Роман притча голдинга повелитель мух

Обновлено: 14.11.2024

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Светловолосый мальчик только что одолел последний спуск со скалы и теперь пробирался к лагуне. Школьный свитер он снял и волочил за собой, серая рубашечка на нем взмокла, и волосы налипли на лоб. Шрамом врезавшаяся в джунгли длинная полоса порушенного леса держала жару, как баня. Он спотыкался о лианы и стволы, когда какая-то птица желто-красной вспышкой взметнулась вверх, голося, как ведьма; и на ее крик эхом отозвался другой.

– Эй, – был этот крик, – погоди-ка!

Кусты возле просеки дрогнули, осыпая гремучий град капель.

– Погоди-ка, – сказал голос. – Запутался я.

Светловолосый мальчик остановился и подтянул гольфы автоматическим жестом, на секунду уподобившим джунгли окрестностям Лондона.

Голос заговорил снова:

– Двинуться не дают, ух и цопкие они!

Тот, кому принадлежал голос, задом выбирался из кустов, с трудом выдирая у них свою грязную куртку. Пухлые голые ноги коленками застряли в шипах и были все расцарапаны. Он наклонился, осторожно отцепил шипы и повернулся. Он был ниже светлого и очень толстый. Сделал шаг, нащупав безопасную позицию, и глянул сквозь толстые очки.

– А где же дядька, который с мегафоном?

Светлый покачал головой:

– Это остров. Так мне по крайней мере кажется. А там риф. Может даже, тут вообще взрослых нет.

– Был же летчик. Правда, не в пассажирском отсеке был, а впереди, в кабине.

Светлый, сощурясь, озирал риф.

– Ну, а ребята? – не унимался толстый. – Они же, некоторые-то, ведь спаслись? Ведь же правда? Да ведь?

Светлый мальчик пошел к воде как можно непринужденней. Легко, без нажима он давал понять толстому, что разговор окончен. Но тот заспешил следом.

– И взрослых, их тут совсем нету, да?

Светлый произнес это мрачно. Но тотчас его одолел восторг сбывшейся мечты. Он встал на голову посреди просеки и во весь рот улыбался опрокинутому толстому.

– Без всяких взрослых!

Толстый размышлял с минуту.

Светлый сбросил ноги и сел на распаренную землю.

– Наверно, нас высадил, а сам улетел. Ему тут не сесть. Колеса не встанут.

– Ну, он-то вернется еще, как миленький!

Толстый покачал головой:

– Мы когда спускались, я – это – в окно смотрел, а там горело. Наш самолет с другого края горел.

Он блуждал взглядом по просеке.

– Это все от фюзеляжа.

Светлый потянулся рукой и пощупал раскромсанный край ствола. На мгновенье он заинтересовался:

– А что с ним стало? Куда он делся?

– Волнами сволокло. Ишь, опасно-то как, деревья все переломаты. А ведь там небось ребята были еще.

Он помолчал немного, потом решился:

Толстый ждал, что его, в свою очередь, спросят об имени, но ему не предложили знакомиться; светлый мальчик, назвавшийся Ральфом, улыбнулся рассеянно, встал и снова двинулся к лагуне. Толстый шел за ним по пятам.

– Я вот думаю, тут еще много наших. Ты как – видал кого?

Ральф покачал головой и ускорил шаг. Но наскочил на ветку и с грохотом шлепнулся.

Толстый стоял рядом и дышал, как паровоз.

– Мне моя тетя не велела бегать, – объяснил он, – потому что у меня астма.

– Ага. Запыхаюсь я. У меня у одного со всей школы астма, – сказал толстый не без гордости. – А еще я очки с трех лет ношу.

Он снял очки, протянул Ральфу, моргая и улыбаясь, а потом принялся их протирать замызганной курткой. Вдруг его расплывчатые черты изменились от боли и сосредоточенности. Он утер пот со щек и поскорей нацепил очки на нос.

Он кинул взглядом по просеке.

– Фрукты эти, – сказал он. – Вроде я…

Он поправил очки, метнулся в сторонку и присел на корточки за спутанной листвой.

Ральф осторожно высвободился и нырнул под ветки. Сопенье толстого тотчас осталось у него за спиной, и он поспешил к последнему заслону, отгораживавшему его от берега. Перелез через поваленный ствол и разом очутился уже не в джунглях.

Берег был весь опушен пальмами. Они стояли, клонились, никли в лучах, а зеленое оперенье висело в стофутовой выси. Под ними росла жесткая трава, вспученная вывороченными корнями, валялись гнилые кокосы и то тут, то там пробивались новорожденные ростки. Сзади была тьма леса и светлый проем просеки. Ральф замер, забыв руку на сером стволе, и щурясь смотрел на сверкающую воду. Там, наверное, в расстоянии мили, лохматилась у кораллового рифа белая кипень прибоя и дальше темной синью стлалось открытое море. В неровной дуге кораллов лагуна лежала тихо, как горное озеро – разнообразно синее, и тенисто-зеленое, и лиловатое. Полоска песка между пальмовой террасой и морем убегала тонкой лункой неведомо куда, и только где-то в бесконечности слева от Ральфа пальмы, вода и берег сливались в одну точку; и, почти видимая глазу, плавала вокруг жара.

Он соскочил с террасы. Черные ботинки зарылись в песок, его обдало жаром. Он ощутил тяжесть одежды. Сбросил ботинки, двумя рывками сорвал с себя гольфы. Снова вспрыгнул на террасу, стянул рубашку, стал среди больших, как черепа, кокосов, в скользящих зеленых тенях от леса и пальм. Потом расстегнул змейку на ремне, стащил шорты и трусики и, голый, смотрел на слепящую воду и берег.

Он был достаточно большой, двенадцать с лишним, чтоб пухлый детский животик успел подобраться; но пока в нем еще не ощущалась неловкость подростка. По ширине и развороту плеч видно было, что он мог бы стать боксером, если бы мягкость взгляда и рта не выдавала его безобидности. Он легонько похлопал пальму по стволу и, вынужденный наконец признать существование острова, снова упоенно захохотал и стал на голову. Ловко перекувырнулся, спрыгнул на берег, упал на коленки, обеими руками подгреб к себе горкой песок. Потом выпрямился и сияющими глазами окинул воду.

Толстый мальчик осторожно спустил ноги с террасы и присел на край, как на стульчик.

– Я долго очень, ничего? От фруктов этих…

Он протер очки и утвердил их на носу-пуговке. Дужка уже пометила переносицу четкой розовой галкой. Он окинул критическим оком золотистое тело Ральфа, потом посмотрел на собственную одежду. Взялся за язычок молнии, пересекающей грудь.

Но вдруг решительно дернул за молнию и потянул через голову всю куртку.

Ральф смотрел на него искоса и молчал.

– По-моему, нам надо все имена узнать, – сказал толстый. – И список сделать. Надо созвать сбор.

Ральф не клюнул на эту удочку, так что толстому пришлось продолжить.

– А меня как хочете зовите – мне все равно, – открылся он Ральфу, – лишь бы опять не обозвали, как в школе.

Тут уж Ральф заинтересовался:

Толстый огляделся, потом пригнулся к Ральфу. И зашептал:

– Хрюша – во как они меня обозвали.

Ральф зашелся от хохота. Даже вскочил.

– Ральф! Ну Ральф же.

Хрюша всплеснул руками в ужасном предчувствии:

– Я сказал же, что не хочу…

Ральф выплясал на солнцепек, вернулся истребителем, распластав крылья, и обстрелял Хрюшу:

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Момот Д.В.

Данная статья посвящена изучению вопроса притчевости в произведении Уильяма Голдинга «Повелитель Мух». Целью данного исследования является анализ романа «Повелитель Мух» и рассмотрение вопроса притчевости в контексте данного произведения. Поставленная цель предполагает решение следующих задач: 1) ознакомиться с понятием « притча »; 2) ознакомиться с романом Уильяма Голдинга «Повелитель Мух»; 3) проследить проявление притчевости в произведении. Результаты исследования могут быть полезны для дальнейшего и более детального изучения произведений Голдинга, и их проблематики, а также могут быть задействованы в качестве материала для изучения истории английской литературы. Актуальность работы обусловлена тем, что в ней рассматриваются наиболее существенные особенности такого явления, как роман-притча в том виде, в каком эта литературная форма проявилась в творчестве одного из крупнейших писателей второй половины ХХ века.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожая притча

Текст научной работы на тему ««Классический вариант неклассической притчи» в произведении Уильяма Голдинга «Повелитель Мух»»

В целом мы можем утверждать, что все переводы достойны внимания, они проверены временем и выполнены качественно, в сети интернет можно найти больше вариантов перевода, но из-за отсутствия данных о переводчиках мы не стали рассматривать их труды. При переводе поэзии ни один результат не сравнится с текстом оригинала.

1. Gero von wilpert: Sachworterbuch der Literatur. Stuttgart 2001. S. 1012-1013.

2. Gero von Wilpert: Sachworterbuch der Literatur. Stuttgart 2001. S. 73-75.

«КЛАССИЧЕСКИМ ВАРИАНТ НЕКЛАССИЧЕСКОЙ ПРИТЧИ» В ПРОИЗВЕДЕНИИ УИЛЬЯМА ГОЛДИНГА «ПОВЕЛИТЕЛЬ МУХ»

Институт иностранной филологии Таврической академии Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского, г. Симферополь

Поставленная цель предполагает решение следующих задач: 1) ознакомиться с понятием «притча»; 2) ознакомиться с романом Уильяма Голдинга «Повелитель Мух»; 3) проследить проявление притчевости в произведении. Результаты исследования могут быть полезны для дальнейшего и более детального изучения произведений Голдинга, и их проблематики, а также могут быть задействованы в качестве материала для изучения истории английской литературы.

Студент 2 курса магистратуры кафедры Теории и практики перевода.

СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Актуальность работы обусловлена тем, что в ней рассматриваются наиболее существенные особенности такого явления, как роман-притча в том виде, в каком эта литературная форма проявилась в творчестве одного из крупнейших писателей второй половины ХХ века.

Ключевые слова притча, притчевость, жанр, роман, мораль.

Как отмечал литературовед А.А. Чамеев, проза Уильяма Голдинга, «пластичная, красочная, напряжённая», принадлежит к самым «ярким явлениям послевоенной британской литературы». Для произведений Голдинга характерны драматизм, философская глубина, разнообразие и сложность метафорического языка; за кажущимися простотой и непринуждённостью повествования в книгах автора «скрываются цельность и строгость формы, выверенная слаженность деталей» [2, с. 1]. Согласно У Аллену, каждый компонент произведения писателя, сохраняя художественную самостоятельность, «работает» на заранее заданную философскую концепцию, нередко противоречивую и спорную, но «неизменно продиктованную искренней тревогой за судьбу человека в вывихнутом мире; претворённая в плоть и кровь художественных образов, эта концепция превращает всю конструкцию в обобщение почти космической широты».

В романе «Повелитель Мух» автору удается совместить в произведении как острую сюжетную линию, которая периодически прерывается рассуждениями о философских вопросах так и элементы притчи, параболы. Голдинг смог заложить в простые и короткие на первый взгляд сюжеты глубокий философский смысл и мораль. В обширной критической литературе о творчестве Голдинга, при всем многообразии подходов к интерпретации его произведений, наблюдается одна общая тенденция: «первый роман писателя «Повелитель мух» (1954) традиционно трактуется не только как главная книга автора, вершина его творчества, но и как некий эталон современной притчевой прозы, классический вариант неклассической притчи» [1, с. 9].

Надо отметить, что сам Голдинг не только не возражал против такого определения своего романа, но и разъяснял, какой именно смысл он вкладывает в понятие «притча» и почему в своей первой книге он обратился именно к этой литературной форме. Пояснения писателя лишь способствовали тому, что за ним прочно закрепился ярлык «сочинителя притч», и что бы ни выходило из-под пера автора после «Повелителя мух», исследователи были склонны автоматически причислять к жанру притчи. Многие специалисты отмечают, что «кроме уникального комбинирования романа и притчи, автор так же неоднократно использует мифологический подтекст, который проявляется в тексте с помощью аллюзий» [1, с. 10].

С точки зрения литературы классическая притча - это небольшой по размеру аллегорический и поучительный рассказ. С философской точки зрения, притча есть история, используемая в качестве иллюстрации тех или иных положений учения. По словам О.Ю. Ольшванга, в «литературоведении принято противопоставлять притчу «классическую» и «современную» (неклассическую)» [4]. Мельникова С. приходит к выводу, что для современной притчевой литературы дидактизм и аллегоризм перестали быть основными чертами. Они вытесняются последовательным развертыванием какой-либо этической концепции. Двадцатый век находит притчу уже существенно изменившейся, но сохранившей вместе с тем ряд постоянных черт: двуплановость, философичность, построение произведения как доказательства определенной идеи - обязательные, минимально необходимые свойства притчи Новейшего времени.

Популярность притчевости в литературе прошлого столетия обусловлена рядом причин, среди которых: повышенный интерес писателей к скрытым возможностям этой формы написания увеличение в произведениях той

СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

эпохи хаотичности, бессюжетности повествования, при котором притча становится неким инструментом структурирования произведения. Существенное изменяется значение религии в жизни человека, разочарование в научных открытиях приводят к определенному пересмотру роли искусства, которое теперь берет на себя функцию религии. «Последнее обстоятельство привело к тому, что в искусстве особую актуальность приобретают извечные вопросы - о добре и зле, о смысле бытия и т.д., вопросы, обращение к которым является неотъемлемой характеристикой содержательного плана притчи. Кроме того, содержательная сторона притчи тесно перекликается с основными положениями философии экзистенциализма» [1, с. 8].

i Не можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Роман-притча в творчестве Уильяма Голдинга - явление неоднородное, подвижное, меняющееся от романа к роману, и вместе с тем, заключающее в себе ряд постоянных содержательных и структурных признаков, которые и составляют особый голдинговский стиль. Повествовательный план притчи, по мнению Голдинга, хоть и обладает определенной степенью достоверности, но все же не является самоценным, и ни в коем случае не должен затемнять философскую идею. Таким образом, внешняя сторона притчи, при всей ее убедительности - увлекательности сюжета, яркости образов и характеров, является вторичной по отношению к идее, моральному уроку, изначально заложенному в притче. Важную роль у Голдинга играет экологический аспект: основным аспектом разрушения становится Природа. В первой главе три мальчика пытаются сдвинуть с места небольшую скалу, которая, как им кажется, стоит не на месте. И это им удается, они не замечают, что сброшенная с места скала наносит небольшой ущерб лесной растительности острова. Затем камнем, взятым с этой же скалы, убивают Хрюшу, камнями пытаются забросать преследуемого всеми Ральфа. Голдинг в своей уникальной манере намекает нам, что каждое наше необдуманное действие неминуемо приведет к определенным последствиям.

Произведение, которое поначалу воспринимается как просто интересная повесть об английских школьниках, оказавшихся на необитаемом острове, со временем раскрывает целый ряд глубоких, серьезных, философских вопросов, интерес к которым проявляется у читателей разных возрастов, профессий, убеждений и взглядов. Прочитав первые страницы, и ожидая увидеть подобие романа Даниэля Дефо «Приключения Робинзона Крузо», только уже в другом времени, с другими действующими лицами и в абсолютно другой интерпретации, читатель вскоре обнаруживает, что, не смотря на первоначальную схожесть сюжетных линий, роман «Повелитель Мух» выносит на всеобщее обозрение абсолютно другие вопросы и проблемы. Мы не увидим борьбы человека с дикой природой, не узнаем, какие трудности и опасности подстерегают детей в мире, в котором им придется положиться самим на себя. Отдельные такие эпизоды присутствуют в романе, но автор вписывает их скорее для «фона» к тем ситуациям, которые он выно-

сит на первое место, а именно - полная деградация общества в условиях отсутствия цивилизации. Роман «Робинзон Крузо» иллюстрирует, как главный герой смог сохранить свой облик, будучи изолированным от окружающего мира, в свою очередь роман «Повелитель мух» показал, как герои в таких же условиях этот облик утратили в считанные дни.

Уникальность романов Голдинга заключается в том, что мир, который он создает, и в который он помещает своих героев, как правило, малонаселенный, или практически изолированный. Кроме этого количество действующих лиц так же ограничено и немногочисленно. Эго четко прослеживается в произведении «Повелитель Мух», где дети оказываются на необитаемом острове, тем самым не подвергаясь влиянию окружающего мира и персонажей, проживающих в нем. Тем самым автор дает практически каждому герою раскрыться в полной мере. Существуют и другие положительные стороны такого способа написания, например, изолированность, замкнутость пространства позволяет автору создавать различные экстремальные ситуации и помещать в них своих героев, предавая происходящим событиям непредвиденные повороты.

Один из основных вопросов в творчестве Голдинга - природа зла, которая исходит из самой природы человека. В произведениях присутствует некая «тьма», которая периодически выходит на первый план, когда ситуация становится критической. Автор показывает, что в каждом человеке есть тьма, которая живет внутри него, но при первой же возможности она не упустит шанс выйти наружу. Даже Ральф, главный герой романа «Повелитель Мух» размышляет о темноте в человеческом сердце. На протяжении всей сюжетной линии Голдинг показывает, что зло - это неотъемлемая часть природы человека. Ведь в романе «Повелитель Мух» все действующие лица - дети, казалось бы, лучшая часть человечества, наделенная естественной чистотой чувств и непосредственностью, которые зачастую теряются во взрослом мире. Голдинг же не принимает такую точку зрения и разрушает самый распространенный стереотип о невинности детей. В результате недавние школьники и певцы, казалось бы, церковного хора оказываются способны на убийство себе подобных, поскольку, как считает автор, зло - неотъемлемая часть природы человека. Своим романом Голдинг так же стремится донести до читателей идею непрочности человеческой цивилизации, которая, оказавшись в изоляции, за считанные мгновения теряет тот облик, к которому люди привыкли в цивилизованном мире.

В «Повелителе Мух» Уильям Голдинг пытается наглядно показать идею того, что в борьбе со злом, что таится в душе каждого человека, научное знание бессильно, что олицетворяется в отношениях Джека - бессердечного лидера, и Хрюши - олицетворения науки и логики. В сопоставлении этих героев отражается вечное противостояние духовного и материального мира, веры и рационального мышления, науки и религии.

СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Вполне вероятно, что среди поклонников романа (особенно детской аудитории) найдется немало тех, кто видит в нем лишь захватывающую историю о приключениях английских школьников на необитаемом острове. Вместе с тем, в тексте романа есть своеобразные «намеки» или «подсказки», указывающие на возможность другого уровня прочтения произведения -это и постоянные параллели между приключениями детей на острове и событиями в реальном мире, мифологические и библейские аллюзии, различные символы, ироническое переигрывание сюжета другого литературного произведения, а также необычный прием смещения точки зрения в финале книги.

2. Чамеев А.А. Уильям Голдинг - сочинитель притч // Голдинг У Избранное: Романы, притча. - М., 1996.

3. Кушнарева Л.И. Притча как жанр / Л.И. Кушнарева // Язык. Этнос. Сознание. - Майкоп, 2003. - Т 2. - С. 205-208.

4. Ольшванг О.Ю. Динамика притчевого повествования в творчестве Р. Баха / О.Ю. Ольшванг// Гуманитарные науки. - 2007. - Выпуск 14, № 53.

5. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов. - М.: ООО «Издательство Оникс», 2008. - С. 487.

ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ СПЕЦИФИКИ ЖАНРА АНГЛО-ШОТЛАНДСКОЙ БАЛЛАДЫ

Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского, г. Симферополь

Англо-шотландская народная баллада - это фольклорный жанр. А как известно, именно фольклор является первой ступеней в истории национальной литературы. В эпоху Романтизма, когда главенствовали идеи уникальности, и самобытность литературы была приоритетной позицией, авторы обращались к своим истокам - к фольклору. В этот период происходит второе рождение баллады, уже в качестве литературного жанра. Поэтому, неудивительно, что такой колоритный и уникальный жанр привлекал большое количество исследователей, как оте-

Студент 2 курса магистратуры кафедры Теории языка, литературы и социолингвистики.

Похожая притча

Завязка романа приходится на момент знакомства Ральфа и Хрюши: встретившиеся после авиакатастрофы мальчики пытаются осознать, что с ними произошло, и наметить пути решения проблемы. Собранные трубным гласом морского рога английские дети (малыши, пяти-шести лет и подростки – десяти-тринадцати) поначалу пытаются сохранить на острове культурные и цивилизационные основы своей страны.

Всё меняется с первой кровью. Как только Джек понимает, что ему по силам убить поросёнка, охота из забавы превращается в образ жизни. Вслед за своим вожаком бывшие хористы меняется до неузнаваемости: они наносят на лица кровожадные маски и полностью отдаются жажде убийства. Ощущение собственной значимости и власти затмевает собой всё – в том числе и желание вернуться в привычный мир людей. В начале охотники бросают костёр, затем и вовсе превращаются в дикое племя во главе с Вождём, чьи приказания исполняются беспрекословно. Новая, опьянённая вседозволенностью цивилизация, поглощённая первобытным страхом перед неведомым Зверем, решает умилостивить последнего ужасным даром – насаженной на палку свиной головой. Когда последняя протухает, вокруг неё собираются мухи, превращая и без того омерзительный предмет в материализовавшийся облик Зла.

Художественные образы мальчиков соотнесены в романе с конкретным человеческим началом: Ральф – добрый, культурный, стремящийся к порядку, не боящийся ответственности; Хрюша – косноязычный, умный, умеющий рассуждать изобретатель; Саймон – слабый, зрящий в корень философ-индивидуалист; Джек – властолюбивый диктатор; Роджер – угодливый слуга и жестокий садист; близнецы Эрик и Сэм – простые, плывущие по течению люди, симпатизирующие добру, но склоняющиеся под грубой силой; малыши – ещё неокрепшие личности, не успевшие сделать выбор между добром и злом, но чувствующие последнее интуитивно.

Похожая притча

Роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух», на первый взгляд, имеет мало общего с хоррором. Ведь что представляет собой это произведение? Социальную драму? Антиутопию? Приключенческий роман — робинзонаду? Конечно!

Но ещё «Повелитель мух» — книга об Ужасе. Том самом, что скрывается в каждом человеке и ждёт только удобного случая выйти наружу.

В результате авиакатастрофы английские школьники оказываются на необитаемом острове и, несмотря на отсутствие взрослых, поначалу неплохо живут. Однако вскоре все летит в тартарары: цивилизованные мальчики дичают, поклоняются отвратительному «богу», доходит даже до убийств. Сюжет «Повелителя мух» хорошо знаком каждому, что не удивительно: этот роман Голдинга признан одним из важнейших литературных произведений XX века.

«Повелитель мух» настолько многогранен, что говорить о нем сложно. Роман раскрывает самые разные темы, каждая из которых сама по себе интересна и значима. Переплетенные в одном произведении, эти темы приобретают еще более глубокий, философский, почти сакральный смысл.

Так, «Повелитель мух» — это аллегорический роман-парабола, проще говоря, притча о человеческой природе, иррациональной и подверженной страхам несмотря на глас рассудка. Также произведение затрагивает вопросы религии, причем с ницшеанским мотивом «Бог мертв», ведь словосочетание «Повелитель мух» — дословный перевод имени языческого бога Вельзевула, который в христианстве ассоциируется с дьяволом. Да и само упоминание зверя отсылает к библейскому «Откровению Иоанна Богослова», которое рассказывает о конце света и гибели человечества. Кстати, оригинальное название романа «Lord of the Flies» можно перевести и как «Господь мух», однако в России этот вариант не прижился.

«Повелитель мух» — это и социальная драма: сильный и умный лидер постепенно становится изгоем; слабого и неуклюжего толстячка-изгоя не просто тиранят, но в итоге убивают. Это и антиутопия, раскрывающая истинную сущность людей, которая проявляется даже в невинных на первый взгляд детях. Мы видим попытку построить образцовое общество, которая оборачивается крахом, деградацией, настоящим кошмаром. Это и приключенческий роман, робинзонада с идеальным местом действия — остров с превосходными для жизни условиями. Наконец, это книга о детстве, о сотрудничестве и соперничестве, о друзьях и врагах: «Головы кружила высота, кружила дружба»; «Они [Ральф и Джек] посмотрели друг на друга с изумленьем, любовью и ненавистью»; «И еще эта странная ниточка между ним и Джеком; нет, Джек не уймется никогда, он не оставит его в покое».

Нужно признать, что о «Повелителе мух» редко говорят как о хорроре, чаще уделяя внимание религиозно-философскому смыслу произведения. Поэтому мы постараемся восстановить справедливость и рассмотреть всего один аспект — ужас.

Кадры из фильма «Повелитель мух»

(Великобритания, 1963, реж. Питер Брук).

Зверь выходит из вод, зверь сходит с неба

А ужасного в романе Голдинга много. И прежде всего — зверь, один из ключевых образов произведения и один из самых страшных монстров в истории хоррор-литературы.

Уже во второй главе малыш с родимым пятном в пол-лица шепчет о звере-змее, который «выходит из вод». Вскоре ребенок погибает в лесном пожаре, устроенном по недосмотру. К слову, эта трагичная случайность тоже пробирает до глубины души, особенно надрывное Хрюшино: «Вот тот малыш, тот, который на лице с меткой, я не вижу его. Где он?»

Попытка выследить чудовище оказывается успешной. По воле злого рока они натыкаются на мертвого парашютиста, застрявшего на скале и страшно «кланяющегося» из-за ветра. С другой стороны, в глубине души дети верят в зверя — а значит, непременно найдут его во всем, что угодно. При этом никто, даже рассудительный Ральф, не слушает проницательного Саймона, ведь он «с приветом». Именно Саймон первым понимает, что «зверь — это мы сами». И он находит в себе смелость подняться на гору и узнать тайну засевшего там «монстра».

Еще один потрясающий по степени напряженности и градусу ужаса эпизод — встреча Саймона с Повелителем мух.

«Прямо против Саймона ухмылялся насаженный на кол Повелитель мух. Наконец Саймон не выдержал и посмотрел; увидел белые зубы, кровь, мутные глаза — и уже не смог отвести взгляда от этих издревле неотвратимо узнающих глаз. В правом виске у Саймона больно застучало.

— Глупый маленький мальчик, — говорил Повелитель мух, — глупый, глупый, и ничего-то ты не знаешь.

Несколько мгновений лес и все другие смутно угадываемые места в ответ сотрясались от мерзкого хохота.

— Но ты же знал, правда? Что я — часть тебя самого? Неотделимая часть! Что это из-за меня ничего у вас не вышло? Что все получилось из-за меня?

— Мы тебя прикончим. Ясно? Джек, и Роджер, и Морис, и Роберт, и Билл, и Хрюша, и Ральф. Прикончим тебя. Ясно?

Пасть поглотила Саймона. Он упал и потерял сознанье».

Этот момент вызывает иррациональный страх. Мы знаем, что это всего лишь свиная голова на палке, которую Джек оставил как дар зверю. Мы знаем, что беседа происходит в воспаленном мозгу «чокнутого» Саймона, перегревшегося на солнце. Но все равно боимся, боимся Повелителя мух и его слов, даже если уже в десятый раз читаем роман и знаем, что будет дальше. После этой сцены в груди остается тошнотворный комок, губы пересыхают, язык липнет к гортани, будто ты сам стоишь загипнотизированный перед мерзким, всезнающим Повелителем мух.

Кадры из фильма «Повелитель мух»

(Великобритания, 1963, реж. Питер Брук).

Длинные волосы, раскрашенные лица

Догадка Саймона («зверь — это мы сами») подводит нас к другому кошмару: одичание, стремительная деградация ждет тех, кто оказался отрезан от цивилизации.

С самого начала маленькие робинзоны восприняли авиакатастрофу как возможность весело поиграть на чудесном острове, «как в книжке». Мальчики даже упоминают роман Роберта Баллантайна «Коралловый остров» (известно, что изначально Голдинг задумал «Повелителя мух» как иронический комментарий к этому наивному произведению).

«Остров — наш! Потрясающий остров. Пока взрослые не приедут за нами, нам будет весело! (. ) Нам нужны правила, и мы должны им подчиняться. Мы не дикари какие-нибудь. Мы англичане. А англичане всегда и везде лучше всех. Значит, надо вести себя как следует».

Главный герой романа Ральф — воплощение разумности, цивилизованности, «правильности». Он единственный понимает, что «кроме правил, у нас ничего нет», что костер должен всегда дымить, посылая сигнал бедствия. Он первым замечает ужасные признаки деградации: «Ральф с омерзеньем понял, до чего он грязен и опустился; он понял, как надоело ему вечно смахивать со лба спутанные космы и по вечерам, когда спрячется солнце, шумно шуршать сухой листвой, укладываясь спать»; «Вдруг он понял, что привык ко всему этому, притерпелся, и у него екнуло сердце».

Совсем иначе себя чувствует герой-антагонист Джек, возглавивший охотников, а потом и «перетянувший» всех жителей острова в свое дикарское племя. Он придумывает разрисовать лица — сначала это просто маскировка для охоты, но потом она превращается в нечто большее: «Маска жила уже самостоятельной жизнью, и Джек скрывался за ней, отбросив всякий стыд». К концу романа все мальчики, кроме Ральфа, потеряли лица и имена: они стали просто безликими дикарями, раскрашенными белым, зеленым и красным.

Другая любопытная деталь: Джек и его охотники придумывают своеобразный ритуал, охотничий танец.

«Морис с визгом вбежал в центр круга, изображая свинью; охотники, продолжая кружить, изображали убийство. Они танцевали, они пели.

— Бей свинью! Глотку режь! Добивай!»

Сначала это была забавная игра, шутка, в которой принимал участие даже Ральф, тем самым позволяя вырваться наружу скрытой, первобытной, дикой части своей души. Но с каждым разом танец становился все злее, все страшнее: «вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Роберт завизжал, сначала в притворном ужасе, потом уже от действительной боли». Понятно, что в какой-то момент все выйдет из-под контроля.

Кадр из фильма «Повелитель мух»

(Великобритания, 1963, реж. Питер Брук).

Лицо смерти

Одна из ключевых сцен романа Голдинга — вечерняя буря, во время которой племя Джека устроило пир. К костру также пришли Ральф, Хрюша и другие ребята, привлеченные жареным мясом, против которого невозможно устоять после долгой фруктовой диеты. Темнота, гроза, накалившиеся страсти — все это привело к очередным дикарским пляскам. И именно в этот момент прибежал Саймон, спеша донести до друзей новость о том, что никакого зверя нет.

«Малыши визжа неслись с опушки, один, не помня себя, проломил кольцо старших:

Зверь ввалился, почти упал в центр подковы.

— Зверя бей! Глотку режь! Выпусти кровь!

Голубой шрам уже не сходил с неба, грохот был непереносим. Саймон кричал что-то про мертвое тело на горе.

— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь! Зверя — прикончь!

Палки стукнули, подкова, хрустнув, снова сомкнулась вопящим кругом.

Зверь стоял на коленях в центре круга, зверь закрывал лицо руками. Пытаясь перекрыть дерущий омерзительный шум, зверь кричал что-то насчет мертвеца на горе. Вот зверь пробился, вырвался за круг и рухнул с крутого края скалы на песок, к воде. Толпа хлынула за ним, стекла со скалы, на зверя налетели, его били, кусали, рвали. Слов не было, и не было других движений — только рвущие когти и зубы».

Впоследствии Хрюша и близнецы Эрикисэм будут со стыдом отрицать свою причастность к «танцу»: «Мы рядом стояли. Мы ничего не делали, мы ничего не видели. (. ) Мы рано ушли, мы устали». И лишь Ральф найдет в себе силы признать, что это было убийство. Смерть Саймона — поворотный момент истории, точка невозврата, после которой ужас всего происходящего будет только нарастать.

Хрюша. Толстый и нескладный, с «астмой-какассымой». Мы даже не знаем его имени, тогда как помним имена второстепенных персонажей — Генри, Билл, Персиваль. Тем не менее, он умен, и даже Ральф это признает: «Хрюша думать умеет. Как он здорово, по порядку все всегда провернет в своей толстой башке. Но какой же Хрюша главный? Хрюша смешной, толстопузый, но котелок у него варит, это уж точно». Кроме того, именно благодаря Хрюше мальчишки смогли разжечь сигнальный костер — при помощи его очков, которые стали одним из символов разумности, порядка, надежды на спасение.

Понятно, что мальчика по прозвищу Хрюша ничего хорошего не ждет на острове, где водятся свиньи, которым пускают кровь. Охотник Роджер, явный садист, мрачный «двойник» безобидного Саймона, в начале романа просто швырявший камешки в малышей, совершает осознанное убийство человека. Он сбрасывает на Хрюшу каменную глыбу.

«Камень прошелся по Хрюше с головы до колен; рог разлетелся на тысячу белых осколков и перестал существовать. Хрюша без слова, без звука полетел боком с обрыва, переворачиваясь на лету. Камень дважды подпрыгнул и скрылся в лесу. Хрюша пролетел сорок футов и упал спиной на ту самую красную, квадратную глыбу в море. Голова раскроилась, и содержимое вывалилось и стало красным. Руки и ноги Хрюши немного подергались, как у свиньи, когда ее только убьют. Потом море снова медленно, тяжко вздохнуло, вскипело над глыбой белой розовой пеной; а когда оно снова отхлынуло, Хрюши уже не было».

Вместе с Хрюшей «погибает» и морская раковина — рог, которым Ральф созывал собрания, еще один символ разума и упорядоченности. Попытка создать цивилизованное общество провалилась: орава мальчишек превратилась в первобытное племя, которым правит вождь Джек, которое подчиняется примитивным и жестоким законам. Ральф остается один.

Кадр из фильма «Повелитель мух»

(США, 1990, реж. Гарри Хук).

Доигрались.

Итак, красивый, сильный, умный лидер превращается в изгоя. Финал романа Голдинга пропитан ужасом: Ральф не просто ранен, одинок и растерян, на него начинают настоящую охоту. И самое страшное: близнецы Эрикисэм предупредили, что «Роджер заострил палку с обоих концов». При этом в руках у Ральфа такое же обоюдоострое копье, которое он подобрал после разрушения тошнотворного идола — Повелителя мух. А значит, его голова будет следующим «даром тьме, даром зверю».

Повествование наполняется хаосом, в котором смешались паника и ненависть. Джунгли ожили, когда Ральфа стали окружать. Все вокруг грохотало, когда дикари сталкивали на него, затаившегося, огромные каменные глыбы. Ральф потерял остатки здравого смысла, и его погнали, как охотники загоняют визжащего от ужаса кабана, когда весь остров запылал огнем.

«Ральф крикнул — от страха, отчаянья, злости. Ноги у него сами распрямились, он кричал и кричал, он не мог перестать. Он метнулся вперед, в чащобу, вылетел на прогалину, он кричал, он рычал, а кровь капала. Он ударил колом, дикарь покатился; но на него уже неслись другие, орали. Он увернулся от летящего копья, дальше побежал уже молча. Вдруг мелькающие впереди огоньки слились, рев леса стал громом, и куст на его пути рассыпался огромным веером пламени».

Появление морского офицера на берегу подводит суммирующую черту под всем произошедшим, расставляет все «по полочкам». Вмешательство взрослого настолько внезапно, что оно магическим образом обрывает истерику Ральфа и слепую ярость охотников.

Ральф затряс головой, как немой. Он повернулся. На берегу полукругом тихо-тихо стояли мальчики с острыми палками в руках, перемазанные цветной глиной.

Огонь добрался до кокосовых пальм на берегу и с шумом их проглотил.

Подпрыгнув, как акробат, пламя выбросило отдельный язык и слизнуло верхушки пальм на площадке. Небо было черное».

Отрезвляющие укоры взрослого, его спокойствие, его белая фуражка и аккуратная форма, эполеты, револьвер, золотые пуговицы на мундире — все это оттеняет только что пережитый Ральфом кошмар. И к этому примешиваются воспоминания о том, как вначале все было здорово, каким прекрасным был остров.

«Грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша».

Кадры из фильма «Повелитель мух»

(США, 1990, реж. Гарри Хук).

Чтобы спастись, дети развели сигнальный костер — маленький, безопасный, управляемый. Но он оказался бесполезным, идея — несостоятельной. Взрослые прибыли, только увидев дым от пожара, сожравшего сказочный остров. Это горькая правда, которая читается между строк.

Племя, вождь, раскрашенные лица, пиры после удачной охоты, пляски у костра. Именно этим путем шли первобытные люди к цивилизации, к прогрессу. Это был единственный способ выжить, подчинить неуправляемую и опасную природу, превозмочь всепоглощающий иррациональный страх, противостоять злым силам, скрытым в душах. И мальчишки, оказавшиеся в изоляции, деградировали, опустились до дикарей. сделав тем самым шаг вперед, как их предки миллионы лет назад.

В этом и таится самая жуткая истина «Повелителя мух». Страшнее всего то, что это книга обо всех людях. Это книга о нас с вами.

Поддержите DARKER!

Это важно! Нам нужна ваша помощь. Станьте спонсором DARKER и получите эксклюзивный ранний доступ к материалам из новых номеров и не только!

Читайте также:

Роман притча голдинга повелитель мух

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Момот Д.В.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Момот Д.В.

Похожая притча

Текст научной работы на тему ««Классический вариант неклассической притчи» в произведении Уильяма Голдинга «Повелитель Мух»»

Похожая притча

Похожая притча

Зверь выходит из вод, зверь сходит с неба

Длинные волосы, раскрашенные лица

Лицо смерти

Доигрались.

Поддержите DARKER!