Лев кассиль дорогие мои мальчишки цитаты
Обновлено: 21.12.2024
Я развязал папку, открыл ее и на первом листе прочел крупный заголовок:
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ГОРОДА ЗАТОНСКА
Составлено Валерием Черепашкиным,
учеником 5 "А" класса средней школы гор. Затонска.
"В окрестностях нашего города было всегда полно не ископаемых сокровищ",прочел я далее и перевернул страницу. Мне бросились в глаза строки:
"По-моему, кто не любит свой город, где сам родился и вырос, так города, где другие родились, он совсем уж не полюбит. Что же он тогда, спрашивается, любит на земле?"
Обратил я внимание еще на одно место, подчеркнутое внизу той же страницы:
"Великие люди из нашего города пока еще не выходили, но, может быть, они уже родились и живут в нем".
"Кажется, недаром приехал я сюда", - подумалось мне. И я не ошибся.Действительно, я провел в Затонске не один день, а целых двадцать. Я выяснил не только, чем кончилась история Трех Мастеров, но узнал еще очень много интересного. Обо всем этом я написал в повести, которая и начнется, в сущности, лишь со следующей главы, называющейся:
Утро делового человека
Капка не шевелился.
- Капка, время уже.
Он не отзывался. Ему было не до того. Он ничего не слышал. Лешка Дульков был перед ним, долговязый Лешка, по прозвищу Ходуля, и его следовало проучить раз и навсегда, чтобы знал, чтобы помнил. Да, раз и навсегда!
- Но, но, легче! Не имеешь права физически! - сказал Лешка, отодвигаясь.
- А дело делать на шаляй-валяй у тебя есть право? Манкировать у тебя откуда право взялось? Я тебя отучу манкировать!
Манкировать - это было новое модное словечко у мальчиков Рыбачьего Затона.
- Я не манкирую, - сказал Лешка. - Сами брак даете, а Дульков отвечает.
Тоже не разговор.
- Нет, ты скажи, совесть у тебя имеется? По твоей милости мы с самолета на паровоз перешли. А сейчас нас на велосипед пересаживают, на общий смех. Так и до улитки недалеко!
- Можешь словами высказываться, а насчет рук это оставь, говорю. Ну, слышь, Вутырев.
Капка ударил левой. Он был левша, и это было его преимуществом в драке. Противник не ожидал удара с этой стороны. Ходуля покачнулся и сказал:
- Не имеешь полного права! Попробуй только еще раз!
Капка попробовал еще раз. Хорошо ударил, сильно ударил. Все видели: он маленький, а не боится длинного.
- Капка, время! - кричала ему в ухо сестра Рима и тормошила его.
Он не слышал, он ничего не слышал. Он расправлялся с Лешкой,этим лодырем Лешкой, этим всем надоевшим, все дело портившим Лешкой.
- Что, получил? На еще! Мало? На! Будешь? Прими за это! Сыт?
Он услышал, что сестра подсказывает что-то насчет времени.
Да, такое время, а этот Лешка срамит всех ребят. И вот вчера они еще были на щите в первой графе, на самолете, а сегодня уже по вине Лешки еле держатся на паровозе, а того и гляди, их перенесут в пятую графу, под велосипед.
- Капитон, довольно тебе, хватит спать! Время уже.
- А ну тебя, Римка, вот пристала. Уйди. Мм. Вот как встану, да.
Все стало уплывать куда-то вбок, порвалось, как в кино, когда происходит обрыв ленты.
Капка открыл один глаз. Над ним склонилась старшая сестра Рима.
- Уйди, Римка, уйди ты. Всегда ты доглядеть толком не даешь! Видишь, человеку снится чего-то, можешь обождать!
Капка со злосгью посмотрел на сестру одним глазом и попробовал открыть второй. Но глаз не открывался. Вот еще неприятность! Это все вчерашняя история. Конечно, это он подстроил, Лешка. Парни со Свищевки сами бы не полезли. Да, дело было совсем не так, как сейчас приснилось. Еще бы: он был один, а их трое.
Капка отвернулся от сестры и украдкой пощупал глаз. Эге, вот так гуля! Здорово запух. Наверно, заметно будет. Глаз медленно приоткрывался, словно и на свет смотреть не хотел. И верно, мало хорошего на свете, товарищи, особенно если вас так стукнуть.
- Мойся, Капка, да садись поешь, я сейчас лепешек дам. С вечера тесто ставила.
- Некогда мне твоих лепешек дожидаться, и так чуть не проспал. Говорил, вовремя буди! - Капка старался не поворачиваться к сестре правой скулой.
Рима ушла в сени. Он вскочил с отцовской кровати, вытащил из-под матраца аккуратно сложенные, чтобы прогладились за ночь, брюки, пошел умылся. Глаз пе то чтобы болел, но ныл легонько.
Проснулась маленькая Нюшка, села на кровати:
- Я уже поспала. Рима, а лепешки будешь печь? Мне сколько дашь?
- Иди умойся сперва! - крикнула из сеней сестра.
- А почему Капка не умывался?
- Ну да, а у самого под глазом черное совсем.
- Нюшка, битой будешь, предупреждаю! - пригрозил вполголоса Капка.
- Не мылся, не мылся!
- Да раз не отмывается, - проворчал Капка. - Это кислотой попало.
Вошла с чайником Рима.
- Капка, глаз-то, вот так да! Это как же?
- Сказал, кажется, ясно: кислота. Ну, мне идти время.
- Глаз-то смотрит? - озабоченно спросила Рима, заглядывая в лицо брату.
Капка прищурил здоровый глаз и посмотрел ушибленным.
- Глядит. Полная видимость.
- Ты хоть в зеркало взгляни, какая у тебя видимость!
- Некогда мие по зеркалам смотреть, это твое занятие главное.
- Да, а у самого вон что я вчера подобрала, из кармана выпало.
Капка увидел в руках у сестры маленькое зеркальце-книжку. Он подскочил к Риме:
- Дай сюда сейчас же и запомни на всю свою жизнь, что хватать его никто тебя не просит. Учти это для твоей же пользы.
- Ну, с левой ноги встал! - сказала Рима.
Капка промолчал. Он налил в кружку кипятку и стал сердито макать туда пригорелый сухарь. Маленькая Нюшка, торопясь, напяливала на себя платьице, путалась в рукавах, никак не могла выпростать голову и, зная, что брат спешит уйти, тыкалась изнутри в материю, лезла с вопросами:
- Капка, а когда ты мне фырчалку, чтобы сама крутилась, починишь? Ты обещал.
- Ладно, сделаю. Погоди.
- Нюшка, - послышался из сеней голос Римы, - ты в тесте ковырялась? Кто же это у меня разворочал все тут?
- Рима, я правда не лазила, ей-правду, не лазила! - заспешила Нюшка, выбравшаяся наконец головой из ворота.
- Это, может, я, - признался Капка, уткнувшись в кружку.
- Кто же тебя звал туда лазить?
- Это я ночью на глаз лепешки клал вроде примочки. Горело очень. Я клал сперва тряпку мокрую, а она больно быстро сохнет; а тесто хорошо: долго сырое. Я хотел обратно потом в квашню, да заснул.
- И не совестно тебе? Муки и так нет, а он.
- Чего ты привязываешься сегодня ко мне все утро! - рассердился Капка. Он был не в духе. - Уйду вот от вас в общежитие, и существуйте тут одни без меня. Не дадут человеку поесть толком! - Капка, нагнувшись, собрался было утереть рот углом скатерти, но Рима выдернула ее из-под рук. - Обойдусь без твоих лепешек, не помру.
Он встал и большими пальцами обеих рук заправил складки гимнастерки под пояс назад, поправил пряжку с буквами "РУ".
- Капка, - попросила Рима, - ты поколи дров мне, а я воды наношу.
Постираться хочу сегодня. Да, еще тетя Глаша вчера примус принесла. Иголка застряла, а у тебя магнит есть. И от Маркеловых костыль притащили. К ним сын вернулся, перекладинка отскочила. Ты почини, Капа.
- Ладно, вечером, как с работы приду, сделаю. Ну, где дрова? Давай колун, да живей, а то опоздаю.
Рима разжигала чурки, сложенные на шестке под маленьким таганком. Она чиркнула зажигалкой, из-под пальца метнулись остренькие искры, похожие на раскаленные гвоздочки. Щепки были сырые, не разгорались.
- Стой, дай-ка сюда, - сказал Капка, увидев зажигалку. - Это ты откуда взяла?
- Лешка дал, Дульков.
- Так, - промолвил Капка и положил зажигалку в карман.
- Капитон! Это, кажется, не тебе подарили.
- Ты-ы-ы, - с уничтожающим презрением проговорил Капка, - привадила долговязого! Надо иметь все-таки понятие, у кого берешь!
Следующая цитата
Знаменитое произведение классика отечественной литературы Льва Абрамовича Кассиля о жизни подростков в маленьком приволжском городке во время Великой Отечественной войны. Это история трудностей, опасностей и приключений - выдуманных и самых что ни на есть реальных. Рассказ о дружбе, смелости и стойкости - о том, что можно преодолеть любые сложности и победить в самых тяжелых обстоятельствах.
admin добавил цитату из книги «Дорогие мои мальчишки» 1 год назад
Следующая цитата
Знаменитое произведение классика отечественной литературы Льва Абрамовича Кассиля о жизни подростков в маленьком приволжском городке во время Великой Отечественной войны. Это история трудностей, опасностей и приключений - выдуманных и самых что ни на есть реальных. Рассказ о дружбе, смелости и стойкости - о том, что можно преодолеть любые сложности и победить в самых тяжелых обстоятельствах.
Следующая цитата
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 259
- КНИГИ 653 882
- СЕРИИ 25 022
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 382
Дорогие мои мальчишки
Дорогие мои мальчишки
ГЛАВА 1. Тайна страны Лазоревых Гор
ГЛАВА 2. Сказание о трех Мастерах
ГЛАВА 3. Зеркало и ветры
ГЛАВА 4. B поисках Синегории
ГЛАВА 5. Утро делового человека
ГЛАВА 6. "Испытайте ваши нервы"
ГЛАВА 7. Твердая рука
ГЛАВА 8. История города Затонска и его окрестностей
ГЛАВА 9. Слово имеет Тимсон
ГЛАВА 10. Юнги с острова Валаама
ГЛАВА 11. И стар и млад
ГЛАВА 12. Морей альбатросы и волжские чайки
ГЛАВА 13. Вечер командора
ГЛАВА 14. Встреча на переезде
ГЛАВА 15. Пионеры-синегорцы Фыбачъего Затона
ГЛАВА 16. Гранатометчики, на линию!
ГЛАВА 17. Командор держит ответ
ГЛАВА 18. Поговорим, как мужчина с мужчиной
ГЛАВА 19. Высокие договаривающиеся стороны
ГЛАВА 20. Так будет зваться корабль
ГЛАВА 21. "Арсений Гай"
ГЛАВА 22. Зарево над Волгой
ГЛАВА 23. Остров Товарищества
ГЛАВА 24. Под землей
ГЛАВА 25. Еще одно непонятное слово
ГЛАВА 26. Грозная радуга
Тайна страны Лазоревых Гор
Так как в своей жизни я сам не раз открывал страны, которых не нанесли на карту лишенные воображения люди, то меня не слишком удивило, когда мой сосед по блиндажу, задумчивый великан Сеня Гай, признался мне, что открыл Синегорию - никому не ведомую страну Лазоревых Гор. Там он и свел дружбу с прославленными Мастерами-синегорцами Амальгамой, Изобарой и Дроном Садовая Голова..
С техником-интендантом Арсением Петровичем Гаем я познакомился на краю света летом 1942 года, когда плавал на Северном флоте. Гай был здесь синоптиком одного из военных аэродромов Заполярья, пожалуй самого северного авиационного стойбища мира. Место это обозначено на карте, но нам от этого было не легче. Мы бы скорее предпочли, чтобы немцы считали, будто этой маленькой каменистой площадки, острозубых скал и мшистых сопок вообще нет на свете. Может быть, нас тогда оставили бы в покое.
Полярный круглосуточный день не давал нам ни сна, ни отдыха. Нас бомбили с утра до вечера, а утро в этих краях началось недель пять назад и до вечера надо было ждать еще не меньше трех месяцев. Раз по десять в сутки нам приходилось залезать в щели, а над головой взлетали обломки расколотых валунов, градом сыпались пластинки шифера.
По сигналу "воздух" Сеня бросался снимать с маленькой вышки полосатую матерчатую колбасу - длинный сачок для ловли ветра, - хватал термометр и еще какие-то приборы, и всегда бывало так, что являлся он в укрытие последним, когда все уже кругом ухало, трещало и сыпалось.
- Сегодня, кажется, дают на все двенадцать баллов, - негромко ворчал он и, роясь в каких-то прихваченных им бумажках, тихонько мурлыкал про себя песенку, которую я уже не раз слышал от него:
И, если даже нам порой придется туго,
Никто из нас, друзья, не струсит, не соврет.
Товарищ не предаст ни Родины, ни друга.
Я знал, что Сеня Гай между делом пишет стихи. И вообще мне было известно о нем все, что может быть известно о человеке, с которым уже две недели живешь в одном блиндаже. А с Гаем мы быстро сошлись. Оба мы были волжане и наверняка знали, что нет на свете реки лучше, чем наша Волга. До войны Арсений Петрович Гай изучал направление и особенности ветров в волжском низовье, где летом всегда дует горячо и засушливо. Был он прежде учителем в средней школе, потом работал с пионерами. Он мог часами рассказывать увлекательнейшие вещи о погоде, о засухе, об изменчивых течениях воздуха. Он знал все ветры наперечет и обычно свой рассказ заключал фразой: "Мы всё еще изучаем направление ветров, а задача состоит в том, чтобы повернуть их". И, сказав так, он снова брался за свои кальки, планшетки, карты и вычерчивал какие-то сложные кривые, напевая под нос:
0тца заменит сын, и внук заменит деда,
На подвиг и на труд нас Родина зовет!
Отвага - наш девиз, - Труд, Верность и Победа!
- Это о каком же таком девизе вы распеваете, Сеня? - спросил я однажды у него, когда мы лежали рядом в укрытии и треск зениток, уханье бомб стихли настолько, что можно было уже разговаривать.
- Это в нашей Синегории. Ну, кажется, отбой. Пойду шар-зонд запущу, верхние слои прощупаю.
Так я впервые услышал о синегорцах. Естественно, мне захотелось узнать больше. Однако, когда я пробовал расспрашивать Гая, этот большой, широкоплечий, громоздкий человек со свежим мальчишеским лицом смущался, отнекивался, обещал каждый раз рассказать при случае все подробно, но откладывал дело со дня на день.
Меня очень влекло к Арсению. Я чувствовал, что ласковая и веселая тайна Гая очень дорога ему, и был осторожен в расспросах, не торопил, не настаивал. Срок моей командировки на Север истекал, пора было собираться в Москву, но мне было жаль расставаться с Гаем: я очень привязался к нашему синоптику. Если выпадали свободные часы и не было налета, мы бродили с ним по сопкам, лазили на скалы, пугая птиц. Гай показывал мне места, где весной бывают птичьи базары, определял по положению валунов направление древних ледников, рассказывал об особенностях полярной карликовой березки-стланки и оленьего мха ягеля, в котором глохли наши шаги. Гай много знал и умел обо всем рассказать по-своему, неожиданно; все вокруг - и мох, и валупы, и облака открывали ему свои секреты, и казалось, что даже нелюдимая природа Заполярья доверяет Гаю н считает его своим человеком.
Ему часто приходили письма. Я видел на конвертах старательно выписанный адрес: "ВМПС No 3756-Ф", и заметил раз в уголке одного письма что-то вроде герба, никогда не виданного мною ни в одной геральдике: по светлому полю выгибалась радуга, и ее пересекала стрела, повитая плющом. Однажды пришел Гаю подарок - кисет и маленькое скромное зеркальце с крышкой, как у блокнота. И на кисете и на крышке был тот же герб со стрелой и радугой. А вокруг герба было выведено нечто вроде девиза: "Отвага, Верность, Труд - Победа".
- Вот, - сказал Гай, давая мне полюбоваться подарком, - не забывают меня у Лазоревых Гор. Синегорцы - народ верный. Это, конечно, Амальгама сообразил. Синегорчики мои дорогие! - И он улыбнулся скрытно я застенчиво.
Потом осторожно отобрал у меня зеркальце, погляделся в него, потер коротко стриженную голову и, заметив, что я хочу что-то спросить, опередил меня.
- Ладно, ладно, - сказал он, - расскажу. Придет время - и расскажу.
Он, видимо, хотел поближе узнать меня и пока не считал еще достаточно созревшим, чтобы делить со мной свою тайну. Но я после этого разговора немножко осмелел и, когда Гай снова получил письмо, уже сам спросил:
- Ну, что в Синегории слышно? Как поживают синегорцы и этот. как его. Альбумин.
- Амальгама, - чуть усмехнувшись, но тотчас снова став серьезным, поправил меня Арсений.
- Нет, правда, откуда же это письмо и кисет?
- Из Синегории. Откуда же еще?
И лишь в день моего отъезда, когда я уже завязывал свой рюкзак, Арсений Петрович, закончив составление сводок всем, кто заказывал погоду, сказал мне:
- Улетаете сегодня. Ну что ж, хотите, я расскажу вам напоследок? Только, чур, не перебивать меня. Хотите слушать, так уж слушайте и принимайте все на веру.
Мы сидели с ним у землянки, где помещалась метеостанция. Ночью сильно штормило. Море в заливе было темно-сиреневое после дождя и не совсем еще уходилось. Радуга гигантской семицветной скобой охватила небо, одним своим полупрозрачным концом слегка врезалась в горизонт и казалась потому совсем близкой. Истребители прошлись под радугой, как под огромной воздушной аркой. В капонирах, сложенных из камней, укрытые ветвями притаились самолеты-штурмовики. Под навесом с маскировочной сеткой летчики играли в "козла" и громко стукали о стол. Они играли молча и только крякали, когда с размаху выкладывали подходящее очко. В одной из ближних землянок запустили патефон. Песня была про златые горы, про реки, полные вина, которые певец отдал бы за чей-то ласковый взор, - на, бери все, не жалко, только люби. И оба мы - Арсений и я - вздохнули вместе, хотя и каждый о своем.
Читайте также: