Мои посмертные приключения повесть притча книга

Обновлено: 17.04.2024

Мои посмертные приключения

© ООО «ГрифЪ», оформление, 2014

© ООО «Издательство «Лепта Книга», текст, иллюстрации, 2014

© Вознесенская Ю.Н., 2014

© Тимошенко Ю., 2014

Вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим – в притчах.

Господи, благослови!

Мои посмертные приключения начались с того, что я упала с четвертого этажа и разбилась.

У полиции, как я потом узнала, возникло две версии – просто самоубийство и убийство, замаскированное под самоубийство. Обе версии ничего общего с действительностью не имели и даже в качестве предположительных не многого стоили, поскольку строились исключительно на показаниях моих эмигрантских подруг. Версия самоубийства была проста, как женский роман, и в двух словах сводилась к тому, что меня бросил муж, а я в ответ бросилась с балкона. Если бы я в самом деле так реагировала на измены Георгия, во всем нашем многоквартирном доме не хватило бы балконов.

Вторая версия – убийство, замаскированное под самоубийство, – не подходила по той простой причине, что Георгий не годился на роль убийцы: как почти все блудники и любимцы женщин, он был, в сущности, взрослым ребенком, капризно ищущим восхищения и ласки, слабым и немного истеричным, а по существу, беспомощным и добрым. От опасностей на своем жизненном пути он уходил, препятствия обходил и никогда не доходил до крайностей.

Все было гораздо проще. Наш кот Арбуз любил ходить в туалет на природе, а таковой ему служили мои ящики с цветами, подвешенные к балконной решетке – сверху и снизу. Стоило ровно на минуту оставить балконную дверь открытой, как он тут же прокрадывался в роскошные заросли петуний и там с наслаждением гадил. И это бы еще полбеды: но, сотворив непотребство и чуя расплату, мерзкий осквернитель невинных цветочков трусливо пытался скрыть следы преступления, при этом комья земли и поруганные веточки петуний летели в разные стороны. Никакие воспитательные меры вплоть до битья по голове сложенной вчетверо «Русской мыслью» не могли излечить кота от излюбленного порока.

В то злополучное утро я несколько раз выходила на балкон, чтобы не проворонить заказанное с вечера такси, и попросту забыла в последний раз затворить за собой балконную дверь. Блудный муж подхватил дорожную сумку с заграничными подарками для своей, конечно, мне неизвестной, московской подружки и отправился к лифту, а я проводила его за дверь с привычными напутствиями: не вздумай возвращаться и не забудь перед посадкой надеть теплый свитер – в Москве по прогнозу холод и дождь. Он так же привычно бросил, что все будет хорошо, свитер он наденет и позвонит, когда его встречать. После этого я пошла в спальню, немного поревела и уснула, поскольку позади у меня была почти сплошная ночь выяснения отношений.

Разбудило меня истошное мяуканье Арбуза. Я сорвалась с постели и бросилась на балкон, откуда летели его вопли о помощи. Кот-охальник, воспользовавшись открытой дверью и тишиной в доме, в этот раз добрался до нижнего ящика, сделал там свое грязное дело, а назад выбраться не сумел: толстый живот, за который в сочетании с полосатостью он и был прозван Арбузом, не дал ему пролезть между прутьями решетки, а перелезть через верх мешали развесистые петуньи. Я перегнулась через перила и ухватила кота за шкирку, а он был так перепуган, что для верности извернулся и вцепился в мою руку всеми двадцатью когтями. Я дернулась от боли и, попытавшись подхватить его другой рукой, слишком сильно перевесилась через перила: ноги мои почти оторвались от пола, а перетрусивший Арбуз, дрянь такая, в этот решительный момент не растерялся и сиганул по моим плечам и спине наверх и этим спас свою полосатую шкуру, меня же подтолкнул вниз. Я окончательно потеряла равновесие и полетела с четвертого этажа вниз головой. Спешу успокоить ревнителей благополучия домашних животных: после того, как меня на машине «Скорой помощи» с завываниями увезли в больницу, а в квартиру вломились полицейские, бедного осиротевшего котика взяла под опеку наша соседка фрау Гофман, и у нее ему было неплохо. Плохо было ее гераням.

Куст сирени, в который я, по счастью, угодила, был старый и развесистый – может быть, это слегка смягчило удар. Ведь я не разбилась всмятку, а лишь переломала половину костей и разбила голову под орех.

Когда я очнулась в палате реанимации и в зеркальном потолке над собой увидела свои бренные останки, окруженные медиками, я в который раз восхитилась успехами немецкой медицины: целая бригада врачей обрабатывала мои несчастные члены! Одни пристраивали обратно в грудную клетку выломанные ребра, торчащие из нее, как пружины из старого канапе, другие ввинчивали в рассыпавшиеся кости моих ног какие-то винтики и шпунтики, третьи копались в приоткрытом животе и что-то там сшивали, – а я наблюдала за всем происходящим в зеркале над собой и не чувствовала ни боли, ни страха – только полный и абсолютный покой.

Я взглянула на отражение своего лица, когда оно показалось между зелеными макушками склонившихся надо мной врачей: мне захотелось увидеть, насколько соответствует мой облик этому медикаментозному блаженству, – и вот тут-то все началось по-настоящему. Я увидела свое лицо, но это было лицо трупа: белое до синюшности, нос заострился, синие губы прилипли к зубам, между которыми торчала прозрачная трубка, а в ней что-то сипело и булькало. Я почувствовала к себе отвращение – меня всегда пугали лица мертвецов, а тут еще мое собственное… Но самое страшное было в том, что глаза мои были закрыты – так каким же образом я все это вижу?!

С перепугу я дернулась в сторону и… оказалась висящей между двух ламп под потолком. И в одно мгновенье все перевернулось: не было надо мной никакого зеркала – это я сама была наверху и глядела оттуда на распростертое внизу собственное тело. Я не испугалась, поскольку мысль о смерти меня еще не посетила, но испытала легкое разочарование: получается, что немецкая медицина тут ни при чем, а за избавление от боли я должна благодарить природу и какие-то собственные защитные механизмы. Ну вот, теперь все ясно: это сон, это бред, я летаю во сне. В таком случае, почему бы не полетать где-нибудь в более приятном месте? Так я подумала и тут же свое намерение осуществила, вылетев через открытую кем-то дверь в больничный коридор.

Оказавшись под потолком коридора, – почему-то меня все время тянуло вверх, – я обнаружила, что от меня через дверь реанимации тянется довольно толстый светящийся шнур. Я подумала, что нечаянно уволокла за собой какой-то шланг от реанимационной аппаратуры.

Интересно, а как я вообще-то выгляжу? Я попробовала оглядеть себя, и хотя у меня явно было зрение, причем даже более зоркое, чем наяву, и своих глаз я не ощущала, но стоило только пожелать, и я увидела себя со стороны: это была я, но только полупрозрачная, что-то вроде воздушного шарика в форме моего тела. Пришедшее на ум сравнение еще подчеркивалось этим шнуром, выходившим из середины моей грудной клетки, кстати сказать, в этом облике не имевшей ни торчащих ребер, ни каких-либо других повреждений. Напротив, я ощущала себя абсолютно здоровой и полной бодрости.

В дальнем конце коридора было большое окно, я решила слетать к нему. Парить под потолком было одно удовольствие, но дальше середины коридора улететь мне не удалось: шнур, к которому я была привязана, натянулся, и я почувствовала жгучую боль в груди, когда попыталась оторвать его от себя. Пришлось покориться и повернуть в обратную сторону.

Я пролетела мимо реанимации и завернула за угол коридора. Здесь был уголок для посетителей: журнальный столик, диван и два кресла. В одном из них сидела моя подруга Наташа и разговаривала с кем-то по мобильнику, проливая обильные слезы и жадно куря сигарету. Конечно, разговор шел обо мне:

Юлия Вознесенская
Мои посмертные приключения

Похожая притча

Вам дано знать тайны Цар­ствия Божия, а про­чим — в прит­чах ( Лк. 8:10 ).

Похожая притча

Как же, раз­ле­те­лись! Даже на такое аст­раль­ное само­убий­ство я по своей воле не пойду. Как можно разо­рвать связь с моим бед­ным, таким при­выч­ным, таким род­ным телом, поки­нуть его в стра­да­ниях, пре­дать его, бес­по­мощ­ное и без­глас­ное! Нет уж, столько тер­пели вме­сте, потер­пим еще. Ну, а там видно будет…

— А кто вы, соб­ственно говоря, такие, чтобы решать за меня, когда мне пора уми­рать? И что это за пла­нета, откуда вы появились?

Глава при­шель­цев обру­шил на меня кас­кад каких-то аст­ро­но­ми­че­ских тер­ми­нов, в коих я ни уха, ни рыла, засы­пал меня назва­ни­ями, из кото­рых я узнала только с дет­ства застряв­шую в моз­гах Альфу Эри­дана, пла­нету обе­то­ван­ную совет­ских фан­та­стов. Впро­чем, поду­ма­лось мне, зря я иро­ни­зи­рую: вполне может быть, что сами оби­та­тели Альфы вну­шили нашим фан­та­стам назва­ние своей планеты.

Все эти мысли как-то очень четко, быстро, почти одно­вре­менно мель­кали в моем уме, что было непри­вычно: я уже давно разу­чи­лась по-моло­дому думать о несколь­ких вещах сразу, не теряя при этом ясно­сти мышления.

— Мы пони­маем твои сомне­ния и тре­вогу, — про­дол­жал между тем ино­пла­не­тя­нин, — но ты и не должна верить сло­вам. Сей­час ты все уви­дишь соб­ствен­ными гла­зами, — и он мах­нул ког­ти­стой лапой в сто­рону окна.

Боль­нич­ное окно из цель­ного стекла сна­чала полых­нуло зеле­ным све­том, потом по нему пошли волны, как по экрану испор­тив­ше­гося теле­ви­зора, а затем на этом окне-экране появился изу­ми­тель­ной чет­ко­сти и ярко­сти незем­ной пей­заж, сна­чала один, потом дру­гой, тре­тий… Всего было много и помногу: рас­ти­тель­ность всех цве­тов радуги на фоне зеле­ного неба с голу­бым солн­цем, фио­ле­то­вые леса и розо­вые оке­аны, какие-то лета­ю­щие живот­ные с ино­пла­не­тя­нами на кры­ла­тых спи­нах, строй­ные и хруп­кие на вид зда­ния, больше похо­жие на храмы, чем на жилье. Но совре­мен­ного чело­века звезд­ными пей­за­жи­ками не уди­вишь: иллю­стра­торы фан­та­стики и фэнт­эзи, кинош­ники и «кос­ми­че­ские худож­ники» еще и не такого понаворочали.

Кар­тинки про­плы­вали в окне, сме­няя одна дру­гую, а потом все оста­но­ви­лось на пре­ми­лень­ком ланд­шаф­тике с белой вил­лой на золо­ти­стом холме, с лест­ни­цей, полого спус­ка­ю­щейся к розо­вому пруду, по кото­рому вальяжно сколь­зили какие-то изу­мруд­ные водо­пла­ва­ю­щие с коро­нами на изящ­ных голов­ках. Ну и что? Если я могу теперь бес­платно и без­визно лететь куда хочу, то полечу я, само собой разу­ме­ется, не на какую-то неиз­вест­ную пла­нету зеле­ными лебе­дями любо­ваться, а в Австра­лию, напри­мер, или на Бер­муды. Но прежде сле­таю в Москву и погляжу, что там поде­лы­вает мой бла­го­вер­ный. Инте­ресно, как он при­мет изве­стие о моей смерти?

— Если ты отпра­вишься с нами, ты смо­жешь посе­литься в этом доме, — заявил инопланетянин.

— А зачем это мне? Для людей я теперь неви­дима и неслы­шима — что мешает мне посе­литься хоть в Гра­но­ви­той палате Кремля? Думаю, что жилищ­ная про­блема мне не грозит.

При­шельцы грозно заве­ре­щали, но стар­ший оста­но­вил их жестом и заявил самым серьез­ным образом:

— Гра­но­ви­тая палата уже занята дру­гими душами, из тех, кото­рым не дано под­няться в Боль­шие Небеса.

— А зачем мне сда­лись ваши Боль­шие Небеса? Меня вполне устроит моя Малая Земля.

— Это юмор. Нам он непо­ня­тен, но мы его при­ни­маем как дока­за­тель­ство тво­его бес­стра­шия. Ты нас не боишься. Это хорошо.

Зря он это ска­зал. Я сразу поняла, что боюсь, очень боюсь, я уже давно так никого и ничего не боя­лась. Но во мне заго­во­рили преж­ние дис­си­дент­ские инстинкты: луч­ший спо­соб защи­титься от страха — сме­яться над теми, кого боишься. Я решила быть начеку.

В про­шлом каг­эб­эш­ники могли раз­ру­шить в первую оче­редь бла­го­по­лу­чие, затем жизнь и тело, а уж в послед­нюю оче­редь разум и душу. Здесь раз­го­вор шел сразу о душе, больше-то ведь у меня ничего и не осталось…

— Там тебя ждет покой, там очень красиво!

— Зву­чит заман­чиво. А еще что?

— У нас ты смо­жешь встре­чаться и бесе­до­вать с вели­кими умами, с геро­ями чело­ве­че­ской истории.

— Это спи­ри­тиз­мом, что ли, зани­маться? Нико­гда осо­бенно не инте­ре­со­ва­лась, зна­ете ли…

— У нас ты встре­тишь тех, кого любила на земле и кто поки­нул ее прежде тебя. Вспомни о них!

Это был силь­ный удар. Я поте­ряла мать и отца в послед­ние годы, а един­ствен­ный брат Алеша, мой близ­нец, умер еще в дет­стве от скар­ла­тины. Мы с ним были очень близки, и я часто думала о том, как дру­жили бы мы с ним в наши зре­лые годы.

Сто­ило мне поду­мать о моих доро­гих умер­ших, как они, будто только этого и ждали, появи­лись в кадре: они втроем вышли из две­рей белой виллы и оста­но­ви­лись на верх­ней пло­щадке лест­ницы — мама, отец и Алеша. Как молода была моя мама — моложе, чем я сей­час! Отец выгля­дел чуть старше, но он и умер всего пять лет назад. А вот Але­шенька был точно таким, каким мне запом­нился, он даже одет был в тот самый серый школь­ный костюм­чик, в кото­ром мы его похо­ро­нили. Алеша бежал вниз по лест­нице, при­зывно маша мне рукой и радостно сме­ясь, а мама с папой…

Вот тут-то они и про­ко­ло­лись. В этом тро­га­тель­ном кадре мать с отцом сто­яли наверху лест­ницы, лас­ково обни­мая друг друга за плечи, и тоже улы­ба­лись любовно и при­гла­ша­юще, — а вот такого быть не могло даже в ваших Боль­ших Небе­сах! Дело в том, что после смерти Алеши мои ста­рики не при­ду­мали с горя ничего луч­шего, как обви­нять друг друга в его смерти. Дело дошло до такой горя­чей нена­ви­сти, что в ней без остатка рас­тво­ри­лась и былая любовь, и сама память об Алеше; при ред­ких встре­чах о нем вспо­ми­нали лишь затем, чтобы поболь­нее уко­лоть друг друга. Я мета­лась между ними, тер­за­е­мая любо­вью к обоим, но не смогла их поми­рить. Даже на сви­да­ния в лагерь, куда я попала за сам­из­дат, они все­гда при­ез­жали порознь. Они и в эми­гра­цию меня про­во­жали пооди­ночке: послед­ний вечер я про­вела у отца, потом поехала к маме, и мы про­го­во­рили с ней почти всю ночь. Утром при­е­хал на такси Геор­гий и отвез нас в аэропорт.

— Не верю я вашему реклам­ному ролику и никуда с вами не полечу!

— Как я могу быть вам что-то должна, когда я до послед­него часа о вашем суще­ство­ва­нии даже не подозревала?

— Все узнают о нас в свой послед­ний час!

— А вот это еще надо про­ве­рить, дей­стви­тельно ли мой послед­ний час уже насту­пил! — крик­нула я дерзко и рва­ну­лась в един­ственно доступ­ное мне убе­жище — в реани­ма­ци­он­ную палату, при­чем рва­ну­лась из всех сил.

И совер­шила боль­шую глу­пость: мне бы сле­до­вало, улиз­нув от этих подо­зри­тель­ных ино­пла­не­тян, поти­хоньку и плавно пере­браться в палату, и тогда бы ничего не слу­чи­лось. Пока­ча­лась бы я над своим брен­ным телом, как воз­душ­ный шарик, а там, гля­дишь, при­шельцы убра­лись бы восво­яси на свою Альфу, и я про­дол­жала бы свое эфе­мер­ное суще­ство­ва­ние в тихих боль­нич­ных кори­до­рах до луч­ших вре­мен. Но с пере­пугу поспе­шив, я бук­вально вля­па­лась в свое рас­пла­стан­ное тело и неожи­данно ока­за­лась в пол­ной тем­ноте и глу­хоте. Страш­ная, совер­шенно непе­ре­но­си­мая боль схва­тила меня, и каж­дый тяже­лый удар моего сердца эту боль все уси­ли­вал и уси­ли­вал. Я закри­чала и изо всех сил стала рваться вон из этого вме­сти­лища боли — и мне это уда­лось. Уда­лось даже слиш­ком: от рез­кого рывка нить, свя­зы­ва­ю­щая меня с телом, обо­рва­лась, и я пулей выле­тела в тот же самый кори­дор, где меня как раз и под­жи­дали инопланетяне.

ТАЙНА СМЕРТИ

Душе моя, душе моя, восстами, что спиши,
Конец приближается, и нужда ти молвити:
Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог,
Иже везде сый, и вся исполняли.
Канон на разлучение души от тела

В наше время все больше людей, не удовлетворенных материалистическими описаниями мира, устремляются на поиски мира иного, духовного, или, как его еще называют, "потустороннего". Рекламная пропаганда средствами массовой информации всевозможных религиозных течений, сект, оккультных обществ и практикующих магов позволяет легко, без препятствий, проникнуть в жизнь любого из нас тех, кто в лучшем случае является аферистами, а в худшем - представителями сект и учений, которые могут навсегда погубить не только человеческую жизнь, но и человеческую душу.

Православная Церковь всегда предостерегает об этом своих чад, а также всех тех мирян, которые еще не обратились ко Христу. Некоторых толкает на поиски "духовности" любопытство, многие разочаровавшись в своей жизни, пытаются найти утешение в каком либо религиозном или оккультном учении, а многих толкает к этому какое-либо несчастье. Чаще всего такие люди лишились своих самых близких, самых дорогих людей - ребенка, мужа, возлюбленного… Страшно осознавать, что ты навсегда разлучен с дорогим человеком, что и тебя в конце концов ждет неминуемая смерть. Бессильное отчаяние охватывает человека при мысли о нелепости жизни, которая должна будет бесславно оборваться, в то время как можно было бы жить да жить…

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли. (…)
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!

- писала Марина Цветаева. И каждому из нас близки эти строки, понятно чувство, диктовавшее их. Все мы обречены умереть.

Но Христианство возвестило всему человечеству воистину благую весть - весть о нашем личностном бессмертии, о вечной жизни, о победе над смертью. Что это значит?

Именно в Христианстве находим мы учение о личном бессмертии, о вечном бытии индивидуальной человеческой души. Священное Писание понимает телесную смерть как переход из одного состояния в другое, из одной формы бытия в другую.

Православная Церковь учит нас, что смерть человека есть разлучение души его от тела, и называется в Священном Писании разными именами: исходом, концом, изведением души из ее темницы, разрешением от уз тела, отшествием, успением и под. При этом разлучении двух составных частей из которых состоит человек, то есть души и тела, тело его как прах возвращается в землю, а дух - к Богу (Еккл. 12:7).

Причина смерти человека заключается в его грехопадении, так как человек своим непослушанием впустил смерть в мир. Смерть есть предел, которым оканчивается время подвигов для человека, и начинается время воздаяния, так что по смерти невозможно нам ни покаяние, не исправление.

Другими словами, смерть являет собой вовсе не исчезновение человека, а лишь переход в духовное состояние, которое и составляет конечную цель земной жизни. Со смертью прекращается нравственное развитие человека, исключается всякое дальнейшие изменение его, и начинается нравственное воздаяние за все, что мы совершили в своей жизни здесь, в этом мире.

Но наши бессмертные души и после смерти сохраняют в целостности свое самосознание, духовные силы и волю, помнят обстоятельства, лиц, события своей земной жизни. То есть, мы остаемся собою и после смерти, не растворяясь в безликое ничто и не исчезая без следа. Наши тела превратятся в прах, а души будут ожидать Страшного Суда, пребывая, в зависимости от своего духовного состояния на момент смерти, либо в раю, с душами праведников, либо в аду, вместе с демонами и душами грешников. Мы как одежды ветхой совлечемся своей плоти и перейдем в мир загробный, ожидая воскресения всех мертвых, когда "Воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела Духом Своим, живущим в вас". (Рим. 8:11)

Но смерть остается глубоко противоестественной. Она чужда нам, она вызывает ужас, ибо смерть не входила в предвечный замысел Божий о творении. Бог сотворил нас не для того, чтобы мы умирали, но чтобы жили. Более того, Бог сотворил нас как неделимое целое.

Смертью человек болезненно рассекается на две части, его составляющие, и по смерти уже нет человека, отдельно существуют его душа и тело. Разделяя тело и душу, смерть тем самым насильственно разрушает единство нашего человеческого естества. Да, смерть ожидает нас всех, но Православная Церковь говорит нам - смерть противоестественна. Она чудовищна и трагична, когда мы видим ее со стороны, она вызывает протест всего нашего естества, безысходный ужас, когда мы сами оказываемся перед ее лицом. Сам Христос молился об избежании ее, плакал над умершим Лазарем. Мы живем в мире насквозь пропитанным смертью, смертью, которая пришла вслед за отпадением нашим от Источника Вечной Жизни - от Бога.

Почему же Господь допустил смерть?

Смерть - это дар Бога людям. Это дар Его милосердия и сострадания. Для нас, людей, вечная жизнь, отравленная страданием и грехом, превратилась бы в вечную муку. Мы бы, не сдерживаемые ничем, все больше и больше погружались бы в пучину греха, вызванного к жизни нашей же волей. Мы уподобились бы самому сатане и его демонам, что превратило бы вечную жизнь в вечную смерть и нескончаемую муку. Ведь именно эта вечная, отравленная грехом жизнь-страдание и постигнет тех, кто на Страшном Суде окажется по злым делам своим неспособным к жизни с Богом. Каждый человек после смерти останется таким, каким она его застала, ибо эта наша земная жизнь определена нам для испытания того с кем мы: с Богом и святыми, или с сатаною и демонами.

И вот, Бог дал нам выход. Он разделяет союз души и тела, чтобы затем воссоздать его заново, воссоединить в воскресении телесном в день Страшного Суда, и таким образом вновь привести обновленного человека к полноте жизни. Как однажды сказал епископ Диоклийский Каллист (Уэр): "С помощью телесной смерти Господь возвращает домой свое дитя".

И пусть смерть сама по себе отвратительна, ненормальна, противоестественна, но христиане видят в ней надежду и благословение Божие - ведь она возвращает нас в дом Отчий. И недаром в православной традиции мы называем смерть успением. Тихим сном тела, пока душа ожидает славного воскресения в свой День.

И все в жизни настоящего христианина - ожидание смерти и подготовка к ней, ведь она исход наш и разрешение от уз тела. Отдых от духовной брани и встреча со Христом и с отшедшими ранее нашими близкими. Там муж встретится с женой, а мать - с ребенком. Там мы узрим во славе нашего Бога, Творца и Спасителя.

И вся жизнь христианина - следование этому упованию, путь к Богу, возвращение странника домой.

Что же ждет душу после смерти? По учению и Преданию Православной Церкви, после смерти наши души ожидает частный суд, отличный от всеобщего Страшного Суда, имеющего быть при кончине мира. Как происходит частный суд, Священное Писание не излагает. Но образное представление этого суда, основанное на Священном Предании и согласное со Святым Писанием, мы находим в учении о мытарствах, издревле существующем в Православной Церкви.

Похожая притча

"Мои посмертные приключения" - повесть-притча, образно повествующая о том, что нас ждет после смерти.

В удивительных и порой страшных приключениях главной героини книги в загробном мире читателю открываются духовные истины, хранимые Православной Церковью. Что такое мытарства души, что ждет нас после смерти, какие искушения подстерегают нас - об этом рассказывают "Мои посмертные приключения" - собрание крупиц духовной мудрости и опыта многих людей.

МОИ ПОСМЕРТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ 3

Глава 1

Мои посмерт­ные при­клю­че­ния нача­лись с того, что я упала с чет­вер­того этажа и разбилась.

У поли­ции, как я потом узнала, воз­никло две вер­сии — про­сто само­убий­ство и убий­ство, замас­ки­ро­ван­ное под самоубийство.

Обе вер­сии ничего общего с дей­стви­тель­но­стью не имели и даже в каче­стве пред­по­ло­жи­тель­ных не мно­гого сто­или, поскольку стро­и­лись исклю­чи­тельно на пока­за­ниях моих эми­грант­ских подруг. Вер­сия само­убий­ства была про­ста, как жен­ский роман, и в двух сло­вах сво­ди­лась к тому, что меня бро­сил муж, а я в ответ бро­си­лась с бал­кона. Если бы я в самом деле так реа­ги­ро­вала на измены Геор­гия, во всем нашем мно­го­квар­тир­ном доме не хва­тило бы балконов.

Вто­рая вер­сия — убий­ство, замас­ки­ро­ван­ное под само­убий­ство — не под­хо­дила по той про­стой при­чине, что Геор­гий не годился на роль убийцы: как почти все блуд­ники и любимцы жен­щин, он был, в сущ­но­сти, взрос­лым ребен­ком, капризно ищу­щим вос­хи­ще­ния и ласки, сла­бым и немного исте­рич­ным, а по суще­ству, бес­по­мощ­ным и доб­рым. От опас­но­стей на своем жиз­нен­ном пути он ухо­дил, пре­пят­ствия обхо­дил и нико­гда не дохо­дил до крайностей.

Все было гораздо проще. Наш кот Арбуз любил ходить в туа­лет на при­роде, а тако­вой ему слу­жили мои ящики с цве­тами, под­ве­шен­ные к бал­кон­ной решетке — сверху и снизу. Сто­ило ровно на минуту оста­вить бал­кон­ную дверь откры­той, как он тут же про­кра­ды­вался в рос­кош­ные заросли пету­ний и там с насла­жде­нием гадил. И это бы еще пол­беды: но, сотво­рив непо­треб­ство и чуя рас­плату, мерз­кий осквер­ни­тель невин­ных цве­точ­ков трус­ливо пытался скрыть следы пре­ступ­ле­ния, при этом комья земли и пору­ган­ные веточки пету­ний летели в раз­ные стороны.

Ника­кие вос­пи­та­тель­ные меры вплоть до битья по голове сло­жен­ной вчет­веро «Рус­ской мыс­лью» не могли изле­чить кота от излюб­лен­ного порока.

В то зло­по­луч­ное утро я несколько раз выхо­дила на бал­кон, чтобы не про­во­ро­нить зака­зан­ное с вечера такси, и попро­сту забыла в послед­ний раз затво­рить за собой бал­кон­ную дверь. Блуд­ный муж под­хва­тил дорож­ную сумку с загра­нич­ными подар­ками для своей, конечно, мне неиз­вест­ной, мос­ков­ской подружки и отпра­вился к лифту, а я про­во­дила его за дверь с при­выч­ными напут­стви­ями: не взду­май воз­вра­щаться и не забудь перед посад­кой надеть теп­лый сви­тер — в Москве по про­гнозу холод и дождь. Он так же при­вычно бро­сил, что все будет хорошо, сви­тер он наде­нет и позво­нит, когда его встре­чать. После этого я пошла в спальню, немного поре­вела и уснула, поскольку позади у меня была почти сплош­ная ночь выяс­не­ния отношений.

Раз­бу­дило меня истош­ное мяу­ка­нье Арбуза. Я сорва­лась с постели и бро­си­лась на бал­кон, откуда летели его вопли о помощи.

Кот-охаль­ник, вос­поль­зо­вав­шись откры­той две­рью и тиши­ной в доме, в этот раз добрался до ниж­него ящика, сде­лал там свое гряз­ное дело, а назад выбраться не сумел: тол­стый живот, за кото­рый в соче­та­нии с поло­са­то­стью он и был про­зван Арбу­зом, не дал ему про­лезть между пру­тьями решетки, а пере­лезть через верх мешали раз­ве­си­стые пету­ньи. Я пере­гну­лась через перила и ухва­тила кота за шкирку, а он был так пере­пу­ган, что для вер­но­сти извер­нулся и вце­пился в мою руку всеми два­дца­тью ког­тями. Я дер­ну­лась от боли и, попы­тав­шись под­хва­тить его дру­гой рукой, слиш­ком сильно пере­ве­си­лась через перила: ноги мои почти ото­рва­лись от пола, а пере­тру­сив­ший Арбуз, дрянь такая, в этот реши­тель­ный момент не рас­те­рялся и сига­нул по моим пле­чам и спине наверх и этим спас свою поло­са­тую шкуру, меня же под­толк­нул вниз. Я окон­ча­тельно поте­ряла рав­но­ве­сие и поле­тела с чет­вер­того этажа вниз голо­вой. Спешу успо­ко­ить рев­ни­те­лей бла­го­по­лу­чия домаш­них живот­ных: после того, как меня на машине ско­рой помощи с завы­ва­ни­ями увезли в боль­ницу, а в квар­тиру вло­ми­лись поли­цей­ские, бед­ного оси­ро­тев­шего котика взяла под опеку наша соседка фрау Гоф­ман, и у нее ему было неплохо.

Плохо было ее гераням.

Куст сирени, в кото­рый я, по сча­стью, уго­дила, был ста­рый и раз­ве­си­стый — может быть, это слегка смяг­чило удар. Ведь я не раз­би­лась всмятку, а лишь пере­ло­мала поло­вину костей и раз­била голову под орех.

Когда я очну­лась в палате реани­ма­ции и в зер­каль­ном потолке над собой уви­дела свои брен­ные останки, окру­жен­ные меди­ками, я в кото­рый раз вос­хи­ти­лась успе­хами немец­кой меди­цины: целая бри­гада вра­чей обра­ба­ты­вала мои несчаст­ные члены! Одни при­стра­и­вали обратно в груд­ную клетку выло­ман­ные ребра, тор­ча­щие из нее, как пру­жины из ста­рого канапе, дру­гие ввин­чи­вали в рас­сы­пав­ши­еся кости моих ног какие-то вин­тики и шпун­тики, тре­тьи копа­лись в при­от­кры­том животе и что-то там сши­вали, — а я наблю­дала за всем про­ис­хо­дя­щим в зер­кале над собой и не чув­ство­вала ни боли, ни страха — только пол­ный и абсо­лют­ный покой.

Я взгля­нула на отра­же­ние сво­его лица, когда оно пока­за­лось между зеле­ными макуш­ками скло­нив­шихся надо мной вра­чей: мне захо­те­лось уви­деть, насколько соот­вет­ствует мой облик этому меди­ка­мен­тоз­ному бла­жен­ству, — и вот тут-то все нача­лось по-насто­я­щему. Я уви­дела свое лицо, но это было лицо трупа: белое до синюш­но­сти, нос заост­рился, синие губы при­липли к зубам, между кото­рыми тор­чала про­зрач­ная трубка, а в ней что-то сипело и буль­кало. Я почув­ство­вала к себе отвра­ще­ние — меня все­гда пугали лица мерт­ве­цов, а тут еще мое соб­ствен­ное… Но самое страш­ное было в том, что глаза мои были закрыты — так каким же обра­зом я все это вижу?!

С пере­пугу я дер­ну­лась в сто­рону и… ока­за­лась вися­щей между двух ламп под потол­ком. И в одно мгно­ве­нье все пере­вер­ну­лось: не было надо мной ника­кого зер­кала — это я сама была наверху и гля­дела оттуда на рас­про­стер­тое внизу соб­ствен­ное тело. Я не испу­га­лась, поскольку мысль о смерти меня еще не посе­тила, но испы­тала лег­кое разо­ча­ро­ва­ние: полу­ча­ется, что немец­кая меди­цина тут ни при чем, а за избав­ле­ние от боли я должна бла­го­да­рить при­роду и какие-то соб­ствен­ные защит­ные меха­низмы. Ну вот, теперь все ясно: это сон, это бред, я летаю во сне. В таком слу­чае, почему бы не поле­тать где-нибудь в более при­ят­ном месте? Так я поду­мала и тут же свое наме­ре­ние осу­ще­ствила, выле­тев через откры­тую кем-то дверь в боль­нич­ный коридор.

Ока­зав­шись под потол­ком кори­дора, — почему-то меня все время тянуло вверх, — я обна­ру­жила, что от меня через дверь реани­ма­ции тянется довольно тол­стый све­тя­щийся шнур. Я поду­мала, что неча­янно уво­локла за собой какой-то шланг от реани­ма­ци­он­ной аппаратуры.

Читайте также: