Современники о суворове цитаты
Обновлено: 17.05.2024
Опустим пока чудачества Суворова и попробуем объяснить их позже. Начнём с внешности. Наружность неказиста, чин его был «по делам, но не по персоне». Ниже среднего роста, сухощав, немного сутуловат. Продолговатое лицо с высоким лбом и большими голубыми глазами искрилось умом и энергией. Редкие волосы заплетались на затылке в маленькую косичку. Все его движения, слова и даже взгляд отличались живостью и проворством, не было солидности и важности, что по мнению современников соответствовало крупному деятелю. Мускульная сила весьма невелика, но это не мешало ему десятки раз принимать участие в рукопашных схватках отличаясь поразительной храбростью. Со своей тонкой шпагой он не мог оказать серьёзного сопротивления неприятельским солдатам, но робость была неведома ему. Ни разу его не видели в бою растерявшимся, побледневшим или задрожавшим. Даже ветеранов он поражал удалью и бесстрашием, за что приходилось иногда расплачиваться.
Так в 1760 году подполковник Суворов под Гольнау получил первые ранения – картечью в ногу и грудь. Легко ранен в Ланцкороне в 1770. В 1773 под Туртукаем ранен в бедро. Под Кинбурном в 1787 опять получил осколок картечи в грудь, на время потерял сознание, а под конец битвы пуля пробила ему руку. В 1788 году под Очаковым пуля попала ему в шею и застряла у затылка. Во всех случаях, за исключением первого и последнего, оставаясь в строю, продолжал руководить сражениями.
Карл фон Клаузевиц: «Суворов обладает удивительной индивидуальностью, это человек пламенной воли, большой силы характера, отличавшийся крупным природным умом». Ему вторит психиатр, профессор Павел Ковалевский: « . Суворов составлял передовой и высший человеческий тип; он по всей справедливости может быть назван гением, и по специальности – военным гением».
Природные дарования Суворова ещё с детства были развиты пытливостью и прилежанием, сохранившимися на долгие годы. Он недурно знал математику, историю, географию; владел немецким, французским, итальянским, польским, турецким, арабским, персидским и финским языками. Был основательно знаком с философией, с древней и новой литературой. Но особенно изумительна его военная эрудиция, бездонная и бескрайняя. Маркиз Марсильяк де Крюзи свидетельствует: «Он любил выказывать свою начитанность, но только перед теми, коих считал способными оценить его сведения».
Манеры и образ жизни полководца не соответствовали общепринятым нормам того времени. Объяснялось это достаточно просто. Суворов был не поверхностно, а насквозь военным, но . обладающим слабым здоровьем. Поэтому он свой физический тонус поддерживал самыми простыми, народными средствами и методами. Везде и всюду спал на покрытой простынёй охапке сена, укрываясь вместо одеяла военным плащом. Вставал в четыре часа утра, одевался очень быстро, но опрятно. Шубы, перчаток, сюртука и шлафрока никогда не носил. Всегда на нём был мундир, в холод плащ, в жару могла быть и исподняя рубаха. С утра упражнялся в бегании или гимнастике. Обедал в 9 утра. Любил гречневую кашу, щи, подобную простую и здоровую пищу. За обедом мог выпить рюмку тминной водки или стакан кипрского вина. Не курил, но табак нюхал. Пользовался самой простой мебелью, одевался в добротные, но грубые ткани. Ездил всегда в самой простой таратайке или на первой попавшейся казацкой лошадёнке. Всё это составляло разительный контраст с царившей в XVIII веке безумной роскошью, что Суворову было чуждо и неведомо. Непрестанная тренировка, спартанский режим и стальная сила воли позволяли ему переносить физическое и нервное напряжение войны. «Чем больше удобств, тем меньше храбрости», - говаривал он.
Эксцентричность поведения Суворова в обществе объясняется ростом недоброжелательности вельмож по мере роста его славы. Ему всё труднее становилось отстаивать свою систему и свои принципы. «Русский чудо-богатырь юродствовал, чтобы иметь больше независимости», - утверждал историк Константин Бестужев-Рюмин. И действительно, Суворов нередко жертвовал карьерой ради возможности сохранить самостоятельность. Это объясняется тоже просто – он совершенно справедливо считал, что его военный гений и батальный опыт превосходствует над окружением и вышестоящим начальством в том числе. Поэтому Александр Васильевич всегда отстаивал свою точку зрения, даже против Г.Потёмкина, против Екатерины II, против Павла I, против Франца II. Тем не менее «. даже экцентрические манеры Суворова свидетельствовали о превосходстве его ума», - утверждал в своей книге английский генерал Роберт Вильсон.
Но была у Суворова и одна слабость, как и у большинства великих людей. Скажем Наполеон благоговел перед наукой, видимо чувствуя свою недостаточную образованность. В 1797 году он был избран в Национальный Институт(прототип Академии наук), что доставило ему наибольшее удовольствие. И хотя это положение было для него скорее почётным, чем действительным, в официальных и деловых бумагах, рядом со своим именем начал проставлять: «член Института». Александр Васильевич же, весьма не равнодушен был к поэзии, да и сам заигрывал с этой музой. Хотя и понимал, что его вирши не превышают среднего уровня. Вот отрывок из его письма дочери Наташе:
Коль велика дочерняя любовь к отцу,
Послушай старика, дай руку молодцу.
А впрочем никаких не хочешь слышать вздоров
Нежнейший твой отец, граф Рымникский-Суворов.
И ещё одна особенность Суворова, которую современники ставили ему в вину – тщеславие. Но этот, с позволения сказать недостаток распространялся только на его военную деятельность, его достижения и победы. Тут он, как и на поле брани, не желал уступать никому и пяди славы. Признавая военные дарования противников, он и в мыслях не ставил их на один уровень с собою. Про Массену, которого на поле боя признавали равным Наполеону, Суворов выразился так: «Он меня несколько понимает, но я его понимаю лучше». И подтвердил эти слова в Швейцарском походе. А ещё ранее, положительно оценив первые блестящие военные успехи молодого Бонапарта, произнёс известную фразу: «Широко шагает мальчик! Пора унять . ».
СЕМЬЯ. Про отца полководца мы уже упоминали, а вот дед его, Иван Григорьевич, служил при Петре I в Преображенском полку в должности генерального писаря. Был хорошо известен царю, числился на хорошем счету, и когда в 1709 году у него родился сын Василий, крёстным отцом новорождённого был сам Пётр. Мать Суворова – Авдотья Феодосьевна, в девичестве Манукова, происходила по отцовской, Феодосия Семёновича линии из старинного московского служилого дворянства.
Про романтические отношения Александра Васильевича в молодости с женщинами или девушками, достоверно ничего не известно. Скорее всего их и не было. С самой юности, Александр весь был поглощён своим военным призванием. Кроме того понимал, что при его невзрачной наружности и недостаточно заметном положении, дамы не будут одаривать его большим вниманием. Мало того, он как бы опасался общества женщин, словно боясь, что они отвлекут его, нарушат прямую линию его жизни. Больше всего озабочен холостым положением сына был отец, Василий Иванович. Да и сам Александр Васильевич считал долгом каждого человека жениться: «Меня родил отец, и я должен родить, чтобы отблагодарить отца за моё рожденье . Богу не угодно, что не множатся люди . ».
К окончанию Первой турецкой войны в 1773 году, отец сообщил, что подыскал ему невесту – княжну Варвару Ивановну Прозоровскую, дочь генерал-аншефа. Суворов взял отпуск и отправился в Москву. Женился с обычной стремительностью, характеризовавшей все его поступки. 18 декабря - помолвка, 22 - обручение, а 16 января 1774 года – свадьба. Суворовым импонировала знатность рода невесты, красивая наружность и молодость – 23 года. Но «медовый месяц» оказался и единственным, в середине февраля Александр Васильевич отбыл в войска.
Брак с потрясениями, прошениями о разводе и примирениями продлился 10 лет. Причиной развода стала неоднократная неверность супруги. Екатерининская эпоха отличалась необычайной распущенностью царившей в высших кругах общества. А Варвара Ивановна не была исключением. От брака остались дочь Наталья(1775) и сын Аркадий(1784). Что примечательно, внукам полководца, Александру и Константину, в 1848 году Николай I жаловал титул «светлости» с нисходящим потомством, заслуженный ещё их дедом. Но на бездетном правнуке Аркадии, в 1893 году, род князей Италийских, графов Суворовых-Рымникских закончился.
Следующая цитата
С семилетнего возраста моего я жил под солдатскою палаткой, при отце моем, командовавшем тогда Полтавским легкоконным полком, - об этом где-то было уже сказано. Забавы детства моего состояли в метании ружьем и в маршировке, а верх блаженства - в езде на казачьей лошади с покойным Филиппом Михайловичем Ежовым, сотником Донского войска.
Как резвому ребенку не полюбить всего военного при всечасном зрелище солдат и лагеря? А тип всего военного, русского, родного военного, не был ли тогда Суворов? Не Суворовым ли занимались и лагерные сборища, и гражданские общества того времени? Не он ли был предметом восхищений и благословений, заочно и лично, всех и каждого? Его таинственность в постоянно употребляемых им странностях наперекор условным странностям света; его предприятия, казавшиеся исполняемыми как будто очертя голову; его молниелетные переходы, его громовые победы на неожиданных ни нами, ни неприятелем точках театра военных действий - вся эта поэзия событий, подвигов, побед, славы, продолжавшихся несколько десятков лет сряду, все отзывалось в свежей, в молодой России полной поэзией, как все, что свежо и молодо.
Он был сын генерал-аншефа, человека весьма умного и образованного в свое время; оценив просвещение, он неослабно наблюдал за воспитанием сына и дочери (княгини Горчаковой). Александр Васильевич изучил основательно языки французский, немецкий, турецкий и отчасти италианский; до поступления своего на службу он не обнаруживал никаких странностей. Совершив славные партизанские подвиги во время Семилетней войны, он узнал, что такое люди; убедившись в невозможности достигнуть высших степеней наперекор могущественным завистникам, он стал отличаться причудами и странностями. Завистники его, видя эти странности и не подозревая истинной причины его успехов, вполне оцененных великой Екатериной, относили все его победы лишь слепому счастию.
Суворов вполне олицетворил собою героя трагедии Шекспира, поражающего в одно время комическим буфонством и смелыми порывами гения. Гордый от природы, он постоянно боролся с волею всесильных вельмож времен Екатерины. Он в глаза насмехался над могущественным Потемкиным, хотя часто писал ему весьма почтительные письма, и ссорился с всесильным австрийским министром бароном Тугутом. Он называл часто Потемкина и графа Разумовского своими благодетелями; отправляясь в Италию, Суворов пал к ногам Павла 1 .
Было ли это следствием расчета, к которому он прибегал для того, чтобы вводить в заблуждение наблюдателей, которых он любил ставить в недоумение, или, действуя на массы своими странностями, преступавшими за черту обыкновения, он хотел приковать к себе всеобщее внимание?
Если вся жизнь этого изумительного человека, одаренного нежным сердцем 2 , возвышенным умом и высокою душой, была лишь театральным представлением и все его поступки заблаговременно обдуманы, - весьма любопытно знать: когда он был в естественном положении? Балагуря и напуская на себя разного рода причуды, он в то же время отдавал приказания армиям, обнаруживавшие могучий гений. Беседуя с глазу на глаз с Екатериной о высших военных и политических предметах, он удивлял эту необычайную женщину своим оригинальным, превосходным умом и обширными разносторонними сведениями 3 ; поражая вельмож своими высокими подвигами, он язвил их насмешками, достойными Аристофана и Пирона. Во время боя, следя внимательно за всеми обстоятельствами, он вполне обнимал и проникал их своим орлиным взглядом. В минуты, где беседа его с государственными людьми становилась наиболее любопытною, когда он, с свойственной ему ясностью и красноречием, излагал ход дел, он внезапно вскакивал на стул и пел петухом либо казался усыпленным вследствие подобного разговора; таким образом поступил он с графом Разумовским и эрцгерцогом Карлом. Лишь только они начинали говорить о военных действиях, Суворов, по-видимому, засыпал, что вынуждало их изменять разговор, или, увлекая их своим красноречием, он внезапно прерывал свой рассказ криками петуха. Эрцгерцог, оскорбившись этим, сказал ему: «Вы, вероятно, граф, не почитаете меня достаточно умным и образованным, чтобы слушать ваши поучительные и красноречивые речи?» На это Суворов возразил ему: «Проживете с моих лет и испытаете то, что я испытал, и вы тогда запоете не петухом, а курицей». Набожный до суеверия, он своими причудами в храмах вызывал улыбку самих священнослужителей.
Многие указывают на Суворова как на человека сумасбродного, невежду, злодея, не уступавшего в жестокости Атилле и Тамерлану, и отказывают ему даже в военном гении. Хотя я вполне сознаю свое бессилие и неспособность, чтобы вполне опровергнуть все возводимые на этого великого человека клеветы, но я дерзаю, хотя слабо, возражать порицателям его. Предводительствуя российскими армиями пятьдесят пять лет сряду, он не сделал несчастным ни одного чиновника и рядового; он, не ударив ни разу солдата, карал виновных лишь насмешками, прозвищами в народном духе, которые врезывались в них, как клейма. Он иногда приказывал людей, не заслуживших его расположения, выкуривать жаровнями. Кровопролитие при взятии Измаила и Праги было лишь прямым последствием всякого штурма после продолжительной и упорной обороны. Во всех войнах в Азии, где каждый житель есть вместе с тем воин, и в Европе во время народной войны, когда гарнизоны, вспомоществуемые жителями, отражают неприятеля, всякий приступ неминуемо сопровождается кровопролитием. Вспомним кровопролитные штурмы Сарагосы и Тарагоны; последнею овладел человеколюбивый и благородный Сюшет. Вспомним, наконец, варварские поступки англичан в Индии; эти народы, кичащиеся своим просвещением, упоминая о кровопролитии при взятии Измаила и Праги, умалчивают о совершенных ими злодеяниях, не оправдываемых даже обстоятельствами. Нет сомнения, что если б французы овладели приступом городами Сен-Жан-д\'Акр и Смоленском, они поступили бы таким же образом, потому что ожесточение осаждающих возрастает по мере сопротивления гарнизона. Штурмующие, ворвавшись в улицы и дома, еще обороняемые защитниками, приходят в остервенение; начальники не в состоянии обуздать порыв войск до полного низложения гарнизона.
Таким образом были взяты Измаил и Прага. Легко осуждать это в кабинете, вне круга ожесточенного боя, но христианская вера, совесть и человеколюбивый голос начальников не в состоянии остановить ожесточенных и упоенных победою солдат. Во время штурма Праги остервенение наших войск, пылавших местью за изменническое побиение поляками товарищей, достигло крайних пределов. Суворов, вступая в Варшаву, взял с собою лишь те полки, которые не занимали этой столицы с Игельстромом в эпоху вероломного побоища русских. Полки, наиболее тогда потерпевшие, были оставлены в Праге, дабы не дать им случая удовлетворить свое мщение. Этот поступок, о котором многие не знают, достаточно говорит в пользу человеколюбия Суворова 4 .
Следующая цитата
«Фельдмаршал Суворов — один из самых необыкновенных людей своего века. Он родился с геройскими качествами, необыкновенным умом и с ловкостью, превосходящею, быть может, и его способности, и ум. Суворов обладает самыми обширными познаниями, энергическим, никогда ни изменяющим себе характером и чрезмерным честолюбием. Это великий полководец и великий политик. »
«Фельдмаршал Суворов, знающий в совершенстве дух своего народа и являющийся действительно наиболее соответствующим этому духу генералом, собирает уже с апреля месяца свою армию, разделяет ее на три или четыре лагеря и заставляет ее проделывать действительно военные маневры: ночные переходы, атаки крепостей, ретраншаментов, нечаянное нападение на лагери и т. п. Он смотрит на дело, как настоящий полководец, упражняет, закаляет солдат, приучает их к огню, вселяет в них смелость и самолюбие и делает их непобедимыми. Полки его армии отличаются даже в России своею силою и своим воинственным видом».
«Суворов обладал глубокими сведениями в науках и литературе. Он любил выказать свою начитанность, но только перед теми, коих считал способными оценить его сведения. Он отличался точным знанием всех европейских крепостей, во всей подробности их сооружений, а равно всех позиций и местностей, на которых происходили знаменитые сражения. Он говорил много о себе и о своих военных подвигах; по его словам, «человек, совершивший великие дела, должен говорить о них часто, чтобы возбуждать честолюбие и соревнование своих слушателей». Обладая военным гением, он судил о действиях с высшей точки зрения. Мне часто доводилось слышать от него следующие суждения: «Получив повеление императора, принять начальство над армией, я спрашиваю у него — какими землями он желает овладеть? Затем соображаю мой план действий таким образом, чтобы вторгнуться в неприятельскую страну по возможности с разных сторон многими колоннами. При встрече с неприятелем я его опрокидываю: это дело солдатское; полководец же, составляя план действий, не должен ограничивать его атакою какой-либо позиции. Неприятель, сторожа существенно какой-либо важный пункт, будет обойден с фланга и даже с тыла, и для противодействия вторжению в его страну должен раздробить свои силы».
«. будьте уверены, — говорил Суворов, определяя свой взгляд на способы достижения мира в Европе, — что ни английские деньги, ни русские штыки, ни кавалерия и тактика австрийцев, ни Суворов ни восстановят порядка и не одержат таких побед, которые бы привели к желаемому результату. Этого в состоянии достигнуть лишь политика — справедливая, бескорыстная, прямодушная, честная. Только таким путем можно всего добиться. »
- «. герой наш был истинным героем, потому что владел собою и укрощал порывы раздраженного самолюбия. Он оправдывался во всем делами. Зависть и завистники будут всегда: но велик тот, кто, посвятя себя служению Отечеству, обращает стрелы их терпением. Суворов побеждал не одним оружием, он умел побеждать и твердостью душевной. Без сей победы все другие успехи ненадежны».
- «Усугубление славы поддерживал он неутомимостью в трудах, и, соединяя во всех случаях вдохновение веры с силою оружия, он приобрел общую любовь русских воинов».
- Но как ненадежность на мой талант удерживает меня пуститься в сие ристалище чести, ибо достойно воспеть героев надобен их же дух, то между тем прося Вашего Сиятельства о благосклонном принятии сего моего искрянного и патриотического поздравления, в молчания с особливым высокопочитанием и глубокою преданно-стию пребываю».
- «Героя наш приготовлялся к борьбе с превратностями счастья и ожидал горестей, наносимых завистью и клеветой. Великие люди заранее приготовляются к сей борьбе; горести и превратности неизбежны в сей жизни; малодушные, встречая их, унывают, мужественные сердца укрепляются. Славно побеждать врагов Отечества, славно также побеждать зависть и непостоянство судьбы. Суворов увенчался сею сугубою славою. Вера и любовь к Отечеству служили ему подкреплением во всех обстоятельствах его жизни».
«Просыпался он в два часа пополуночи; окачивался холодною водою и обтирался простынею перед камином; потом пил чай и, призвав к себе повара, заказывал ему обед из 4-х или 5-ти кушаньев, которые подавались в маленьких горшочках 1; потом занимался делами, и потом читал или писал на разных языках; обедал в 8 часов поутру; отобедав, ложился спать; в 4 часа пополудни — вечерняя заря; после зари, напившись чаю, отдавал приказания правителю канцелярии, генерал-адъютанту Д. Д. Мандрыке; в 10 часов ложился спать. Накануне праздников в домовой походной церкви всегда бывал он у заутрени, а в самый праздник у обедни. По субботам войскам, стоявшим в Тульчине, ученье и потом развод; перед разводом фельдмаршал всегда говорил солдатам поученье: «Солдат стоит стрелкой; четвертого вижу, пятого не вижу; солдат на походе равняется локтем; солдатский шаг — аршин, в захождении полтора; солдат стреляет редко, да метко; штыком колет крепко; пуля дура, штык молодец; пуля обмишулится, штык никогда; солдат бережет пулю на три дня. »
«Наружность фельдмаршала как нельзя лучше соответствовала оригинальности его личности. Это был маленький человек слабого сложения, но одаренный природою могучим и чрезвычайно нервным темпераментом. Не похоже, чтобы он когда-либо, даже в молодости, обладал красивой внешностью. У него был большой рот и черты лица мало приятные, но его взгляд был полон огня, живой и необыкновенно проницательный: казалось, он все пронизывал и исследовал глубину вашей души, когда останавливался на вас внимательно. Я встречал не много людей, у которых чело было бы больше изрезано морщинами, и морщинами настолько выразительными, что лицо его как бы говорило без помощи слов. Характер у него был живой и нетерпеливый: когда он бывал чем-либо глубоко возмущен и рассержен, лицо его становилось суровым, грозным, даже ужасным — оно выражало все чувства, волновавшие его в эту минуту. Но эти минуты были редки и всегда вызваны основательными причинами, а его суровость никогда не переходила в несправедливость, хотя порой он и бывал чрезмерно едоки язвителен. Проходило возмущение, и черты его лица вновь принимали выражение обычной доброты, следуя за состоянием его души».
Следующая цитата
Весьма интересны отзывы иностранцев о Суворове. Иностранная печать изумляется перед талантом Суворова - полководца. Особенное внимание обращается на своеобразные черты его характера.
В этом отношении, он ставится выше великих полководцев всего мира, так как они хотя и выдавались над массой, но не выходили из этой сферы.
Он, как выражается лорд Клинтон – «иероглиф».
Непобедимый на поле чести (об этом свидетельствуют его шестьдесят сражений), непостижимый в своем кабинете, старик в солдатской куртке или в старом разорванном, унаследованном от отца, халате или в еще большем неглиже, человек, который обнимал всякого пришельца, рассказывал ему всякие сказки и небылицы, прыгал, кружился на одном месте, так что его можно было считать сумашедшим, полководец, неустанно стремившийся к тому, чтобы быть героем и казаться чудаком - таким является Суворов.
Так передают «Биржевые Ведомости», в обзоре западно-европейских органов печати.
На причину таинственной склонности Суворова к странностям, по отзывам иностранных газет, вернее всех указал его старый товарищ по оружию, генерал Дерфельден В.Х.
«Он хотеть быть в мире единым, и ни на кого не быть похожим. С бесчисленными победами, доставившими ему полное довеpие солдат, он соединял практическое знание человеческого сердца и умел издеваться над людьми в то время, когда им казалось, что они поднимают его на смех. Kaк человек, Суворов, стоял очень высоко».
Немец, лично знавший Суворова, говорит о нем в своих «Прогулках»: «Я твердо убежден, что Суворов был, безусловно честным человеком!, не варваром, а наоборот, образец гуманизма».
Он проливал кровь ручьями, но мог о себе сказать: «Люблю своего ближнего. Я в жизни никого не сделал несчастным, никогда не подписал смертного приговора. Я был мал, я был велик. При приливе и отливе счастья, надеясь на Бота, я был непоколебим.
Он не мог видеть больного или бедного без того, чтобы не дать ему милостыни, и так как он никогда не имел при себе денег и никогда не вел реестра доходам и расходам, то ему часто приходилось занимать у окружающих людей».
Лорд Клинтон рассказывает о Суворове:
«Я только что пришел из ученейшей военной академии, где речь шла о военном искусстве, Ганнибале и Цезаре, об ошибках Тюренна и принца Евгения, о нашем Мальборо, о штыках и т. д.
Вам, несомненно хочется знать, где находится эта академия и кто были академики? Угадайте-ка.
Я обедал у Суворова! Это - наш Гаррик, но на сцене великих дарований, это - Рембрандт, в области тактики: как последний в живописи, так и тот на войне – волшебник»!
Суворов любил все русское, внушал и другим любовь к родине. Он любил повторять: «горжусь, что я россиянин». Ему очень не нравилось, если кто тщательно старался подражать французам, подобного франта он спрашивал: «Давно-ли изволили получать письма из Парижа от родных»?
По рассказам графа Головина печатает «Исторический Bестник», Суворов ни когда не имел при себе ни экипажа, ни кровати, ни даже лошади.
Когда на нем были его сапоги, он считал себя раздетым, миска солдатских щей заменяла ему обед, когда ему было жарко, он ходил по лагерю в одной сорочке, если он позволял себе несколько развлечься с первой попавшейся маркитанткой, он потом бежал к ближайшему ручью, крича солдатам: «я coгрешил, я согрешил»! Подобное поведение сделало Суворова любимцем солдат.
Интереснее всего, конечно, отношение Суворова к военному делу, и в частности к солдатам. По мнению Суворова, идеальный военный человек должен быть:
Смелым - без запальчивости,
Быстр - без опрометчивости,
Деятелен - без легкомыслия,
Покорен - без унижения,
начальник – без высокомерия,
любочестив - без гордости,
тверд - без упрямства,
осторожен - без притворства,
основателен – без высокоумия,
приятен - без суетности,
расторопен - без коварства,
проницателен - без лукавства,
искренен - без простосердечия,
приветлив - без излишества,
услужлив - без корыстолюбия,
решителен - избегая известности.
Читайте также: