Елисей или раздраженный вакх цитаты

Обновлено: 06.11.2024

Это естественно стимулировало расцвет разнообразных литературных форм проявления авторской индивидуальности в доселе декларативно-безличных текстах русской литературы XVIII в. И конечно глубоко закономерно то, что процесс продвижения авторской личности в систему художественных образов текста со всей наглядностью воплотился в жанре лиро-эпической поэмы, соединяющем объективность повествовательного эпоса с лирическим субъективизмом.

Лиро-эпическая поэма 1770-1780 гг.

1770-1780 гг. – время перелома в судьбах русской литературы XVIII в., суть которого заключалась в том, что классицизм начинал утрачивать свои ведущие позиции, отступая под натиском новых эстетических представлений о сущности литературы, ее отношениях с жизнью, ее роли и назначении в духовной жизни человека и общества. Переломность этой литературной эпохи сказалась в ряде факторов, обусловивших протекание литературного процесса 1770-1780 гг. Прежде всего это время возникновения новых, не входящих в классицистическую иерархию, жанров и форм литературного творчества: зародившиеся на волне демократизации национального эстетического сознания и литературного творчества сатирическая публицистика и романная проза порождены иным типом мировосприятия и предлагают иные, не свойственные классицизму, способы миромоделирования.

Бурлеск как эстетическая категория литературы переходного периода и форма словесного творчества

Характерной чертой литературного процесса 1770-1780-х гг. стало возникновение большого количества жанров-контаминаций, соединяющих и перекрещивающих в себе устойчивые формальные признаки высоких и низких жанров. К 1770-1780 гг. процесс взаимоадаптации высоких и низких жанров приобрел универсальный характер, захватив в свою орбиту публицистическую и художественную прозу (сатирические журналы, демократический роман, проза А. Н. Радищева), драматургию (высокая прозаическая и стихотворная комедия Фонвизина, Княжнина), лирику (Державин), эпическую поэзию (лиро-эпическая поэма 1770-1780-х гг.), ораторскую прозу (ложный панегирик).

Термин «бурлеск» (от итальянского слова «burla» – шутка; употребляется также термин «травести» – от латинского «travestire» – переодевать) обозначает род смехового словесного творчества, весьма близкий к пародии, поскольку для достижения комического эффекта бурлеск пользуется теми же приемами, что и пародия: разрушая устойчивые жанрово-стилевые единства и совмещая разножанровые сюжет и стиль, бурлеск извлекает смеховой эффект из несоответствия формы и содержания.

Прообразом европейского бурлеска XVII-XVIII вв. стала приписываемая Гомеру пародия на «Илиаду» – шутливая поэма «Батрахомиомахия» («Война мышей и лягушек»). В официальную жанровую иерархию французского классицизма бурлескная поэма не входила – она не упомянута в «Поэтическом искусстве» Буало, но именно во времена Буало и при его непосредственном участии во французской литературе возникли две жанровые разновидности бурлескной поэмы.

Ирои-комическая поэма В. И. Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх». Пародийный аспект сюжета

Первая бурлескная русская поэма Василия Ивановича Майкова «Елисей или раздраженный Вакх» родилась на волне литературной полемики, перешедшей в новое поколение писателей 1770 гг. по наследству от Ломоносова и Сумарокова. Майков был поэтом сумароковской школы: в его поэме содержится чрезвычайно лестная характеристика Сумарокова: «Другие и теперь на свете обитают, // Которых жительми парнасскими считают», – к этим стихам Майков сделал примечание: «Каков г. Сумароков и ему подобные»[101]. Непосредственным поводом к созданию поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» стала опубликованная в начале 1770 г. первая песнь «Энеиды» Вергилия, перевод которой был выполнен поэтом ломоносовской школы Василием Петровым.

Как справедливо отмечает В. Д. Кузьмина, «перевод этот, несомненно, был инспирирован кругами, близкими Екатерине II. Монументальная эпическая поэма была призвана сыграть в России XVIII в. примерно ту же роль, какую она сыграла при своем появлении в Риме во времена Августа; она должна была прославить верховную власть»[102] — тем более что в 1769 г., как мы помним, была опубликована «Тилемахида» Тредиаковского, отнюдь не представлявшая собою апологию русской монархии. По предположению В. Д. Кузьминой, первая песнь «Энеиды» в переводе Петрова, отдельно от контекста всей поэмы, была аллегорическим восхвалением Екатерины II в образе мудрой карфагенской царицы Дидоны[103].

Поэма Майкова «Елисей, или раздраженный Вакх» первоначально была задумана как пародия на перевод Петрова, причем литературная форма борьбы, пародия, стала своеобразной формой борьбы политической. В этом плане бурлескная поэма Майкова оказалась сродни пародийным публикациям в журнале Н. И. Новикова «Трутень», где для пародийной перелицовки активно использовались тексты Екатерины II. Таким образом, в политический диалог власти и подданных героическая и бурлескная поэма оказались вовлечены наряду с сатирической публицистикой, и не в последнюю очередь этим обстоятельством обусловлены новаторские эстетические свойства русской ирои-комической поэмы.

Сюжет поэмы «Елисей, или раздраженный Вакх» сохранил очевидные следы своего изначального пародического задания. Первые же стихи травестируют канонический эпический зачин, так называемые «предложение» – обозначение темы и «призывание» – обращение поэта к вдохновляющей его музе, причем это не просто зачин эпической поэмы, но зачин «Энеиды» Вергилия; в современном переводе он звучит так:

Русская литература XVIII века. Л., 1970. С.231. Далее текст поэмы цитируется по этому изданию с указанием страницы в скобках.

Следующая цитата

2. Отдельное издание, СПб., 1771. В рукописи было известно уже в 1769 г. (см.: А. Западов, Журнал М. Д. Чулкова "И то и сьо" и его литературное окружение.-- "XVIII век", сб. 2, М.--Л., 1940, с. 104 и след.).

Преогромное предисловие. Намек на предисловие В. Петрова к переведенной им "Виргилиевой Енеиде" (песнь I, СПб., 1770). В обширном, на 14 страницах, "предуведомлении" Петров сообщил сведения о Вергилии, рассказал о трудностях перевода латинских стихов и заранее обругал своих критиков, уподобив их "янычарам, кои прошлого лет с великим остервенением нападали на россов. " (с. 13). Объясняя причины, побудившие его взяться за перевод Вергилия, Петров сослался на "одного сединами и премудростью украшенного мужа", который советовал ему не страшиться варваров-критиков и смело приниматься за "высший подвиг" (с. 14). Под лягушкой, пытающейся сравняться с быком, подразумевается Петров, пробующий вступить в соперничество с Ломоносовым. -- -- Песнь первая Скаррон Поль (1610--1660) -- французский поэт, автор "Перелицованной Энеиды", "Комического романа", сатир против первого министра Франции кардинала Мазарини и др. Здесь: И. С. Барков (см. с. 38). Против Семеновских слобод последней роты. Лейб-гвардии Семеновский пехотный полк располагался на окраине Петербурга, между нынешним проспектом Мира и Звенигородской улицей. Неподалеку от Семеновской слободы находилась Ямская, там, где теперь улицы Расстанная и Лиговская. Обида. Юноне от Парида -- см. примеч. 112. Сырная неделя -- Масленица. Волжаный кнут. Волжанка -- род мелкой ивы, растущей на Волге, тальник. Из прутьев волжанки делали кнутовища. Под воздухом простер свой ход веселый чистым и т. д. Майков пародирует строки из I песни "Энеиды" в переводе В. Петрова: "Под воздухом простер поезд веселый чистым, Стремя коней полет по вод хребтам пенистым". Школьному напеву подражаю. Намек на то, что В. Петров учился в Славяно-греко-латинской академии и преподавал там. Противу прать меня -- идти против меня. Летит попрытче он царицы Амазонской. Царица амазонок Пентесилея (греч. миф.) привела свой отряд на помощь троянцам и в бою была убита Ахиллом. Восходит пыль столбом из-под звериных бедр -- см. примеч 72. А песенку сию Камышенкой зовут -- см. с. 40. Подпустил Юноне голубей -- испортил воздух. Семелея -- Семела, мать Вакха. Одр Фетидин -- море. Устюжна. Близ Устюжны (Новгородская губ.) добывалась болотная железная руда, из которой выделывались сохи, гвозди и пр. Жена его была у жен честных в ватаге. Имеется в виду Венера. "Честные жены" -- иронически. Гордились, будто бы учились в Спасской школе -- т.е. в Славяно-греко-латинской академии, Заиконоспасской школе, называвшейся так потому, что находилась она в Китай-городе (в Москве), за иконою Спаса. Коль славного певца с плюгавцем соравняли. Намек на В. Петрова. Майков возмущается тем, что кое-кто из читателей, сравнивая Ломоносова с Петровым, отдавал предпочтение последнему. Капральский колет -- здесь: мундир. -- -- Песнь вторая. Чермновидные ложи -- т. е. постели, застланные дорогими багряными тканями. О вы, преславные творцы "Венециана", "Петра златых ключей", "Бовы" и "Ярослана". Майков называет лубочные рукописные и печатные повести: "Историю о храбром рыцаре Францыле Венециане и о прекрасной королевне Ренцывене", "Историю о славном рыцаре Златых ключей Петре Прованском и о прекрасной Магелоне", "Сказку о славном и храбром богатыре Бове-королевиче и о прекрасной королевне Дружневне", "Сказание и похождение о храбрости, от младости и до старости его бытия, младого юноши и прекрасного русского богатыря, зело послушати дивно, Еруслана Лазаревича". Калинкин дом -- казенное заведение, в котором задержанные полицией проститутки выполняли принудительные работы. Зимогорье -- почтовая станция на дороге Петербург--Москва, близ Валдая. Новый Валаам. Валаам (библ.) -- месопотамский волхв-прорицатель. За богатые дары он собрался пророчествовать царю моавитян победу над израильским народом. В пути ослица, на которой ехал Валаам, заговорила человеческим голосом, обличив жадность и безумие своего хозяина.

Следующая цитата

Вступительная статья и составление: Г. Макогоненко.

Примечания: П. Орлов, А. Сакович.

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ XVIII ВЕКА

«Словесность наша явилась вдруг в XVIII столетии», — писал Пушкин, отлично зная при этом, что ее истоки уходят в глубокую древность. Своим категорическим утверждением поэт стремился подчеркнуть принципиально новый характер этой словесности, ее коренное новое качество, которое резко отличало и отделяло ее от прошлого этапа истории литературы. Что же имелось в виду?

Древнерусская литература на протяжении семи веков создавалась усилиями множества известных или безымянных писателей, чье авторское начало практически себя ни в чем но проявляло. То была безличностная литература. Феодальной идеологии и религиозному сознанию, господствовавшим в те века, чуждо представление о человеке как личности. Древнерусский писатель был мастером своего дела, книжником, но не художником с ярко выраженной индивидуальностью. Один отличался от другого или шпротой образования, или уровнем знаний, или характером мастерства и умения работать по обязательным для всех канонам, которые определялись и вырабатывались эпохой. В этом смысле древнерусская литература была близка к фольклору, также не знающему авторского начала.

Идея личности на Западе родилась в эпоху Возрождения. И тогда же возникла новая литература, основанная на авторском начале, определявшаяся личностью художника, открытиями гениев. Идея личности в России, понимание внесословной ценности человека, представление об его индивидуальности утверждалось в совершенно иных условиях и в иное время — в великую эпоху петровских преобразований, когда развертывала свои силы «поднимающаяся нация» [1]великорусов. На этой почве и появилась «вдруг» словесность, основанная на принципе авторства, определяемая личностью писателя. Это знаменовало начало принципиально нового периода в истории русской литературы. Оттого понятие «наша словесность» связывало два века — то, что началось во время Кантемира и Ломоносова, получило мощное продолжение в эпоху Пушкина.

Обращает внимание в этой формуле и слово «вдруг» в нем выражен особый, беспримерный характер динамического развития России в ту пору. Литература, формируемая своим временем, обусловленная им, стремительно прошла путь от младенчества к зрелости, поистине «вдруг» — даже не за столетье, а за семьдесят лет! — добилась таких успехов, которые в других странах и в иных условиях завоевывались веками.

Когда же были сделаны первые шаги, когда начала «являться» на исторической арене русская словесность нового времени? Громадные камни в ее фундамент были положены почти одновременно сразу тремя поэтами в течение одного десятилетия. В 1729 году Антиох Кантемир написал первую сатиру, выступив зачинателем сатирического направления, которому суждено было на протяжении двух веков определять облик русской литературы. В 1735 году молодой поэт Василий Тредиаковский, остро осознававший потребность времени, выдвинувшего задачу создания национально-самобытной литературы, осуществляет реформу стихосложения. Предложенная им силлабо-тоническая система открывала широкие возможности развития поэзии как поэзии русской. Важность и мудрость реформы подтвердила история — до сегодняшнего дня эта система находится на вооружении наших поэтов. В 1739 году Ломоносов, опираясь на реформу Тредиаковского и совершенствуя ее, пишет оду «На взятие Хотина». Ломоносов — первый великий русский поэт, и ему выпала особо важная роль в становлении словесности. Своим творчеством он коренным образом изменил облик литературы, ее характер, ее место и роль в общественной жизни страны. Он был, по словам Белинского, Петром Великим русской литературы.

Усилиями трех поэтов «наша словесность» началась с поэзии, она утверждала свое историческое бытие в поэтических жанрах, заговорила с читателем языком стиха. Опережающее развитие поэзии в XVIII веке было исторически закономерным явлением. Целое столетие поэзия занимала господствующее положение. Проза стала развиваться позднее — с 1760-х годов. Но только в 30-е годы XIX века, в результате деятельности Пушкина и Гоголя, проза в долгом соревновании с поэзией одержит решающую победу и уже навсегда займет первое место в литературе. Но успехи прозы и ее будущее торжество подготавливались бурным развитием поэзии. Закономерно потому русский роман — гордость, слава и высшее достижение русской литературы XIX века — начало свое ведет от «Евгения Онегина» Пушкина, романа в стихах.

Восемнадцатый век начался славными делами Петра, с гением которого «мужала Россия молодая». Петр был не случайностью, он, по словам Герцена, явился «ответом на инстинктивную потребность Руси развернуть свои силы». Самодержавие этого столетия, с отдельными периодами «просвещенного абсолютизма», резко отличалось и от самодержавия прошлого и будущего века. Петр был подлинным просвещенным монархом, оттого в его деятельности и политике было много такого, что отвечало нуждам и потребностям не только господствующего дворянского класса, но и всей нации. Его великие преобразования — экономические и военные, его усилия по строительству новой, освобожденной от церковного влияния культуры, постоянные заботы о просвещении России, его беспримерная энергия по объединению и направлению усилий всей нации на ликвидацию страшной многовековой отсталости родины — все это на многие десятилетия для нескольких сменявших друг друга поколений деятелей русского общественного движения служило ярким и выразительным примером деятельности истинно просвещенного монарха.

Во второй половине века, после дворцового переворота, к власти пришла жена Петра III, правившая Россией под именем Екатерины II. Дальновидный политик, она понимала, какой популярностью в России и на Западе после царствования Петра I пользовалась концепция просвещенного абсолютизма. Потому она многими демонстративными акциями — и прежде всего широковещательными заявлениями о своем желании дать России новые законы — настойчиво создавала сама о себе легенду как о просвещенной монархине. Императрица, упрочившая власть дворянства, объявившая себя «казанской помещицей», превратившая крепостное право в дикое, никакими законами не ограниченное рабство, в то же время прикрывала свои действия фарисейской политикой и игрой в просвещенного монарха. «Просвещение являлось… девизом царизма в Европе в восемнадцатом веке». «Любой захват территории, любое насилие, любые угнетения царизм осуществлял не иначе, как под предлогом просвещения, либерализма…» [2]

Поднявшее свой международный авторитет русское национальное государство было дворянско-чиновной монархией. Необъятная императорская власть упрочила господство и процветание помещичьего класса. Крестьянство не безмолвствовало, оно постоянно бунтовало, расправляясь с ненавистными помещиками-мучителями. Нарастание протеста народных масс против своих угнетателей — характернейшая особенность социального развития того времени. В 1773–1775 годах он вылился в грандиозную крестьянскую войну, возглавленную Пугачевым. Несмотря на то что крестьянская война потерпела трагическое поражение, феодальному государству и крепостническим порядкам был нанесен мощный удар. Целое столетие грозный призрак Пугачевского восстания не давал покоя дворянству и царизму.

Борьба русских крепостных против бесчеловечного рабства соотносилась с той великой войной с изжившим себя феодальным режимом, абсолютизмом, которая в последние десятилетия века развернулась в странах Западной Европы и с особой интенсивностью во Франции. Капитализм в этой стране, развивавшийся в недрах феодального общества, достиг такого могущества, что поставил в порядок дня уничтожение всей социальной и политической системы феодального государства. Во главе народных масс, воевавших за свою свободу, встала молодая и и ту пору революционная буржуазия. Эта самоотверженная борьба народов породила мощное идеологическое движение, которое вошло в историю под именем Просвещения. Именно потому XVIII век и характеризуется как век Просвещения.

Следующая цитата

Елисей, или Раздраженный Вакх

Благосклонный читатель! я хотел было написать к сей поэме преогромное предисловие, в котором намерен был подробно изъяснить побуждающую меня к сочинению ее причину; но рассудил, что как бы ни важна была причина даже до того, что хотя бы я наконец и поклепал [1] какого-нибудь почтенного мужа, что он меня принудил к сему сочинению, сказав мне. «Не смотри-де ты на всех критиков и пиши-де то, что тебе на ум взбредет, ты-де пишешь хорошо». Однако ж все сие нимало не украсило бы моего сочинения, буде бы оно само по себе не заслужило от благосклонного читателя похвалы. Я ж знаю и то, что не только по совету какого-либо почтенного мужа, но ниже по самому строжайшему приказу скаредный писец ничего хорошего во век свой не напишет, так как и лягушка, сколько ни станет надуваться, равна с быком не будет.

Содержание поэмы Песнь первая

Вакх, раздражен будучи гордостию откупщиков, гневается на них, что по причине дороговизны вина, пива и меду стало число пьяных менее; приезжает в питейный дом, где, увидя ямщика, именем Елисея, радуется, что он нашел такого человека, который по виду кажется ему, что может служить орудием ко отмщению его. Между тем Елисей просит у чумака вина в пивную чашу, и выпивает ее одним духом, чрез то Вакх и более в надежде своей утверждается. А Елисей, выпив вино, ударил чумака в лоб чашею и сделал в кабаке драку, которую услышав, объездной капрал зашел и Елисея, взяв под караул, повел в полицию, а Вакх поехал к Зевсу просить, чтоб он свободил Елисея из-под караула. Зевс ему сказывает, что на самого его дошла к нему просьба от Цереры, будто бы оттого, что все крестьяне спилися, земледелие упадает, и повелевает Ермию собрать всех богов на Олимп для разобрания ссоры между Вакхом и Церерою, и после идти в полицию и оттоль свободить Елисея из-под караула.

Песнь вторая

Ермий приходит в полицейскую тюрьму и там Елисея, перерядя в женское платье, переносит в Калинкинский дом, где тогда сидели под караулом распутные женщины. Елисей пробуждается, дивится, как он там очутился, и думает, что он в монастыре. Между тем начальница того дома, вставши, будит всех женщин и раздает им дело. Но увидя Елисея, скоро его узнала, что он не женщина, ведет его в особый покой, где он ей о себе открывает, что он есть ямщик, а потом рассказывает ей о побоище, бывшем у зимогорцев с валдайцами за сенокос.

Песнь третия

Окончание повествования Елисеева. Любовь начальницы с Елисеем. Собрание богов на Олимп по повелению Зевесову. Суд у Вакха с Церерою и решение Зевесово. Между тем, когда Елисей готовился с начальницею ночевать, начальник стражи пошел дозором, увидел у начальницы Елисея в женском платье и, думая, что он есть девка, но пришлая, спрашивает, откуда она и для чего ее у него нет в реестре. Хотя начальница и оправдается, но сей строгий начальник, не приемля оправдания, велит взять мнимую девку под караул, откуда его паки освобождает Ермий и дает ему шапку-невидимку, в которой Елисей опять забрался к начальнице и пробыл несколько месяцев. Но наскуча ее любовию, уходит вон из дома. Начальница тоскует о его уходе. Командир в самое то время входит и видит оставшие после Елисея вещи, гневается на нее, хочет ее сечь; но скоро, провором ее быв улещен, с нею помирился.

Песнь четвертая

Елисей, вышедши из Калинкинского дома, пошел в город и, утомясь, лег в лесу спать. Но вдруг проснулся от крика одной женщины, которую два вора хотели ограбить. Он ее от них избавляет и находит в ней жену свою. Она ему рассказывает свое похождение после того, как с ним рассталась. Он ее отпускает в город, а сам остается в лесу, где ему явясь, Силен ведет его в дом одного богатого откупщика, чтоб он тут пил сколько хочет, а сам отходит на небо к Вакху. Елисей, искав погреба, зашел нечаянно в баню, где тогда откупщик с женою своею парился. Он их оттуда выгоняет, а сам, выпарясь, оделся в откупщиково платье, приходит в своей шапке-невидимке в палаты откупщиковы, и, забившись под его кровать, лежал до тех пор, как откупщик, бывши встревожен случившеюся тогда грозою, встал с постели, а он, вышед из-под оныя, лег с его женою спать. По окончании грозы откупщик, приметя странное движение жены своей, думает, что ее давит домовой, хочет наутро посылать по ворожею, которая бы выгнала вон из его дома сего домового черта. Ямщик, услыша то, убоялся прихода ворожеи, выходит вон из палат и ищет погреба, где думает утолить вином свою жажду.

Песнь пятая

Елисей, забравшись в откупщиков погреб, обретает в нем много напитков и радуется. Тут к нему явился Вакх с своею свитою, и, сделав погребу разгром, уходят и Вакх и Елисей пустошить погреба у других откупщиков. Поутру же, когда откупщик проснулся, посылает по ворожею. Она приходит, а в самое то время прибегает его ключник, сказывает о опустошении погреба. Откупщик с печали обмирает, просит ворожею, чтоб она чертей из дома его выгнала. Та обещается сие сделать; но по многим разговорам откупщик с нею поссорился и выгнал самое ворожею от себя вон. Между тем Зевес видит, что Елисей многих откупщиков разоряет, призывает паки богов и делает над ним суд. Наконец определяет ему быть отдану в солдаты, что с ним и последовало.

Пою стаканов звук, пою того героя, Который, во хмелю беды ужасны строя, В угодность Вакхову, средь многих кабаков, Бивал и опивал ярыг и чумаков; Ломал котлы, ковши, крючки[2], бутылки, плошки[3], Терпели ту же часть кабацкие окошки, От крепости его ужасныя руки Тряслись подносчики и все откупщики, Которы и тогда сих бед не ощущали, Когда всех грабили, себя обогащали. О муза! ты сего отнюдь не умолчи, Повеждь или хотя с похмелья проворчи, Коль попросту тебе сказати невозможно, Повеждь: ты ведаешь вину сего не ложно, За что пиянства бог на всех откупщиков, Устроя таковой прехитростнейший ков, Наслал богатыря сего не очень кстати Любимую свою столицу разоряти.

Клепать всякого смело можно, знавши, что в таком поклепе никого на очную ставку не позовут. (Прим. автора) .

Читайте также: