Цитаты вознесенского и сулейменова образ махамбета

Обновлено: 22.12.2024

Это кажется мне —
Махамбет, как стрела,
в китайской стене,
головою — в кирпич,
а штаны с бахромой —
оперенье;
грозный мой Махамбет,
ты давно —
персонаж в оперетте,
я тебе не завидовал,
не позавидуй мне.
Ты не пытайся понять
нашу странную речь,
вылезай из проклятой стены:
уже сделана брешь,
тебе будет не просто —
жить в царствии прозы
поэзией,
исправляя метафорой мир,
как Европу
Азией.
Только в сравнении с прошлым
живет настоящее,
твой угрюмый верблюд
мне напомнил третичного ящура.
Есть бревно баобаба —
и потому существует нить,
нет материи вовсе,
если не с чем ее сравнить.
Только в сравнении с малым.
велик человек,
только в сравненье с великим
жив человек.
Разве я не похож
на могучего гомо—антропа?
Лишь в сравнении с Азией
существует Европа.

Андрей! Мы — кочевники,
нас разделяют пространства
культур и эпох,
мы кочуем по разным маршрутам,
сквозным и реликтовым.
Я хочу испытать
своим знанием
страсти великие,
о которых он, гордый номаде,
и ведать не мог.
Я пишу по-этрусски
о будущем —
ты расшифруй
голоса и значенья
на камне исполненных рун,
невегласам ученым доверь
истолкованный бред,
да мудреют они,
узнавая познания вред.
Я брожу по степям уставая,
как указательный палец —
поправленье пути
указуют железным дрюком.
Это кажется мне —
Аз и Я — Азия,
ошибаюсь.
Мы кочуем навстречу себе,
узнаваясь
в другом.

© Copyright: Олжас Сулейменов, 2011
Свидетельство о публикации №111090902969 Рецензии

Прекрасное и мудрое стихотворение.
Всё познаётся в сравнении.
"Только в сравнении с малым велик человек. Только в сравненье с великим жив человек."
"Лишь в сравнении с Азией существует Европа."
"Мы кочуем навстречу себе, узнаваясь в другом."

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

Следующая цитата

success

26 Jan 2005 - 23 Oct 2008

COLLECTED BY

Organization: Alexa Crawls

Starting in 1996, Alexa Internet has been donating their crawl data to the Internet Archive. Flowing in every day, these data are added to the Wayback Machine after an embargo period.

Collection: 51_crawl

this data is currently not publicly accessible.

TIMESTAMPS

Бахытжан КАНАПЬЯНОВ


ОБРАЗ МАХАМБЕТА В ТВОРЧЕСТВЕ СОВРЕМЕННЫХ ПОЭТОВ
(Олжас Сулейменов и Андрей Вознесенский)

В стихах Олжаса Сулейменова "Кочевник", "Песня кумана", "Хромой кулан", "Карагач", "Красный гонец и черный гонец", "Молитва батыра", "Кочевье перед зимою. ", "Баллада", "Волчата", "Последнее слово акына Смета" и многих других поэтических произведениях этого яркого представителя казахской поэзии второй половины XX столетия, ученого и дипломата, общественного и государственного деятеля, прослеживается то личностное начало и глубоко индивидуальный поэтический взгляд на суть явлений быстро меняющегося мира, которые сопряжены с известным постулатом "от частного к общему". Элементы жирау и толгау, характерный для многих акынов так называемый "степной рефрен", мгновенная импровизация не в угоду поэтической версификации, а рожденная самой поэтической мыслью, которая всегда живет в сулейменовском Слове, что "бродит в степи", - все это, и многое, многое другое, всегда определяло поэтический дух Олжаса Сулейменова, как сугубо национальное творчество, вышедшее из многовековой традиции, именуемой "поэзией степей".
Однако все это было бы именно версификационным калькированием степного фольклора, если бы не личность самого поэта, его эрудиция, его естественное мастерство и умение воплощать в свою оригинальную форму неординарную поэтическую мысль, свой "миг сознания". Поэт мысли, коим был и остается Олжас Сулейменов, еще в своем раннем творчестве всем сердцем воспринял поэзию Махамбета как близкую своей поэтической стихии. Необходимо отметить, что поэзия Махамбета Утемисова, которая впервые была издана в Ташкенте в 1925 году, имела свою уникальную судьбу, как и его короткая жизнь, прошедшая в борьбе за свободу своего народа.
Народ в своей памяти сохранил стихи поэта, погибшего в неравной схватке с врагами 20 октября 1846 года. Акыны Шернияз, а затем Бекет, Мурат и Лукпан сохранили поэтическое творчество Махамбета для последующих поколений. Разумеется, многие стихи были записаны с их слов и вряд ли избежали определенных искажений, ибо поэт Махамбет, хотя и получил всестороннее мусульманское образование (арабскую грамоту постигал в Хиве и в Бухаре, а русский язык выучил в Оренбурге), своего архива не вел. Из всех рукописей сохранилось всего несколько писем, слог которых говорит о нем не только как о высокообразованном человеке, но и о неистребимом чувстве собственного достоинства этого человека, бунтаря и гражданина Степи. Правда, нам ничего не известно о стихах Махамбета, написанных им до восстания Исатая Тайманова, близкого друга и соратника поэта, то есть до второй половины тридцатых годов XIX века. Возможно, что в период подготовки к 200-летию со дня рождения М. Утемисова исследователи его творчества порадуют нас новыми открытиями.
Несмотря на то, что стихотворения Махамбета не раз были переведены на русский язык и неоднократно издавались отдельными сборниками и входили в антологии, начиная с 1940 года ("Антология казахской литературы", под редакцией Леонида Соболева, Москва, 1940 год), поэзия Махамбета до сих пор остается трудно переводимой и не имеет в своем большинстве переводов, соответствующих оригиналу. За редким исключением некоторых переводов Вс. Рождественского, А. Никольской, В. Антонова, О. Жанайдарова и К. Жанабаева.
Поэтическая преемственность лирики Махамбета впервые во всей глубине чувств прозвучала в стихотворении Олжаса Сулейменова "Последние мысли Махамбета, умирающего на берегу Урала от раны":

Мне удивительно: когда я весел,
что ни потребуется - все дают,
когда захочется унылых песен,
мне их с великой радостью поют.
Бываю рад, и все -
бывают рады,
я убегу, и все за мной в кусты.
Когда в жару я вижу дно Урала,
мне кажется, что все моря пусты.
И потому, когда кочевье выманит
все мое племя, -
я один пашу,
когда никто не смеет слова вымолвить,
мне рот завяжут -
я стихи пишу.
Эх, если бы сказали мне:
"Великий,
прости людей, уже пора - простить,
мир будет счастлив
от твоей улыбки!"
Тогда бы я старался не грустить.
Сказали бы смущенные мужчины:
"Моря полны водой, пока Урал
не высохнет.
Пока ты жив, мы - живы. "
Тогда бы я, клянусь, не умирал.

Это стихотворение написано О. Сулейменовым в 1967 году, то есть в тот период, когда многие его стихи, о которых говорилось в начале данной статьи, уже были опубликованы и широко известны читателю. Влияние поэтики Махамбета, разумеется, присутствовало в них, но как-то незримо, набросками и штрихами, тематикой и образами, весь этот творческий процесс происходил на "молекулярном уровне", читателю представлялась возможность самому проводить эти параллели и самому находить эту преемственность. Хотя еще в юности поэт Олжас Сулейменов признавался своему кумиру: "Какая радость, что я стал поэтом, иначе бы не знал, что ты поэт". В стихотворении, посвященном непосредственно Махамбету, поэт уже со всей ответственностью и со всем присущим ему мастерством объединяет свое поэтическое "я" с образом Махамбета, принимая на себя эпическую мысль о вольности и свободе, выступая достойным преемником и последователем жизненных принципов Махамбета: "И потому, когда кочевье выманит все мое племя - я один пашу, когда никто не смеет слова вымолвить, мне рот завяжут - я стихи пишу".
Считаю, что в наше время, время нарастающей глобализации и конфликтов, порождаемых ею, актуальность этой позиции со всем научным обоснованием подтверждена новыми книгами Олжаса Сулейменова "Язык письма" и "Пересекающиеся параллели", когда современный мир изменил привычные взгляды на многие культурные ценности прошлого, когда возникает потребность восполнить образовавшийся духовный и интеллектуальный вакуум, чтобы соединить прошлое и грядущее, чтобы не растворилось в мировой культуре многообразие национальных культур. И тем более существенно и актуально то, что о таких предпосылках глобальных изменений мирового порядка говорил поэт, и ученый Олжас Сулейменов еще тридцать пять лет тому назад. Необходимо отметить существенный фактор национального своеобразия поэтики О. Сулейменова. Он может буквально одной строфой обозначить свою сыновью причастность к казахскому фольклору, казахскому эпосу, и вновь, следуя принципу "от частного к общему", предстать сыном человечества, представителем мировой культуры:

По клавишам и - закричат!
На выручку, быстрее Листа,
Из эпоса джигиты мчат,
Опаздывая лет на триста.

Эти элементы глубоко характерны для всего творческого пути Олжаса Сулейменова. И об этом еще в конце семидесятых прошлого столетия писал профессор Сорбонны, поэт Леон Робель: "Олжасу Сулейменову давно уже близка идея братства культур и взаимообогащения народов. Он хочет читать историю, как большую книгу переселений и изменений знаков. Расшифровка письменности, языков и легенд, по его мнению, поможет нам по-другому взглянуть на Историю Человечества, все же единую, в которую разделение и произвольная изоляция внесли замешательство. Это страстное чувство проходит через всю книгу, и, несмотря на шутливую, едкую полемическую форму, это произведение от корки до корки эпическое: давно уже наш раздробленный мир не слышал такого сильного голоса - мы признаем Олжаса Сулейменова наследником или преемником Гильгамеша, Гюго, Хлебникова, одним из тех, величие которых естественно".
К этому перечню со всем основанием можно отнести и имя великого казахского поэта Махамбета Утемисова.
В стихотворении, посвященном поэту Андрею Вознесенскому (а это стихотворение было написано задолго до выхода книги "Аз и Я"), О. Сулейменов остается, верен самому себе и выбранным еще в поэтической юности ориентирам:

Это кажется мне -
Махамбет, как стрела,
в китайской стене,
головою - в кирпич,
а штаны с бахромой -
оперенье;
грозный мой Махамбет,
ты давно -
персонаж в оперетте,
я тебе не завидовал,
не позавидуй мне.
Ты не пытайся понять
нашу странную речь,
вылезай из проклятой стены:
уже сделана брешь,
тебе будет не просто -
жить в царствии прозы
поэзией,
исправляя метафорой мир,
как Европу
Азией.
Только в сравнении с прошлым
живет настоящее,
твой угрюмый верблюд
мне напомнил третичного ящура.
Есть бревно баобаба -
и потому существует нить,
нет материи вовсе,
если не с чем ее сравнить.
Только в сравнении с малым.
велик человек,
только в сравненье с великим
жив человек.
Разве я не похож
на могучего гомо-антропа?
Лишь в сравнении с Азией
существует Европа.
Андрей! Мы - кочевники,
нас разделяют пространства
культур и эпох,
мы кочуем по разным маршрутам,
сквозным и реликтовым.
Я хочу испытать
своим знанием
страсти великие,
о которых он, гордый номаде,
и ведать не мог.
Я пишу по-этрусски
о будущем -
ты расшифруй
голоса и значенья
на камне исполненных рун,
невегласам ученым доверь
истолкованный бред,
да мудреют они,
узнавая познания вред.
Я брожу по степям уставая,
как указательный палец -
поправленье пути
указуют железным дрюком.
Это кажется мне -
Аз и Я - Азия,
ошибаюсь.
Мы кочуем навстречу себе,
узнаваясь
в другом.

Образ кочевника XX столетия сопрягается с образом "кочевника с авиабилетом" века нынешнего в эпоху естественного космополитизма, когда равнодушие нашего бытия можно разрушить, и необходимо разрушать, только осознанием корней своего прошлого, только осознанием своей не случайности в этом мире. Только в этом случае можно принимать человечество - как образ всемирного кочевничества. И об этом, на мой взгляд, стихотворение О. Сулейменова, посвященное Андрею Вознесенскому.
Необходимо небольшое биографическое разъяснение, касающееся как творчества двух больших поэтов, так и творческого наследия Махамбета, а точнее - то, что их духовно связывает с образом и мировосприятием М. Утемисова.
Где-то в начале семидесятых, когда готовилась книга новых переводов Махамбета, посвященная 170-летию со дня рождения поэта, Олжас Сулейменов предложил перевести стихи казахского классика своему другу поэту Андрею Вознесенскому. И не просто предложил, а убедил его, что только он по силе своего таланта может довести до взыскательного русского читателя дух и творчество Махамбета. Но, как говорится, поэт предполагает, а Бог. Алматинское издательство "Жазуши" так и не дождалось новых переводов, хотя был заключен и договор с переводчиком. Однако многочисленные поклонники поэзии Махамбета и А. Вознесенского встретились с его ярким образом в новом цикле оригинальных стихов Андрея Вознесенского "Читая Махамбета". И здесь еще неизвестно, что для нас дороже и ценнее - очередная попытка перевести "непереводимого" Махамбета или цикл оригинальных стихов Андрея Вознесенского. В цикле "Читая Махамбета" образ поэта-бунтаря с мужественной, но ранимой душой, одетого в кольчугу, но с открытым сердцем, рожден силой таланта большого поэта, каким является Андрей Вознесенский. Я, например, не уверен, что великий бард Владимир Высоцкий смог бы с такой же силой прохрипеть "переводную кальку" поэта Махамбета на Таганке, как он буквально выплескивал в притихший зал слова из этого цикла:

Не славы и не коровы,
Не шаткой короны земной -
Пошли мне, Господь, второго -
Чтоб вытянул петь со мной!

Цикл "Читая Махамбета" начинается своеобразным запевом - алкисса; что характерно для казахской фольклорной поэзии:

Зачитываюсь Махамбетом.
Заслышу Азию во мне.
Антенной вздрогнет в кабинете
Стрела, торчащая в стене!
Что в моей жизни эта женщина,
Несовременна и смела?
Забьется под стрелою трещина,
как пригвожденная змея.
И почему в эпоху лунников нам,
людям атомной поры,
все снятся силуэты лучников,
сутулые, как топоры?

Цикл состоит из четырех стрел, поэтически посланных на четыре стороны света: стрела первая "Черные верблюды", стрела вторая "Отставший лебедь", стрела третья "Мольба" или "Песня акына", и стрела четвертая "Свобода". Согласно этому своеобразному поэтическому колчану привожу весь цикл:

Черные верблюды
Стрела первая
Требуются черные верблюды,
черные, как гири, горбы!
Белые верблюды для нашей работы - слабы.
Женщины нам не любы.
Их груди отвлекут от борьбы.
Черные верблюды, черные верблюды,
накопленные горбы.
Захлопнутся над черепами,
как щипцы для орехов, гробы.
Черные верблюды, черные верблюды,
черные верблюды беды!
Катитесь, чугунные ядра, на желтом и голубом!
Восстание, как затмение, наедет черным горбом.
На белых песках чиновники -
как раздавленные клопы.
Черные верблюды, черные верблюды,
разгневанные горбы!
Стрела с горящею паклей застрянет меж кирпичей.
Пепелищ верблюды потянутся
с обугленными горбами печей.
Нынче ночь не для блуда. Мужчины возьмут ножи.
Черные верблюды, черные верблюды,
черные верблюды - нужны.
Черные верблюды, черные верблюды
по бледным ублюдкам грядут.
На труса не тратьте пулю - плюнет черный верблюд!

Отставший лебедь
Стрела вторая
Я последний твой лебедь, Азия!
Отстал. Мне слезами глаза завязаны,
Мои крылья в лазури завязли.
Немота на моих устах.
Мой вожак и народ погибли.
Чужаки на моем пути. Ястреба,
журавли,
колибри,
помогите своих найти!
Где ты, родина, под туманом?
Отыщи меня хоть стрелой.
Закричал от смертельной раны, я б узнал,
что мой край живой!
Я матерый, ветрами тертый.
Но бессмысленно одному
горло драть и таранить тьму.
Я живой, но мертвей, чем мертвый.
С этой нотою недоношенной
между жаворонков и синиц
лебединое одиночество
сложит крылья
и камнем -
вниз!

Мольба
Стрела третья
Не славы и не коровы,
не шаткой короны земной -
пошли мне, Господь, второго -
чтоб вытянул петь со мной!

Не прошу ни любви ворованной,
ни денег, ни орденов -
пошли мне, Господь, второго
чтоб не был так одинок.
Чтоб было с кем пасоваться,
аукаться через степь,
для сердца, не для оваций,
на два голоса спеть!

Чтоб кто-нибудь меня понял,
не часто, ну хоть разок.
Из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок.

И пусть мой напарник певчий,
забыв, что мы сила вдвоем,
меня, побледнев от соперничества,
прирежет за общим столом.

Прости ему. Он до гроба
одиночеством окружен.
Пошли ему, Бог, второго -
такого, как я и он.

Свобода
Стрела четвертая
Кто врет, что мы переродились и стадом плетемся -
поганым, покорным,
покойным?
По коням! По коням! По коням!
Оскомина с формулировок окольных -
по коням!
Полковник, как ваша печенка? Мы ею шакалов
покормим!
По коням, по коням!
Вы, кони, дожуйте
эбелек!
Взбешенно до жути
скосите белок -
в погоню!
Кто не на коне -
значит, тот под конем.
Чем гибнуть в огне,
сами станем огнем -
по коням.
. Порублены кони мои. Порезали лучших
под корень.
И все же - по коням!
Мы мертвых коней оседлаем
и мстительным свистнем походом -
По годам, по годам, по годам!
И кто-то через столетье со стоном
степную стрелу засветит
в стене над магнитофоном!
И в доме потянет паленым,
потянет река под балконом,
по коням -
по коим, по коим?

Вот так в результате творческой и земной дружбы двух больших поэтов Олжаса Сулейменова и Андрея Вознесенского появился уникальный "совместный проект". И образ поэта Махамбета, ставший определяющим идеалом борца за свободу творчества, а, следовательно, и за творчество свободы, благодаря поэзии Андрея Вознесенского и Олжаса Сулейменова, стал близок и понятен многим аудиториям мира, ибо стихи из цикла "Читая Махамбета" и стихи, посвященные ему, звучали в разных странах и на разных языках. Это один из тех редких случаев в истории поэтического перевода, когда один поэт не переводит, а именно передает дух и образ мыслей другого поэта, так называемую "квинтэссенцию" его творчества, которая не поддается гладкому, калькированному переводу.
История Степи знает подобные случаи, когда великие Абай и Шакарим не переводили в буквальном смысле, а передавали своими песнями и своими стихами образы и сюжетные линии поэзии и прозы А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова и других классиков русской литературы.
Здесь необходимо понять то, что это все роднит поэзию разных литератур и составляет ее великую тайну. И это в силу своего большого таланта смог прочувствовать Андрей Вознесенский и подарил читательской аудитории разных стран своего Махамбета, ставшего близким, понятным и родным, во многом благодаря личности его друга и единомышленника Олжаса Сулейменова.
Когда в феврале 1996 года я проводил вечер поэзии Андрея Вознесенского, Беллы Ахмадулиной и Александра Ткаченко в Алма-Ате, то был свидетелем, как слушатели, пришедшие в зимний февральский вечер на встречу с поэтами из Москвы, просили прочитать и "АТЕ 36-70", посвященное Олжасу Сулейменову, и стихи из цикла "Читая Махамбета".
Андрей Вознесенский взволнованно выдохнул в переполненный зал: "Спасибо вам за Олжаса!".
Эхо посредством акустики, а быть может, мне послышалось так, но этот возглас благодарная аудитория перевела на язык наших отцов и наших детей:
- Олж-жаса-сын!
Поэзия Махамбета, ее бунтарский дух, глубина и простота образов, сила поэтического таланта, гражданственность, мечты о счастливой и достойной жизни народа и одновременно пронзительная тема одиночества глубоко созвучны современности.
Поэзия Махамбета в свое время оказала влияние на творчество акынов Западного Казахстана и в дальнейшем на творчество многих поэтов XX века.
Неразрывно связанная с животворным истоком литературы - казахским эпосом и фольклором, отражающая мировоззрение, настроение, думы и чаяния народа, она шагнула в XXI век, оставаясь одной из ярких страниц казахской литературы.

Следующая цитата

Содержание

Детство и юность.

Олжас Сулейменов родился 18 мая 1936 года в Алма- Ате. Он привык из окна видеть горы, и всегда, где бы он ни жил, будет скучать по горным вершинам. В его роду были воины и музыканты. Отец, Омархан Сулейменулы, прямой потомок Олжабай-батыра, офицер-кавалерист мечтал о сыне. Он даже отпросился на несколько дней из штаба Туркестанского военного округа, куда его уже вызывали, чтоб увидеть новорожденного, а после возвращения в Ташкент почти сразу был арестован. Позднее, Лев Гумилёв расскажет Олжасу Омархановичу, что сидел с его отцом в одном лагере, пока того не расстреляли.

Он мечтал поступить на журфак, но, наверное, в середине 50-х для сына, репрессированного это было нереально. А итоге поступил на геофак. Впрочем, в пятидесятые годы геология была популярна у молодежи: манила романтика. Сулейменов начал свою взрослую жизнь как геолог, он считает, что это было полезно для него: зимой учился, летом работал в геологических партиях. Там, у ночных костров, стали сочиняться первые стихотворные строки. Но, едва закончив геологический факультет Каз ГУ, в том же, 1959 году он поступил в Московский литературный институт на отделение переводчиков. Но главным своим учителем Сулейменов считает не преподавателей Литинститута, а заведующего отделом поэзии в «Известиях», который тщательно с красным карандашом в руках разбирал стихи молодого поэта.

Сама поэма родилась позже. Для работы над нею Сулейменова освободили от других обязанностей в редакции. Слава на него обрушилась большая. Сулейменов впоследствии говорил: «Мою поэму «Земля, поклонись человеку», передавали по центральному телевидению и радио, печатали в газетах, почти каждую неделю я выступал в каком-то городе: на заводах, фабриках, в студенческих аудиториях. Вот такой был успех».

Скоро вышел первый сборник Сулейменова «Аргамаки» (1961). Уже в первых стихах поэта ощущается пульс времени, они энергичны, смелы, с острыми ритмами, яркими образами. Вот стихотворение, которое дало название книге.

Эй, половецкий край,
Ты табунами славен,
Вон вороные бродят
В ливнях сухой травы.
Дай молодого коня,
Жилы во мне играют,
Я проскачу до края,
Город и степь
Накреня.
Ветер раздует
Пламя
В жаркой крови аргамака,
Травы
сгорят
под нами,
Пыль
И копытный цок.
Твой аргамак узнает,
Что такое
атака,
Бросим
робким
тропам
Грохот копыт в лицо.

Начало 60- годов было удивительным временем в истории советской литературы. Поэзия была востребована как никогда: Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Окуджава, Сулейменов выступали на стадионах, их слушали одновременно десятки тысяч людей.

И почему в эпоху лунников
Нам, людям атомной поры,
Все снятся силуэты лучников,
Сутулые, как топоры?

Катитесь, чугунные ядра, на желтом и голубом! Восстание, как затмение, наедет черным горбом. На белых песках чиновники — Черные верблюды, черные верблюды, разгневанные горбы! Стрела с горящею паклей застрянет меж кирпичей, Пепелищ верблюды потянутся с обугленными горбами печей. Я последний твой лебедь, Азия! Отстал. Мне слезами глаза завязаны, Мои крылья в лазури завязли. Я матерый, ветрами тертый, Но бессмысленно одному горло драть и таранить тьму, Я живой, но мертвей, чем мертвый. С этой нотою недоношенной между жаворонков и синиц лебединое одиночество сложит крылья и камнем — Не славы и не коровы, не шаткой короны земной — пошли мне, Господь, второго — чтоб вытянул петь со мной! Прошу ни любви ворованной, ни денег, ни орденов — пошли мне, Господь, второго чтоб не был так одинок. Чтоб было с кем пасоваться, аукаться через степь, для сердца, не для оваций, на два голоса спеть! И пусть мой напарник певчий, забыв, что мы сила вдвоем, меня, побледнев от соперничества, прирежет за общим столом. Прости ему. Он до гроба одиночеством окружен. пошли ему, Бог, второго — такого, как я и он. Но, несмотря на горечь поражения, стихи свободы, который уже один раз прозвучали, не умрут и народ, который помнит их, не сможет быть рабом. Кто врет, что мы переродились и стадом плетемся — поганым, покорным, покойным? По коням! По коням! По коням! Оскомина с формулировок окольных — по коням! под корень. И все же — по коням! Мы мертвых коней оседлаем и мстительным свистнем походом — По годам, по годам, по годам! А в ответ у Сулейменова возникает свой образ стрелы в стене:

Он пишет о взаимодействии эпох и культур, о том, как дополняют друг друга Европа и Азия.

Андрей! Мы — кочевники,
нас разделяют пространства
культур и эпох,

И заканчивает словами:

Мы кочуем навстречу себе,
узнаваясь
в другом.

Как интересно развивался поэтический процесс в советской поэзии 70-х годов, когда образ казахского поэта XIX века вдохновлял русского поэта XX века, а потом возвращался на родину и добавлял новых красок в казахстанскую поэзию.

Дальше будут сборники «Солнечные ночи» (1962), «Доброе время восхода» (1964).

Слова – медный блик человеческого поступка,
Высоту, глубину и цвета извергает язык.
Повторятся в словах и глоток,
И удар,
И улыбка,
Стук копыт через век
И наклон виноградной лозы.
Эту чёрную ночь
Я опять принимаю в сообщницы.
В эту ночь я услышал неясный луны монолог,
А на красный язык,
Как на свет,
Пробирается ощупью
И полощется в горле
Белого слова клок.
Я сейчас закричу,
Я нашёл!
Я хочу его выставить!
Пусть луна продолжает на тенях
Судьбу гадать.
Этот матовый свет,
Будто вспышка далёкого выстрела,
Обнажает лицо,
Опаляя меня на года.
Не нуждаюсь в пощаде глупцов,
Не покорствую мудрым.
Слово бродит в степи,
Чтоб нечаянно встретить меня.
…Он бормочет стихи. Так молитву читают
курды.
На скуластом лице отсвет медленного огня.

… Сырдарья погоняет ленивые жёлтые волны.
Белый город Отрар, где высокие стены твои?
Эти стены полгода горели от масляных молний,
Двести дней и ночей здесь осадные длились бои.
Перекрыты каналы.
Ни хлеба, ни мяса, ни сена,
Люди ели погибших
И пили их тёплую кровь.
Счёт осадных ночей майским утром прервала измена,
И наполнился трупами длинный извилистый ров.
Только женщин щадили,
Великих, измученных, гордых,
Их валяли в кровавой грязи
Возле трупов детей,
И они, извиваясь, вонзали в монгольские горла
Исступлённые жала изогнутых тонких ножей.

В Отраре была легендарная библиотека, где были уникальные древние манускрипты разных стран Востока. До сих пор ученые надеются найти ее следы. Автор не обольщается: древние рукописи погибли в огне.

Книги!
Книги горели!
Тяжёлые первые книги!
По которым потом затоскует спалённый Восток!
Не по ним раздавались
Протяжные женские крики,
В обожженных корнях затаился горбатый росток.

Пересохли бассейны. Дома залегли под золою.
Можно долго ещё вспоминать
О сожжённых степях.
Только сердце не хочет,
Оно помешает мне, злое!
Чем тебя, успокоить?
Порадовать, сердце, тебя?

У него удивительно чувство истории, но от древних времен он постоянно возвращается к современности. Людям никогда не жилось спокойно. Во все времена у всех народов под ударом часто оказывались самые талантливые: их не понимали современники, преследовали власти.

Поэт чувствует себя собратом талантливых людей разных народов, высоких людей, которые творили часто наперекор всем трудностям.

. . . . . . . . . . . . .
Так мы будем стоять!
Мы, Высокие, будем стоять!

Вблизи чингизских гор его могила,
Исколотая жёлтыми цветами;
Голодными, немилыми, нагими
К могиле приходили на свиданье.

«Вы поедете в штат Небраска?!»
Там такие прекрасные прерии,
Там колючки, жара и кочки,
Пыль и кони такие! Прелесть!
Вы поедете?»
Жадно смотрит
И руками картину лепит,
Люди летом уходят к морю,
Его тянет в сухие степи.
В стремя – хоп!
Отшвырнуть сомбреро!
Ветер черные волосы в клочья!
Тюбетейку на лоб,
Карьером,
Перепадом по тропам волчьим. (Рышард, сын степняка).

Для Олжаса Сулейменова поэзия всегда была главным, но не единственным делом жизни. Он не раз избирался Депутатом Верховного Совета Казахстана, возглавлял Союз писателей. В 90-е годы, по предложению Н. Назарбаева, занялся дипломатической работой. Став Чрезвычайным и полномочным послом Республики Казахстан в Италии, и здесь он добился успеха, активизировав отношения между двумя странами.

Викторина

А теперь вы можете ответить на вопросы викторины о жизни и творчестве Олжаса Сулейменова.

12. Олжас Сулейменов, среди прочих должностей, был
Председателем федерации шахмат в Казахстане
Художественным руководителем Казахфильма
Послом мира
Секретарём фонда защиты животных
13. В 1995 году Сулейменов принял предложение президента Назарбаева уйти из политики и перейти на дипломатическую работу. Он был послом Казахстана в
США
Италии
Японии
Египте

Следующая цитата

Махамбет Утемисов (1803-1846) прожил всего 43 года, но успел войти и в историю, и в литературу казахского народа. Он родился на территории современной Уральской области и происходил из влиятельной семьи. Де­д Кул­ма­ли и отец Утеми­с были хорошо известны в степи. Мы почти не знаем о жизни Махамбета до 1824 года, когда Жангир, хан Бокеевской орды приблизил его к себе. Но скоро Махамбет оказался в оппозиции.

Известно, что уже в 1829 году он был заключен в Калмыковскую крепость, откуда бежал через 2 года. С тех пор Махамбет встал в ряды противников Жангира рядом с Исатаем Таймановым. Они возглавят восстание казахов, которое началось в 1836 году, а после гибели Исатая в 1838 году до самой гибели Махамбет то продолжал попытки собрать людей на борьбу, то скрывался от людей Жангира. Все это время он сочинял стихи. Его песни-плачи (жоктау), толгау (стихи-размышления), песни- обращения к друзьям и врагам вошли в золотой фонд казахской литературы. Ученый- писатель Е. Ковалевский писал о Махамбете: «Я понял его как натуру героического склада, подлинного патриота, страстно ищущей души и большого обаяния».

Содержание

Сильная личность, талантливый поэт, он жил в бурное время, когда-то в одной стране, то в другой вспыхивали революции. В 20-30-е годы 19 века они разгорались то в Италии, Испании. Французские революции следуют одна за другой. В 1921 году греки восстали против турецкого господства, а русские аристократы в Петербурге вышли на Сенатскую площадь.

И в степной Азии, куда, казалось бы, вовсе не должны долетать отголоски европейских событий, одна за другой поднимаются волны народного недовольства.

  • В 1822—1824 годах — восстание под предводительством батыра Жоламана Тленшиулы.
  • В 1824—1825 годах — восстание под руководством последнего хана Среднего Жуза Губайдуллы.
  • В 1826—1838 годах восстание под руководством султана Каиып-Гали Есимулы.

В 1836 году казахи выступят по призыву Исатая Тайманова, и не успеет это восстание захлебнуться, в крови, как в 1837 году, как хан Кенесары в 1837 году поднимет соплеменников, и аж до 1847 года в степи то здесь, то там будут вспыхивать очаги восстаний.

Это была эпоха поэтов, удивительно много писалось тогда стихов, очень много значили они для людей. Сколько мятежных душ было воспитано на стихах Байрона, английского лорда, который погиб, отправившись сражаться за свободу Греции. А вольные стихи Пушкина, Лермонтова переписанные от руки, распространялись по всей России. И не зря боялись власти этих поэтов-романтиков: те настроения протеста, что носились в воздухе, та неясная атмосфера надвигающейся грозы, в стихотворных строках делались зримыми, реальными, они становились боевым кличем, программой действия.

Сегодняшний прагматик может только дивиться: что английскому лорду Байрону до греков? Чем декабристам, самым родовитым русским аристократам не нравилась монархия? Или почему степному аристократу Махамбету Утемисову разонравился хан Жангир?

Отец Махамбета Утемис принадлежал к ближайшему окружению хана Бокеевской орды. Считают, что Махамбет получил хорошее мусульманское образование. А еще в 16 лет он был признан лучшим акыном рода Берш. Очевидно, отец поспособствовал тому, чтоб сына призвали ко двору хана. С 1824 года молодой человек стал воспитателем ханского сына, оставив свой аул, где остались братья, сестры, нареченная невеста.

Пока Махамбет служил у хана, его семью опекал Исатай Тайманов. Так что их пути пересеклись давно. Исатай был старше, он родился в 1791 году, в 21 год Бокей, первый хан Бокеевской орды назначил его старшиной жаикова отделения рода берш, того самого, к которому принадлежала и семья Махамбета. У поэта есть строки:

Махамбет будет кочевать с ханом, лишь изредка наезжая на родину. Но образ родных мест будет одним из важных для поэта. Он нередко будет писать о Нарыне, земле в Западном Казахстане.

Нарын

Хан Жангир и Махамбет

Немного о самом хане. Историки говорят, что Жангир был не так и плох. Он хорошо понимал необходимость просвещения. Именно он первым открыл в Букеевской орде, в междуречье Волги и Урала первую светскую школу, фельдшерский пункт, первую аптеку. По его повелению стали садить сады и разводить овощи. Его дети учились в лучших учебных заведениях России, служили в русской армии. Губайдулла Жангиров был генералом, участником крымской войны. До сих пор в Ялте стоит дом, которые местные жители называют «дачей Чингисхана», это дом Губайдуллы. Жангир рано понял, что время кочевой цивилизации уходит, надо перестраиваться.

Ни один праздник Жангира не обходился без Махамбета. И из соседних жузов, и из Хивы, Бухары приезжали послушать его. Писал ли он традиционные для поэтов песни, воспевающие ханов? Если и да, то они до нас не дошли. Впрочем, возможно цивилизованный Жангар и не требовал этого: его устраивало, что его поэт не походил на других.

От песен Махамбета исходила какая-то мощная энергия, они словно наэлектризовывали слушателей. И была какая-то особая прелесть в том, чтобы, лежа на шелковых подушках, слушать песни о суровом пути воина, настоящего мужчины.

Кто не стер стременами ноги,
Кто не слился с копьем на коне,
Кто не все еще вызнал дороги
И потник не изъездил вконец,
Кто так долго не жил у родного порога,
Чтоб его не узнали ни мать, ни отец,
Кто не знал день и ночь непокоя,
Кто не бредил едой и водой,
Кто не спал, расстеливши в степи
Лишь потник под собою,
С Полярной звездой, —
Тот еще не мужчина,
Не воин, тот еще не герой.

6 лет Махамбет будет придворным поэтом, воспитателем сына Джангира, сойдется с русскими офицерами, будет свободно говорить по-русски, по-татарски. Все закончилось довольно резко: любимец хана, аристократ вдруг бросил своего воспитанника, не вернулся к ханскому двору. И теперь его стихи стали звучать как проклятье бесчеловечному хану, а тот, в свою очередь, назовет его негодяем.

Говорили еще, что это Исатай, которого Махамбет всегда уважал, бросил ему упрек, что он живет в роскоши, пока народ голодает. С властями у Исатая отношения были сложные. Бокей его уважал, а вот с его братом они враждовали. С Жангиром поначалу у Исатая разногласий не было, но, когда тот в 1833 году поставил своего тестя Караулкожу, известного своей жестокостью и жадностью на высокий пост, Исатай резко выступил против этой кандидатуры.

Конечно, окружение Джангира, как и любого хана, не отличалось нравственностью. Опять же, для евразийской роскоши, приобщения к благам цивилизации хану нужны были деньги. Этот дом на берегу Каспия, эти праздники и охоты… А источником средство на эту роскошь был, естественно, народ. Хан и султаны не только увеличили поборы, не только несколько раз в году обирали и объедали аулы, но ввели собственность на землю, чего отродясь не было у казахов. И, захватив лучшие пастбища, астраханские луга, за большую плату сдавали их казахским родам. Об этом пишет Махамбет:

Махамбет: стихи и борьба

Махамбету повезло: он родился в эпоху героев. Его песни были нужны, их подхватила степь, где уже слышались раскаты восстаний.

Не печальтесь, друзья мои!

Исатай Тайманов на сходе выступил против хана. И Махамбет, еще, возможно, не думавший о борьбе, но уже наслаждавшийся свободой, примыкает к Исатаю, они вместе носятся по степи, протестуют против поборов. Обличают самого злого вора, ханского тестя Караул-ходжу Бабаджанова.

Камнями крутыми усыпаны горы,
Слезами густыми усыпано горе.
Но если орда многолюдна,
И горы — не горы,
И горе — не горе.
Стрелу потеряешь — не трудно,
Если орда многолюдна

Очень разные переводы Махамбет в большей или меньшей мере передают стремительный ритм его стихов, словно несется табун лошадей, словно всадник мчится в последнюю битву. Не было прежде таких песен у казахов. Печально и неторопливо вели повествование поэты. А здесь темп, ритм, пьянящий воздух свободы.

Веселее, друзья. Э-ге-гей!
По себе выбирайте коней
Конь, которого ты оседлал,
Донесет ли до цели твоей?
Веселее, друзья, о-ля-ля!
Вы еще не отвыкли стрелять?
Стрелы в перьях стервятника снова
Ураганом врагу посылать?
Или станете в трудное время
Честь и совесть свою усыплять?
При подходе врага боязливо
Всех соседей своих созывать?
Пусть сейчас одиноко коню
И герой обездолен в бою…
Лишь Аллаху известно, что будет.
Не печальтесь, друзья- улюлю!

Махамбет сочиняет не только стихи, призывающие к борьбе, но и стихи-размышления. Для чего живет человек, народ?

Какой в этом прок?

Махамбет после смерти Исатая.

Где второй?
Немало ястребов я видел,
Что нападали даже на гусей
В моей груди торчит стрела обиды-
Я одинок,
И нет друзей,
Джигитов тех,
С кем мог бы снова
Я у врагов отнять
Жену, детей, очаг…
Где мне найти второго
С такой же тяжестью в очах,
Узнать бы. Облетев весь свет:
Кто так грустит, как Махамбет.

Песнь акына

Чтоб было с кем пасоваться,
аукаться через степь,
для сердца, не для оваций,
на два голоса спеть!

Чтоб кто-нибудь меня понял,
не часто, ну, хоть разок,
из раненых губ моих поднял
царапнутый пулей рожок.

И пусть мой напарник певчий,
забыв, что мы сила вдвоем,
меня, побледнев от соперничества,
прирежет за общим столом.

С Махамбетом, даже одиноким воином, будут пытаться договориться. Султан Баймагамбет будет предлагать ему жизнь и свободу в обмен на покорность. Мы не узнаем, пугал ли султан или подкупал поэта, но есть ответ, стихотворение «Слово, сказанное султану Баймагамбету». Там есть такие слова:

Однажды Махамбета арестовали, судили и даже приговорили к смерти, но в ходе суда выяснилось, что отряды Махамбета и Исатая никогда не применяли насилия к солдатам и казахам, которые попадали в плен, что Исатай и Махамбет освобождали русских солдат после боя.

Смерть Махамбета

Утром 4 ноября 1846 года в шатер Баймагамбета вошли три человека. Они несли поднос, покрытый красным бархатом. На подносе Баймагамбет увидел голову своего врага. Говорят, после убийства Махамбета Баймагамбет побывал в Петербурге. Царь обласкал его, возвел в генералы. Но султан не вернулся домой. Джигиты утопили его в реке в тех местах, где Махамбет и Исатай одержали свою первую победу.

Рассуждая о добре и зле, мы часто думаем, что зло сильнее, вот и в этот раз оно победило, герои погибли. Но чаще всего те, кто делает зло, просчитывают свою жизнь только на один шаг. Да, Баймагамбет убил Махамбета, но это не принесло ему ни счастья, ни славы. То есть слава досталась. Но какая? А Махамбет умер как герой и помнится, как герой.

Какой мне прок от сожаленья?
Что плач по прежним временам?
Я из соратников последний
Со смертью драться должен сам.

И вслед ему уже поэт ХХ века Вознесенский пишет:

Читайте также: