Зенитные кодексы аль эфесби цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Никто не знает, где могила Савелия Скотенкова.

На его малой родине, в деревеньке Улемы (бывш. Уломы), что верстах в трех от Орла, стоит среди кустов сирени устроенный на деньги зажиточного чеченца-односельчанина памятник – небольшой и по-деревенски скромный. Его сработал местный самородок Леха – а изображает он фигурку человека, грозящего кулаком пикирующему на него самолету.

Самолет и фигурка составляют одно целое – они вырезаны из листа толстой оцинкованной жести, приклепанного к железной раме от тракторного прицепа (памятник собран из подручных материалов, и это делает его особенно трогательным). Человек выглядит беззащитным перед огромным летающим зверем, и нет сомнений, что в схватке он обречен.

Но, если приглядеться, видно – самолет уже слишком низко нырнул в пике, чтобы успеть из него выйти. И тогда становится понятна метафора художника: стоящий на земле может силой духа победить грозного небесного врага, даже если ценой за это окажется жизнь…

Когда поднимается ветер, жестяной лист начинает вибрировать и гудеть, словно включились двигатели воздушной машины. В такую минуту мнится, что из прошлого века долетает грозное эхо войны – совсем ведь рядом Курская дуга. Но гул затихает, и мы вспоминаем, что над головой у нас мирное небо. Надолго ли?

Один раз памятник показали по телевизору – детвора окучивала сирень и запускала в воздух радиоуправляемые модели самолетов. Веселые лица, звонкая песня моторов… Вот только не сказал красноречивый корреспондент, что деток для телевизионного шоу две недели собирали по всей округе. Привыкла за века наша власть широко черпать русский народ, да плескаться им горстями – а вот будет ли завтра, откуда зачерпнуть?

О гражданской жизни Савелия Скотенкова осталось мало сведений, и, возможно, правы те, кто считает, что информацию подчистили из каких-то государственных соображений. Даже фотографий почти нет – в хорошем качестве дошли до нас лишь несколько.

На одной Скотенков, в скудном черном пальтишке и серой кепке с ушами, стоит, зябко улыбаясь, на зимней улице у витрины магазина (знатоки Москвы уверяют, что за спиной у него Елисеевский до реконструкции). В нем есть нечто неуловимо провинциальное, но и европейское… Сложно объяснить это чувство. Словно провинция, из которой он приехал – какая-то параллельная Россия, счастливая, зажиточная и с иной историей. Снимок сделан в середине нулевых и отчего-то вызывает симпатию к запечатленному на нем пареньку.

Другую фотографию, сделанную летом в сквере у Большого Театра, можно датировать по трехэтажному золотому унитазу в бархатной полумаске, который достраивают на заднем плане усатые турки – его установили для раскрутки романа одного из прозаиков рублево-успенского направления, но из‑за известных событий простоял он только два дня. На этом снимке Савелий выглядит много старше и умудренней, а его борода крашена хной. Возможно, что фотография сделана во время короткого отпуска.

За целую эпоху, прошедшую между двумя этими снимками, он сменил много видов деятельности: писал лирические стихи и критические статьи, занимался искусствоведением, политологическим консалтингом, революционной работой и маркетологией (талантливые русские мальчики нового века традиционно проходят все эти поприща по очереди).

Одно время он даже читал в Дипломатической Академии при МИДе короткий курс под названием «Основы криптодискурса», провисевший в сетке факультативных дисциплин целых два года. Этот курс пользовался популярностью у слушателей, но вызывал неприязненное отношение других преподавателей и был в конце концов упразднен.

Коротко, насколько позволяют рамки нашего очерка, коснемся раннего, полного искрометной эклектики периода в жизни Скотенкова (рассуждать о «наследии» применительно к нему как-то не поворачивается язык, ибо все, о чем мы сейчас говорим, было лишь разбегом перед его подлинным взлетом).

Созданное им в эти годы интересно прежде всего как индикатор его внутреннего роста, который был противоречивым и непростым.

Неверно изображать Скотенкова простым как гвоздь ура-патриотом или «охранителем», тем более «националистом», каковым он совершенно точно не был. Он знал периоды сомнений, мало того, ему знакомы были даже минуты остро-критического неприятия своего Отечества, почти ненависти. Но все же он всегда выходил из этих темных тупиков к свету.

Содержание его искусствоведческих статей чаще всего ясно из их названий.

Например, «„Четыре Синих Квадрата“ как вершина русского супрематизма». Речь идет о картине тогдашнего премьер-министра, известной до ребрендинга как «Узор», но статья вовсе не ерническая, а совсем напротив – она написана совместно с небезызвестным Макаром Гетманом для голландского каталога. Считается, что именно Гетман впоследствии завербовал Скотенкова в ФСБ.

Скотенков обнаруживает тягу к грубоватой внятности суждений, порой даже упрощенчеству. Например, анализируя фреску «Хазары выдают арлекинов атаману Путину» (фрагмент первой виртуальной росписи плафона Общественной Палаты), он пользуется формой искусствоведческой статьи для того, чтобы делать острые и не всегда адекватные политические выпады. Статью убрали из открытого доступа, но цитаты из нее то и дело всплывают в общественной полемике – желающие легко обнаружат ее фрагменты через Google при поиске по параметрам «общественная палата» (гниды OR стукачи).

В периоды мизантропического отношения к действительности Скотенков изобрел несколько мемов, например «гой прайд» (так он окрестил ежегодный «Русский марш») и «православная экономика» (имеется в виду хозяйственная модель, общая для Греции, России и Украины). Это он придумал выражение «Мардан-палас духа» (как блоггеры еще долго называли всякое дорогостоящее начинание властей в области культуры) и сформулировал эмпирическое «правило Буравчика», по которому любая либеральная экономическая реформа в России имеет своим предельным конечным результатом появление нового сверхбогатого еврея в Лондоне (статья «Почему китайский путь не для нас»).

Ему же принадлежит формулировка основного международного противоречия XXI века: «между углеводородными деспотиями и трубопроводными демократиями» (в статье «Борис Грызлов и русское самоедство»). Некоторые западные обозреватели приняли эту концепцию очень серьезно и подняли ее на штыки в русофобских целях. Однако никто из них не заметил, что Россия сама диалектически является трубопроводной демократией – во всяком случае, по отношению к своим южным соседям.

Наиболее полно его талант раскрывался в тех случаях, когда надо было что-то громить и развенчивать. Вот, к примеру, что он писал про русскую бюрократию в статье «Блохосфера и революция» – просим извинения за длинную цитату, но она расскажет о молодом Скотенкове больше, чем пятьдесят страниц биографических сведений. Особенно интересно место, где Скотенков упоминает про радикальный ислам.

«С подачи древних советских юмористов (а именно такие невзрачные влияния и создают самые долгоживущие стереотипы) принято думать, будто бюрократия – это что-то замшелое, перхотливо-непричесанное, уродливое и неуклюжее. Ничего не может быть дальше от истины.

Русская бюрократия сегодня – это ослепительная улыбка, тонкие духи, легкие спортивные тела, интеллектуальные чтения, радикальное искусство, теннис и поло, „бугатти“ и „бомбардье“. И если это счастливое, омытое экологически чистой волной пространство и обращено к обывателю казенной гербовой доской, то ее следует воспринимать лишь как самую несовершенную в эстетическом отношении часть, своего рода обнаженный засасывающий анус.

Принято считать, что власть опирается на штыки. Но опорой российской бюрократии сегодня является не столько спецназ, сколько политический постмодерн. Что это такое и чем он отличается от постмодерна в искусстве?

Представьте, что вы затюканный и измученный российский обыватель. Вы задаетесь вопросом, кто приводит в движение зубчатые колеса, на которые день за днем наматываются ваши кишки, и начинаете искать правду – до самого верха, до кабинета, где сидит самый главный кровосос. И вот вы входите в этот кабинет, но вместо кровососа видите нереально четкого пацана, который берет гитару и поет вам песню про „прогнило и остоебло“ – такую, что у вас захватывает дыхание: сами вы даже сформулировать подобным образом не можете. А он поет вам еще одну, до того смелую, что вам становится страшно оставаться с ним в одной комнате.

И когда вы выходите из кабинета, идти вам ну совершенно некуда – и, главное, незачем. Ведь не будете же вы бить дубиной народного гнева по этой умной братской голове, которая в сто раз лучше вас знает, насколько все прогнило и остоебло. Да и горечь в этом сердце куда острее вашей.

Как мы к этому пришли? А постепенно.

Ближе к середине двадцатого века внешний образ еще более-менее идентифицировал человека. Длинный хайр, джинса – значит, ты дитя цветов, и хочешь делать любовь, а не войну… Но в конце двадцатого века доткомовская буржуазия (а потом и просто биржевая сволочь) украла эстетику проловского бунта, и униформа борца с истеблишментом стала появляться на рекламных полосах нью-йоркских журналов под девизом „That's how Money looks now“ [1] . Следующий шаг – это конфискация не только униформы, а словаря, идеологии и самой энергетики протеста, потому что все, поддающееся описанию и имитации, тоже относится к категории „форма“, а любую форму можно украсть и использовать.

И теперь вожди бюрократии излучают дух свободы и энергетику протеста в сто раз качественней, чем это сделает любой из нас и все мы вместе. Корень подмены сегодня находится так глубоко, что некоторые даже готовы принять радикальный ислам – в надежде, что уж туда-то переодетая бюрократия не приползет воровать и гадить.

Наивные люди. Бюрократ освоил „коммунизм“, освоил „свободу“, он не только „ислам“ освоит, но и любой древнемарсианский культ – потому что узурпировать власть с целью воровства можно в любой одежде и под любую песню.

Но, скажут мне на это, ведь существует и подлинный революционный процесс? В том-то и ужас, что да.

История учит: как ни мерзка предреволюционная российская бюрократия, гораздо омерзительнее бюрократия послереволюционная. Просто до поры она скрыта за артистичным авангардом революции, в которую с удовольствием играем мы все. Потом, когда перформансы и массовку сольют вместе с лужами крови, все станет ясно – но будет уже поздно».

Не брезговал Скотенков и аутсорсингом по-афророссиянски – ходили слухи, что он был одним из теневых авторов многостраничной преамбулы к военной доктрине Георгии, по которой эта страна должна быть способна одновременно вести две больших пиар-войны на двух независимых информационных фронтах. Но деньги за эту работу так и не были выплачены.

Как маркетолог, он участвовал в брендинге нескольких перспективных водок. Среди них водка «Портал», разработанная на основе произведений отечественных фантастов, и водка «Дар Орла», в концепции которой он отдает дань уважения и памяти своей малой родине.

Следующая цитата

психически неустойчивой социальной страты, как героиновые наркоманы, внесет серьезный вклад в планируемые уличные беспорядки.

орфографические ошибки и стилистические пездабряки, встречающиеся в надписях – это не проявление непрофессионализма, а, наоборот, тщательно продуманный элемент психологической войны.

По мнению автора, подобным образом режим расправляется с теми, кто претендует на статус народной совести – например

Основным носителем информации были листовки на русском языке с рисунками.

что он хочет вытеснить из своего сознания, а именно: он не благородный воин пустыни, а командировочный из клептократии, где у человека, если он не вор или чиновник, меньше реальных прав, чем у белочки или кабана в европейском лесу.

каждый человек, живущий на земле, может на закате дней сказать, что жил не зря, если он сделал одно из трех дел – родил сына, посадил дерево или убил шортселлера[6] с Уолл-стрит.

Хитрость Пентагона заключалась в том, что сгенерированные подобным образом виртуальные отчеты не навязывались общественности – они хранились в военном архиве и имели статус секретной информации. Но если какой-нибудь свисткодув из числа военных решался слить информацию на «Wikileaks» или в другие СМИ, те получали вместо жареного компромата патетическое ток-шоу, где все принимаемые решения были настолько безупречны с нравственной точки зрения, что никакой возможности обвинить в смерти гражданских лиц кого-то, кроме мертвых гражданских лиц, просто не оставалось.

статья «Почему китайский путь не для нас»

Используя свои базовые алгоритмы, «F.D.O.M.» могла выбирать из огромного богатства уже произнесенных реплик, и даже модифицировать их, создавая потрясающий эффект живого человеческого присутствия.

и сформулировал эмпирическое «правило Буравчика», по которому любая либеральная экономическая реформа в России имеет своим предельным конечным результатом появление нового сверхбогатого еврея в Лондоне (статья «Почему китайский путь не для нас»).

Следующая цитата

Основным носителем информации были листовки на русском языке с рисунками.

статья «Почему китайский путь не для нас»

Следующая цитата

Например, «„Четыре Синих Квадрата“ как вершина русского супрематизма». Речь идет о картине тогдашнего премьер-министра, известной до ребрендинга как «Узор», но статья вовсе не ерническая, а совсем напротив — она написана совместно с небезызвестным Макаром Гетманом для голландского каталога. Считается, что именно Гетман впоследствии завербовал Скотенкова в ФСБ.

Скотенков обнаруживает тягу к грубоватой внятности суждений, порой даже упрощенчеству. Например, анализируя фреску «Хазары выдают арлекинов атаману Путину» (фрагмент первой виртуальной росписи плафона Общественной Палаты), он пользуется формой искусствоведческой статьи для того, чтобы делать острые и не всегда адекватные политические выпады. Статью убрали из открытого доступа, но цитаты из нее то и дело всплывают в общественной полемике — желающие легко обнаружат ее фрагменты через Google при поиске по параметрам «общественная палата» (гниды OR стукачи).

В периоды мизантропического отношения к действительности Скотенков изобрел несколько мемов, например «гой прайд» (так он окрестил ежегодный «Русский марш» и «православная экономика» (имеется в виду хозяйственная модель, общая для Греции, России и Украины). Это он придумал выражение «Мардан-палас духа» (как блоггеры еще долго называли всякое дорогостоящее начинание властей в области культуры) и сформулировал эмпирическое «правило Буравчика», по которому любая либеральная экономическая реформа в России имеет своим предельным конечным результатом появление нового сверхбогатого еврея в Лондоне (статья «Почему китайский путь не для нас».

Ему же принадлежит формулировка основного международного противоречия XXI века: «между углеводородными деспотиями и трубопроводными демократиями» (в статье «Борис Грызлов и русское самоедство»). Некоторые западные обозреватели приняли эту концепцию очень серьезно и подняли ее на штыки в русофобских целях. Однако никто из них не заметил, что Россия сама диалектически является трубопроводной демократией — во всяком случае, по отношению к своим южным соседям.

Русская бюрократия сегодня — это ослепительная улыбка, тонкие духи, легкие спортивные тела, интеллектуальные чтения, радикальное искусство, теннис и поло, „бугатти“ и „бомбардье“. И если это счастливое, омытое экологически чистой волной пространство и обращено к обывателю казенной гербовой доской, то ее следует воспринимать лишь как самую несовершенную в эстетическом отношении часть, своего рода обнаженный засасывающий анус.

Наивные люди. Бюрократ освоил „коммунизм“, освоил „свободу“, он не только „ислам“ освоит, но и любой древнемарсианский культ — потому что узурпировать власть с целью воровства можно в любой одежде и под любую песню.

Манипуляции с фактами служат просто внешним оформлением энергетической сути каждого высказывания. Представьте, например, что прибалтийский дипломат говорит вам на посольском приеме:

— Сталин, в широкой исторической перспективе, — это то же самое, что Гитлер, а СССР — то же самое, что фашистская Германия, только с азиатским оттенком. А Россия, как юридический преемник СССР — это фашистская Германия сегодня.

На сущностно-энергетическом уровне эта фраза имеет приблизительно такую проекцию:

«Ванька, встань раком. Я на тебе верхом въеду в Европу, а ты будешь чистить мне ботинки за десять евроцентов в день».

На этом же уровне ответ, разумеется, таков:

«Соси, чмо болотное, тогда я налью тебе нефти — а если будешь хорошо сосать, может быть, куплю у тебя немного шпрот. А за то, что у вас был свой легион СС, европейцы еще сто лет будут иметь вас в сраку, и так вам и надо».

2) Вы присутствуете на разгоне несанкционированного митинга в Москве. К вам обращается находящийся там же депутат Европарламента с просьбой прокомментировать ограничение вашей свободы, свидетелем которого он стал. У вас возникает следующий ответ на сущностном уровне:

«Мою, блядь, свободу ограничивают не мусора, которые раз в месяц приезжают сюда, чтобы перед десятью телекамерами свинтить на два часа трех евреев и одного гомосека, которые с этого живут, а как раз ваш ебаный Европарламент, из-за которого мне нужно как последнему хуесосу неделями собирать бумажки для визы, а потом сидеть три часа в очереди, где негде поссать, зато играет Вивальди, чтобы инвестировать свои же кровные евро, с которыми, кстати, завтра вообще хуй знает что будет, в ваших жирных греков и потных итальянцев — да пошли вы нахуй со своими балтийскими шпротоебами и польскими едоками картофеля, а я лучше отвезу свои денежки в Бразилию или Гонконг, или куда-нибудь еще, где мне не будут на входе ссать в рожу, понятно?»

Задание: переведите на геополитический, убрав элементы hate speech. Зачитайте с лицемерной улыбкой.

Операторы боевых систем начали страдать нервным расстройством, которое получило имя «Wikileaks syndrome» (по названию интернет-проекта «Wikileaks», распространявшего подобные материалы). Симптомы Wikileaks syndrome были следующими:

1) замедленная скорость реакции на происходящее — что было обусловлено двойной и тройной внутренней перепроверкой любого принимаемого решения.

2) преувеличенно политкорректная, формализованная и стерильная речь (это неплохо, может быть, для говорящего перед камерой политика — но невероятно осложняет управление боевой ситуацией).

3) нежелание принимать даже простейшие решения без приказа вышестоящего начальника (который, как правило, сам старался переадресовать решение на еще более высокий уровень).

Их идея была простой и неожиданной — атаковать не модуль «WAR» — прикрытую многими слоями программной защиты боевую часть системы (где воплощенные в нейронных связях души военных неслышно шептали друг другу: «долбани-ка еще раз вон по тому ублюдку в канаве»), а вспомогательный модуль «PR» — отвечавшую за мультипликационный отчет медийную шарманку (где виртуальные фигурки повторяли городу и миру: «ужасно, что приходится открывать огонь по живому человеку, но когда я думаю о наших ребятах…»).

Брат, который переводил мне, сказал, что смысл здесь сложен и постигается им не до конца, но в целом сура подобна поэтическому вопрошанию, обращенному к среднему американцу. Суть ее такова — о ты, нечестивый сын Рональда МакДональда и оскверненного им гамбургера, не тебя ли, подобно французскому гусю, с детства насильно кормили через электронную воронку, чтобы превратить твой мозг в самодовольную жирную опухоль? Не твои ли самые сокровенные мысли и желания спроецированы в твою душу с горящих адской плазмой панелей, не твои ли решения и выборы просчитаны за тебя сонмами ежесекундно просвечивающих твой вялый мозг жрецов наживы? Все, что ты знаешь о мире — это отражение заставки „Faux News“ в твоем прыгающем зрачке. И ты серьезно считаешь, будто можешь что-то сказать о свободе гордым сынам пустыни, ежедневно идущим за нее на смерть?

Всем, наверное, памятен инцидент, когда «Freedom Liberator» с полными топлива баками сразу после взлета врезался в крышу китайского посольства в Кабуле. Конспирологи после этого целый год говорили о чем угодно — о курсе юаня, об американских казначейских облигациях, о дисбалансе торговли — но никто в то время не знал, что причина была в надписи, которую сообщники Аль-Эфесби сделали на крыше здания:

SLIM SHADY DRINKS NIGGER PISS

Военные спросили, почему в таком случае он возглавил антиамериканских бандитов, а не, к примеру, чеченских партизан? Руководитель аналитической группы сумел сформулировать ответ в понятной военным форме: «с психологической точки зрения избрать объектом ненависти Россию — это тривиально. А вот обзавестись врагом, который велик, свободен и прекрасен, означает на время обрести значимость самому».

Сверившись с биографией Скотенкова, эксперты предположили, что особенно острое душевное смятение у него вызовут образы России его юности — времени, когда единственная «Большая игра», интересовавшая российскую элиту, заключалась в том, чтобы тихо-тихо отползти от точки хапка на расстояние срока давности.

Автор утверждает, что фразы „мочить в сортире“ и „отлить в граните“ имеют один и тот же смысл, и описывают акт мочеиспускания в некой отделанной гранитом уборной, по всей видимости — правительственном туалете Грановитой палаты. Одновременно с этим, по мысли Т. Равенгрофа, должны существовать две других криптоидиомы — тривиальное „отлить в сортире“ и еще не встречавшееся в открытых документах „мочить в граните“.

Однако эксперты ФСБ объяснили, что многочисленные орфографические ошибки и стилистические пездабряки, встречающиеся в надписях — это не проявление непрофессионализма, а, наоборот, тщательно продуманный элемент психологической войны. Подсознанию реципиента как бы нашептывается: Россия настолько уже ничего не значит на мировой арене, что нам даже лень тратиться на грамотный перевод — хотя из вежливости мы все еще делаем вид, будто бубним на вашем скифском наречии.

Эксперты напомнили, что этот прием широко применяют Госдепартамент, Голливуд и даже индустрия компьютерных игр, в которых единственное грамотно написанное русское слово — это «хуй» во весь экран, а если по сюжету должен появиться, например, корабль из России, то он будет называться «Зол Тереньтяк».

Другой отрывок был о том, что язык кяфирских СМИ мусульманину следует понимать наоборот — например, слова „инвесторы обеспокоены“ означают, что шакалы из хедж-фондов чувствуют запах крови и радостно скулят в ожидании наживы.

В тюрьму Скотенкова тоже никто не сажал. Просто во время конфликта с властями он был порой несдержан на язык и в результате получил условный срок за разжигание вражды и ненависти к социальной группе «ебучие пидарасы». Что поделаешь, если отечественные филологи полнее всего раскрывают себя именно в качестве уголовных экспертов.

— Что такое женитьба с точки зрения физики процесса? — вопрошал один. — Это когда человек взял с собой в будущее поебаться, а оно по дороге протухло.

Доказать, что тень — переодетый свет, было просто. Тень не могла существовать без света, а свет без нее — сколько угодно. Именно это Левий Матвей мог бы ответить Воланду на крыше библиотеки им. Ленина, имей он отношение хоть к чему-то серьезному, кроме иудейской налоговой службы.

Даже в связанном виде молодой человек был весьма элегантен. Длинная челка, мушкетерская бородка и подкрученные вверх усы делали его похожим на представителя творческой, но немного двусмысленной профессии — так мог бы выглядеть элитный сутенер, карточный шулер или преподаватель Высшей школы экономики.

— Чисто ассоциативная, — перебил Борис. — Гитлер не был жрецом зла. Он был пошлым психом, бездарным евробюрократом, даже неспособным понять, что для осуществления плана «Барбаросса» вместо тысячи танков «тигр» достаточно закупить одного секретаря обкома. Знаете, я как-то увидел в интернете альтернативный вариант банкноты в 20 евро с портретом молодого фюрера. И не поверите, насколько тот был на своем месте. До такой степени, что я после этого потерял к Славою Жижеку всякий интерес.

— Кроме фашизма есть еще либерализм, — заметила Румаль Мусаевна. — Его как раз многие умные люди в нашей стране считают самым главным злом.

Борис закатил глаза, как бы говоря «я вас умоляю…».

— Никакого либерализма в России нет и быть не может. Потому что при либерализме придется всех в тюрьму сажать. В России есть либеральный дискурс. Это, если говорить по-научному, последовательность шумовых и визуальных эффектов, сопровождающих передачу созданной Гулагом стоимости в руки сами хорошо знаете кого. Набор особых мантр, который специально обученные люди начитывают по радио и телевизору для создания ментальной завесы. Против я ничего не имею, но как я могу такому служить? Я ведь адепт мистического зла, а не экономический журналист или там автор колонки «Из-под глыб» в каком-нибудь глянцевом каталоге…

— Сейчас уже стыдно признаться, — сказал он, — но пару лет я ему уделил. И пришел к выводу, что все существующие на Западе формы сатанизма — это просто ряженые. Мэрлин Мэнсон никогда не занимался сексом со свиньей — врал, подлец, свинья его убила бы на месте. Американская Церковь Сатаны — это, скорей всего, спонсируемый ЦРУ реликт холодной войны, призванный доказать человечеству необычайную широту американской веротерпимости. Главное, знаете, чтобы сатанист не отрицал Холокост и верил в демократию и рынок. Еще есть разные формы черной мессы для пожилых европейцев из среднего класса, но это в большинстве случаев просто попытка сделать предклимактериальный секс-свинг чуть интересней. Если там и присутствует элемент служения злу, то совсем маленький, как при торговле просроченным йогуртом.

"Отель хороших воплощений"

— Он сказал, — отозвался ангел, — что реальную Силиконовую Долину ?-la russ уже давно построили — это и есть Рублевка, потому что у наложниц там силиконовые груди. И производит она весьма востребованный продукт — схемы, только не микро, а немного другие. Поэтому возможна серьезная экономия бюджетных средств.

Читайте также: