Зачем сфинкс загадывает загадки
Обновлено: 24.12.2024
Работая со студентами, нет-нет, да и вляпаешься в историю. Дело, понятное дело, неоднозначное - писать за деньги рефераты и дипломы. Но ведь - свобода, творчество, информация, безответственность. Слишком много плюсов и соблазнов. К тому же иногда возникают очень интересные тексты.
Как, например, этот.
Написал я его для юриста, поимевшего потребность во втором высшем образовании - психологическом. Карьеру он делал в крупном хедхантерском агенстве, а зарубежные работодатели очень пристрастно относятся к формальному образованию работников. Так что.
Мужчина был занятой (работу он не прерывал, а учился, как бы, очно), большую часть заданий набирал в письменной форме - рефератами.
Так мы с ним и повязались на три года. Курсовые, диплом особого интереса не представляли: професионально-важные качества, мотивация, статичстиский анализ по программе СПСС. Тоска.
А вот на первом курсе, когда изучались общепсихологические дисциплины. там и вынырнула эта работка по психологии мышления.
Поскольку диплом давно получен, а рефераты изъяты из кафедрального шкафа, где хранились три года, я имею полное право восстановить свое авторство, тем более, что по своему горжусь этой работой, которую преподаватель, скорее всего, даже не прочитал.
Обидно.
А ведь, обсуждая детали работы под бутылочку коньяка или "Русского Стандарта", мы с Виктором (так звали юриста-психолога) изрядно повеселились.
Не знаю, будет ли эта студенческая работа интересной для читателей литературного сайта, но очевидная связь реферата с современной русской литературой позволяет мне ее опубликовать.
Попробуйте, вдруг вчитаетесь.
РАБОТА ПО ДИСЦИПЛИНЕ: «ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ»
НА ТЕМУ: «ХАРАКТЕРИСТИКИ ДОПОНЯТИЙНОГО МЫШЛЕНИЯ НА ПРИМЕРЕ ПРОГРЕССИРУЮЩЕГО АЛКОГОЛЬНОГО БРЕДА В ПОЭМЕ В. ЕРОФЕЕВА «МОСКВА – ПЕТУШКИ».
Исполнитель:
Курс 1,
Преподаватель:
Согласно классификации Л. М. Веккера, допонятийное мышление ребенка характеризуется следующими эмпирическими характеристиками:
1. Эгоцентризм
2. Несогласованность объема и содержания понятий
3. Трансдуктивный характер связи в предпонятийных структурах
4. Синкретизм и господство соединительных конструкций
5. Несогласованность инвариантных и вариантных компонентов
6. Неполнота обратимости логических операций
7. Нечувствительность к логическому противоречию и к переносному смыслу как выражение дефектов понимания.
Эгоцентризм, как отсутствие объективной системы координат, «выпадение из сферы отображения [реальности]», Веккер, следуя экспериментальным работам Ж. Пиаже , ставит на первое место. Отсутствие объективной системы координат проявляет самое «глубинное существо эгоцентризма допонятийного интеллекта» .
Следующие пункты классификации являются, по сути, проявлениями исходной «эгоцентристской» де-объективированной позиции, сдвигами характеристик мышления — от наиболее общих и конкретных (соотношение объема и содержания понятий, соотношение общего и частного в простом суждении и т. д.), — к сложным абстрактно-логическим мыслительным операциям (логическое противоречие и переносное значение слов).
Если принять не только возможность развития допонятийного мышления у ребенка и постепенного овладевания им формами высшей мыслительной деятельности, но и обратный «регрессивный» процесс у взрослого человека, то, можно предположить, что он будет происходить в обратном направлении — от потери сложных навыков логического мышления — через утрату более общих и простых мыслительных способностей — к проявлению «архаичной» «эгоцентристкой» позиции.
Я попытаюсь в данной работе проиллюстрировать этот тезис анализом главы «105-й километр — Покров» из поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».
«Феноменология» русского пьянства, созданная в середине 70-х годов XX века "Веничкой" Ерофеевым, показывает «крестный путь» сознания, проходящего между Сциллой коммунистической идеологии и Харибдой интеллигентского алкоголизма. Нас будет интересовать психологический аспект этого движения.
Герой и эстетизированное Эго автора — Веничка — отправляется из бесчеловечной Москвы в заповедные Петушки, взяв в дорогу Российскую водку, Кубанскую настойку и какое-то вино. В дороге он пьет с попутчиками также Столичную водку и так называемый ёрш — пиво, крепленое водкой. Раблезианские количества спиртного не должны смущать читателя, поскольку логика «трезвого» письма и чтения должна преодолеть некий рубеж и оказаться в поле «логики питья», когда любое событие должно свершаться параллельно выпиванию, как его предзнаменование или воздаяние.
Приближаясь к географической цели своего пути, герой приближается и к развязке «пути пития» — оказываясь во власти алкогольного бреда. После «политического сна», в котором происходит утопическое народное восстание «за водку», герой встречает фигуру, вводящую его в пространство бредовой регрессии сознания — это Сатана. Но, Веничка посрамляет Сатану, который стремится разом достичь своего сатанинского Абсолюта — лишить жизни не своими руками. Веничка справляется с инстинктом Смерти — Танатосом — и не бросается с поезда. Однако, его сознание, оказывается втянутым в регрессивное движение бреда. Летучую фигуру Сатаны заменяет фигура Сфинкса, олицетворяющая длящийся бред сознания — Неразрешимое.
Образы Сатаны и Сфинкса являются явными бредовыми конструктами, поэтому их возможно обозначить как объективацию тех психологических противоречий, которые заставляют идти Веничку по «пути пития».
Диалоги Венички и Сфинкса можно рассмотреть как спуск по ступеням регрессии сознания, причем, эти ступени (их пять) почти в точности совпадают по смыслу (различаясь по направлению) с восходящими ступенями развития мышления от допонятийного к высшему понятийному мышлению, как они определяются Л. М. Веккером.
Прежде всего, «регрессивен» сам вид Сфинкса. Казалось бы, хорошо известный интеллигенту Веничке образ египетского Сфинкса, оказывается сведенным к существу «без ног, без хвоста и головы». Это напоминает известный парадокс Лихтенберга, писателя конца XVIII века, описавшего объявление на аукционе: «Продается старинный нож без клинка и с отсутствующей ручкой». В этих образах замечается пока лишь некое «абсурдное» описание, то есть, скорее дефекты речи и выражения (можно ли предметам с данными характеристиками давать именно эти именования?), но в них как раз и просвечивают веккеровские «дефекты понимания».
Сфинкс загадывает Веничке пять загадок, причем, это число он называет сразу. Первая загадка является довольно простой арифметической задачей, имеющей вполне явное решение. Однако к ней примешивается иронический подтекст.
«Знаменитый ударник Алексей Стаханов два раза в день ходил по малой нужде, и один раз в два — по большой. Когда же с ним случался запой, он четыре раза в день ходил по малой нужде и ни разу — по большой. Подсчитай, сколько раз в год ударник Алексей Стаханов сходил по малой нужде и сколько по большой нужде, если учесть, что у него триста двенадцать дней в году был запой».
Из предыдущего повествования известно, что Веничка чрезвычайно стыдлив, что, однако, не мешает ему поведать нам подробности своей «слабости». Но на сей раз его Эго оказывается сбитым с толку, и прямая логика задачи ускользает от него, хотя Сфинкс и дает ему шанс осуществить, путем логического усилия, выход из бреда.
Про себя я подумал: «На кого это он намекает, скотина? В туалет никогда не ходит? Пьёт не просыпаясь? На кого намекает, гадина. »
Я обиделся и сказал:
— Это плохая загадка, Сфинкс, это загадка с поросячьим подтекстом. Я не буду разгадывать эту плохую загадку.
Таким образом, здесь обнаруживается логическую неспособность, связанная с неспособностью отделить реальность телесной деятельности от абстракции арифметической задачи. По сути, Веничка теряет способность самоиронии («обижается»), что можно считать первым проявлением «эгоцентрической» установки.
Вторая загадка Сфинкса усугубляет положение героя. Сохраняя внешнюю форму решаемой арифметической задачи, она, является явным подлогом, причем, одновременно, усиливается и «ироническая» составляющая.
«Когда корабли Седьмого американского флота пришвартовались к станции Петушки, партийных девиц там не было, но если комсомолок назвать партийными, то каждая третья из них была блондинкой. По отбытии кораблей Седьмого американского флота обнаружилось следующее: каждая третья комсомолка была изнасилована: каждая четвертая изнасилованная оказалась комсомолкой; каждая пятая изнасилованная комсомолка оказалась блондинкой, каждая девятая изнасилованная блондинка оказалась комсомолкой. Если всех девиц в Петушках 428, — определи, сколько среди них осталось нетронутых беспартийных брюнеток?»
Понятно, что ни о каком математическом решении здесь речи быть не может. Можно сказать, что Веничкино Сверх-я, олицетворяемое Сфинксом, идет по пути Эго, и теперь оно тоже «как бы» лишается чувствительности к логике. Кроме того, Веничка оказывается втянутым в две самые неприятные для себя темы: сексуальную тему изнасилования и политическую тему «американского вторжения в СССР». Его потеря чувства юмора приводит к усилению иронии до реального анти-законного деяния: за подобную загадку в 1970 году можно было угодить за решетку. Сфинкс тоже теряет чувство юмора. Герой снова отказывается сознательным усилием вырваться из бреда. При этом можно отметить, что он не замечает ни математической нелогичности задачи, а именно, «неполноту обратимости операций» , выражаясь языком Веккера, ни ее географической несообразности (океанские военные корабли на маленькой речке Клязьме). Он снова обращает содержание задачи на себя.
«На кого ж, на кого он теперь намекает, собака? Почему это брюнетки все в целости, а блондинки все сплошь изнасилованы? Что он этим хочет сказать, паразит?»
— Я не буду решать и эту загадку, Сфинкс… Ты меня прости, но я не буду. Это очень некрасивая загадка. Давай лучше третью.
Третья загадка Сфинкса продолжает нисхождение логического. Однако она, при внешней абсурдности начального условия, имеет самое элементарное математическое решение:
«Как известно, в Петушках нет пунктов А. Пунктов С — тем более нет. Есть одни только пункты В. Так вот, Папанин, желая спасти Водопьянова, вышел из пункта В1 в сторону пункта В2. В то же мгновение Водопьянов, желая спасти Папанина, вышел из пункта В2 в пункт В1. Неизвестно почему, оба они оказались в пункте В3; отстоящем от пункта В1 на расстояние 12-ти водопьяновских плевков, а от пункта В2 — на расстоянии 16-ти плевков Папанина. Если учесть, что Папанин плевал на три метра семьдесят два сантиметра, а Водопьянов совсем не умел плевать, — выходил ли Папанин спасать Водопьянова?»
Однако Веничка уже не в состоянии уловить это решение (число, умноженное на ноль, дает ноль), что отражает его неспособность к самой элементарной вычислительной операции, — однако «синкретизм» условия («как известно…» — в условия постановки формальной математической задачи вторгается чуждый ей элемент), он еще замечает. Но при этом, его усиливающаяся «эгоцентрическая» позиция снова заставляет искать «личный» смысл.
«Боже мой, он что, с ума своротил, этот паршивый Сфинкс? Чего это он несет? Почему это в Петушках нет ни А, ни Ц, а одни только Б? На кого он, сука, намекает?»
Четвертая загадка Сфинкса включает не просто логико-математическую несогласованность, но и сдвиги на уровне представления и описания реальности.
«Лорд Чемберлен, премьер Британской империи, выходя из ресторана станции Петушки, поскользнулся на чьей-то блевотине — и в падении опрокинул соседний столик. На столике до падения было: два пирожных по 35 коп., две порции бефстроганов по 78 коп. каждая, две порции вымени по 39 коп. и два графина с хересом по 800 грамм каждый. Все тарелки остались целы. Все блюда пришли в негодность. А с хересом получилось так: один графин не разбился, но из него все до капельки вытекло; другой графин разбился вдребезги, но из него не вытекло ни капли. Если учесть, что стоимость графина в шесть раз больше порции вымени, а цену хереса знает каждый ребенок, — узнай, какой счет был предъявлен лорду Чемберлену, премьеру Британской империи, в ресторане Курского вокзала?»
Здесь мы переходим к веккеровскому определению «несогласованности инвариантных (не изменяющихся) и вариантных (изменяющихся) компонентов», как «ошибок отражения». Ситуация с тарелками, блюдами, графинами и хересом отражает именно эту характеристику допонятийного мышления . Дополнительно можно указать и на усиление «синкретизма и господства соединительных конструкций» («цену хереса знает каждый ребенок»). Но для Венички даже эти ошибки оказываются незаметными перед лицом растущего до паники «эгоцентрического» страха — не доехать до цели своего пути. Поэтому подмену Петушков Курским вокзалом вряд ли можно считать ошибкой Сфинкса — это констатация свершающегося с героем факта.
— Как, то есть, «Курского вокзала»?
— А вот так то есть, Курского вокзала.
— Так он же поскользнулся-то — где? Он же в Петушках поскользнулся! Лорд Чемберлен поскользнулся-то ведь в петушинском ресторане!
— А счет оплатил на Курском вокзале. Каким был этот счет?
«Боже ты мой! Откуда берутся такие Сфинксы? Без ног, без головы, без хвоста, да вдобавок еще несут такую ахинею! И с такою ****скою рожей. На что он намекает сволочь. »
— Это не загадка, Сфинкс. Это издевательство.
— Нет, это не издевательство, Веня. Это загадка. Если и она тебе не нравится, тогда…
— Тогда, давай последнюю, давай!
— Давай последнюю. Только слушай внимательнее:
«Вот идет Минин, а навстречу ему — Пожарский. «Ты какой-то странный сегодня, Минин, — сказал Пожарский, — как будто много выпил сегодня». Да и ты тоже странный, Пожарский, идешь и на ходу спишь». «Скажи мне по совести, Минин, сколько ты сегодня выпил?» «Сейчас скажу: сначала 150 российской, потом 150 перцовой, 200 столичной, 550 кубанской и семьсот грамм ерша. А ты?» — «А я ровно столько же, Минин».
«Так куда же ты теперь идешь, Пожарский?» — «Как куда? В Петушки, конечно. А ты Минин?» — «Так ведь я тоже в Петушки». «Ты ведь, князь, совсем идешь не в ту сторону!» — «Нет, это ты идешь не туда, Минин». Короче, они убедили друг дружку в том, что надо поворачивать обратно. Пожарский пошел туда, куда шел Минин, а Минин — туда, куда шел Пожарский. И оба попали на Курский вокзал.
Так. А теперь ты мне скажи: если б оба они не меняли курса, а шли бы каждый прежним путем — куда бы они попали? Куда бы Пожарский пришел? скажи.
— В Петушки? — подсказал я с надеждой.
— Как бы не так! ха-ха! Пожарский попал бы на Курский вокзал! Вот куда!
И Сфинкс рассмеялся, и встал на обе ноги:
— А Минин? Минин куда бы попал, если б шел своею дорогою и не слушал советов Пожарского? Куда бы Минин пришел.
— Может быть, в Петушки? — я уже мало на что надеялся и чуть не плакал. — В Петушки, да.
— А на Курский вокзал — не хочешь?! Ха-ха! — и Сфинкс, словно ему жарко, словно он уже потел от торжества и злорадства, обмахнулся хвостом. — И Минин придет на Курский вокзал. Так кто же из них попадет в Петушки, ха-ха? А в Петушки, ха, ха, вообще никто не попадет.
Поведение Венички, его логика, напоминает логику женщины из знаменитого фрейдовского «кастрюльного» примера* . Он отвечает не потому, что так «думает», а потому что так «хочет». На этом этапе регрессии происходит полная замена понятийного логического мышления логикой желания. Веничка не замечает, что идущие в разные стороны Минин и Пожарский приходят в одно место. Он бы желал просто заменить конечный пункт, и привести обоих героев русской истории, а вместе с ними и себя в Петушки. Но это логически невозможно, и Олицетворение Бреда и неумолимой Логики — Сфинкс с «рожей», но без головы, — не позволяет ему это сделать.
После этого Сфинкс, проявив до конца регрессию Веничкиного сознания, и обретя положенные ему ноги и хвост, растворяется, а пробудившееся от бреда сознание осознает, что Веничка едет в противоположном направлении. От Петушков. Далее субъективный бред переходит в объективный кошмар, в котором, как и во сне, действуют не «конструкты» Сверх-Я, а образы Реальности, и который заканчивается убийством регрессировавшего в «эгоцентризм» Я-сознания..
Можно сделать несколько выводов, касающихся внутренней работы алкогольного бреда:
Например, если герой, как объект бреда, довольно быстро (на третьей загадке) дошел до крайней ступени логического регресса, то его бредовое «Сверх-Я» до конца сохранило видимость ясной логической формы математического условия и решения. Можно сказать, что оно выполняло инстанцию «надзора» и «проверки» за ходом регрессии Я. Присутствие в загадках тех или иных «дефектов понимания» требуется только для того, чтобы констатировать усиление регрессии Веничкиного сознания.
Далее, нетрудно заметить, что бредовый образ обладает провидческой способностью, что вполне объясняемо тем, что Сверх-Я, обладающее памятью о прошлом опыте и способное сопоставить его с физическими, телесными ощущениями и количеством выпитого, может сделать вывод о возможных последующих реакциях. Отсюда — точное перечисление выпитого Веничкой в последней загадке Сфинкса .
Наконец, «конструктивная» бредовая инстанция сознания — Сатана и Сфинкс — в отличие от «деструктивной» реальности кошмара, остается на «объективной» стороне сознания и пытается не позволить сознанию героя «регрессировать» еще дальше, от эгоцентризма к аутизму.
В целом, нельзя сказать, что загадки Сфинкса в точности проявляют ту или иную конкретную характеристику регрессии сознания от понятийного к допонятийному мышлению, но общий регрессивный ход диалога алкогольного бреда соответствует постадийной потере логических способностей и усилению эгоцентристской, де-объективированной позиции.
Если принять классификацию видов мышления, принятую другими психологами (С. Л. Рубинштейн), то к допонятийным видам мышления будут отнесены наглядно-практическое и наглядно-образное. В этом случае, мы также видим в описании прогрессирующего алкогольного бреда В. Ерофеевым ступенчатую регрессию к низшим видам мышления. Нежелание героя решать математические (то есть «абстрактно-понятийные») загадки, усиление образно-содержательного элемента в его реакциях и снижение логической способности говорят о доминировании наглядно-образного типа мышления. Это подтверждает и усиление эмоционального элемента в мышлении: поиск намеков, определения типа «плохая, некрасивая загадка». Одновременно происходит усиление «практического» интереса — сведение абстрактных условий математических задач к единственному практическому вопросу — доедет ли герой до своих желанных Петушков? Не случаен и агент бреда — это не голос, но образ. Впрочем, апофеозом Веничкиной регрессии станут образы-палачи последующего кошмара. Здесь можно уже говорить о полном слиянии ментального образа с органическим результатом алкогольного отравления и окончательной потере сознания.
* Фрейдовская метафора противоречивой логики бессознательного:"А заняла у В медный котелок, а когда вернула долг, была обвинена В, т.к. в котелке зияла огромная дыра. ". Оправдания А звучали так: "Во-первых, я вообще не занимала у В никакого котелка; во-вторых котелок уже был дырявым, когда я взяла его у ; в третьих, я возвратила котелок целым".
1. Ерофеев В. В. Москва — Петушки. Петрозаводск, 1995.
2. Веккер Л. М. Психические процессы, т. 2. Мышление и интеллект. Л., 1976.
3. Выготский Л. С. Мышление и речь. М., 1988.
4. Грановская Р. М. «Элементы практической психологии». Л., 1984.
5. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1989.
Следующая загадка
В эпоху Нового царства (ок. 1500 г. до н. э.) широко распространяется культ сфинкса как солярного бога. В это же время образ сфинкса пересек границы Египта. В древности боги и полубоги вольно кочевали от одного народа к другому. Так, римляне из своих военных походов завезли в Европу малоазиатскую Астарту, не говоря уже о богатом пантеоне древнегреческих богов. Что касается греков, то им понравился египетский сфинкс. Он вошел во множество мифов Эллады, правда, в трансформированном виде, но об этом в другой раз. Сегодня же речь пойдет о древнеегипетском сфинксе.
Гибриды в древнеегипетской мифологии
Додинастический период (конец V тыс. — ок. 3100 до н. э.)
В доисторический период у каждого нома (греческое название, др.-египетское септ — административная единица Древнего Египта) был свой набор местных духов, а затем и пантеон богов, в которых верили и которым поклонялись. Часть из них потом были забыты, часть — приобрели развитую мифологию и культы.
Поклонение духам в облике животных — главная черта доисторических верований Древнего Египта. Ранние представления о мире древних египтян очень конкретны, не «космичны».
Это согласуется со взглядом на жестокость мироздания, которого придерживался в основном первобытный человек. Это не сверхъестественная сила или быстрота некоторых живых существ, которая заставляет смотреть на них с религиозным трепетом, и еще меньшую роль играет полезность домашних животных. Это страх, что по видимости немые животные обладают разумом и собственным языком, которые человек не способен постичь и которые вследствие этого связывают их с таинственным сверхъестественным миром. Лев, сокол и ядовитая змея господствуют в египетском пантеоне, а форма крокодила ограничена одним или двумя богами.
Макс Мюлллер. Египетская мифология
Животные-гибриды, или химеры, как их называли в Древней Греции, появляются в древнеегипетской культуре еще в додинастический период. Археологи находят предметы этого периода, скорее всего, королевского происхождения, на которых изображены сцены с фантастическими и реальными животными. Это церемониальные палетки, броши и ручки из слоновой кости, которые находят в районе городов Нехен (Гиераконполис) и Накада в Верхнем Египте. На большинстве из них изображены крылатые грифоны с головой сокола, леопарды с длинными извилистыми шеями и другие животные, которые связывают с фигурками из Месопотамии.
Самый известный памятник этого периода — церемониальная палетка фараона Нармера, которая датируется IV тыс. до н. э. На аверсе палетки изображены гибриды кошки и змеи, или серпопарды (современное название). В египтологии есть предположение о том, почему возникали такие гибриды.
Палетка Нармера. Справа — аверс, на котором изображены серпопарды. Палетка Нармера. Справа — аверс, на котором изображены серпопарды.Существует предположение о том, что в более развитый период египтяне в поисках божественного пытались порвать с примитивными представлениями. Это прослеживается в многочисленных смешанных представлениях о древних животных-богах, то есть богах с человеческим телом и головой животного. Очевидно, существовала подспудная идея, что эти божества в действительности являются не животными, что они просто появлялись (или когда-то появились) на земле в таком обличье, но что на самом деле они жили на небе в форме, наиболее присущей богам, то есть в идеализированной человеческой форме. Эту модификацию древней анимистической религии можно проследить до даты намного более ранней, чем период пирамид.
Так или иначе из местных верований мифология Древнего Египта в основном взяла только тех богов, которые были так или иначе связаны с центральным культом — культом солнца.
Вообще лев был символом солнца у разных народов Ближнего Востока: встречается у семитов, угаритов, хеттов, шумеров и аккадцев (символ бога солнца Шамаш, Инанна-Иштар в колеснице со львами). В Месопотамии самая древняя находка с изображением крылатого льва с головой человека датируется III тысячелетием до н. э. В шумеро-аккадской культуре эти существа считались защитными духами и назывались шеду, алад (в мужском варианте) или ламмасу, лама (в женском варианте). Позже стали также королевскими защитниками: их фигуры размещали у входа во дворец.
Ассирийская Ламассу, ок. 721-705 до н. э. Ассирийская Ламассу, ок. 721-705 до н. э.Большой сфинкс и живой образ Атума
Древнее царство (ок. 2707 — 2150 до н. э.)
Большой сфинкс на западном берегу Нила в Гизе — древнейшая сохранившаяся монументальная скульптура. Высечена из монолитной известковой скалы в форме гигантского сфинкса — лежащего на песке льва, лицу которого, как издавна принято считать, придано портретное сходство с фараоном Хефреном, погребальная пирамида которого находится поблизости.
Вообще большинство египтологов сходятся во мнении, что Большой сфинкс был высечен в период правления одного из трех фараонов 4-й династии (в хронологическом порядке): Хуфу (Хеопс), Джедефра, Хефрен. Конечно, это далеко не единственное предположение о происхождении Большого сфинкса.
«Египтяне не записывали свою историю, — говорит Джеймс Аллен, известный египтолог, — поэтому у нас нет веских доказательств того, кем на самом деле строители считали Сфинкса. Конечно, это что-то божественное, возможно, образ фараона, но помимо всего это всего лишь догадка».
Алан Гардинер предположил, что египетская фраза «shesepankh Atum» («живой образ Атума»), которая почти через 500 лет возникает в связи со Сфинксом, означала фараона в форме первобытного солнца и бога-творца. Слово «шезепанх», которым назывались статуи определенного рода, пришло из Древнего царства. Фишер предполагает, что «шезеп» означает «получать», и далее — что это статуя, которая «получает» жертвоприношения и другие подношения.
Большой сфинкс — подходящий образ для бога-первотворца Атума или фараона в облике хтонического создателя. Джейм Аллен указывал на то, что имя Атума означает «завершенное», и, согласно древнеегипетским мифам, весь физический мир вышел из Атума как первозданная масса. В текстах пирамид, гробниц и в древнеегипетской «Книге мертвых» есть непонятный момент, в которых лев появляется из первозданной массы из вод Нуна до всех остальных животных, включая человека. Кароль Мысливец отметил связь между рождением Атума и льва; что Атум появился на земле как лев. Согласно «Сокровищам пирамид», под редакцией доктора Захи Хавасса:
«Идея в ассоциации между Атумом и Рути*, богом двух львов, который похож на клетку, которая раздвоилась и начала делиться до того, как произошло фактическое разделение (всего). Двойной лев также напоминает о Шу и Тефнут, первой дифференциации бытия Атума. Но Рути говорит: «Я — двойной лев, старше Атума», потому появляется еще до фактического рождения следующего изначального поколения (Шу-Тефнут).
* Акер («тот, кто склоняется»), он же Рути («два льва»), — древнеегипетский бог земли и горизонта, охранявший восточную и западную границы загробного мира и защищавший бога Ра ночью в подземном мире.
Тем не менее, нельзя сказать точно, что египтяне времен 4-й династии видели в сфинксе образ Атума. Однако даже если Большой сфинкс был образом фараона, согласно текстам пирамид, вся монархическая линия происходила от Атума через Шу, Геба, Осириса до Хоруса и, следовательно, до фараона на троне того времени. Форма пирамиды, вероятно, была связана с первобытным холмом Бенбен, который появился из первичных вод Нуна и по склонам которого спустился творец Атум. Так и Большой сфинкс мог быть связан с Атумом как первым фараоном в облике льва, возникшем из бесформенной первородной массы, с царственной головой.
Культ сфинкса
Новое царство (1550–1069 гг. до н. э.)
Гораздо позже египтяне начали отождествлять Сфинкса с Хармахисом, он же Хор-Эм-Ахет (Гор на небосклоне), ипостась восходящего солнца Хепера. Это одна из ипостасей Гора, которая связана с культом солнца и также изображалась в виде сфинкса. Рождается легенда, повествующая, что этот громадный хищник вечно бодрствует, охраняя покой пирамид.
Текст на стеле у лап Сфинкса рассказывает о следующем. Однажды Тутмос IV, будучи еще юношей, охотился в западной пустыне на антилоп. Утомившись, он укрылся от палящих солнечных лучей в тени Сфинкса Хармахиса и задремал. Во сне ему явился Сфинкс Хармахис.
— Встань, юноша, проснись! — сказал бог сыну фараона. — Это я, Харма-хис-Атум-Хепри, говорю с тобой! Пески пустыни засыпали меня, мне тяжело. Освободи меня, разгреби песок, и я сделаю тебя самым могущественным из фараонов, когда-либо царствовавших в Египте!
Пробудившись ото сна, Тутмос поклялся исполнить волю бога — и исполнил ее, когда унаследовал престол. Во славу Хармахиса он повелел высечь стелу с надписью, рассказывающей о ниспосланном ему пророческом сне, в котором ему было предсказано владычество над Обеими Землями, и установить ее навечно меж каменными лапами Сфинкса. На стеле перечислены имена трех аспектов солнечного божества того периода — Хепера (восходящее солнце) — Ра (солнце в зените) — Атум (закатное солнце) .
Именно с фараона Тутмоса IV в Египте сфинксы появляются повсеместно в скульптурах, рельефах и картинах как символ королевской власти и священной силы солнца.
Следующая загадка
Вопрос этот, конечно, простой. Ответ на него дал еще Софокл , афинский поэт и драматург, живший примерно в 496—406 годах до н. э. , в своей трагедии "Царь Эдип" .
Судьба Эдипа трагическая. Перед рождением Эдипа оракул предсказал отцу его, царю Фив Лаю, что погибнет он от руки сына. Испугался Лай и приказал убить младенца. Но слуга ослушался господина, оставил мальчика в горах живого.
Его спасли и отдали на воспитание коринфскому царю Полибу. Эдип считал Полиба своим родным отцом. А когда узнал о предсказании оракула, ушел из дома, чтобы не стать убийцей отца, не зная что предсказание все равно сбудется.
Отца он своего все равно убил - родного, Лая. А потом пришел в Фивы, которые оплакивали убитого царя и страдали от Сфинкса, которая поселилась вблизи города на горе Фикион .
Сфинкс - чудовище с человеческой головой, лапами и телом льва, крыльями орла и хвостом быка.
Загадка для будущего царя Эдипа
Широко известный образ сфинкса как существа, говорящего загадками, тоже пришел из Греции. Гера, верховная богиня Олимпа, решила наказать фиванского царя Лая за совершенные им преступления и отправила к воротам Фив сфинкса. Тот, устроившись на придорожном камне, стал задавать путникам загадку, которую ему подсказали музы. За неверный ответ следовало наказание – смерть.
Постепенно дорога к городу обезлюдела, никто не хотел рисковать своей жизнью, отгадывая хитроумную загадку сфинкса. Только Эдип во время своего рокового путешествия в Фивы смог разгадать загадку, которая звучала так: «Какое существо утром ходит на четырех лапах, днем – на двух, а вечером – на трех?». Эдип ответил, что это человек – ребенком он ползает на четвереньках, вырастая, ходит на ногах, а к старости опирается на трость. Побежденный сфинкс бросился в пропасть с Фикейской горы.
Других загадок сфинкса легенды не сохранили. Некоторые философы, изучая древние мифы, высказывали предположение, что сфинкс загадывал каждому человеку предназначенную только ему загадку. Загадка про возраст человека намекала на печальную судьбу Эдипа, который в неведении убил своего отца и женился на собственной матери.
Следующая загадка
Загадочное существо с львиным телом не имеет приписки к конкретной культуре и определенного пола. Самый знаменитый египетский сфинкс, стерегущий пирамиды Гизы, – мужского пола.
В египетской мифологии головы сфинксов были не только человеческими. Сфинксы с головой сокола были посвящены богу Гору, а сфинксы с головой барана – солнечному божеству Амону. Встречаются даже сфинксы с головой крокодила, очевидно прославлявшие Себека, бога Нила. Все египетские сфинксы изображены на стенах храмов либо охраняют гробницы, места для людей священные. Можно сделать вывод, что египетский сфинкс мужского пола был положительной фигурой, защитником и стражем таинственного мира богов. Иероглиф, которым обозначали сфинкса, означал также «хозяин», «правитель».
Современник египетского сфинкса – чудовище из шумерской легенды, которого верховная богиня Тиамат рождает для отмщения смерти своего супруга. Здесь сфинкс – воплощение злобы, гнева и ужаса.
Образ сфинкса, перекочевавший из Египта в Грецию, претерпел существенные изменения. Во-первых, он сменил пол и вместо венца фараона приобрел обнаженную женскую грудь. Во-вторых, у него выросли крылья. Именно такой сфинкс получил широкое распространение в мировой культуре наряду с хозяином из Египта. Даже само слово «сфинкс» происходит от греческих «сфинктер» - сжимать, «сфинга» - душительница. По легенде, греческий сфинкс был дочерью древних чудовищ Тифона и Ехидны, порождением бездны и хаоса.
Читайте также: