Высказывания святых отцов о смерти младенцев
Обновлено: 04.11.2024
Залогом у Тебя, <Господи>, да будут дети <умершие>, да вкушают они блаженство горе на небесах, да предстоят там молитвенниками за всех нас, потому что детская молитва чиста. Благословен Дарующий детям блаженство в чертоге Своем!
Восприял некогда Спаситель наш детей на руки Свои, благословляя их перед сонмами народа, а тем показал, что любит Он детство, потому что чисто оно и далеко от всякой скверны. Благословен Вселяющий детей в чертоге Своем! Праведный видит, что лукавство умножилось на земле, и над всеми владычествует грех; потому посылает Ангела Своего поять отселе сонм прекрасных детей и призывает их в чертог радостей.
Как лилии в поле, пересаженные в рай дети и, как жемчужины в венце, переселенные в царство младенцы неумолчную воспевают там хвалу.
Кто не будет радоваться, видя детей, отводимых в брачный чертог? Кто станет оплакивать юность, если избегает она греховных сетей? И нас, Господи, вместе с ними возвесели в брачном чертоге! Хвала Тому, Кто изводит отселе юность и переселяет ее в рай! Хвала Тому, Кто поемлет детей и оставляет их в чертоге блаженств! Безопасно там радуются они (прп. Ефрем Сирин, 33, 459—460).
Хвала Тебе, Боже наш, из уст грудных младенцев и детей, которые, как чистые агнцы в Едеме, упитываются в Царстве!
По сказанному Духом Святым (см.: Иез. 34, 14), пасутся они среди деревьев, и архангел Гавриил — пастырь сих стад. Выше и прекраснее степень их, нежели девственников и святых; они — чада Божии, питомцы Духа Святаго. Они — сообщники горних, друзья сынов света, обитатели чистой земли, далекие от земли проклятий.
В тот день, когда услышат они глас Сына Божия, возрадуются и возвеселятся кости их, преклонит главу свою свобода, которая не успела еще возмутить дух их.
Кратки были дни их на земле, но блюдется жизнь их в Едеме; и родителям их всего желательнее приблизиться к их обителям (прп. Ефрем Сирин, 33, 460).
Если же кто без исследования примет такое мнение, что исшедший так <в младенчестве> из жизни непременно будет причастником благ, то окажется из сего, что блаженнее жизни не быть причастным жизни; если для умершего в младенчестве причастие благ несомненно, хотя бы родился он от варваров, или был зачат от незаконного брака, а у прожившего определенное и узаконенное природою время, без сомнения, к жизни больше или меньше примешивается скверна порока; или если намерен совершенно быть вне общения со злом, то для сего самого потребно ему много потов и трудов, потому что не без усилий преспевает в добродетели усердствующий о ней и не без труда бывает для людей отчуждение от удовольствий, так что пользующемуся долговременной жизнью непременно должно потерпеть одно из двух огорчений, или в настоящей жизни бороться с многотрудностью добродетели, или в будущем мучиться при воздаянии скорбями за порочную жизнь. Но для умирающих прежде времени нет ничего подобного. Напротив того, преждевременно преставившихся немедленно встречает добрый жребий, если только справедливо мнение так думающих. Посему вследствие этого и неразумие окажется предпочтительнейшим разума, и добродетель представится ничего поэтому нестоющею. Ибо если не бывает никакой утраты в причастии благ у неучаствующего в добродетели, то суетное и бесполезное дело трудиться о ней, когда на суде Божием берет первенство состояние неразумное (свт. Григорий Нисский, 21, 335-336).
Если воздаяние благ делается по справедливости, то в числе каких будет окончивший жизнь в младенчестве и в продолжении сей жизни не сделавший ни добра, ни зла, чтобы за сие сделано ему было воздаяние по достоинству? На сие. отвечаем, что ожидаемое благо хотя по природе свойственно человеческому роду, однако же оно же самое в некотором смысле называется и воздаянием. И сия мысль уяснится опять тем же примером. Предложим в слове, что два человека имеют зрение, постигнутое каким-то недугом, и один из них с большим тщанием предал себя врачеванию, перенося все предписания врачебного искусства, как бы трудны они ни были; а другой пусть до невоздержности расположен будет к баням и употреблению вина, не принимая от врача никакого совета и к сохранению здравия глаз. Посему, смотря на конец, постигающий того и другого, говорим, что оба достойно восприемлют плоды своего произволения, именно один — лишение света, а другой — наслаждение светом. Ибо, что по необходимости следует, то по неточному словоупотреблению называем воздаянием. Это можно сказать и на вопрос о младенцах; наслаждение оной жизнью свойственно человеческой природе; но как всеми почти живущими в плоти обладает болезнь неведения; то очистивший себя надлежащими врачеваниями и как бы гной, какой с душевного ока смывший неведение, достойно пользуется выгодою рачения, вступая в жизнь для него естественную, избегающий же очистительных средств добродетели и обольстительными удовольствиями болезнь неведения делая в себе неисцельною, по противоестественному расположению, отчуждаются от того, что естественно, и делается неимеющим части в свойственной и приличной нам жизни; не искусившийся же во зле младенец, поскольку душевным очам его никакая болезнь не препятствует в причастии света, пребывает в естественном состоянии, не имея нужды в очищении к восстановлению здравия, потому что в начале не приял в душу болезни.
И мне кажется, что настоящий образ жизни по некоторому сходству и близок у него с жизнию ожидаемою. Ибо как первый младенческий возраст воспитывается насыщаемый сосцем с молоком, потом за сею пищею следует другая, сообразная возрасту, свойственная и пригодная питаемому, пока не придет он в совершенство, так, думаю, и душа свойственной естеству ее жизни приобщается в некотором порядке и в последовательности всегда посредством приличного ей, сколько вмещает и может, приемля предлагаемое в блаженстве <. > Невозможно сказать, что в одинаковом состоянии муж и младенец, если и никакая болезнь не коснулась ни того, ни другого из них (ибо как ощутят равное услаждение непричащающиеся одного и того же); напротив того, хотя о муже и о младенце подобным образом говорится, что не страждут какою-либо болезнию, пока тот и другой не подлежит страсти, однако же наслаждение приятным неодинаково в них совершается (мужу можно увеселяться словами, быть первым в делах, с похвалою проходить начальственные должности; прославляться благодеяниями нуждающимся, сожительствовать с супругою, если найдется ему по сердцу, управлять домом, иметь все приятности, какие только можно находить в преходящей сей жизни, занимательные для слуха и для зрения, ловли, бани, телесные упражнения, пиры, забавы, и если еще есть что иное сему подобное; а младенцу забава — молоко, объятия кормилицы и тихое движение, наводящее сон и услаждающее; другого же веселия, которое было бы выше сего, несовершенство возраста не имеет возможности и вместить). Сим образом, воспитавшие души добродетелию в настоящей жизни и, как говорит Апостол, обучившие духовные чувствия свои, если переселятся в оную бесплотную жизнь, то соответственно тому навыку и той силе, какие приобретены, причастятся божественного наслаждения, больше или меньше, по настоящей силе каждого, участвуя в предлежащих благах (см.: 2 Пет. 1, 5—8). Душа же, не вкусившая добродетели, хотя пребывает непричастною зол, следствий греха, как вначале еще необъятая недугом порока, в той жизни, которую предшествующее слово определило состоящею в богопознании и в общении с Богом, столько участвует на первый раз, сколько вмещает питаемое, пока, как бы некоею приличною снедию, приведенная в мужество созерцанием Сущего не соделается вместительною для больших, свободно в обилии, причащаясь действительно Сущего (свт. Григорий Нисский, 21, 343—347).
. Почему находящийся в таком возрасте <младенчестве> изводится из жизни? Что достигается через это промыслом Божественной Премудрости? Но если говорить о детях, которые служат обличением беззаконного зачатия и потому истребляются родившими, то несправедливо будет отчета в делах порочных требовать у Бога, Который нехорошо в этом сделанное повергает суду. Если же кто из воспитываемых родителями и пользующихся попечительным за ними уходом и усердными о них молитвами при всем том не наслаждается, однако же, жизнью, по причине до смерти одолевающего недуга (в этом, без сомнения, состоит единственная причина), то гадаем о подобном этому так: совершенному промыслу свойственно не только врачевать обнаружившиеся немощи, но и промышлять, чтобы и первоначально не впал кто в запрещенное. Ибо Тому, Кто будущее знает наравне с прошедшим, справедливо воспрепятствовать продолжение жизни младенца до совершенного возраста, чтобы силою предведения предусмотренное зло не было совершено, если младенец останется в живых, и чтобы жизнь того, кто будет жить с таким произволением, не сделалась пищею греха (свт. Григорий Нисский, 21, 350—351).
Преждевременная кончина младенцев не ведет к мысли, что скончавший так жизнь несчастлив, или что равен он очистившим себя в настоящей жизни всякою добродетелию; потому что Бог, по лучшему Своему промышлению, предотвращает безмерность зол в тех, которые стали бы жить во зле. А что некоторые из злых живут долго, это не опровергает высказанной мысли, потому что по милости к родившим не допускается до них зло. Но теми, которые не имели от родителей какого-либо дерзновения перед Богом, не передается этот род благодеяния и происшедшим от них. Или тот, кому смерть воспрепятствовала сделаться худым, оказался бы гораздо худшим приобретших известность порочностью, если бы невозбранно стало жить дурно. Или если некоторые дошли до самой крайней меры порочности, то апостольский взгляд на это успокаивает пытливость тем, что Творящий все с премудростию умеет и посредством зла соделывать нечто доброе. Если же кто достиг крайности в дурной жизни. и ни на что полезное не выкован художеством Божиим, то это служит к приращению веселья живших хорошо, как дает разуметь пророчество, чего да не вменяет кто-либо в маловажное из благ и в недостойное Божия промышления (свт. Григорий Нисский, 21, 359—360).
Если уже Бог с таким долготерпением попускает жить и тем, которые всю жизнь проводят во зле, то тем более не попустил бы умереть так этим детям, если бы предвидел, что они совершат что-либо великое (свт. Иоанн Златоуст, 50, 92).
. Мы считаем особенно блаженными умирающих детей, потому-то все мы говорим: о, если бы мы умерли, будучи детьми! Итак, не будем предаваться печали, когда увидим, что наших детей постигает та участь, которой мы желали бы и для себя. Ведь это только для нас чаша смерти исполнена опасности, для детей же она спасительна, и то, что во всех возбуждает ужас, желанно для них, что для нас является началом имеющего постигнуть нас там наказания, становится для них источником спасения. За что, в самом деле, потребовали бы отчета у тех, которые совершенно не испытали греха? За что подверглись бы наказанию те, которые не имели познания ни добра, ни зла? О, блаженная смерть счастливых детей! О, смерть невинных! Ты поистине начало новой вечной жизни. О, конец, становящийся началом бесконечной радости! (свт. Иоанн Златоуст, 52, 931).
<Младенцы, умершие без крещения>, предаются беспредельному милосердию Божиему (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 81, 129).
Читайте также: