Ошибка коперника загадка жизни во вселенной
Обновлено: 04.11.2024
Права на перевод получены соглашением с Scientific American, Farrar, Straus and Giroux, LLC, New York.
© 2014 by Caleb Scharf
От микрокосма к космосу
Все начинается с капельки воды.
На дворе 1674 год – затишье между тектоническими сдвигами в западной науке и философии. Чуть больше века назад польский ученый и эрудит Николай Коперник опубликовал свой трактат «De revolutionibus orbium coelestium» – «О вращении небесных сфер». В этой книге Коперник выдвинул гелиоцентрическую модель Вселенной, сместив Землю из центра мироздания на второстепенное место: оказалось, что она всего лишь вращается по орбите вокруг Солнца.
Прошло всего несколько десятков лет, и итальянец Галилео Галилей создал телескопы и увидел спутники Юпитера и фазы Венеры, и это убедило его, что Коперник был прав. В то время такое мировоззрение было ересью и дорого обошлось Галилею, когда привлекло пристальное внимание инквизиции. Современник Галилея немец Иоганн Кеплер пошел даже дальше: он утверждал, что орбиты планет, в том числе Земли, представляют собой не идеальные окружности, а эллипсы, что подрывало концепцию рациональной Вселенной. А пройдет чуть больше десяти лет с того времени, когда мы застали Левенгука с лупой, и великий английский ученый Исаак Ньютон опубликует свои фундаментальные «Математические начала натуральной философии» и сформулирует законы тяготения и механики, благодаря которым устройство нашей Солнечной системы и Вселенной в целом становится конструкцией строгой и прекрасной, которая не подчиняется ничему и никому, кроме физики и математики. Да, это поразительное время в истории человечества – с какой стороны ни взгляни.
Антони ван Левенгук пришел в наш бурный и изменчивый мир в 1632 году. Он родился в городе Дельфте и поначалу вел жизнь совершенно заурядную. Образования, не считая начального, он не получил. В молодости он быстро завоевал репутацию преуспевающего торговца льняными и шерстяными тканями. Однако он был человеком весьма любознательным и как-то сказал, что его «терзала жажда знаний», и это качество и позволило ему оставить человечеству обширный корпус сочинений о его великой страсти – микрокосме.
Рис. 1. Схема микроскопа Левенгука.
Препарат помещают на кончик подвижного металлического штырька прямо перед отверстием в пластине, куда вделана стеклянная линза. Если поднести всю конструкцию к глазу, получится полная оптическая система.
Я часто задумывался о том, какие чувства охватили Левенгука, когда он натолкнулся на эти сонмища «зверюшек». Конечно, он удивился, тут уж сомневаться не приходится: его труды и заметки свидетельствуют о том, какое удовольствие он получил, сумев открыть нечто невидимое и неведомое для всех нас, а все последующие годы он изучал и описывал все больше и больше видов и особей. Однако задумывался ли он о том, не смотрит ли на него в ответ кто-нибудь из этих крошечных вертлявых созданьиц? Не приходило ли ему в голову, что обитатели капли воды часто размышляют, можно ли им считать себя центром мироздания, пытаются вывести механику своих собственных небес, в которых, быть может, в числе прочего маячит его огромный глаз?
Разумеется, в разных культурах разнится и то, в какой степени мы уважаем свою естественную среду обитания и тех, кто населяет ее вместе с нами, однако признать собственную важность нам проще, чем незначительность. Этот солипсизм проявляется у нас раз за разом – несмотря на страстное стремление познать самих себя, узнать, как, где и почему зародилось человечество. Быть может, нам кажется, что эти вопросы заставляют допустить вероятность, что с течением космического времени мы окажемся на вселенской свалке.
И в самом деле, за последние пять веков наука не раз и не два сотрясала устои нашей значительности – по правде говоря, чаще, чем за это время, подобного не случалось за всю историю человечества. Революции следовали одна за другой, а то и шли внахлест: перевороты в оптике, астрономии, биологии, химии и физике показали, что мы наследуем лишь частицу из всего многообразия природы, что наше мировосприятие лежит не в микрокосме и не в макрокосме, а ограничивается узкой полосой где-то посередине. А сегодня, в XXI веке, мы оказались на пороге события, поистине сокрушительного для нашей самооценки: очень может быть, что мы обнаружим жизнь и в других местах, вне пределов планеты Земля. Вероятно, мы обнаружим, что мы, в сущности, ничем не отличаемся от «зверюшек» в капле озерной дельфтской воды – что наш мир всего лишь один из миллиардов обитаемых миров. А может быть, все еще хуже, и мы в космосе одни – горстка существ в закоулке немыслимо огромной пасти расширяющегося пространства-времени.
Самое удивительное, что сейчас у нас есть причина полагать, что все эти возможные варианты связаны, вероятно, с еще более масштабным вопросом: не входит ли наша Вселенная в почти бесконечный набор Вселенноподобных сущностей, возникающих как следствие самых фундаментальных качеств вакуума. От некоторых таких идей голова и вправду идет кругом – то же самое ощущение, которое наверняка возникло у Левенгука, когда он впервые заглянул в микроскопический космос.
В основном эта книга о том, как можно получить ответы на все эти вопросы, как мы на практике, осязаемо движемся к пониманию своей космической значимости и по ходу дела опровергаем множество предрассудков и развеиваем ложные упования. Однако в этой книге я попытаюсь разобраться и в том, как на данный момент формулируются эти вопросы и как можно было бы вывести наши познания о месте жизни в мироздании далеко за нынешние пределы, на совершенно новый уровень.
Чтобы добраться до сути проблемы, придется тщательно препарировать один из величайших принципов, на которых строится наука и философия. Корни этого представления весьма скромны – это всего-навсего то, как мы видим и воспринимаем небо над головой и днем, и ночью. Согласно принципу Коперника, центр космоса – не Земля, а Солнце, Земля же, наряду со всеми прочими планетами, вращаясь вокруг своей оси, описывает кольца вокруг этого огненного шара. Это мировоззрение убеждает нас, что мы не центр всего сущего, в нас нет ничего «особенного».
. В сущности, мы предельно заурядны. Ординарность нынче в моде.Мы проследим, почему децентрализованная реальность, которую отстаивал Коперник, оказалась логически совершенной – ведь она объяснила все тонкости движения Солнца, Луны и планет по небосводу. И объяснение это получилось проще и изящнее, чем все предшествующие теории. Однако для многих современников Коперника эта концепция стала сущим пугалом. Она была отвратительна не только с теологической точки зрения, поскольку из нее следовало, что мы ничего не значим, но отчасти и с научной – поскольку некоторые ее составляющие подрывали самые основы господствовавших тогда аналитических представлений о механике космоса.
Со временем мы развили и углубили идею децентрализации и теперь считаем ущербной любую научную теорию, если она полагается на какой-то отдельный источник или уникальную точку зрения. Это в высшей степени разумно. Если теорию нельзя обобщить, получится, что есть какие-то законы природы, которые действуют на вас, но не действуют на вашего приятеля, живущего по воле случая в другом квартале, – а это противоречит всему, что мы знаем. Однако, как я покажу в дальнейшем, в некоторых научных вопросах принцип Коперника, как однозначный ориентир, вероятно, исчерпал себя.
И в самом деле, есть много веских причин официально признать, что хотя мы и не можем быть в центре Вселенной, которая, как мы теперь знаем, вообще не имеет центра, тем не менее мы занимаем в ней очень занятное место – во времени, пространстве и масштабе. Разумеется, подобные доводы многократно приводили и прежде, и в пределе они иногда подводили к гипотезе, что Земля – явление необычайно «редкое», особенно в том, что касается развития технологически разумной жизни. Однако это, в сущности, чересчур смелый вывод, и мне не кажется, что у него достаточно оснований. В дальнейшем я покажу вам, почему.
Тем не менее специфика наших обстоятельств – место между микрокосмом и макрокосмом, на каменистой планете, которая вращается вокруг звезды определенного возраста, – несомненно, влияет на то, какие выводы мы делаем по поводу природы, и на то, по каким принципам мы ищем внеземную жизнь во Вселенной. Думаю, что специфика нашего космического «адреса» определяет также и суть важнейших открытий на этом пути. Более того, я попытаюсь доказать, что, для того чтобы добиться подлинного научного прогресса в определении нашего космического статуса, нам следует найти более совершенный способ выбираться из болота собственной заурядности. К концу книги я предложу возможный вариант.
Путь к этому проляжет от незапамятных времен в истории Земли до ее отдаленнейшего будущего, до планетных систем во всей нашей Галактике и от громады астрономической Вселенной к микроскопической Вселенной биологии. Кроме того, мы доберемся до переднего края научных исследований, посвященных нашему происхождению, и это потребует от нас и математического хитроумия, и тонких наблюдений над природой. А кроме того, нам придется бестрепетно изучить конкретные обстоятельства, в которых мы очутились.
Самые прекрасные рассказы о новаторстве и открытиях, как правило, обладают глубоким историческим фоном, и этот рассказ – не исключение. Хотя мне, конечно, придется пойти на некоторые упрощения, нам нужно будет изучить ни более ни менее как истоки западного научного метода во всей их сложности. Первая часть нашего пути, полного приключений, началась давным-давно благодаря логической цепочке, на построение которой у человечества ушло более тысячи лет неустанных усилий. На одном конце этого участка пути лежит процветающая Древняя Греция, на другом – Западная Европа, нетвердой поступью выходящая из Средневековья.
От трудов Аристарха до нас дошли лишь отрывки и косвенные цитаты, в основном касающиеся хитроумных геометрических выкладок, при помощи которых он доказывал, что Солнце значительно больше Земли. Однако очевидно, что это открытие подтолкнуло его к мысли, что Солнце представляет собой центр известной Вселенной и что звезды неимоверно далеки от нас. Едва ли можно требовать такого гигантского концептуального скачка в мировоззрении от простых смертных. Кроме всего прочего, чтобы совершить этот скачок, нужно было хорошо понимать суть понимания весьма специфического феномена под названием «параллакс».
Параллакс – явление в той же степени земное, в какой и небесное, и общее представление о нем довольно просто, так что читатель легко его усвоит. Закройте один глаз и поднимите руку с растопыренными пальцами так, чтобы видеть ребро ладони. Если помотать головой, то увидишь, как при перемене угла зрения в поле зрения попадают то одни, то другие пальцы. В этом и есть суть параллакса: это видимые изменения относительного местонахождения отдаленных предметов в зависимости от угла зрения. Чем дальше эти предметы, тем меньше видимые отклонения – тем меньше наблюдаемое угловое смещение между ними. .
Следующая загадка
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 218
- КНИГИ 653 851
- СЕРИИ 25 022
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 295
ЛитМир - Электронная Библиотека > Шарф Калеб > Ошибка Коперника. Загадка жизни во Вселенной
Добавить похожую книгу
Автор: Горячева Татьяна
Похожа
Непохожа
Автор: Аверьянов Константин
Похожа
Непохожа
Автор: Робертс Элис
Похожа
Непохожа
Ошибка Коперника. Загадка жизни во Вселенной
Автор: Шарф Калеб
Серии: Золотой фонд науки
Количество страниц: 19
Доступен ознакомительный фрагмент
Язык книги: Русский
Язык оригинальной книги: Английский
Переводчик(и): Бродоцкая Анастасия Михайловна
Издатель: Аст
Город печати: Москва
Год печати: 2015
Одиноки ли мы во Вселенной? Какие условия необходимы, чтобы возникла планета, пригодная для жизни? Надеется ли современная наука на встречу с внеземным разумом? И прав ли был Николай Коперник, когда утверждал, что мы сами и наше место в мироздании ничем не примечательны? Чтобы ответить на эти вопросы, астроном и астробиолог Калеб Шарф приглашает читателя в увлекательное путешествие по последним достижениям самых разных наук – от истории естествознания до космологии и от вирусологии до ядерной физики.
Следующая загадка
Одиноки ли мы во Вселенной? Какие условия необходимы, чтобы возникла планета, пригодная для жизни? Надеется ли современная наука на встречу с внеземным разумом? И прав ли был Николай Коперник, когда утверждал, что мы сами и наше место в мироздании ничем не примечательны? Чтобы ответить на эти вопросы, астроном и астробиолог Калеб Шарф приглашает читателя в увлекательное путешествие по последним достижениям самых разных наук – от истории естествознания до космологии и от вирусологии до ядерной физики.
Отрывок из произведения:Все начинается с капельки воды.
Крепко зажмурив один глаз, торговец мануфактурой и начинающий ученый Антони ван Левенгук[1] пристально вглядывается в крошечную лупу, которую он сделал из осколка оконного стекла. По другую сторону сверкающей линзы – дрожащая капля озерной воды, которую Левенгук зачерпнул накануне во время прогулки по окрестностям голландского города Дельфта. Левенгук подносит лупу то ближе, то дальше, то напрягает зрение, то расслабляет – и вдруг понимает, что провалился в новый мир, в кишащий обитателями город совершенно незнакомого образца. Невидимая доселе Вселенная, скрытая в капельке воды, – это толпы грациозных спиралей и шустрых переливчатых пятен, мириады колокольчиков с тоненькими хвостиками, и все елозят, крутятся, снуют, и не подозревая, что он на них смотрит. Поразительное зрелище: Левенгук не просто человек, он великан вселенских размеров, наблюдающий жизнь в ином мире, который заключен в его собственном. А если всего в одной капельке воды заключена целая Вселенная – может быть, свои Вселенные есть и в другой капельке, и в третьей, и во всех-всех капельках воды на всей Земле?!
Следующая загадка
Права на перевод получены соглашением с Scientific American, Farrar, Straus and Giroux, LLC, New York.
© 2014 by Caleb Scharf
От микрокосма к космосу
Все начинается с капельки воды.
На дворе 1674 год – затишье между тектоническими сдвигами в западной науке и философии. Чуть больше века назад польский ученый и эрудит Николай Коперник опубликовал свой трактат «De revolutionibus orbium coelestium» – «О вращении небесных сфер». В этой книге Коперник выдвинул гелиоцентрическую модель Вселенной, сместив Землю из центра мироздания на второстепенное место: оказалось, что она всего лишь вращается по орбите вокруг Солнца.
Прошло всего несколько десятков лет, и итальянец Галилео Галилей создал телескопы и увидел спутники Юпитера и фазы Венеры, и это убедило его, что Коперник был прав. В то время такое мировоззрение было ересью и дорого обошлось Галилею, когда привлекло пристальное внимание инквизиции. Современник Галилея немец Иоганн Кеплер пошел даже дальше: он утверждал, что орбиты планет, в том числе Земли, представляют собой не идеальные окружности, а эллипсы, что подрывало концепцию рациональной Вселенной. А пройдет чуть больше десяти лет с того времени, когда мы застали Левенгука с лупой, и великий английский ученый Исаак Ньютон опубликует свои фундаментальные «Математические начала натуральной философии» и сформулирует законы тяготения и механики, благодаря которым устройство нашей Солнечной системы и Вселенной в целом становится конструкцией строгой и прекрасной, которая не подчиняется ничему и никому, кроме физики и математики. Да, это поразительное время в истории человечества – с какой стороны ни взгляни.
Антони ван Левенгук пришел в наш бурный и изменчивый мир в 1632 году. Он родился в городе Дельфте и поначалу вел жизнь совершенно заурядную. Образования, не считая начального, он не получил. В молодости он быстро завоевал репутацию преуспевающего торговца льняными и шерстяными тканями. Однако он был человеком весьма любознательным и как-то сказал, что его «терзала жажда знаний», и это качество и позволило ему оставить человечеству обширный корпус сочинений о его великой страсти – микрокосме.
Рис. 1. Схема микроскопа Левенгука.
Препарат помещают на кончик подвижного металлического штырька прямо перед отверстием в пластине, куда вделана стеклянная линза. Если поднести всю конструкцию к глазу, получится полная оптическая система.
Я часто задумывался о том, какие чувства охватили Левенгука, когда он натолкнулся на эти сонмища «зверюшек». Конечно, он удивился, тут уж сомневаться не приходится: его труды и заметки свидетельствуют о том, какое удовольствие он получил, сумев открыть нечто невидимое и неведомое для всех нас, а все последующие годы он изучал и описывал все больше и больше видов и особей. Однако задумывался ли он о том, не смотрит ли на него в ответ кто-нибудь из этих крошечных вертлявых созданьиц? Не приходило ли ему в голову, что обитатели капли воды часто размышляют, можно ли им считать себя центром мироздания, пытаются вывести механику своих собственных небес, в которых, быть может, в числе прочего маячит его огромный глаз?
Разумеется, в разных культурах разнится и то, в какой степени мы уважаем свою естественную среду обитания и тех, кто населяет ее вместе с нами, однако признать собственную важность нам проще, чем незначительность. Этот солипсизм проявляется у нас раз за разом – несмотря на страстное стремление познать самих себя, узнать, как, где и почему зародилось человечество. Быть может, нам кажется, что эти вопросы заставляют допустить вероятность, что с течением космического времени мы окажемся на вселенской свалке.
И в самом деле, за последние пять веков наука не раз и не два сотрясала устои нашей значительности – по правде говоря, чаще, чем за это время, подобного не случалось за всю историю человечества. Революции следовали одна за другой, а то и шли внахлест: перевороты в оптике, астрономии, биологии, химии и физике показали, что мы наследуем лишь частицу из всего многообразия природы, что наше мировосприятие лежит не в микрокосме и не в макрокосме, а ограничивается узкой полосой где-то посередине. А сегодня, в XXI веке, мы оказались на пороге события, поистине сокрушительного для нашей самооценки: очень может быть, что мы обнаружим жизнь и в других местах, вне пределов планеты Земля. Вероятно, мы обнаружим, что мы, в сущности, ничем не отличаемся от «зверюшек» в капле озерной дельфтской воды – что наш мир всего лишь один из миллиардов обитаемых миров. А может быть, все еще хуже, и мы в космосе одни – горстка существ в закоулке немыслимо огромной пасти расширяющегося пространства-времени.
Самое удивительное, что сейчас у нас есть причина полагать, что все эти возможные варианты связаны, вероятно, с еще более масштабным вопросом: не входит ли наша Вселенная в почти бесконечный набор Вселенноподобных сущностей, возникающих как следствие самых фундаментальных качеств вакуума. От некоторых таких идей голова и вправду идет кругом – то же самое ощущение, которое наверняка возникло у Левенгука, когда он впервые заглянул в микроскопический космос.
В основном эта книга о том, как можно получить ответы на все эти вопросы, как мы на практике, осязаемо движемся к пониманию своей космической значимости и по ходу дела опровергаем множество предрассудков и развеиваем ложные упования. Однако в этой книге я попытаюсь разобраться и в том, как на данный момент формулируются эти вопросы и как можно было бы вывести наши познания о месте жизни в мироздании далеко за нынешние пределы, на совершенно новый уровень.
Чтобы добраться до сути проблемы, придется тщательно препарировать один из величайших принципов, на которых строится наука и философия. Корни этого представления весьма скромны – это всего-навсего то, как мы видим и воспринимаем небо над головой и днем, и ночью. Согласно принципу Коперника, центр космоса – не Земля, а Солнце, Земля же, наряду со всеми прочими планетами, вращаясь вокруг своей оси, описывает кольца вокруг этого огненного шара. Это мировоззрение убеждает нас, что мы не центр всего сущего, в нас нет ничего «особенного».
. В сущности, мы предельно заурядны. Ординарность нынче в моде.Мы проследим, почему децентрализованная реальность, которую отстаивал Коперник, оказалась логически совершенной – ведь она объяснила все тонкости движения Солнца, Луны и планет по небосводу. И объяснение это получилось проще и изящнее, чем все предшествующие теории. Однако для многих современников Коперника эта концепция стала сущим пугалом. Она была отвратительна не только с теологической точки зрения, поскольку из нее следовало, что мы ничего не значим, но отчасти и с научной – поскольку некоторые ее составляющие подрывали самые основы господствовавших тогда аналитических представлений о механике космоса.
Со временем мы развили и углубили идею децентрализации и теперь считаем ущербной любую научную теорию, если она полагается на какой-то отдельный источник или уникальную точку зрения. Это в высшей степени разумно. Если теорию нельзя обобщить, получится, что есть какие-то законы природы, которые действуют на вас, но не действуют на вашего приятеля, живущего по воле случая в другом квартале, – а это противоречит всему, что мы знаем. Однако, как я покажу в дальнейшем, в некоторых научных вопросах принцип Коперника, как однозначный ориентир, вероятно, исчерпал себя.
И в самом деле, есть много веских причин официально признать, что хотя мы и не можем быть в центре Вселенной, которая, как мы теперь знаем, вообще не имеет центра, тем не менее мы занимаем в ней очень занятное место – во времени, пространстве и масштабе. Разумеется, подобные доводы многократно приводили и прежде, и в пределе они иногда подводили к гипотезе, что Земля – явление необычайно «редкое», особенно в том, что касается развития технологически разумной жизни. Однако это, в сущности, чересчур смелый вывод, и мне не кажется, что у него достаточно оснований. В дальнейшем я покажу вам, почему.
Тем не менее специфика наших обстоятельств – место между микрокосмом и макрокосмом, на каменистой планете, которая вращается вокруг звезды определенного возраста, – несомненно, влияет на то, какие выводы мы делаем по поводу природы, и на то, по каким принципам мы ищем внеземную жизнь во Вселенной. Думаю, что специфика нашего космического «адреса» определяет также и суть важнейших открытий на этом пути. Более того, я попытаюсь доказать, что, для того чтобы добиться подлинного научного прогресса в определении нашего космического статуса, нам следует найти более совершенный способ выбираться из болота собственной заурядности. К концу книги я предложу возможный вариант.
Путь к этому проляжет от незапамятных времен в истории Земли до ее отдаленнейшего будущего, до планетных систем во всей нашей Галактике и от громады астрономической Вселенной к микроскопической Вселенной биологии. Кроме того, мы доберемся до переднего края научных исследований, посвященных нашему происхождению, и это потребует от нас и математического хитроумия, и тонких наблюдений над природой. А кроме того, нам придется бестрепетно изучить конкретные обстоятельства, в которых мы очутились.
Самые прекрасные рассказы о новаторстве и открытиях, как правило, обладают глубоким историческим фоном, и этот рассказ – не исключение. Хотя мне, конечно, придется пойти на некоторые упрощения, нам нужно будет изучить ни более ни менее как истоки западного научного метода во всей их сложности. Первая часть нашего пути, полного приключений, началась давным-давно благодаря логической цепочке, на построение которой у человечества ушло более тысячи лет неустанных усилий. На одном конце этого участка пути лежит процветающая Древняя Греция, на другом – Западная Европа, нетвердой поступью выходящая из Средневековья.
От трудов Аристарха до нас дошли лишь отрывки и косвенные цитаты, в основном касающиеся хитроумных геометрических выкладок, при помощи которых он доказывал, что Солнце значительно больше Земли. Однако очевидно, что это открытие подтолкнуло его к мысли, что Солнце представляет собой центр известной Вселенной и что звезды неимоверно далеки от нас. Едва ли можно требовать такого гигантского концептуального скачка в мировоззрении от простых смертных. Кроме всего прочего, чтобы совершить этот скачок, нужно было хорошо понимать суть понимания весьма специфического феномена под названием «параллакс».
Параллакс – явление в той же степени земное, в какой и небесное, и общее представление о нем довольно просто, так что читатель легко его усвоит. Закройте один глаз и поднимите руку с растопыренными пальцами так, чтобы видеть ребро ладони. Если помотать головой, то увидишь, как при перемене угла зрения в поле зрения попадают то одни, то другие пальцы. В этом и есть суть параллакса: это видимые изменения относительного местонахождения отдаленных предметов в зависимости от угла зрения. Чем дальше эти предметы, тем меньше видимые отклонения – тем меньше наблюдаемое угловое смещение между ними. .
Читайте также: