Прощание с бумагой цитаты гришковец

Обновлено: 06.11.2024

«Никогда» и «навсегда» – этими словами Гришковец начинает свой новый спектакль «Прощание с бумагой». Эти слова легко могут поменяться местами. «Мы никогда не расстанемся» – и пессимистичное «никогда» греет душу. «Мы расстаемся навсегда» – и радостное «навсегда» леденит ее. А дальше… никто так не умеет, только он – на этих двух словах вырастает действо. По нему ведет гид – Гришковец, – и только он своей филологической экскурсией способен разбередить душу, растрепать нервы, расшевелить мысли. И мысль, проникнув в сердце, становится чувством – тем самым, которое исчезает из современного театра, как исчезают из повседневного обихода старые слова и вещи. По крайней мере, так получается у Гришковца. Как всегда, он говорит о том, что, казалось бы, лежит прямо перед глазами, о чем каждый хотя бы раз задумался, но потом взял и отогнал эту мысль как несущественную или просто забыл о ней. Всем же очевидно, что бумага уходит из нашей жизни, а на смену ей табуном несутся смартфоны, ридеры и прочие электронные устройства. И книги – настоящие, дивно пахнущие типографской краской, с восхитительными иллюстрациями – уже все реже попадают в наш дом. Вместе с бумагой уходят ощущения и эмоции (не все, конечно, но какие-то – точно). И пальцы еще не забыли, но уже перелистывают страницы не обычно-привычно, а воспоминательно-узнавательно.

Самое хрупкое, самое ненадежное – бумага. Но именно она – навсегда.

Что-то начинается с совсем маленьких вещей, уже исчезнувших навсегда, – как промокашка, которую когда-то вкладывали в школьные тетради. Сейчас уже мало кто помнит, как она выглядела, а вскоре, может быть, точно так же будут забыты карты, письма, книги и газеты. Шелест утренней газеты – уже и сейчас полузабытый звук. Да и сама газета. Кто-то еще помнит, как пачкает она пальцы?

Прощание с бумагой и сопутствующими товарами в самом буквальном смысле: белыми листочками формата А4, с ластиками, чернильницами, перьевыми ручками, пресс-папье, копиркой и промокашками… Нынешние дети вообще не знают ни этих предметов, ни этих слов и никогда не видели вещдоков уходящей эпохи… Шуршание карандаша по ватману… Н аверное, этот звук доступен сейчас только художникам. А в моей жизни не повторится уже никогда.

«Девочка, 11ч. 15 мин. 2700,0 48 см» - первый документ на кусочке клеенки…

Мы перестали пользоваться памятью – своей, не компьютерной - запоминать телефоны, дни рождения, адреса становится нецелесообразным, потому что все это есть в телефонах, которые всегда в кармане, не нужно напрягать мозги – Википедия нам в помощь. Подрастает поколение без почерка – им не нужно много писать. И без памяти - им не нужно запоминать.

Мы расстаемся не с бумагой, а с образом жизни. Навсегда. И хочется защитить книжные полки, закрыть их собой от наступающей новой цивилизации и никому ни за что не отдавать. Никогда.

… А в старинных берестяных грамотах нет грубых слов, потому что писание было сакральным, написанное слово становится сущим – как же можно. И вот почему я не выношу брани – в кино, в газетах, на сцене – потому что для меня (пещерная я женщина) слово все еще больше чем слово.

Следующая цитата

ЕВГЕНИЙ ГРИШКОВЕЦ, «ПРОЩАНИЕ с БУМАГОЙ» вернуться к странице

ЕВГЕНИЙ ГРИШКОВЕЦ, «ПРОЩАНИЕ с БУМАГОЙ» запись закреплена

Литературный оргазм

10 оригинальных цитат Евгения Гришковца

1. А на фотографиях всё хорошо. Там много надежды.
2. Детей нельзя себе позволить или не позволить. Детей нужно хотеть.

3. А школу я не люблю за то, что там маленький человек впервые встречается с государством.

4. Я прожил год без любви, я смог прожить год без любви.
Я прожил год без любви.

5. Мне здесь нравится, мне здесь очень многое нравится, почти всё, но я здесь ничего не люблю, а дома мне многое не нравится, но я это люблю.

7. Спрашиваю: «Где вы учитесь?» Мне говорят: «В университете». Я сразу с таким уважением: «А на каком факультете?» Отвечает: «На факультете «гостиничный бизнес». Это что? Наука такая есть? Что это за образование? Откуда оно взялось? Я уважаю людей, которые выбирают классическое образование, фундаментальные науки: математику, философию, филологию. Не тех, кто «на переводчика», а тех, кто «на филолога».

8. Просто мне кажется, что если мне так нравится эта песня, то эта песня про меня. Это моя песня. Про мою жизнь. Хотя её исполнил человек, который не знает меня и вообще никогда не узнает, что я живу. Но эта песня про меня.

9. И так хочется вырваться из этого окна, из этого одиночества, то есть туда, где нет людей. Потому что там, где нет людей, не может быть одиночества.

10. — Мне семьдесят шесть лет, — сказал он по-английски, — и знаешь, я думаю, что заработал себе право держать вилку в той руке, в которой мне держать её удобно.

Следующая цитата

Сейчас есть по телеку такой канал - называется "Магазин на диване". Там круглые сутки впаривают скучающим домохозяйкам разную ерунду с доставкой на дом. И, для того, чтобы эту чепуху продать, ведущие весьма профессионально описывают свойства этого товара, как бы внимательно вглядываясь в него со всех сторон, раcсматривая буквально под микроскопом мельчайшие его "трещинки". Ищут и гиперболизируют их так, что всем сразу хочется это купить. Работают они там профессионально. Используют известные методики.

Ведь что надо для того, чтобы человек заинтересовался чем нибудь? Надо остановить его внимание на этом предмете. Спокойно донести до него полную информацию, дать ему разглядеть оттенки, нюансы. Чем больше знаешь о предмете, тем больше в него влюбишься. Дети, например, любят читать или смотреть то, что уже знают. Чем больше знают, тем больше любят.

Взрослые тоже. Разглядеть и полюбить человека можно только не спеша, спокойно, проведя с ним значительное время, тогда человек раскроется всеми своими лучшими (или худшими) сторонами, возникнет симпатия.

И самому раскрыться перед другим человеком также можно не спеша, если есть что раскрывать. В спешке и на бегу это невозможно.

Многие счастливые пары образовывались именно так - когда люди длительное время проводили вынужденно вместе, когда было время вглядеться и рассмотреть партнера в спокойной обстановке.

Сейчас время такое суетное, человеку навязывается быстрый темп жизни, калейдоскоп, где практически нельзя остановиться, задуматься, взвесить, оценить. Методами НЛП вбивают на подкорку готовые штампы а люди уверены, что это и есть их собственное мнение.

Точно так-же как описано выше, Евгений Гришковец, современныый автор, кто не знает, помогает слушателю всмотреться в обыденные вещи, которые ценности материальной не имеют, но, как выясняется, имеют огромную ценность иного порядка.

↑ «Прощание с бумагой»

Автор и исполнитель Евгений Гришковец

Евгений Гришковец посвятил новый спектакль «Прощание с бумагой» расставанию человечества с бумагой, как частью привычного образа жизни. Как всегда, он говорит о том, что, казалось бы, лежит прямо перед глазами, о чем каждый хотя бы раз задумался, но потом взял и отогнал эту мысль, как несущественную или просто забыл о ней. Всем же очевидно, что бумага уходит из нашей жизни, уступая свои позиции смартфонам, ридерам и прочим электронным устройствам, и вместе с ней уходит не только привычка читать книги напечатанными, а не выведенными на экран компьютера, но что-то большее. Что-то, что начинается с совсем маленьких вещей, уже исчезнувших навсегда.

Вскоре, может быть, будут забыты карты, письма, книги и газеты. Шелест утренней газеты — уже и сейчас полузабытый звук.

Вместе с бумагой уходят ощущения и эмоции (не все, конечно, но какие-то — точно). Об этом — еще одна история из нового спектакля.

Спектакль-ностальгия об уходящих вещах, исчезающих явлениях, забытых реалиях совсем недавнего прошлого. О людях без почерка, о вещах-однодневках, о ничего не стоящей информации.

2,5 часа невероятного удовольствия! Гришковец вообще всегда отличался особым видением разных обыденных мелочей, которые нас окружают и умением самым удивительным образом рассказать об этом интересно, местами трагично, местами смешно, очень по-настоящему, жизненно. Он обладает невероятной способностью заставлять вспомнить давно забытые моменты из прошедшей жизни, более пристально их рассмотреть и даже увидеть что-то под другим углом, переосмыслить. Может быть даже получше понять Кто я есть? Где я? Зачем я?

«Мы расстаемся не с бумагой, а с образом жизни. Навсегда», — напоминает Гришковец.

У кого имеется 2.5 часа свободного времени, послушайте , не пожалеете.

↑ Тепло неостывшей любви

Когда-то Алексей Левинский сказал мне, что ему интересны не рецензии, а то, о чем думает критик во время спектакля. Можно я расскажу, о чем думала на новом спектакле Евгения Гришковца «Прощание с бумагой»? Можно я расскажу, не дожидаясь разрешения?

Евгений Гришковец — это анти-Серебренников. Когда того назначили худруком театра имени Гоголя, он разразился постом в ФБ: насмехался над тем, что в театре пахнет борщом, а объявление на доске приказов напечатано на пишущей машинке. Все, что презирает Серебренников, дорого Гришковцу. Во всяком случае, пишмашинке, как живой женщине, посвящено признание в любви.

Гришковец говорит, что первым большим сочинением, целиком напечатанным на машинке, был «Том Сойер». Говорит, что два года назад закрылась последняя фабрика, которая эти машинки производила. Объясняет, чем отличались друг от друга разные модели, и сколько сил, колотя по клавишам, надо было потратить. У человека печатающего, как и у пишушего, есть свой почерк. Специалист может определить, кто печатал (мужчина или женщина, старый или молодой, правша или левша) и как: всеми пальцами или двумя.

Гришковец сравнивает машинку с компьютером. Машинку выбросить жаль, а компьютеры уже через 20 лет превращаются в груду серой пластмассы и не вызывают никаких эмоций: «Они задуманы так, чтобы их хотелось заменить на что-то другое». Гришковец жалеет вещи, тем самым их одушевляет. Он и людей жалеет. Он их любит. Лично мне очень нужно, чтобы меня любили и жалели.

Он понимает даже ту девушку, которая, в незапамятные времена, отправила на бересте письмо своему неверному возлюбленному, и оно (если прочесть его в переводе с древнерусского) ничем не отличается от современного: «Что же ты не отвечаешь? Ведь я уже трижды к тебе обращалась, а ты не отзываешься и не приходишь. Может, я чем-то тебя обидела. Поверь, я не хотела, и прости меня, если что не так». Можно прочитать сто лекций по истории и археологии, и через год от них ничего в голове не останется. А можно рассказать про это письмо ТАК, как Гришковец, и этой бересты с выцарапанными на ней буквами уже не забудешь.

Вот сколько раз в школе и в институте нам твердили про переход Суворова через Альпы. Ну, перешел… Однажды я оказалась в Альпах, на этом самом перевале. И представила, как 70-летний человек поднялся на эту высоченную гору и потом с нее спустился. Даже если бы он никого не победил, это можно считать подвигом. Теперь я физически представляю себе этот «переход», а заодно усвоила всю историю.

Так и с этой «древней» девушкой, «неостывшее тепло любовной муки» которой почувствовал и передал мне Гришковец.

Наверное, все уже поняли, что он не собирается в переносном смысле прощаться с бумагой: будет и впредь писать пьесы и книги. Он прощается с бумагой и сопутствующими товарами в самом буквальном значении слов: белыми листочками формата А4, с ластиками, чернильницами, перьевыми ручками, пресс-папье, копиркой и промокашками. Одну промокашку он где-то раздобыл, держит ее в папочке и, чтобы показать зрителям, надевает на руки перчатки, как сотрудник архива древних актов или музейный работник, имеющий дело с ценным и редким экспонатом.

Гришковец понимает, что нынешние двадцатилетние вообще не знают этих слов и никогда не видели вещдоков уходящей эпохи, а он не хочет, чтобы про них забыли. И напоминает так ласково, что я прониклась внезапной и сильной нежностью к промокашке, о существовании которой давненько не вспоминала. Гришковец оживляет то, что казалось мертвым и восстанавливает порвавшуюся связь времен (ведь промокашка связывает нас с дореволюционными гимназистами).

«Мы перестали пользоваться памятью» — Гришковец связывает эту беду с Интернетом: не стоит напрягать мозги, открыл Википедию, и она сообщила тебе все необходимые сведения. Я это тоже сознаю, но не могу так лаконично и ясно сформулировать: «перестали пользоваться».

Гришковец рассказывает о том, что знает сам и активирует чувственную память каждого зрителя. Заводит речь о том, что клякс уже никогда не будет. И я вспоминаю, как вечно приходила домой, вся перепачканная чернилами, как вызывали в школу родителей, ругали меня замарашкой. И как я боялась опять перемазаться, а единственным оправданием мне служило то, что самый умный (и влюбленный в меня) мальчик Миша Л. тоже был «замарашкой». Я могу написать на полях монолога Гришковца свой монолог. Он рассказывает про дедушку, который резал хлеб не так, как другие люди. А мой — лепил катышки из черного хлеба. И я вдруг вспомнила катышки, потом — руки, потом — самого давно умершего дедушку…

Вспомнила и все верой и правдой служившие мне пишущие машинки — механическую и электрическую. И то, как печатала под копирку диссертацию. На странице могло быть не больше трех опечаток. Господи, какой это был ужас.

Гришковец говорит, что на старинных берестяных грамотах нет грубых слов, потому что «писание было сакральным, написанное слово становится сущим — как же можно?». Ах, вот почему я не выношу брани — в ЖЖ, в ФБ, в газетах, на сцене — потому что для меня (пещерная я женщина) слово все еще сакрально.

Моя подруга, немка, учительница, рассказывает, что не может заставить ученика на уроке по языку хоть что-нибудь написать. Он спрашивает: «А зачем мне это, если дома семь компьютеров?».

Гришковец прощается с бумагой и книгами так, что хочется лечь всем телом на книжные полки, закрыть их собой от наступающей новой цивилизации и не отдавать — никому, ни за что. Никогда.

«Никогда» и «навсегда» — этими словами Гришковец начинает «джазовый», с импровизациями на заданную тему, исповедальный моноспектакль. Это два мощных слова, одно из которых кажется плохим, а другое — хорошим, но они легко меняются местами. «Мы никогда не расстанемся» — и холодное «никогда» становится теплым. «Мы расстаемся навсегда» — и теплое «навсегда» остывает.

Самое хрупкое, самое ненадежное — бумага. Но именно она — навсегда. По крайней мере, так получается у Гришковца.

Женя (или его лирический герой) общается со зрителем в своей особенной, искренней, доверительной интонации. Над чем посмеяться — найдется, пафоса и назидания — ни капли. И ничего демонстративно «интеллектуального». Мысль, дойдя до сердца, становится чувством. Любовным чувством, которое исчезает из современного театра, как исчезают из повседневного обихода старые слова и вещи.

Марина Дмитревская
(6.10.2012 в 0:15):

Я была сегодня на спектакле.
Я пришла на него в чудовищном производственном стрессе, хотела вообще не идти.
При этом я очень хотела проникнуться тем, о чем писала М. Тимашева.
Я надеялась. И не надеялась одновременно. Давно не видела Гришковца и слышала не очень утешительное.
Я пришла. Села. Сверху дуло, что не прибавляло внимания.
Вышел Женя Гришковец. Как-то не проняло. Начал…
Я очень верю своему зрительскому ощущению. Постепенно, шаг за шагом, он привел меня, зрителя, в человеческое состояние. Это бывает очень редко. Ну совсем редко. Ушли спазмы ужаса перед действительностью, мозг перестал кипеть, я сидела и думала, что жизнь не кончается, хотя Гришковец рассказывал о конечности той формы жизни, которую прожила я. С бумагой.

Как скачивать по magnet ссылке?

2. Копируем ссылку в буфер обмена (если ссылку "разрезало" на несколько строк, нужно её "склеить" обратно, чтобы ссылка выглядела также как на образце):

3. Запускаем uTorrent:

4. Нажимаем на кнопку с глобусом и плюсом на верхней панели uTorrent:

5. Вставляем ссылку в открывшееся окно, если она еще не вставилась сама, и жмем OK:

Следующая цитата

Описание: Драматург, режиссер и актер Евгений Гришковец представит в Житомире свой новый моноспектакль «Прощание с бумагой». Новая работа Гришковца посвящена прощанию человечества с бумагой как с образом жизни — тому, Показать полностью. как уходят из жизни бумажные книги, газеты, карты и письма, а также связанные с ними ощущения и эмоции.

У спектакля «Прощание с бумагой» на самом деле не один, а два сюжета — общий и частный. Частный легко вычитывается из названия: Гришковец размышляет о том, как электронные носители информации вытесняют бумажные. Общий же не столь очевиден. Автор говорит о времени, о пустоте и о том, что технический прогресс для каждого отдельного человеческого существа — это приближение к небытию, потому что прогресс приходит со временем. А время это и есть осознание небытия. Поэтому Гришковец начинает рассказ со слов «никогда» и «навсегда» — и они потом откликаются воспоминанием о детском страхе перед чернотой в щели почтового ящика, да и той видимой чернотой, что просматривается в финале за шеренгой синхронно открывшихся за спиной Гришковца дверей. Да и смиренный, молчаливый уход героя в конце спектакля несет в себе что-то большее, чем просто прощание с бумагой.

Работа над «Прощанием с бумагой» продолжалась последние полтора года. Над сценографией спектакля работала Лариса Ломакина, ранее сотрудничавшая с Гришковцом над спектаклями «Планета», «По» и «+1». «Прощание с бумагой» — также премьера и для дочери Евгения — Наташи Гришковец. В нем она исполняет архангелогородскую народную песню «Лодочка-поморочка», ставшую основной музыкальной темой спектакля. Место: ЕВГЕНИЙ ГРИШКОВЕЦ, «ПРОЩАНИЕ с БУМАГОЙ», Житомир Начало: 10 октября 2013 в 19:00

Читайте также: