Мешок без дна цитаты
Обновлено: 07.11.2024
Фильм-притча. Фантазия, в которой каждый увидит что-то своё, отличающее от мнения других. Даже читая русские сказки, кажущиеся понятными любому, все видят свой смысл. Знак, видимый только читателю. Так и в фильме, смотришь - словно на экране лес, по которому ты часто гуляешь. А в героях ты волей-неволей наблюдаешь черты себя. У всех нас есть свобода выбора. Быть разбойником или сказочным Принцем. Хотя, на худой конец можно остаться просто грибом, наслаждающимся йогой на лесной поляне.
Фильм-раздумье. О жизни. О своем пути, и поиске истины. Истины в вине. Или в написании книги на листках, которую захочется прочесть вслух необычному человеку.
Сегодня второй день проката. Не видел выходящих из кинозала зрителей, которых он бы не погрузил в мысли-рассуждения. Равнодушных точно нет. А понравится он - или нет ? Дак и сказки не всем нравятся.
Занесло меня на этот фильм совсем случайно. Очень непросто передать словами его сюжет и настроение. Скажу просто: сходите сами или посмотрите дома. Гарантирую, что у вас останутся неоднозначные, но по большей части приятные воспоминания.
20 января 2018
Этот фильм заставил меня задуматься о многом. Хоя бы за это его стоит взять во внимание. Блестящая игра Немоляевой меня покорила без остатка. Так что одозначно рекомендую
23 января 2018
Что может поместиться в мешок без дна? Семейство грибов, четыре шара в небе, конфета "Мишка в сосновом бору", Вера Холодная, фильм "Земля" Александра Довженко, разбойник, сидящий по шею в воде с мечом на голове, много разноцветных бутылок, "Три сестры" Чехова, мужчины Неаполя, у которых постоянно эрекция, "Тысяча и одна ночь", покушение на царя Александра II, Баба Яга с тележкой, Светлана Немоляева на лыжах.
Зал довольно быстро разделился на тех, кто знал, на что шел, и на тех, кто не выдержал столкновения с прекрасным. Я же с удивлением отметил, что мне вообще ничто не мешает и не отвлекает от фильма. Потому что это все тоже прекрасно умещается в мешок без дна: звонок на чей-то мобильный, фестивалящие чуваки на заднем ряду с водкой, бабка, возмущавшаяся запахом от мужчины, сидящего рядом, и мы, смотрящие фильм, и фильм, смотрящий нас.
P.S.
Спартак летел 0:3 Бильбао, спешить было некуда, и мы с Пашей после фильма решили традиционно пройтись по Елахе. Расслабившись за томным разговором, мы и не заметили, как сзади в ночи к нам тихонечко подъехали менты. Хорошо еще, что мы не стали спрашивать у них, сам ли Хамдамов надувал шары. А то бы нас точно приняли.
Где тонко, там и рвётся. А ткань реальности так истончилась, что чтица, фрейлина царского двора, без труда проткнёт её буратиньим носом, свёрнутым из старой нечитаной газеты. И мы тут же, в одну монтажную склейку, перенесёмся из декадентского XIX века, где бомбисты взрывают великих княгинь, в древнерусское кватроченто (которого никогда не было) – из посюстороннего мира княжеского дворца в чащу зачарованного леса, где братья грибы ограбили мертвеца и сказочно (как же иначе?) разбогатели. Тот царевич был убит: то ли расстрелян из лука, то ли зарублен – то ли собственным мечом, то ли разбойничьим, а может, умер от горя. Его царевна не то была изнасилована, не то сама отдалась, не то утопилась, не то вознеслась. А единственный свидетель – мишка косолапый, но он никому ничего не скажет.
Никто никогда не снимал так лес. У Хамдамова он ошеломляющий – как всё здесь, чёрный, солнечный, будто с гравюр Шишкина – мшистая разлапистая чащоба, пронизанная светом и сквозистой тенью, колеблемая ветрами, таинственная, почти не страшная, где царевич умирает смертью Святого Себастьяна с ренессансных картин, и в озере дрейфует голова разбойника с краденым мечом на челе, и царевна-лебедь воспарила в лодке без дна, и, вполнеба, точно НЛО, стоят в воздухе чёрные воздушные шары раскаяния. А великокняжеский дворец весь рассыпается хрусталём; взгляд камеры блуждает по его закоулкам, любуется обветшалой красотой перегруженных убранством комнат, и газовыми лампами, и сиротливо нерасчехлённой мебелью, и частоколом опустошённых бутылок, что жмутся друг к другу, как герои пьес Чехова, и затянутыми в корсеты силуэтами прислуги, что устроят дуэль на венских стульях. Последний раз нечто подобное мы видели не то прошлым летом в Мариенбаде, не то на бульваре Сансет. И никто никогда не снимал так секс: гипнотически долгая сцена любви ближе к концу фильма так мучительно красива, что, увидев однажды, забыть её нельзя.
И если форма рождает содержание, то чем совершенней форма, тем сложнее содержание. В этом фильме повествовательная техника, торжественно неспешная, чем дальше, тем искуснее путает зрителя, и требуется определённое усилие, чтобы понять, о чём вся эта красота. Расстрел царевича в лесу – это, очевидно, история о прекрасной дореволюционной России, что пала навеки, но не только. Лесная сказка, в которой неясно, что произошло, и все видели разное – это ещё и грандиозная метафора краха любовных отношений. Потому что, когда ломается любовь, то уже невозможно разобраться, что случилось и кто виноват, и оба обвиняют друг друга, и каждый винит себя, а со стороны всё выглядит совсем непонятно, и все несчастливы и мучают друг друга, и никто не прав, и ничего уже не исправишь. Ровно это и происходит на экране – и когда ты понимаешь эту центральную метафору, то всё встаёт на свои места, а история оказывается кристально ясной и очень личной: это фильм о предательстве в любви, о смерти матери (и вместе с ней о безвозвратной утрате рая – той невинности, что была у нас в детстве), о старом мире, что скоро будет выметен прочь, и о непостижимой целительной силе искусства, которое всё – ложь, игра и тайна (но эти грёзы нам милее действительности) и которое одно только и способно защитить нас от жизни и утешить страх смерти.
Следующая цитата
Опоздала на пресс-показ. На час. Осталось всего полчаса: пресс-зал был переполнен до отказа, соседний зал закрыт вообще. Совсем. Я пробилась сквозь сплошной стоящий лес и села на ступени, постелив тренч. Он покрылся снаружи несмываемыми пятнами… Будто мазутом …
Не суть. Плащ не жалко ни разу.
Экран дышал и шевелился. Он сокращался, пульсировал, он дышал. Он становился то широким и мягким, то узким и сухим. Как это получалось технически, не понятно. Но он точно был живым, ожившим организмом. У меня, конечно, сразу отнялись и руки, и ноги.
И вообще, все у меня сразу отключилось, ибо я ушла в экран, я в нем утонула. Как и многие близ стоящие и сидящие.
Шелестела листва. Она бликовала, сияла, сверкала, переливалась (хотя изображение было ч\б), стрекотали кузнечики и сверчки, пели щеглы, все двигалось, звучало, шумело в ушах, что-то там шепталось, шевелилось, от этой правдоподобности можно было сойти с ума.
На земле лежала царица. Девушка в парче , в золоте и жемчугах. По ней ползал некто типа лесного царя или сатира, он облизывал ее пальцы и губами стягивал в девушки кольца. Долго. Стягивал. Потом выплевывал изо рта эти кольца неслышно. И снова облизывал пальцы. Пальцев 10. На каждый палец – минуту-полторы(или мне казалось?), итого – 10 минут как минимум это длилось. С ума сойти. Мы ждали, вжавшись в кресла или в стены, чем это все кончится.
Выплюнул последнее кольцо, и потом уже девушка стягивала с его пальцев кольца.
Томящее все это.
Сводящее и бьющее по нервам.
Красивая Немоляева с точеной фигурой на лыжах, в мехах и бархате. Феликс Юсупов и Дмитрий Романов в корсетах и подтяжках. Шкура белого медведя и камин. Шторы из тафты (на самом деле – из бумаги). Дворец на берегу Невы. Елена Морозова в кокошнике, в лесу. И шумит листва, и прячет свои сокровища из жемчугов и рубинов лес, живой, дышащий и шумящий.
И так – весь фильм. Неважно, о чем. Молчат все.
Только шумит лес и звучит волшебная музыка.
И зритель медленно, но верно сходит с ума.
Ася Колодижнер (отборщик фильмов ля ММКФ), благодаря которой фильм и привезли из Италии на просмотр, представила меня потом Хамдамову.
Я очень просила.
Он сказал мне, что я пахну можжевельником(OYEDO, Boulevard St-Germain-des-Pres, 34). И что он устал разговаривать. Я обрадовалась. Можно, сказала я, просто молча постою. Рядом.
Собственно, вот и все оно, знакомство.
Потом у меня поднялась температура. Я заболела. Перестала ходить на кинофестиваль и смотреть другие фильмы. Мне стало неинтересно. Экран стал блеклым, звук – плоским. Ничего не шелестело, а тупо било в уши. Глаз не хотел видеть то, что неумело пытался представить экран.
Кадр из фильма «Мешок без дна»
Не трудитесь подходить к фильму Хамдамова с привычными линейками рационального мышления, циркулями стандартов написания сценариев или транспортирами выстраивания кадра, «Мешок без дна» – кино, обращающееся к иным органам чувств или даже к душе напрямую, такой фильм либо моментально отторгается, либо затягивает в воронку своей червоточины так, что гравитация произведения не позволяет вырваться, сделать вдох или широко открыть глаза. Это несколько иное кино – авторское, фестивальное, визуальное, экспериментальное, но при этом однозначно одухотворенное, выстраданное и снятое на пределе эмоций. О том, что это не пустая трата пленки, легко догадаться даже по актерскому составу – ведущие роли в картине исполнили Светлана Немоляева, Алла Демидова, Кирилл Плетнев, Евгений Ткачук, такие люди понимают, за что берутся.
Но и в то, что вы досконально разберетесь с тем, что увидите на экране, верить не стоит – мы погружаемся во внутренний мир автора, который он и сам-то не в силах описать доступными средствами. Но, следуя логике основного сюжета повести «В чаще», только всестороннее рассмотрение дела, только изучение всех точек зрения, только привлечение сторонних наблюдателей может дать сколько-то объективный срез действительности. Вот этот срез и должны сделать зрители. Сделать и оценить труд сценариста и режиссера, чтобы напитать автора вдохновением для последующих творений.
Следующая цитата
Почему мешок и почему без дна? Всякая рассказанная история (а так же и сам мiр, и каждый человек в этом мiре) имеет начало и конец. Мешок – это ёмкость вполне определённого объёма. Но если у него нет дна, то заполнить этот объём невозможно. Так и в рассказе сюжет – это некая ограничивающая повествование схема, включающая в себя последовательность причинно связанных между собой событий и отношения их участников. Сюжет – это новый, прочный мешок без единой дырки. Рассказанная история – это как бы актуальная бесконечность: всё уже сказано, сюжет исчерпан, но всякому ясно, что за каждым произнесённым словом таится бессчётное число других, стоящих в тесной взаимосвязи с прозвучавшим слов, касающихся несметного множества подробностей и разъяснений.
Есть также бесконечность потенциальная, не суть наличная, но как бы процесс с неограниченной возможностью продолжения своих актуальных реализаций. Например, дерево как процесс ветвления. Или рассказ с обратной связью, когда слушатель по ходу дела задаёт нерегламентированное число уточняющих вопросов. Или когда есть неограниченное число рассказчиков, каждый из которых предлагает свою версию событий. Наш мiр – это и есть такой мешок без дна, в котором каждый из живущих пользуется собственной версией мiропонимания и интерпретации фактов и событий своего бытия.
Известный в следственной практике факт: показания свидетелей могут различаться вплоть до противоположности. В отличие от камер наблюдения, которые бесстрастно собирают попавшую в их объектив видеоинформацию. Наш мозг так не может. Он идентифицирует наблюдения и восприятия по имеющимся у него образцам и интерпретирует факт сообразно опыту, культурному уровню, методологическим и аналитическим навыкам мышления, и выдаёт «на принтер» уже не чистый факт, а своё к нему отношение, осознанное или бессознательное – это безразлично. Факт раскрашен эмоциями, домыслами, аллюзиями и прочим цветастым добром из хранилищ памяти посредством кисти индивидуальной психологии. Надо полагать, что на этой особенности свидетельства очевидцев происшествия или участников события и построен фильм Рустама Хамдамова, но не исключено что и философский подтекст о бездонности мiра и человека здесь тоже присутствует.
Однако, данная работа не оригинальна. Сценарий – это перенесённая на реалии российской действительности XIX века (или того, что под оной понимает режиссёр) история из рассказа Рюноскэ Акутагавы «В чаще». И не просто перенесённая, но стилизованная под сказку-страшилку. Придворная рассказчица с экстрасенсорными способностями (она же гадалка) тешит царя Александра (как Шахерезада султана Шахрияра) чёрно-белыми побасенками. Но если вы знакомы с древне-японской кинематографией, то без труда опознаете оригинал, фильм Акиры Куросавы «Расёмон» (1950).
Интересно, правда? И в сюжете рассказа события изложены в разной интерпретации, и сам сюжет преподнесён уважаемой публике в трёх (как минимум) вариантах: авторской (Рюноскэ) и двух независимых (?) режиссёрских. Оправдана ли – 67 лет спустя – реанимация (э-э, ремейк, конечно) фильма Куросавы на русской почве, да ещё с навязчивыми аллюзиями, начиная с монохромной плёнки и людей-грибов, подозрительно напоминающих японских крестьян в соломенных шляпах сугэгаса? А почему бы и нет? Если тебе есть, что сказать, то ты можешь, как считал Борхес, переписать слово в слово книжку Сервантеса «Дон Кихот» и это будет совершенно иной, чем у дона Мигеля, роман. Ведь даже читая «Хитроумного идальго», ты будешь воспроизводить в своём сознании не совсем то (или совсем не то), что было в голове у Сааведры. Впрочем, бывает и так, что смена одёжки сути не меняет, как поётся в песне Владимира Семёновича: «Вы скажете, это другой человек, а я – тот же самый». А ещё у зрителя есть возможность, начав с «Мешка», добраться до истоков и составить собственное мнение о необходимости всех «переодеваний», которые приключились с идеей рассказа Акутагавы.
Приятных и плодотворных вам изысканий, уважаемый Зритель. За себя же скажу, что я не ставил свой целью скептическую рефлексию и потому получил от фильма изрядное удовольствие. Хотя, некоторые мелочи позабавили отнюдь не в положительном смысле. Условности условностями, русская Царица с ментальностью самурайши просит разбойника после случайных и не вполне добровольных любовных игрищ убить мужа (типа, не вынесу позора) – это приемлемо, она же в паланкине и в ферязи с капроновыми крыльями едет к отшельнику в чащу леса – просто прекрасно, но разбойник с георгином – в той же чаще – с упоением вдыхающий аромат дивного цветка (где он его раздобыл?) – это перебор, георгины не пахнут, либо их запах вообще ни разу ни comme il faut.
Можно превратить просмотр фильма в сеанс транс-медитации, нагруженной философским НЛП, можно попытаться прочесть его как аллегорию человеческого бытия, а можно просто проникнуться сопереживанием в драматической истории любви с классическим треугольником. Или реализовать интегральный дискурс. В любом случае неординарность картины предоставляет Зрителю возможность включиться в её материю творческим соучастником.
На десерт пара характерных, с проблеском философской мысли цитат из монологов придворной Шахерезады в исполнении Светланы Немоляевой:
«Вырвите свой гнев. Расслабьтесь. Не берите в голову всё злое и дурное. Разве не лучшее, что можно сделать, это оставить всех в покое, с их злом и добром, и просто сидеть в одной куче с довольными».
«Грёзы милее действительности. Если бы не было сказок, то чем бы мы защитились от жизни. …история темнеет и темнеет, а бежать не куда».
«Если я не за себя, тогда кто за меня? А если я только за себя, то зачем я? И если не теперь, то когда»?
«Рай был у нас у всех в детстве, и в том раю мы все были бессмертны».
Не Бог весть, какая глубина, но вплетённые в ткань фильма, ритм и атмосфера которого гипнотизируют, такие фразочки весьма его украшают. Одним словом, голосую «за».
Кадр из фильма «Мешок без дна»
Не стоит тщетно морщить лоб в попытках вспомнить, что же так неуловимо напоминает сюжет «Мешка без дна» режиссера Рустама Хамдамова, автор настолько витиевато скрывает первоисточник своего вдохновения, что без специальной подготовки или своеобразного спойлера обнаружить его довольно сложно. А между тем «Мешок», ни много ни мало, является парафразом знаменитого «Расемона» Акиры Куросавы – обе картины за основу сценария взяли повесть «В чаще» Рюноскэ Акутагавы. А это значит, что зрителя нового российского фильма ждет удивительное погружение в мир грез, воспоминаний и даже лжи нескольких персонажей, рассказывающих одну и ту же историю с различных точек зрения.
Кадр из фильма «Мешок без дна»
Впрочем, «убийство в чаще» – лишь один из слоев повествования картины, сама история о витязе, разбойнике и мертвом царевиче является «фильмом в фильме», о загадочном преступлении заинтересованному слушателю рассказывает таинственная чтица, не то пересказывающая старинную притчу, не то черпающая вдохновение из воздуха, не то подглядывающая сюжет в параллельных мирах через удивительные приспособления и изобретения. И все это выполнено в завораживающей манере авторского черно-белого кино, переполненного деталями, молчаливыми второстепенными персонажами и внезапными переходами из одной новеллы в другую – зритель словно находится на грани сна и бодрствования, «Мешок без дна» напоминает дремоту, состояние, в котором разум создает особенно причудливые образы.
Следующая цитата
Бредущий через лес витязь натыкается на следы странного преступления – в чаще убит царевич, шедшая с ним девушка изнасилована и избита, неподалеку разбойник подсчитывает барыши и зализывает раны. Богатырь пленит разбойника, но из его рассказа сложно понять, что же произошло на самом деле, нужно услышать версию девушки, с помощью бабки-ведуньи поговорить с мертвым царевичем, а затем сложить все полученные детали пазла в единую картинку. Этим и занимается скучающий Великий Князь, к которому с любопытной историей-загадкой заглянула таинственная рассказчица.
Кадр из фильма «Мешок без дна»
Особенной атмосферы ленте добавляет обращение к двум разным временным пластам – встреча старушки-рассказчицы и коронованной особы происходит в эпоху, напоминающую Россию Александра II, а детективный сюжет забрасывает зрителя в Древнюю Русь, – и оба течения исполнены по-своему очаровательно, простота избушек сталкивается с великолепием дворцов, непритязательные рубища – с пышными мундирами, аскетизм – с царской роскошью. «Мешок без дна» – это, в принципе, визуальное пиршество, временами удивляющее, временами ставящее в тупик, временами возбуждающее какие-то невидимые энергетические поля. В фильме то и дело угадываются нотки всего лучшего, что есть в русском искусстве и истории, – в нем то читаются интонации Киры Муратовой, то вдруг проскальзывает что-то чеховское, в образах угадываются то лики Веры Холодной, то рублевские образа. А увенчано это все загадочными людьми-грибами, отсылающими зрителя к Стране восходящего солнца, подарившей миру удивительный сюжет.
Читайте также: