О ком из русских баснописцев сочинил много анекдотов дедушка крылов 7 букв
Обновлено: 24.12.2024
Однажды, сидя в кабинете А. Н. Оленина и говоря с ним об «Илиаде» Гомера, Гнедич сказал, что он затрудняется в уразумении точного смысла одного стиха, развернул поэму и прочел его. Иван Андреевич подошел и сказал: я понимаю этот стих вот так, и перевел его. Гнедич, живший с ним на одной лестнице, вседневно видавшийся с ним, изумился, но почитая это мистификациею проказливого своего соседа, сказал: «Полноте морочить нас, Иван Андреевич, вы случайно затвердили этот стих да и щеголяете им! — И, развернув «Илиаду» наудачу: — Ну вот, извольте-ка перевести». Крылов, прочитавши и эти стихи Гомера, свободно и верно перевел их. Тогда уже изумление Гнедича дошло до высочайшей степени; пылкому его воображению представилось, что Крылов изучил греческий язык для того, чтобы содействовать ему в труде его, он упал пред ним на колени, потом бросился на шею, обнимал, целовал его в исступлении пламенной души своей. Впоследствии он настаивал, чтобы Иван Андреевич, ознакомившись с гекзаметром, этим роскошным и великолепным стихом Гомера, принялся бы за перевод «Одиссеи». Сначала Иван Андреевич сдался на его убеждения и действительно некоторое время занимался этим делом, но впоследствии, видя, что это сопряжено с великим трудом, и, вероятно, не чувствуя особенной охоты к продолжению, он решительно объявил, что не может сладить с гекзаметром. Это огорчило Гнедича, и тем более, что он сомневался в истине этого ответа. Таким образом, прочитавши все, удовлетворивши свое любопытство и наигравшись, так сказать, этою умною игрушкою, Иван Андреевич не думал более о греческих классиках, которых держал на полу под своею кроватью и которыми наконец Феня, бывшая его служанка, растапливала у него печи. [62, с. 77–78.]
Раз он (Крылов) шел по Невскому, что была редкость, и встречает императора Николая I, который, увидя его издали, ему закричал: «Ба, ба, ба, Иван Андреевич, что за чудеса? — встречаю тебя на Невском. Куда идешь?» Не помню, куда он шел, только помню, что государь ему сказал: «Что же это, Крылов, мы так давно с тобою не видались». — «Я и сам, государь, так же думаю, кажется, живем довольно близко, а не видимся». [62, с. 144.]
И. А. Крылов, как я его помню, был высокого роста, весьма тучный, с седыми, всегда растрепанными волосами; одевался он крайне неряшливо: сюртук носил постоянно запачканный, залитый чем-нибудь, жилет надет был вкривь и вкось. Жил Крылов довольно грязно. Все это крайне не нравилось Олениным, особенно Елисавете Марковне и Варваре Алексеевне. Они делали некоторые попытки улучшить в этом отношении житье-бытье Ивана Андреевича, но такие попытки ни к чему не приводили. Однажды Крылов собирался на придворный маскарад и спрашивал совета у Елисаветы Марковны и ее дочерей; Варвара Алексеевна по этому случаю сказала ему:
— Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает. [62, с. 154.]
Иван Андреевич Крылов каждое воскресенье обедал у Олениных. Раз как-то он не явился. Ждали его, посылали в Английский клуб узнать, не там ли он; но когда пришел ответ, что его и там не было несколько дней сряду, послали узнать о его здоровье. Оказалось, что он болен. На другой день я был послан матушкою узнать о его здоровье. Застаю его в халате, кормящего голубей, которые постоянно влетали к нему в окна и причиняли беспорядок и нечистоту в комнатах. Тут он рассказал мне, что был действительно нездоров, но вылечился неожиданно, странным способом. Обедал он накануне дома. Подали ему, больному, щи и пирожки. Съел он первый пирожок и замечает горечь, взял второй — тоже горек. Тогда он, по рассмотрении, заметил на них ярь. «Ну, что же, — говорит, — если умирать, то умру от двух, как и от шести, и съел все шесть. После того желудок поправился, и сегодня думаю ехать в клуб». [62, с. 159.]
У Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжелой раме. Кто-то ему дал заметить, что гвоздь, на котором она была повешена, не прочен и что картина когда-нибудь может сорваться и убить его. «Нет, — отвечал Крылов, — угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову». [62, с. 39.]
В одном из бенефисов знаменитой трагической актрисы Катерины Семеновны Семеновой вздумалось ей сыграть вместе с оперною актрисой Софьей Васильевной Самойловой в известной комедии «Урок дочкам», соч. И. А. Крылова. В ту пору они были уже матери семейства, в почтенных летах и довольно объемистой полноты. Дедушка Крылов не поленился прийти в театр взглянуть на своих раздобревших дочек. По окончании комедии кто-то спросил его мнения.
— Что ж, — отвечал дедушка Крылов, — они обе, как опытные актрисы, сыграли очень хорошо; только название комедии следовало бы переменить: это был урок не «дочкам», а «бочкам». [62, с. 161–162.]
Однажды приглашен он (Крылов) был на обед к императрице Марии Федоровне в Павловске. Гостей за столом было немного. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда. «Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, — шепнул ему Жуковский. — Дай императрице возможность попотчевать тебя». — «Ну а как не попотчует!» — отвечал он и продолжал накладывать себе на тарелку. [62, с. 181.]
Хотя на водах и запрещено заниматься делами, но все не худо иметь всегда при себе в кармане нужные бумаги. Эта глупость напоминает мне анекдот Крылова, им самим мне рассказанный. Он гулял или, вероятнее, сидел на лавочке в Летнем саду. Вдруг… его. Он в карман, а бумаги нет. Есть где укрыться, а нет, чем… На его счастье, видит он в аллее приближающегося к нему графа Хвостова. Крылов к нему кидается: «Здравствуйте, граф. Нет ли у вас чего новенького?» — «Есть, вот сейчас прислали мне из типографии вновь отпечатанное мое стихотворение», — и дает ему листок. «Не скупитесь, граф, и дайте мне два-три экземпляра». Обрадованный такою неожиданною жадностью, Хвостов исполняет его просьбу, и Крылов с своею добычею спешит за своим делом. [62, с. 183.]
Он (Крылов) любил быть в обществе людей, им искренне уважаемых. Он там бывал весел и вмешивался в шутки других. За несколько лет перед сим, зимой, раз в неделю, собирались у покойного А. А. Перовского, автора «Монастырки». Гостеприимный хозяин, при конце вечера, предлагал всегда гостям своим ужин. Садились немногие, в числе их всегда был Иван Андреевич. Зашла речь о привычке ужинать. Одни говорили, что никогда не ужинают, другие, что перестали давно, третьи, что думают перестать. Крылов, накладывая на свою тарелку кушанье, промолвил тут: «А я, как мне кажется, ужинать перестану в тот день, с которого не буду обедать». [62, с. 199–200.]
Утром он (Крылов) вставал довольно поздно. Часто приятели находили его в постели часу в десятом. Один из них, товарищ его по академии, привез ему с вечера в подарок богато переплетенный экземпляр перевода Фенелонова «Телемака». Это было еще в 1812 году. Едучи поутру к должности, полюбопытствовал он спросить у Крылова, понравился ли ему перевод, которым поэт наш и хотел было, ложась спать, позаняться, но так держал неосторожно перед сном в руках книгу, что она куда-то сползла с кровати под столик. Переводчик, заглянув за перегородку, где Крылов еще спал, и увидев, куда попала золотообрезная книга его, тихонько убрался назад, чтобы Крылов и не узнал о его посещении. [62, с. 222.]
Лет двадцать Крылов ездил на промыслы картежные. «Чей это портрет?» «Крылова». — «Какого Крылова?» — «Да это первый наш литератор, Иван Андреевич». — «Что вы! Он, кажется, пишет только мелом на зеленом столе». [62, с. 245.]
Хозяин дома, в котором Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи. В этом контракте, между прочим, было написано, чтоб он, Крылов, был осторожен с огнем, а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, именно 60 000 руб. ассигнациями.
Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 прибавил еще два нуля, что составило 6 000 000 руб. ассигнациями.
«Возьмите, — сказал Крылов, отдавая контракт хозяину. — Я на все пункты согласен, но, для того чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 руб. поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы». [62, с. 261.]
Однажды за столом, когда долго говорили о сибирских рудниках и о том, что добываемое золото наших богачей лежит у них, как мертвый капитал, Крылов внезапно спросил: «А знаете ли, граф, какая разница между богачом и рудником?» — «А какая, батюшка?» — возразил граф. «Рудник хорош, когда его разроют, а богач, когда его зароют». [62, с. 269.]
Была у него однажды рожа на ноге, которая долго мешала ему гулять, и с трудом вышел он на Невский. Вот едет мимо приятель, и, не останавливаясь, кричит ему: «А что рожа, прошла?» Крылов же вслед ему: «Проехала!» [62, с. 269.]
За обедом Иван Андреевич не любил говорить, но, покончив с каким-нибудь блюдом, по горячим впечатлениям высказывал свои замечания. Так случилось и на этот раз. «Александр Михайлович, а Александра-то Егоровна какова! Недаром в Москве жила: ведь у нас здесь такого расстегая никто не смастерит — и ни одной косточки! Так на всех парусах через проливы в Средиземное море и проскакивают» (Крылов ударял себя при этом ниже груди)… [62, с. 272.]
Обыкновенно на званом обеде полагалось в то время четыре блюда, но для Крылова прибавлялось еще пятое. Три первых готовила кухарка, а для двух последних Александр Михайлович (Тургенев) призывал всегда повара из Английского собрания. Артист этот известен был под именем Федосеича… Появлялся Федосеич за несколько дней до обеда, причем выбирались два блюда. На этот раз остановились на страсбургском пироге и на сладком — что-то вроде гурьевской каши на каймаке. «Ну и обед, — смеялся Александр Михайлович, — что твоя Китайская стена!» Федосеич глубоко презирал страсбургские пироги, которые приходили к нам из-за границы в консервах. «Это только военным в поход брать, а для барского стола нужно поработать», — негодовал он и появлялся с 6 фунтами свежайшего сливочного масла, трюфелями, громадными гусиными печенками — и начинались протирания и перетирания. К обеду появлялось горою сложенное блюдо, изукрашенное зеленью и чистейшим желе. При появлении этого произведения искусства Крылов сделал изумленное лицо, хотя наверно ждал обычного сюрприза, и, обращаясь к дедушке (А. М. Тургеневу) с пафосом, которому старался придать искренний тон, заявил: «Друг милый и давнишний, Александр Михайлович, зачем предательство это? Ведь узнаю Федосеича руку! Как было по дружбе не предупредить? А теперь что? Все места заняты», — с грустью признавался он.
— Найдется у вас еще местечко, — утешал его дедушка.
— Место-то найдется, — отвечал Крылов, самодовольно посматривая на свои необъятные размеры, — но какое? Первые ряды все заняты, партер весь, бельэтаж и все ярусы тоже. Один раек остался.
(…)Но вот и сладкое… Иван Андреевич опять приободрился.
— Ну что же, найдется еще местечко? — острил дедушка.
— Для Федосеича трудов всегда найдется, а если бы и не нашлось, то и в проходе постоять можно, — отшучивался Крылов. [62, с. 273–274.]
Царская семья благоволила к Крылову, и одно время он получал приглашения на маленькие обеды к императрице и великим князьям. Прощаясь с Крыловым после одного обеда у себя, дедушка (А. М. Тургенев) пошутил: «Боюсь, Иван Андреевич, что плохо мы вас накормили — избаловали вас царские повара…» Крылов, оглядываясь и убедившись, что никого нет вблизи, ответил: «Что царские повара! С обедов этих никогда сытым не возвращался. А я также прежде так думал — закормят во дворце. Первый раз поехал и соображаю: какой уж тут ужин — и прислугу отпустил. А вышло что? Убранство, сервировка — одна краса. Сели — суп подают: на донышке зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да все так на мели и стоит, потому что супу-то самого только лужица. Ей-богу, пять ложек всего набрал. Сомнение взяло: быть может, нашего брата писателя лакеи обносят? Смотрю — нет, у всех такое же мелководье. А пирожки? — не больше грецкого ореха. Захватил я два, а камер-лакей уж удирать норовит. Попридержал я его за пуговицу и еще парочку снял. Тут вырвался он и двух рядом со мною обнес. Верно, отставать лакеям возбраняется. Рыба хорошая форели; ведь гатчинские, свои, а такую мелюзгу подают, — куда меньше порционного! Да что тут удивительного, когда все, что покрупней, торговцам спускают. Я сам у Каменного моста покупал. За рыбою пошли французские финтифлюшки. Как бы горшочек опрокинутый, студнем облицованный, а внутри и зелень, и дичи кусочки, и трюфелей обрезочки — всякие остаточки. На вкус недурно. Хочу второй горшочек взять, а блюдо-то уж далеко. Что же это, думаю, такое? Здесь только пробовать дают?!
Добрались до индейки. Не плошай, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Подносят. Хотите верьте или нет — только ножки и крылушки, на маленькие кусочки обкромленные, рядушком лежат, а самая-то та птица под ними припрятана, и нерезаная пребывает. Хороши молодчики! Взял я ножку, обглодал и положил на тарелку. Смотрю кругом. У всех по косточке на тарелке. Пустыня пустыней. Припомнился Пушкин покойный: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» И стало мне грустно-грустно, чуть слеза не прошибла… А тут вижу — царица-матушка печаль мою подметила и что-то главному лакею говорит и на меня указывает… И что же? Второй раз мне индейку поднесли. Низкий поклон я царице отвесил — ведь жалованная. Хочу брать, а птица так неразрезанная и лежит. Нет, брат, шалишь — меня не проведешь: вот так нарежь и сюда принеси, говорю камер-лакею. Так вот фунтик питательного и заполучил. А все кругом смотрят — завидуют.
А индейка-то совсем захудалая, благородной дородности никакой, жарили спозаранку и к обеду, изверги, подогрели!
А сладкое! Стыдно сказать… Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел. Плохо царей наших кормят, — надувательство кругом. А вина льют без конца. Только что выпьешь, — смотришь, опять рюмка стоит полная. А почему? Потому что придворная челядь потом их распивает.
Вернулся я домой голодный-преголодный… Как быть? Прислугу отпустил, ничего не припасено… Пришлось в ресторацию ехать. А теперь, когда там обедать приходится, — ждет меня дома всегда ужин. Приедешь, выпьешь рюмочку водки, как будто вовсе и не обедал…»
— Ох, боюсь я, боюсь; — прервал его дедушка, — что и сегодня ждет не дождется вас ужин дома…
Крылов божился? что сыт до отвала, что Александра Егоровна его по горло накормила, а Федосеич совсем в полон взял.
— Ну, по совести, — не отставал дедушка, — неужели вы, Иван Андреевич, так натощак и спать ляжете?
— По совести, натощак не лягу. Ужинать не буду, но тарелочку кислой капусты и квасу кувшинчик на сон грядущий приму, чтобы в горле не пересохло. [62, с. 275–276.]
Однажды на набережной Фонтанки, по которой он (Крылов) обыкновенно ходил в дом Оленина, его нагнали три студента, из коих один, вероятно не зная Крылова, почти поравнявшись с ним, громко сказал товарищу:
— Смотри, туча идет.
— И лягушки заквакали, — спокойно отвечал баснописец в тот же тон студенту. [62, с. 300.]
Имп(ератрица) всегда желала познакомиться с Иваном Андреевичем (Крыловым), и Жуковский повел его в полной форме библиотекаря имп(ераторской) библиотеки в белых штанах и шелковых чулках. Они вошли в приемную. Дежурный камердинер уже доложил об них, как вдруг Крылов с ужасом сказал, что он пустил в штаны. Белые шелковые чулки окрасились желтыми ручьями. Жуковский повел его на черный дворик для окончания несвоевременной экспедиции. [119, с. 59.]
Гоголь обедал у меня с Крыловым, Вяземским, Плетневым и Тютчевым. Для Крылова всегда готовились борщ с уткой, салат, подливка с пшенной кашей или щи и кулебяка, жареный поросенок или под хреном. Разговор был оживленный, раз говорили о щедрости к нищим. Крылов утверждал, что подаяние вовсе не есть знак сострадания, а просто дело эгоизма. Жуковский противоречил. «Нет, брат, ты что ни говори, а я остаюсь на своем. Помню, как я раз так из лености не мог ничего есть в Английском клубе, даже поросенка под хреном». [119, с. 59.]
Академик Крылов вспоминает.
Академик Крылов вспоминает. Конечно, в той России были и прекрасные люди, специалисты мирового уровня и пламенные патриоты. Один из них – крупный учёный-кораблестроитель, создатель науки о живучести судов Алексей Николаевич Крылов (1863-1945 гг.). При царе он – председатель
Глава 5 И.А. Крылов 1769–1844
Глава 5 И.А. Крылов 1769–1844 Рядом с романтизмом продолжила жить и развиваться просветительская струя в русской литературе, представленная баснями Крылова. Автора интересовали не столько личные переживания человека, сколько тот социально-общественный организм,
4. Крылов (1790-е годы)
4. Крылов (1790-е годы) Если бы трагическая случайность оборвала жизнь Ивана Андреевича Крылова (1769–1844) до того, как он стал знаменитым баснописцем, его имя и тогда осталось бы в истории нашей культуры, заняло почетное место среди крупнейших писателей, предшественников
И. А. Крылов баснописец
И. А. Крылов баснописец 1 Глубоко знаменательной вехой в развитии русской литературы первой трети XIX в. явилось басенное творчество Ивана Андреевича Крылова (1768–1844).Еще велик и непререкаем был авторитет И. И. Дмитриева, когда в 1809 г. появился первый сборник басен Крылова.
Иван Андреевич Крылов. Легенда о блинах
Иван Андреевич Крылов. Легенда о блинах На протяжении долгого времени считалось, что знаменитый баснописец Иван Андреевич Крылов умер от того, что объелся блинами. Эта причина смерти указывается во многих биографиях поэта. Между тем это не более чем миф, а причина смерти
Русский либертин Крылов «с товарищи»
Русский либертин Крылов «с товарищи» В литературе, посвященной Крылову XVIII века, уже сложился устойчивый канон восприятия личности писателя как смелого сатирика, обличителя дворянских пороков, талантливого журналиста «антидворянского» направления. Описание ранней
Иван Андреевич Крылов (1769–1844)
Иван Андреевич Крылов (1769–1844) И.А.Крылов — баснописец, прозаик, драматург, журналист. Это о н. м спорил Пушкин с Вяземским: "Грех тебе унижать нашего Крылова. Тво. мнение должно быть законом в нашей словесности. И что такое Дмитриев? Все его басни не стоят одной хорошей басни
Из низов на вершину творческого Олимпа
Крылов родился в бедной семье, хотя и был по рождению дворянином. Впрочем, дворянское достоинство его отец не унаследовал, а получил уже взрослым, начав службу солдатом. Капитан Андрей Крылов, помощник коменданта крепости Яицкий городок в Оренбургской губернии, отличился тем, что в январе 1774 г. не сдал крепость Пугачеву. Эта история упомянута в пушкинской «Истории Пугачева»; отразилась она и в повести «Капитанская дочка». Однако эти заслуги никак не сказались на благополучии семьи, тем более что капитан Крылов скончался, когда его старшему сыну было около десяти лет. Будущий баснописец начал свою карьеру с должности писца, а, перебравшись в молодом возрасте из Твери в Петербург, зарабатывал на жизнь игрой в карты. Жизнь человека, который в зрелом возрасте стал непререкаемым литературным и моральным авторитетом, в молодости была далека от идеалов добропорядочности.
Однако сомнительный modus vivendi не помешал талантливому литератору в середине 1800-х начать новую жизнь — в том числе, стать одной из видных фигур при дворе вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которая покровительствовала литераторам.
В литературном и светском Петербурге Крылов был известен не только как автор комедий и басен, но и как своего рода ходячий анекдот. «Это человек, который сам создавал мифы и анекдоты о себе и явно делал это осознанно и намеренно», — рассказала лектор. Настоящая жизнь и личность баснописца были спрятаны под маской весельчака, постоянно развлекающего публику. Так, например, ничего достоверно не известно об отношениях Крылова с женщинами. Женат он не был, но, судя по всему, имел от своей кухарки Фенюшки внебрачную дочь. Девочку он официально не признал, она считалась его крестницей; тем не менее, заботам о ней Крылов уделял немало времени и сил.
Уникальная роль всероссийского дедушки
Одна из масок Крылова, созданная при его жизни, — вечно сонный лентяй. И, как и прочие его маски, этот образ мало соответствует действительности. «Рукописи, сохранившиеся в архивах, свидетельствуют о том, что Крылов тщательно работал над своими баснями, бесконечно правя их, добиваясь точности и афористичности выражений», — отметила лектор. Кроме того, большую часть своей жизни Крылов не только писал басни и развлекал публику, но и работал — в привычном для обыденного понимания формате. Среди сфер его деятельности — издание журналов и особенно служба в Императорской Публичной Библиотеке. Без малого тридцать лет (1812-1841) Крылов не только пополнял фонды библиотеки, налаживал ее коммерческую деятельность, обслуживал читателей, но и создал систему каталогизации русских книг, которая остается актуальной и в настоящее время.
Крылов заполнил собой пустовавшую ячейку — не только старшего, самого маститого среди литераторов, но и старшего в роде, дедушки, почитаемого и уважаемого любым русским
Почему же баснописец Крылов стал «дедушкой Крыловым»? После декабрьского восстания 1825 года властью была осознана необходимость формирования государственной идеологии, доступной всем сословиям и потому объединяющей нацию. Одним из важнейших проводников этой идеологии стал национальный язык, полное и замечательное выражение которого современники уже в середине 1820-х находили в баснях Крылова. «Язык его есть, так сказать, возвышенное простонародное наречие, неподражаемое в своем роде и столь же понятное и милое для русского вельможи, как и для крестьянина. Слог И.А. Крылова … это русский ум, народный русский язык, облагороженный философиею и светскими приличиями», — так отзывались о Крылове (и только о нем) в литературных журналах. А язык, в понимании той эпохи, и есть наиболее полное выражение национального духа. Таким образом, Крылов сумел не только постичь дух русского народа, но и выразить его в своих баснях.
В 1830 году к баснописцу пришел настоящий коммерческий успех (он продал права на издание своих басен в течение десяти лет за 45000 рублей), и одновременно с этим началось «огосударствление» литературного гения. Так, в 1838 году на праздновании 50-летия литературной деятельности Крылова присутствовали, помимо председателя Государственного Совета и многих министров (просвещения, финансов, внутренних дел, государственных имуществ), и маленькие великие князья Николай и Михаил, пяти и шести лет. «Дети императора — это дети России, своего рода квинтэссенция юных читателей Крылова, которые нуждаются в наставлении и воспитании, в том числе — через его басни», — отметила лектор. На юбилее исполнялись поздравительные куплеты, сочиненные князем П.А. Вяземским, с припевом «Здравствуй, дедушка Крылов!». Эта замечательная формула, с успехом дожившая до наших дней, отразила уникальный культурный процесс. Крылов заполнил собой пустовавшую ячейку — не только старшего, самого маститого среди литераторов, но и старшего в роде, дедушки, почитаемого и уважаемого любым русским.
До сих пор оставаясь этим дедушкой, Крылов по-прежнему оставляет нас заинтригованными относительно его внутренней сути, которая осталась не раскрытой ни современниками, ни потомками. «Были ли у Крылова тайны и какими они были, в точности мы, скорее всего, уже никогда не узнаем. Но тем интереснее пытаться их разгадать», — считает лектор.
Литературные фокусы не для школьного канона
Басни Крылова школьники изучают с начальных классов. Но эти произведения не так уж просты для восприятия даже взрослым сознанием. «Восемьдесят процентов респондентов заявляют, что на самом деле их раздражает Муравей и они сочувствуют и симпатизируют Стрекозе из знаменитой басни», — рассказала Екатерина Лямина на лекции «Как, когда и почему Иван Андреевич Крылов стал "дедушкой Крыловым"?» (исследователь проводила опрос среди пользователей Facebook). Очевидно, что реальное восприятие персонажей Крылова порой прямо противоположно тому, что должно было сформироваться во время школьных уроков. «Это литературный фокус Крылова, не оставляющего читателю шансов на однозначность. Понимать его басни непросто, и школьники, с немалым трудом заучивая их наизусть, берут, так сказать, только верхний слой», — рассказала лектор.
Однако взрослые эти знаменитые басни перечитывают редко и мало знают о жизни Крылова. Между тем смысл басен многогранен настолько же, насколько биография и личность баснописца — пример неординарного, «нелинейного» жизненного пути, в котором множество загадок.
Следующий анекдот
Для современного читателя, измученного школьной программой, Иван Андреевич Крылов - автор басен "Стрекоза и Муравей", "Ворона и Лисица", "Слон и Моська", "Квартет", "Лебедь, Рак и Щука" и прочее, прочее, прочее. Для современников же Крылов был фигурой выдающейся не столько в виду своей литературной деятельности, сколько из-за сопровождавших его полувымышленных-полубиографических анекдотов.
О детстве:
Отец будущего баснописца служил в драгунском полку, и особенно отличился при защите Яицкого городка (Уральск - прим. ред.) от пугачевцев. Что самому бунтарю Емельяну весьма не понравилось - он поклялся повесить улана Андрея Прохоровича и всю его семью, так что маленького Крылова были вынуждены прятать в глиняном сосуде, чтобы вывезти в безопасную Тверскую область.
Об аппетите:
Вообще же, на званых обедах Крылов, как правило, съедал блюдо расстегаев, три-четыре тарелки ухи, несколько отбивных, жареную индейку и кое-что по мелочи. Приехав домой, заедал все это миской кислой капусты и черным хлебом.
Как-то Крылов, съев восемь пирожков дома, был поражен их дурным вкусом. Открыв кастрюлю, увидел, что она вся зеленая от плесени. Но решил, коли жив - можно доесть еще и оставшиеся восемь пирожков в кастрюле.
Однажды граф Мусин-Пушкин пригласил Крылова на обед, главным блюдом которого были специальным образом приготовленные итальянцем-поваром макароны. Крылов опоздал на обед и приехал, когда уже подавали главное блюдо. Граф весело сказал: "Виноваты! Вот вам и наказание!" И Крылову наложили глубокую тарелку макарон с верхом. Крылов справился с этим "наказанием". После этого граф предложил Крылову начать обед с самого начала по порядку, то есть с супа. Когда дело дошло до макарон, Крылову опять наложили полную тарелку. Когда Крылов доедал макароны, его сосед выразил опасение за желудок баснописца. Крылов удивился: "Да что ему сделается? Я, пожалуй, хоть теперь же готов еще раз провиниться".
О неопрятности:
Крылов неряшливо одевался, волосы его всегда были растрепаны, рубашки зачастую залиты кофе или каким-нибудь соусом. Художник В.Г. Солнцев вспоминал о том, как однажды Крылов собирался на маскарад и спрашивал совета у жены и дочерей А.Н. Оленина (российский государственный деятель, историк, художник - прим. ред.), какой наряд выбрать. Они предложили ему вымыться и причесаться, тогда он, без сомнения, останется неузнанным.
Однажды Крылов приехал во дворец для представления императрице Марии Федоровне. Оленин, который и должен был представить его государыне, решил осмотреть одежду писателя, чтобы убедиться в ее исправности и опрятности. Крылов выразил свое неудовольствие, заявив, что на нем новый мундир. Оленин удивился: "Да что же это за пуговицы на нем?" Крылов немного смутился: "Ох! Они ж еще в бумажках! А мне и невдомек их распустить!"
Дом, где жил писатель Иван Андреевич Крылов (Санкт-Петербург, 1-я линия Васильевского острова, д. 8).
О лени:
Как-то Крылов приехал в гости к одному знакомому. Слуга сказал, что барин спит. Тогда Иван Андреевич прошел в гостиную, улегся там на диван и тоже заснул. Хозяин проснулся, зашел в гостиную и увидел на диване незнакомого спящего человека. Естественно, хозяин немного удивился. Еще более его удивил вопрос проснувшегося Крылова: "Что Вам угодно?" Но он быстро пришел в себя: "Позвольте лучше мне задать этот вопрос. Здесь моя квартира". Крылов удивился: "Как? Ведь здесь живет N?" Хозяин возразил: "Нет! Теперь я живу здесь. N жил до меня. А как Вас величать?" Крылов ответил. Хозяин очень обрадовался, что у него в доме находится такая знаменитость, и просил у него чести остаться и отобедать с ним. Но Крылов отказался: "Мне и так теперь совестно смотреть на Вас".
Однажды И.А. Крылов сделал едкое замечание об одном из творений графа Д.И. Хвостова. Граф обиделся и решил отомстить - он сочинил сатирические стихи на баснописца:
"Небритый и нечесаный,
Взвалившись на диван,
Как будто неотесанный
Какой-нибудь чурбан,
Лежит, совсем разбросанный,
Зоил Крылов Иван:
Объелся он иль пьян?"
- и распускал их по городу с видом глубокого сожаления, что вот, мол, некоторые неизвестные ему остряки язвят таланты. Однако Крылов сразу угадал автора и "напросился" на обед к Хвостову, якобы с тем, чтобы послушать его новые творения. В гостях Иван Андреевич ел за троих. После обеда граф пригласил гостя в кабинет, где начал читать свои стихи, но Крылов повалился на диван, заснул и проспал до самого вечера.
Об остроумии:
Как-то раз на прогулке Иван Андреевич встретил молодежь, и один из этой компании решил подшутить над телосложением писателя, которого, очевидно, не узнал. Молодой человек сказал: "Смотрите! Какая туча идет!" - и немедленно получил ответ. Крылов посмотрел на небо и добавил саркастично: "Да, и вправду дождик собирается. То-то лягушки расквакались".
За обеденным столом рядом с Крыловым оказался любитель рыбной ловли. Он рассказывал "потрясающие истории" о своих успехах, в частности, о том, какую гигантскую стерлядь поймал. Указывая ее размеры, он развел руки так широко, что задел баснописца. Иван Андреевич поспешил отодвинуться со словами: "Позвольте мне подвинуться, чтобы пропустить вашу стерлядь".
При составлении договора об аренде квартиры Крылова заставили подписать обещание: в случае пожара по его вине он обязан заплатить владельцу 60 000 рублей. Иван Андреевич приписал к указанной сумме еще два нуля и со словами: "Мне все равно. Ни той, ни другой суммы у меня нет", - поставил подпись на документе.
О необычных увлечениях:
В юности Крылов увлекался ярмарочной забавой "не для слабонервных" - уличными боями стенка на стенку. А так как физически он был очень крепким, то часто выходил победителем даже в схватке с матерыми бойцами.
За игру в карты баснописцу одно время было запрещено появляться в обеих столицах.
Помимо прочего, Иван Андреевич обожал смотреть на пожары - зрелище так его завораживало, что, по свидетельству современников, он старался не пропустить ни одного возгорания в Петербурге и прибывал на место едва ли не с пунктуальностью пожарных.
О трагической смерти:
Похороны Крылова 13 ноября 1844 года были пышными - сам граф Орлов отстранил одного из студентов и помогал нести гроб с телом писателя. И хотя, по официальной версии, причиной смерти Ивана Андреевича стала двусторонняя пневмония, долгое время считали, что баснописец скончался от заворота кишок, объевшись блинами.
На балу у царицы
А Крылова-младшего Пушкин просто любил. В отличие от придворного стихотворца Василия Жуковского, который считал крыловские выражения «противными вкусу» и «грубыми», Пушкин первым назвал баснописца «истинно народным поэтом», а его «весёлое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» даже позаимствовал!
В его «дяде самых честных правил» современники легко узнали крыловского персонажа («Осёл был самых честных правил» из басни «Осел и Мужик»). Кстати, известный острослов Пушкин об Иване Андреевиче не сочинил ни единой эпиграммы. Зато другие современники постарались на славу, особенно по поводу фантастического аппетита Крылова. По словам князя Петра Вяземского, баснописец легче пережил бы смерть близкого человека, чем пропущенный обед. Но Крылова шутки о переедании и чрезмерном весе совсем не трогали.
Когда, например, на набережной Фонтанки какой-то студент при виде толстяка сказал друзьям: «Глядите-ка, туча идёт!», Крылов лишь бросил на ходу: «И лягушки заквакали».
А как-то на обеде у царицы Марии Фёдоровны в Павловске Крылов не пропускал ни одного блюда. Жуковский, сидевший рядом, шепнул: «Да откажись хоть раз, Иван Андреевич. Дай императрице возможность попотчевать тебя». «Ну а как не попотчует!» — проронил баснописец, не отрываясь от тарелки. Он утверждал, что с царских обедов «никогда сытым не бывал»: «Убранство, сервировка — одна краса. Сели — суп подают… Ей-богу, пять ложек всего набрал… Добрались до индейки. Не плошай, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Подносят. Хотите верьте или нет — только ножки и крылушки, на маленькие кусочки обкромленные… А сладкое! Стыдно сказать… Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел».
Приятелей Крылов выбирал по принципу: кто лучше накормит. Но, придя из гостей, устраивал у себя «настоящий» обед. Часто это бывали кастрюля кислой капусты и жбан кваса. В домах, где обедал баснописец, имелись для него спецкресла внушительных размеров: там после трапезы он мог вздремнуть часок-другой, и никто не смел ему мешать. Лишь однажды какой-то насмешник в окружении молодых офицеров принялся писателя тормошить: «Господин Крылов! Я поспорил с моими товарищами на бутылку шампанского, что добьюсь от вас хотя бы трёх внятных слов… Скажите нам что-нибудь!» Иван Андреевич открыл один глаз, затем второй и произнёс внятно: «Вы проиграли!», после чего вновь заснул. Даже в Императорской библиотеке, где работал почти 30 лет, он всегда устраивал «тихий час». А поскольку был Крылов всеобщим любимцем, начальство на жалобы посетителей не реагировало…
Внучка Наденька
После закрытия всех своих сатирических журналов (цензурой за вольность) Крылов отправился на промыслы картёжные. Несколько лет «ездил по ярмаркам, чтобы отыскивать партнёров», о чём говорил позже писателю Гречу. Немудрено, что известный петербургский шулер, увидев портрет писателя в каком-то почтенном месте, прямо-таки остолбенел: «Я ж его знаю. Он, кажется, пишет только мелом на зелёном сукне!». В результате своего «бизнес-тура» по российской глубинке баснописец обзавёлся капиталом в 110 тысяч рублей ассигнациями (около 14 миллионов рублей на наши сегодняшние деньги)!
В конце жизни Крылов получил чин статского советника и 6-тысячный пенсион. Безнадёжный холостяк к концу жизни приобрёл семью. Современники и раньше шептались, что дочь Саша у его кухарки Фени родилась от Ивана Андреевича. Когда же Феня умерла, Крылов выдал дочь замуж с богатым приданым. В старости, уже не таясь от мнений света, жил в семье Саши с её мужем и дочкой. Как вспоминали современники, «девочка по имени Наденька особенно утешала его». «Пушкин посетил Крылова за день или за два до своей дуэли с Дантесом. Он был особенно, как-то даже искусственно весел… играл с… Надеждой, нянчил её, напевал песенки» (публицист Л.Н. Трефолев). Перед смертью Крылов завещал своё имущество и права на издание басен «в полное распоряжение и вечное владение своего зятя К.С. Савельева».
Крылов скончался в 75 лет от воспаления лёгких. Он стал первым русским писателем, кому «памятник воздвиг» буквально сам народ, собрав деньги по подписке на монумент скульптора Петра Клодта. Что и было главным знаком любви россиян к своему баснописцу…
Следующий анекдот
Иван Крылов — одна из самых загадочных фигур в истории русской литературы. Его личность так же неоднозначна, как и тексты. А исследователи до сих пор не нашли ответ на вопрос о том, что на самом деле скрывал великий баснописец под маской забавного толстяка и обжоры. Об этом рассказала профессор факультета филологии НИУ ВШЭ Екатерина Лямина на лекции в доме-музее И.С. Остроухова.
Следующий анекдот
Автор: Maks Дек 22, 2017
Хрестоматийный «дедушка Крылов» в реальной жизни категорически не соответствовал своему почтенному имиджу. Анекдоты о нём ходили по всей России, и при этом Иван Андреевич был всеобщим любимцем. Ненавидел его лишь один-единственный человек — бунтарь Емельян Пугачёв. Он грозился повесить Крылова, когда тому было всего 5 лет!
Спустя годы из списка Пугачёва стало известно, что среди прочих его врагов числились капитан Андрей Крылов, защитник Яицкого городка от смутьянов, его жена и их сын Ваня, будущий наш баснописец. Пушкин, писавший о русском бунте, «бессмысленном и беспощадном», ещё в 1833 году попытался взять «показания» с очевидца. Но Крылов, сославшись на нездоровье, ответил лишь неопределённым мычанием. Тем не менее поэт увековечил героя войны Крылова-старшего и в «Истории Пугачёвского бунта», и в «Капитанской дочке» в образе капитана Миронова.
Маскарадный костюм
Равнодушие Крылова к собственному костюму и внешности тоже было притчей во языцех. Как-то Крылов явился в царский дворец в заляпанном кафтане, а сквозь дыру в сапоге зиял палец без носка! Подходит он к царской ручке, а вместо поцелуя чихает. Вроде как конфуз, но императрица лишь смеётся и жалует «мудрейшему из русских писателей» новый костюм и сапоги из оленьей кожи.
В другой раз Крылов собрался на придворный маскарад. За советом он обратился к супруге своего шефа по библиотеке Оленина и в ответ услышал: «Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает». В этой семье старому холостяку сочувствовали, а к его чудачествам относились с улыбкой. Как, собственно, и большинство современников, правда, не все… Одних возмущала крыловская квартира, больше походившая «на берлогу медведя, чем на жилище порядочного человека» (слова профессора Петербургского университета А.В. Никитенко), а также «беспорядок и нечистота в комнатах» из-за привычки Ивана Андреевича кормить голубей прямо на полу гостиной. Других удивляла страсть Крылова к пожарам (на место городских возгораний он часто прибывал раньше огнеборцев, чтоб только поглазеть на пламя). А его любовь демонстрировать голое тело многих просто шокировала. Однажды Крылов в чём мать родила встал у окна своего дома и принялся играть на скрипке («концерт» прервал околоточный)…
Большинство анекдотов-былей стало известно из уст самого баснописца. «Представляете, господа, — так начинал обычно Крылов очередной рассказ за ломберным столом, — возвращаюсь вчера вечером домой. Иду себе спокойно… цигарку курю… Вдруг слышу: сзади кого-то бьют. Оборачиваюсь — меня…». Репутацию Крылова как самого известного флегматика России современники охотно поддержали. Например, картину над его диваном не обсуждал только ленивый. О самой живописи, правда, речи не шло, толковали лишь о тяжести рамы, шатком гвоздике и угрозе падения. Но Крылов неизменно отвечал доброхотам, что «угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию» и миновать его голову…
Лишних телодвижений Крылов и вправду не любил, только ничего общего с ленью это не имело. В юности он увлекался уличными боями «стенка на стенку», а уже в 20 лет был совладельцем книжной лавки, типографии и журнала «Почта духов» (позже — журналов «Зритель» и «Меркурий»). Писал пьесы, преподавал детям князя Голицына, работал библиотекарем… Там, кстати, имел место любопытный эпизод. Переводчик Гомера, Николай Гнедич как-то пожаловался, что «затрудняется в уразумении точного смысла одного стиха» «Илиады». Крылов тут же дал верный перевод с греческого. «Вы случайно затвердили этот стих, да и щеголяете им!» — воскликнул Гнедич и принялся открывать «Илиаду» наугад. Крылов легко переводил гекзаметр раз за разом. Тогда «в исступлении пламенной души своей» Гнедич бросился на шею Ивана Андреевича, убеждая того приняться за перевод «Одиссеи» профессионально. Но баснописец «особой охоты» к этому не проявил. Его главным делом были басни. Их за всю жизнь он написал более 200!
Читайте также: