Достоевский о поляках цитаты
Обновлено: 18.05.2024
Оригинал взят у e_cat в Ф.М.Достоевский о поляках, украинцах и т.п.
". по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, – не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!
И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному будто бы, характеру славян, совсем нет, – у них характер этом смысле как у всех, – а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, – коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии.
Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе, поднятую против извергов за освобождение несчастных народностей, – эту воину поняли наконец славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как устроятся, – признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают!
Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы, которая, опять-таки, не будь на свете России, не только бы не имела ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (. страну по вкусу. ) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (. фамилию по вкусу. ) согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. "
Следующая цитата
Поляки в русской классике XIX века нередко выступают в образе отрицательных героев (в том числе, в произведениях Гоголя, Пушкина). Но особенно глубокую и нелицеприятную характеристику дал представителям этого народа писатель, который и сам имел польские корни – Ф.М. Достоевский.
В чём же первопричины негативного отношения русских и украинцев к полякам? Почему Достоевский, постоянно реабилитировавший в своих произведениях даже людей самых падших, преступных, так строг к представителям этого нарда? Спросим у самого Фёдора Михайловича, а также у современного исследователя этой темы – польского литературоведа Ежи Стемповского.
Фальшь и двуличие
В известной сцене из «Братьев Карамазовых» поляки изображены полными гордости и собственного достоинства фанфаронами. А на поверку они оказываются шулерами и мошенниками. Один из них даже готов за деньги отдать кому угодно свою любовницу.
По меткому высказыванию Стемповского, в «душе польского народа» Достоевский выделил две очень важные характерные черты. Первая – обидчивое самолюбие и гордость, с налётом патриотической печали и веры в свои достоинства. Вторая – вороватость, готовность воспользоваться удобным случаем для своей выгоды и полное отсутствие угрызений совести от обмана кого-либо.
Черты эти, на первый взгляд несочетаемые, вполне уживаются в характере среднестатистического поляка. Вот за это фальшивое благородство выходцев из Польши и невзлюбили в России.
Восточный форпорст католичества
Другой немаловажный фактор: Достоевский был из тех, кто воспринимал Польшу как крайний восточный форпост враждебной цивилизации – западной, латинской.
«Поляки так презирают нас как варваров, так гордятся перед нами своей «европейской цивилизованностью», что нравственного (т.е. самого прочного) примирения их с нами на долгое время не предвидится», – писал Достоевский о своих впечатлениях от общения с поляками.
Следующая цитата
Человек по-разному прикасается к культуре. Кто-то едет в театр оперы и балета, а кто-то ограничивается просмотром музыкальных клипов на Youtube.
Вот и я не дерзнула перечитывать тома, написанные Достоевским при жизни, но решила прошерстить интернет на предмет цитат классика. Окунувшись в мир его мыслей, я всплеснула руками - это же антикризисное пособие, какое-то!
В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо - наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво - не кисни, это тоже не навсегда. (с) Ф.М. Достоевский
Мне кажется, что кому как ни Федору Михайловичу знать, что такое кризис и жизнь на хлебе и воде. Писатель не раз проигрывал в казино все свои гонорары и сбережения. И начинал жизнь с чистого листа.
Достоевский своего рода сапожник без сапог - он умом понимает, как нужно переживать кризис, но на практике эти знания применить не мог. Давайте попробуем перенять мудрость писателя и воплотить в жизнь?
Об образе жизни
На первый взгляд кажется, что Достоевский говорит о том, чтобы сохранять спокойствие и хладнокровие в сложной ситуации. Возможно, он это и имел ввиду.
Но я вижу в этих словах и еще один посыл. Наверное, вы скажете, что это притянуто за уши, но я все же возьму на себя смелость выразить свою мысль.
Сижу я дома, на карантине уже 1,5 месяца. И покупаю только еду. И этот факт демонстрирует мне, что я легко могу обойтись без вороха покупок в торговых центрах.
Нам почему-то кажется, что чем выше наша покупательская способность, тем мы богаче. Вовсе нет. Мы богаче тогда, когда можем легко обходиться без многих вещей.
Владеть собой - очень важный навык для любой личности и касается любых проявлений: любви, зависти, жадности, гнева, транжирства.
Ну разве не гениально сказано?
Разве кто-то из нас ощущает себя счастливым в моменты пресыщенности? Нет! Счастье мы ощущаем в тот момент, когда находимся на один шаг от своей мечты. От предвкушения.
Поэтому мировые и локальные встряски немного нас отрезвляют.
Свободу, близких и деньги начинаешь ценить только тогда, когда их кто-то хочет у тебя отобрать.
Где-то в Африке бананы кислые уродились, где-то в России рубль рухнул вместе с ценами на нефть. Люди слишком отождествляют себя с внешним миром. И любят пострадать вместе с ним. Покручиниться и руки позаламывать.
А Достоевский взывает: будьте выше суеты. Будет новый урожай бананов, будет вам и рубль, и доллар, и какао с чаем.
Вы живы - а значит, вам уже крупно повезло. Любите жизнь!
А еще, у Достоевского есть фраза, которую полезно знать всем сторонникам теории заговора. Тем, кто думает, что кризис искусственно создали Макрон, Меркель, Трамп, Лукашенко и Путин:
Мне кажется, что у Федора Михайловича объективности и понимания жизни больше, чем у наших российских СМИ. Поэтому, я очень хочу, чтобы он оказался прав: пусть кризис как можно скорее закончится. И мы еще раз поймем, что все, что не делается - все к лучшему.
Следующая цитата
Порой нам кажется, что в результате тотального промывания мозгов поляки все сплошь больны русофобией и здравый взгляд им совсем не свойствен.
Однако текст ниже опровергает это.
Для понимания слабых мест поляков в отношении России и не только Бронислав Лаговский (Bronislaw Lagowski) использовал образы поляков из Достоевского, где они представляют собой чванливых хлыщей, жуликов с непомерным гонором. И к своему удивлению Лаговский обнаружил, что Достоевский во многом прав.
Читаем.
Многие задумывались, почему образы поляков в романах Достоевского всегда негативны. Писатель, который морально реабилитировал людей павших и даже к преступникам проявлял жалость, к полякам не чувствовал ничего, кроме презрения.
Ежи Стемповский написал на эту тему глубокое эссе, в котором рассматривает предполагаемые причины литературного и политического свойства, и ни одна из них не кажется мне достаточной. Однако он не ставит вопроса, насколько этот образ соответствует действительности, заранее убежденный, как и все польские исследователи, что он не верен. Конечно, он не верен в смысле обобщения, охватывающего всех, с другой же стороны, трудно не заметить, что Достоевский поразительно точно ухватил определенный тип поляка, встречающегося в общественной жизни и оттого позволяющий лучше узнать его, нежели остальных, ведущих скромную жизнь, занятых ежедневным трудом.
У Достоевского были польские корни (добавлю, кстати, что у князя Потемкина тоже, еще его дед Потемпский, шляхтич со Смоленщины, говорил по-польски), и современник, лично с ним знакомый, оставил запись в своем дневнике, что выглядел он как поляк, а не как русский (я не знаю, в чем заключается разница). По-настоящему он познакомился с поляками на каторге, и об этом пишет совершенно объективно, но ведь живя в Петербурге он имел немало возможностей узнать поляков. Кроме того в Европе о поляках писали газеты, информация эта доходила до интеллигенции, и была она не всегда хвалебной. Насколько Генрих Гейне смягчал свои насмешки над поляками юмором, настолько Достоевский был в своих смертельно серьезен.
Известная сцена из 'Братьев Карамазовых', когда поляки появляются в своих характерных позах, полных гордости и собственного достоинства, и тут же оказываются мошенниками, шулерами, а один из них готов за деньги уступить свою любовницу. Кто сегодня в Польше не видит типичности этой сцены, тот не живет жизнью своего народа.
'Поляки у Достоевского, - пишет Стемповский, - созданы из двух противопоставленных друг другу частей. Одна из них состоит из обидчивого самолюбия и гордости, несколько формальной патриотической печали, мистической веры в свои достоинства и привязанности к торжественным формам жизни. Вторая - из ловкости воришек, использующих любой случай, из полного отсутствия угрызений совести и достоинства. (. ) Эти две группы черт, которые, казалось бы, невозможно согласовать в одном характере, словно бы объясняются отсутствием чувства реальности, самокритичности и способности вникнуть в чувства других людей'.
Фальшивые графы (за границей) и столь же фальшивые страдальцы (за границей и у себя). Романы Достоевского в целом не так реалистичны, как произведения Чехова или Толстого, они не дают настоящего образа России, как те, но содержат фрагменты и образы, единственные в своем роде, потрясающие своей правдой. К ним относятся описания, которые кажутся полякам карикатурой.
Можно ли быть фальшивым страдальцем? Страдание - это конкретное переживание, если человек страдает, то нельзя считать это иллюзией. И все-таки можно. Можно страдать фальшиво. Кто хочет в Польше добиться высокого положения в общественной жизни, получить дополнительные козыри в политическом соперничестве, тот объявляет всем вокруг о своих страданиях, даже если его жизнь проходила в психологической роскоши безответственности и в материальном достатке.
На первой странице 'Газеты Выборчей' заголовок большими буквами: 'Российский суд издевается над Катынью'. Достоевский отзывается с того света: ну, что, разве не правду говорил я о поляках?
В подзаголовке 'Газета Выборча' иронизирует: 'Только убитые в Катыни (якобы таково мнение московского суда) лично могли бы требовать (. ) реабилитации'. Офицеров в Катыни ни в чем не обвиняли - как же можно их реабилитировать? Можно ли реабилитировать заложников, расстрелянных в Варшаве или в любом другом месте? Или почти сто тысяч жителей Дрездена, обреченных на смерть британской авиацией?
Бартош Венглярчик, весьма собой довольный, на телеканале 'Superstacja' повторяет вслед за 'Газетой Выборчей' комментарий, затемняющий суть дела, от себя добавляя гнев и насмешки над глупым московским судом и кое-что уточняя. В 'Газете' сообщается, что 'Независимая Газета' определила размеры компенсации в случае реабилитации в 22 миллиарда долларов, читатель же сам должен решить, идет ли речь о жертвах Катыни или обо всех жертвах сталинских убийств. Но Бартош Венглярчик принимает неправдоподобную версию и уточняет, что речь идет о компенсациях за Катынь, и принимается иронизировать со своего пьедестала первого моралиста телеканала.
И журналисты, и, кажется, катынские семьи со своими исками похожи на поляков, описанных Достоевским.
'Дзенник' резко полемизирует с 'Газетой Выборчей', но в вопросах сомнительных идет с ней в ногу. На первой странице, для разнообразия, большой заголовок 'Россия фальсифицирует историю'. Это правда, что русские иногда имеют ошибочные понятия об истории, так же, как и поляки, но они, по крайней мере, фальсифицируют в свою пользу, поражений не прославляют и памятников проигравшим не ставят. Это не значит, что они так хитры, какими кажутся.
Наоборот, иногда даже полякам удается обмануть их. Примером может служить комиссия по трудным вопросам, которая нужна Польше как форум, дающий возможность высказывать польские обиды не только самим себе, как это было до сих пор, но и принудить русских, что они тоже это слушали. Зачем эта комиссия русским, я не знаю, что бы они там ни сказали, польские газеты и телевидение (относительно России все великие эксперты) это только высмеют, а если они пришли на первое заседание с такими взглядами, как представил 'Дзенник', то с ними и говорить не стоит. Мне, однако, не кажется правдоподобным, чтобы они утверждали, будто Польша причастна к развязыванию Второй мировой войны. Эта война началась не 1 сентября 1939 года, как думают поляки, но в день оккупации Чехии. Можно согласно с правдой утверждать, что только в этом первом акте войны Польша, захватывая Заолзье, была на стороне гитлеровской Германии. Так это увидела вся Европа.
Профессор Войцех Рошковский в 'Дзеннике' так объясняет захват Заолзья: 'Когда раздел Чехословакии был уже предопределен (в Мюнхене), польское правительство решило занять Заолзье, чтобы этого не сделали немцы. Речь шла о лучшей защите границ. '. Это объяснение можно принять. Оно подходит и к занятию восточных польских территорий 17 сентября 1939 года и точно соответствует советской версии тех событий.
Поляки считают, что русские напоминают о судьбе российских военнопленных после войны 1920 года, чтобы релятивировать Катынь. С этим следует согласиться, но не надо забывать, что все исторические факты тем или иным образом релятивируют другие факты, в том-то и состоит философский смысл обучения истории. Легко догадаться, что польская сторона будет повторять, что в Катыни офицеры были убиты, а российские пленные поумирали от голода и тифа по своей воле, и это большая разница. Добавлю еще, хоть это и не связано с темой, но мне вот припомнилось, что я слышал на российском телевидении интервью Кшиштофа Занусси. Так вот, наш замечательный, хотя и не слишком умный кино-интеллектуал достойно представлял польскую историческую политику, доказывая, что войну 1920 года начали большевики. То же самое твердит мой знакомый, небогатый крестьянин из Розточа: большевики напали на Польшу, но Пилсудский вломил им как следует, гнал, гнал, аж до Киева дошел.
Западные правительства, особенно английское, несколько иначе видели очередность событий, но кто же станет вникать к такие мелочи.
Профессор Адам Даниель Ротфельд, председатель польской группы по трудным вопросам, говорит в 'Газете Выборчей': 'Не скрываю, я говорил о Катыни (. ), чтобы до российских партнеров дошло, что для поляков это вопрос не только символический, но и фундаментальный'. Мы в Кракове знаем, что фундаментальный, и у нас тут есть проект катынского памятника, состоящего из 22 тысяч статуй в натуральную величину, но мы не знаем, почему он фундаментальный? Может, кто-нибудь, наконец, ответит на этот вопрос. Сто тысяч убитых на Волыни и Восточной Галиции - это не фундаментально, потому что не служит сегодняшней политике, а Катынь служит. Не выглядит ли это, как сюжет из Достоевского? С одной стороны - гордость, пафос, патриотическая печаль, мистическая вера в собственную правду, а с другой - использование без всяких угрызений совести любого случая для пропагандистской войны.
Читайте также: