«Но замуж как-то нужно, всё же,
Не то — на что это похоже?
Ходил тут, девку отодрал,
Дружка убил да и удрал!» —
Твердила мать. И без ответа
Не оставались те слова.
И вот запряжена карета,
И впереди — Москва, Москва…
Дороги! Мать твою налево.
Кошмарный сон, верста к версте…
Ах, Александр Сергеич, где вы.
У нас дороги ещё те.
«Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно»,—
Так ведь писали, помню, вы?
Увы! Вы, видимо, правы.
Писали вы: «…дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают…» —
И на обед дают говно…
Теперь не то уже давно.
Клопы уже не точат стены,
Есть где покушать и попить,
Но цены, Александр Сергеич, цены.
Уж лучше блохи, ****ью быть.
Однако ж сей базар оставим,
И путь к Татьяне свой направим,
Затем, что ветер сладких грёз
Нас далеко уже занёс.
Я рад бы обойтись без мата,
Но дело, видно, ***вато:
Село глухое и — Москва…
У Тани кругом голова.
В деревне новый ёбарь — это
Затменье, буря, конец света.
Здесь ёбарей — как в суке блох:
Кишат, и каждый, бля, неплох!
Ей комплимент за комплиментом
Здесь дарят (мечутся не зря!)
И, ловко пользуясь моментом,
Ебут глазами втихаря.
Один глядит едва, украдкой,
Другой — в открытую, в упор,
Походкой мимо ходит краткой…
В углу давно и гул, и спор:
«Да я б влупил ей, господа!» —
«Нет, чересчур она худа!» —
«Так что же, я худых люблю
И этой, верно уж, влуплю».—
«Нет, эту вам не уломать!» —
«Так что ж, я лгу, ****а мать?!» —
«Посмотрим!» — «Хули там, смотри!» —
«Так что же, господа, пари?
Вы принимаете, корнет?» —
«Я захочу, так и минет
Она возьмёт, чёрт побери!» —
«Так что, пари?» — «Держу пари!» —
«Вы искушаете судьбу!» —
«Через неделю я ебу!» —
«Минет, минет… А если нет?» —
«А если нет — всё отдаю
И целый месяц вас пою!» —
Следующий анекдот
I
Мой дядя самых "честных" грабил,
А как не в шутку занемог,
Мне своё дело он оставил,
Дав обстоятельный урок.
Пусть их пример - другим наука,
Чтоб ни одна бы больше сука,
Паяц, кривляка, бестолочь
Не позволяла себе мочь.
"Какое низкое коварство, -
Он говорил, у нищих брать,
Себя в борделях забавлять;
Кальяном заменять лекарство;
Понятьем подменять закон,
И стул министра мнить как трон.
Так с дел его лихих завеса
Упала разом для меня,
И я - законченный повеса -
Его труд принял на себя.
II
Своих побед, его успехов,
Я здесь не буду разделять,
Ведь всё одно из-под доспехов
Лица героя не видать.
Скажу лишь честно, без утайки,
Чтоб быть главою этой шайки,
Как СМИ нас стали величать,
Пришлось мне голову ломать.
Когда для пущего позора
Мы увели у прокурора
Его новехонький Porshe,
Весь город был. как в негляже:
Ведь вся милиция искала,
Омон зачистки проводил.
Жена шумела, подвывала,
А прокурор всё виски пил.
III
Жене его, судье всевластной
(Как женщине - особе страстной)
Мы уделили долгий час,
Чтоб она помнила о нас.
Её мы дачу на Рублевке
С огромным смаком "обнесли",
А также сыну и золовке
Визит короткий нанесли.
Сынок её работал, кстати,
"Хорошим парнем" в деканате -
Был методистом он простым
С "браслетом" Rolex золотым.
Снимал часы он без желанья,
Ключи от Лексуса в терзанье
Он отдавал с большой тоской,
Грозил сумой нам и тюрьмой.
IV
Потом узнали нас банкиры,
Друзья Владимира, Людмилы.
На их счет был у нас один
Талантливейший гражданин.
Уж он ломал пароли махом,
Но влезла в дело Андромаха:
"Я мужа в эту эпопею, -
Сказала. Отпустить не смею."
Так в нашей доблестной команде
Была пробита ею брешь,
Но свято место, как мы знаем,
Пустым надолго не бывает,
И в банду новый претендент
Прислал нам несколько анкет.
V
В одной он клялся, что он гонщик,
В иной экономистом был,
Так стало ясно: он - погончик.
Привет нарядам голубым!
Ментам от нас досталось знатно,
В особенности тем двоим,
Что подложить безрезультатно
Исе пытались героин.
Их схема до того простая,
Что даже стыдно описать
Доход умножила, играя,
Но рано ль, поздно ль отвечать
За все грехи, за все ошибки
Придется. Счастье очень зыбко.
VI
Итак, любезный мой читатель,
Как мог ты без труда понять,
К нам в стан хотел войти предатель,
Его смогли мы угадать.
Однако время показало,
Ищейки мчатся по пятам
За то, что праведное жало
Разило злых господ и дам.
Добро должно быть с кулаками,
Чтоб равновесье удержать,
Поэтому-то мы с друзьями
У вора стали воровать.
И вопреки досужью мненью
Себе не строили именье
В прибрежной моря полосе,
Но скромно жили, как и все.
Чего украли - то сбывали,
А деньги детям отдавали,
Чтобы у брошенных детей
Не выпирал скелет костей
Из-под натянутых надежд
И ветхих латанных одежд.
VII
Разуй глаза, прочисти уши,
Да не забудь извлечь беруши,
Для избавленья от тоски
Что покупал ты, как носки.
Не слышать проще, понимаю,
Да нет, ничуть не осуждаю,
Ведь сам недавно был таков -
Кидал друзей, не бил врагов.
Мне было как-то "параллельно",
Какой и у кого есть счет.
Я был тем счастлив беспредельно -
Работа есть и стаж идет.
VIII
И вдруг такая перемена,
Я должен дело продолжать.
И сразу же гляди - измена,
Ну как с собою совладать?!
Нервишки сдали. Квартал, новый
И вот за нами по пятам
Всё ходит глупый участковый.
Такой же "глупый" как я сам!
Он в академии учился,
Стажировался в ГРУ,
И почему же он спалился,
Ей-ей, никак я не пойму.
IX
Мы хвост признали, затаились,
И через годик объявились,
Чтоб новый наводить фурор
На высший свет и царский двор.
Но как веревочке ни виться
(мы не могли остановиться)
В один неласковый вечор
Весь свет шептался - пойман вор.
Ох, полицейский расстарался,
Дотошно зачитал права.
По правде, я уж измотался -
Был рад, что кончилась игра.
Теперь один сижу в темнице,
Жду перевозку-колесницу,
Сейчас с мигалкой повезут
К той знойной женщине. Ну, в суд!
Эпилог
Живи красиво, быстро, ярко,
На финише сказали чтоб:
Он только "самых честных" грабил,
У бедняка украсть не мог!
Читайте также: