Утром деньги вечером стулья цитата
Обновлено: 21.12.2024
Автор: Иван Шлыгин 20.06.2016 00:08 39305 Роман «Двенадцать стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова давно разошелся на цитаты. Немалую роль сыграли и замечательные экранизации. Мы собрали наиболее яркие моменты из этой книги.
— А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дал вам ключ от квартиры, где деньги лежат?
— Вы довольно пошлый человек, — возражал Бендер, — вы любите деньги больше, чем надо.
— А вы не любите денег? — взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты.
— Зачем же вам шестьдесят тысяч?
Ипполиту Матвеевичу неудобно было отказывать своему новому компаньону и непосредственному участнику концессии. Он, морщась, согласился продать жилет за свою цену — восемь рублей.
— Деньги – после реализации нашего клада, — заявил Бендер, принимая от Воробьянинова теплый еще жилет.
— Нет, я так не могу, — сказал Ипполит Матвеевич краснея. — Позвольте жилет обратно.
Деликатная натура Остапа возмутилась.
— Но ведь это же лавочничество? — закричал он. — Начинать полуторастотысячное дело и ссориться из-за восьми рублей! Учитесь жить широко!
Ипполит Матвеевич покраснел еще больше, вынул маленький блокнотик и каллиграфически записал:
25/IV-27 г. Выдано т. Бендеру
Остап заглянул в книжечку.
— Ого! Если вы уже открываете мне лицевой счет, то хоть ведите его правильно. Заведите дебет, заведите кредит, В дебет не забудьте внести шестьдесят тысяч рублей, которые вы мне должны, а в кредит — жилет. Сальдо в мою пользу — пятьдесят девять тысяч девятьсот девяносто два рубля. Еще можно жить.
Происходящее в романе вполне укладывается в поговорку «Вор у вора дубинку украл». Бендер в ходе своих разыскании полностью восстанавливает чудовищную биографию подпольного миллионера, но за миллион рублей уничтожает ее, оставив Корейко безнаказанным обладателем девяти миллионов. Разумеется, заставить Бендера поступить иначе, то есть отказаться от миллиона со имя бескорыстного разоблачения Корейко, значило бы разрушить единство этого образа. Но вместе с тем история десятимиллионного состояния Корейко настолько черна, что нас не может не огорчить добродушие, с каким авторы относятся к Бендеру, когда, отпустив с миром Корейко, он остается счастливым обладателем миллиона. Миллион, принадлежавший Корейко, — это не брильянты мадам Петуховой, это поистине страшные деньги. Но, помня об этом все время, пока они были в руках у Корейко, мы, по авторской воле, сейчас же обо всем забываем, как только они переходят в руки Бендера. В руках Корейко — это страшный миллион, в руках Бендера этот миллион оказывается просто миллионом, счастливой находкой, деньгами без биографии.
5.
Итак, в последних главах «Золотого теленка» Бендер становится «богатым человеком». Но оказывается, что в условиях советского общества, в противовес обществу буржуазному, обладание миллионом само по себе не только не открывает неограниченных возможностей, не только не дает права на уважение или преклонение, но, наоборот, то и дело ставит «счастливого» обладателя капитала в положение глупое и смешное. Выясняется, что даже для того, чтобы получить номер в переполненной гостинице, совершенно недостаточно денег. Новоиспеченному миллионеру, чтобы получить комнату, приходится выдавать себя то за инженера, то за врача, то за писателя, то, по старой памяти, даже зa сына лейтенанта Шмидта.
«И это путь миллионера… — с горечью размышляет Бендер. — Где уважение, где почет, где слава, где власть?» И когда, наконец, разъяренный неудачами и Измученный невозможностью удовлетворить свое тщеславие, «бледный от гордости», он вдруг, решившись, отвечает своим попутчикам-студентам на вопрос о том, не служит ли он в банке: «Нет, не служу, Я миллионер!» — результат оказывается совершенно неожиданным. Подружившиеся было с ним молодые люди немедленно оставляют его, спеша поскорее возвратить деньги за чай, которым он их только что угостил. «Я пошутил я трудящийся…» — растерянно бормочет Бендер, пытаясь удержать студентов, и в этой реплике заключена большая сила сарказма, жестокая насмешка над трагикомедией человека, который в условиях советского мира попытался заставить уважать себя, сообщив о своем богатстве.
— Деньги вперед, — заявил монтер, — утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья.
— А может быть, сегодня — стулья, а завтра — деньги? — пытал Остап.
— Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает.
— Но ведь я, — сказал Остап, — только завтра получу деньги по телеграфу.
— Тогда и разговаривать будем, — заключил упрямый монтер, — а пока, дуся, счастливо оставаться у источника, а я пошел: у меня с прессом работы много. Симбиевич за глотку берет. Сил не хватает. А одним нарзаном разве проживешь?
7.
— При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт — это такой пустяк, что об этом смешно говорить… Один мой знакомый доходил до того, что печатал даже доллары. А вы знаете, как трудно подделать американские доллары? Там бумага с такими, знаете, разноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось, что его дедушка, известный валютчик, покупал их в Киеве и совершенно разорился, потому что доллары были все-таки фальшивые. Так что вы со своим паспортом тоже можете прогадать.
Месяца через два Гаврилин вызвал к себе инженера и серьезно сказал ему:
— У меня тут планчик наметился. Мне одно ясно, что денег нет, а трамвай не ешак — его за трешку не купишь. Тут материальную базу подводить надо. Практическое разрешение какое? Акционерное общество! А еще какое? Заем! Под проценты. Трамвай через сколько лет должен окупиться?
— Со дня пуска в эксплуатацию трех линий первой очереди — через шесть лет.
— Ну, будем считать через десять. Теперь — акционерное общество. Кто войдет? Пищетрест, Маслоцентр. Канатчикам трамвай нужен? Нужен! Мы до вокзала грузовые вагоны отправлять будем. Значит, канатчики! НКПС, может быть, даст немного. Ну, губисполком даст. Это уж обязательно. А раз начнем — Госбанк и Комбанк дадут ссуду. Вот такой мой планчик. В пятницу на президиуме губисполкома разговор будет. Если решимся — за вами остановка.
Треухов до поздней ночи взволнованно стирал белье и объяснял жене преимущества трамвайного транспорта перед гужевым.
В пятницу вопрос решился благоприятно. И начались муки. Акционерное общество сколачивали с великой натугой. НКПС то вступал, то не вступал в число акционеров. Пищетрест всячески старался вместо 15% акций получить только десять. Наконец, весь пакет акций был распределен, хотя и не обошлось без столкновений. Гаврилина за нажим вызвали в ГубКК. Впрочем, все обошлось благополучно. Оставалось начать.
Следующая цитата
— Деньги вперёд, — заявил монтёр, — утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья.
— А может быть, сегодня — стулья, а завтра — деньги? — пытал Остап.
— Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает.
В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошёл молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный.
— Дядя, — весело кричал он, — дай десять копеек!
Молодой человек вынул из кармана нагретое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и тихо сказал:
— Может быть, тебе дать ещё ключ от квартиры, где деньги лежат?
Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и отстал.
В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть.
Остап продолжал измываться:
— Как же насчёт штанов, многоуважаемый служитель культа? Берёте? Есть ещё от жилетки рукава, круг от бублика и мёртвого осла уши. Оптом всю партию — дешевле будет. И в стульях они не лежат, искать не надо! А?!
Дверь за служителем культа закрылась.
Удовлетворённый Остап, хлопая шнурками по ковру, медленно пошёл назад. Когда его массивная фигура отдалилась достаточно далеко, отец Фёдор быстро высунул голову за дверь и с долго сдерживаемым негодованием пискнул:
— Сам ты дурак!
— Что? — крикнул Остап, бросаясь обратно, но дверь была уже заперта, и только щёлкнул замок.
Остап наклонился к замочной скважине, приставил ко рту ладонь трубой и внятно сказал:
— Почём опиум для народа?
За дверью молчали.
— Папаша. →→→
Это был стул, вскрытый на «Скрябине» и теперь медленно направляющийся в Каспийское море.
— Здорово, приятель! — крикнул Остап. — Давненько не виделись! Знаете, Воробьянинов, этот стул напоминает мне нашу жизнь. Мы тоже плывём по течению. Нас топят, мы выплываем, хотя, кажется, никого этим не радуем. Нас никто не любит, если не считать Уголовного розыска, который тоже нас не любит. Никому до нас нет дела.
Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, очень негодовало на дворника, но от окон не отходило.
— Что вы мне морочите голову с вашей ладьёй? Если сдаётесь, то так и говорите!
— Позвольте, товарищи, у меня все ходы записаны!
— Контора пишет, — сказал Остап.
— Это возмутительно! — заорал одноглазый. — Отдайте мою ладью.
— Сдавайтесь, сдавайтесь, что это за кошки-мышки такие!
— Отдайте ладью!
С этими словами гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника.
— Товарищи! — заверещал одноглазый. — Смотрите все! Любителя бьют!
Рядом сидело такое небесное создание, что Остап сразу омрачился. Такие девушки никогда не бывают деловыми знакомыми — для этого у них слишком голубые глаза и чистая шея. Это любовницы или, ещё хуже, это жёны — и жёны любимые. И действительно, Коля называл создание Лизой, говорил ей «ты» и показывал ей рожки.
— Жизнь! — сказал Остап. — Жертва! Что вы знаете о жизни и о жертвах? Вы думаете, что, если вас выселили из особняка, вы знаете жизнь? И если у вас реквизировали поддельную китайскую вазу, то это жертва? Жизнь, господа присяжные заседатели, это сложная штука, но, господа присяжные заседатели, эта сложная штука открывается просто, как ящик. Надо только уметь его открыть. Кто не может открыть, тот пропадает.
Остановились они в меблированных комнатах «Сорбонна». Остап переполошил весь небольшой штат отельной прислуги. Сначала он обозревал семирублёвые номера, но остался недоволен их меблировкой. Убранство пятирублёвых номеров понравилось ему больше, но ковры были какие-то облезшие и возмущал запах. В трёхрублёвых номерах было всё хорошо, за исключением картин.
— Я не могу жить в одной комнате с пейзажами, — сказал Остап.
Пришлось поселиться в номере за рубль восемьдесят. Там не было пейзажей, не было ковров, а меблировка была строго выдержана: две кровати и ночной столик.
— Вы довольно пошлый человек, — возражал Бендер, — вы любите деньги больше, чем надо.
— А вы не любите денег? — взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты.
— Не люблю.
— Зачем же вам шестьдесят тысяч?
— Из принципа!
Ипполит Матвеевич только дух перевёл.
— Ну что, тронулся лёд? — добивал Остап. Воробьянинов запыхтел и покорно сказал:
— Тронулся.
— Ну, по рукам, уездный предводитель команчей! Лёд тронулся! Лёд тронулся, господа присяжные заседатели!
— Согласны? Ну, по глазам вижу, что согласны.
— Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.
— Хорошо излагает, собака, — шепнул Остап на ухо Ипполиту Матвеевичу, — учитесь.
Остап принял из рук удивлённого Ипполита Матвеевича пиджак, бросил его наземь и принялся топтать пыльными штиблетами.
— Что вы делаете? — завопил Воробьянинов. — Этот пиджак я ношу уже пятнадцать лет, и он всё как новый!
— Не волнуйтесь! Он скоро не будет как новый!
Человек, лишённый матраца, жалок. Он не существует. Он не платит налогов, не имеет жены, знакомые не дают ему взаймы денег «до среды», шофёры такси посылают ему вдогонку оскорбительные слова, девушки смеются над ним: они не любят идеалистов.
Ипполит Матвеевич, почти плача, взбежал на пароход.
— Вот это ваш мальчик? — спросил завхоз подозрительно.
— Мальчик, — сказал Остап, — разве плох? Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень!
Бендер выдал мальчику честно заработанный рубль.
— Прибавить надо, — сказал мальчик по-извозчичьи.
— От мёртвого осла уши. Получишь у Пушкина.
— Как я не люблю, — заметил Остап, — этих мещан, провинциальных простофиль! Куда вы полезли? Разве вы не видите, что это касса?
— Ну а куда же? Ведь без билета не пустят!
— Киса, вы пошляк. В каждом благоустроенном театре есть два окошечка. В окошечко кассы обращаются только влюблённые и богатые наследники. Остальные граждане (их, как можете заметить, подавляющее большинство) обращаются непосредственно в окошечко администратора.
— А что, отец, — спросил молодой человек, затянувшись, — невесты у вас в городе есть?
Старик дворник ничуть не удивился.
— Кому и кобыла невеста, — ответил он, охотно ввязываясь в разговор.
— Больше вопросов не имею, — быстро проговорил молодой человек.
— Вы верный друг отечества! — торжественно сказал Остап, запивая пахучий шашлык сладеньким кипиани. — Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.
— Скажите, — спросил Кислярский жалобно, — а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
Остап не выдержал и под столом восторженно пнул Ипполита Матвеевича ногой.
— Я думаю, — сказал Ипполит Матвеевич, — что торг здесь неуместен!
Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало:
«Браво, Киса, браво, что значит школа!»
— Поймите же, — заговорил хозяин примирительным тоном, — ведь я не могу на это согласиться.
Ипполит Матвеевич на месте Изнурёнкова тоже в конце концов не мог бы согласиться, чтобы у него среди бела дня крали стулья. Но он не знал, что сказать, и поэтому молчал.
— Это конгениально, — сообщил Остап Ипполиту Матвеевичу, — а ваш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?
— Стой! — загремел Остап. — Стой, тебе говорю!
Но это придало только новые силы изнемогшему было отцу Фёдору. Он взвился и в несколько скачков очутился сажен на десять выше самой высокой надписи.
— Отдай колбасу! — взывал Остап. — Отдай колбасу, дурак! Я всё прощу!
Когда будут бить, будете плакать.
— Счастье ваше, что вам помог идиотский случай, не то сидели бы вы за решёткой и напрасно ждали бы от меня передачи. Я вам передачу носить не буду, имейте это в виду. Что мне Гекуба? Вы мне в конце концов не мать, не сестра и не любовница.
Ипполит Матвеевич, сознававший всё своё ничтожество, стоял понурясь.
Следующая цитата
* Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка.
* Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем — и на свободе.
* Клиента надо приучить к мысли, что ему придется отдать деньги. Его надо морально разоружить, подавить в нем реакционные собственнические инстинкты.
* Финансовая пропасть — самая глубокая из всех пропастей, в нее можно падать всю жизнь.
* Вы ни пьете, ни курите, девушками не увлекаетесь. Зачем Вам деньги? Вы же не умеете их тратить.
* Заграница — это миф о загробной жизни. Кто туда попадет, тот не возвращается.
* Дело помощи утопающим — дело рук самих утопающих.
* Честный человек плохо разбирается в жизни.
* Жизнь прекрасна, невзирая на недочеты.
* Чем меньше город, тем длиннее приветственные речи.
* Раз вы живете в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские.
* . утром деньги - вечером стулья. Или вечером деньги - ночью стулья. А можно наоборот? Можно, но деньги вперед.
* - Время, которое мы имеем, - это деньги,которых мы не имеем.
* - Мне нужно 500 тысяч, и по возможности сразу, а не частями. - Может, все-таки возьмете частями? - Я бы взял частями, но мне нужно сразу
* Все повторится. И опять будут сжигать людей, которые посмеют сказать, что Земля круглая.
* Старые валенки стояли в углу и воздуха тоже не озонировали.
* Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы.
* Раз в стране бродят какие-то денежные знаки, то должны же быть люди, у которых их много.
* С деньгами нужно расставаться легко, без стонов.
* Паниковский вас всех продаст, купит и снова продаст… но уже дороже.
* Бензин ваш - идеи наши!
* Под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база коммунистической идеологии.
* Пиво отпускается только членам профсоюза.
* Нищим быть не так-то уж плохо, особенно при умеренном образовании и слабой постановке голоса.
* Тот не шахматист, кто, проиграв партию, не заявляет, что у него было выигрышное положение.
* Все учтено могучим ураганом.
* В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда.
* Женщины любят: молодых, политически грамотных, длинноногих.
* Если читатель не знает писателя, то виноват в этом писатель, а не читатель.
Следующая цитата
Когда мы слышим фильм «Двенадцать стульев» , скорее всего на ум нам приходит не книга, а два наиболее известных фильма, работы Леонида Гайдая (1971) и Марка Захарова (1976). Оба фильма интересны по-своему, в одном много музыкальных сцен, другой максимально скуп на расхождения с книгой. Но все эти фильмы конечно же объединяет одно произведение Ильфы и Петрова, которое растащено на цитаты.
Давайте вспомним 12 , на наш взгляд, самых известных цитат из фильма.
1 . Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень!
Читайте также: