Любимый анекдот мамы цискаридзе
Обновлено: 22.11.2024
– Николай, я обнаружил, что мама родила вас будучи уже достаточно взрослой женщиной. Скажите, пожалуйста, вы чувствовали это, у вас было такое ощущение, что все-таки мама немножко старше, чем мамы сверстников, задумывались ли над причиной этого?
– Я в первый раз это ощутил, когда было первое родительское собрание. Мама была педагогом, я учился в школе, где она преподавала. И когда было это собрание, родители должны были прийти и сесть на то место, где сидит их ребенок. Маме надо было всего лишь с четвертого этажа спуститься на первый в назначенный час. Она пришла, а вокруг сидели «девочки» и «мальчики» – родители моих одноклассников, и тут вошла моя мама: большая, взрослая, значительная женщина. Она была крупная дама, очень солидная и ее отличало размеренность, она была очень спокойным человеком в отличие от меня, который очень быстро ходит, быстро соображает, я очень подвижный. Мама была из хорошей семьи, она была очень хорошо воспитана и была сдержанным человеком, но дома, со мной, она была совсем другая. И меня это поразило, что среди «мальчиков» и «девочек» вдруг появилась моя мама – и даже педагог наш, которая нас вела в младших классах, – они все ей в дочери и сыновья годились. Вот это было в первый раз, когда я обратил на это внимание, и мне было очень приятно, что моя мама – это мама.
– Скажите, пожалуйста, а у мамы вы были первый и единственный ребенок?
– Да, я был первый и единственный. У нее, к сожалению, была очень сложная ситуация, когда она была совсем юная, у нее погиб супруг, она была в положении и, видимо, что-то пошло не так, потому что когда пришло известие, что он погиб, ей сделали какую-то операцию, что у нее не могло быть детей. А через много лет получился я, абсолютно нежданно-негаданно.
Это я все узнал уже после маминой кончины, потому что никогда об этом не говорили в доме. Вообще мама не любила никаких личных разговоров, она сразу переводила такие разговоры. Мама была на удивление открытым человеком, но при этом безумно закрытым. Эта открытость была определенной ширмой. И когда я уже стал взрослым, когда мне было за тридцать, то стало много вопросов появляться. Мне бы хотелось с ней поговорить, но ее так давно нет. Я много раз говорил, что я уже живу гораздо дольше без нее, нежели я прожил рядом с мамой. И мне даже задать эти вопросы некому, потому что все ее окружение в основном в мире ином уже давно.
– Мама ушла, когда вам был 21 год…
– Нет, мне только исполнилось 20 лет.
– Мне кажется естественным желание, когда человек, с одной стороны, взрослеет, а с другой стороны, когда уходит, ну, может, в каком-то смысле единственная опора, потому что когда не стало мамы…
– У меня все было по-другому. Мама получила инсульт в 1991 году, когда развалился Союз, очень была сложная ситуация. И я уже с шестнадцати лет был единственным добытчиком денег.
Мне очень везло, и я это рассказывал, по-моему, у Познера в программе, что я был очень хорошим учеником, я хорошо учился, потому что мне мама не разрешала учиться плохо, так как она была педагогом, и у меня была повышенная школьная стипендия, у меня была стипендия президентская, и я тогда еще получил, то ли в 89-м, то ли в 90-м году, я уж точно не помню, одним из первых стипендию «Новые имена», по тем временам это было больше тысячи рублей, а мы по 120 рублей получали в месяц. Нам выдали сразу эти деньги, завели счет, и когда мне исполнилось 16 лет, я имел право снимать эти деньги. Когда с мамой случилась эта трагедия, то у меня эти деньги были на счете и я мог ими воспользоваться. Мы жили в доме, где была сберкасса, и перед тем как начался весь этот ад с девальвацией, я успел снять деньги и нам было на что жить, вернее, лечить маму.
А потом я уже стал зарабатывать и всех содержал, потому что маминой пенсии ни на что не хватало. Слава богу, что я пришел в театр и меня сразу как-то задействовали, и я очень быстро стал танцующим человеком.
Меня очень сильно по тем временам обкрадывали, это я все уже потом понял и это отдельная статья для разговора и даже не хочется про это вспоминать. В Большом театре, конечно, молодых накалывали, на нас все руководители нагревали свои ручки. Но даже то, что я получал, по тем временам были хорошие деньги и на лекарства этого хватало.
И потом, мама меня приготовила к тому, что она очень скоро уйдет. Она мне это все время объясняла, мы с ней все проговорили, что делать и как надо поступить. Мама очень часто говорила, что она рано скончается, и когда ты это слышишь с детства, то к этому разговору привыкаешь и немножко смеешься над этим. Я все это высмеивал, естественно, вел себя очень легкомысленно, но когда это произошло, конечно, был шок.
Надо отдать должное моему театральному педагогу Марине Тимофеевне Семеновой, которая со мной так поговорила, когда узнала, что это произошло, она меня переключила и я все воспринял как естественное, как само собой разумеющееся. Все остальное я сделал очень грамотно и как надо, и кремацию организовал, и все-все-все.
Ужас был в том, что мамино желание было быть погребенной в Тбилиси, рядом с отцом, а туда можно было довезти только прах. А так как у меня были спектакли и мама мне говорила, что ни в коем случае спектакли нельзя отменять, если что-то произойдет. В общем, я все оттанцевал, месяц почти прожил с прахом дома, потом положил его в сумку, сел в самолет, отвез в Тбилиси и все сделал.
Есть такой рассказ Фолкнера «Когда я умирала», вот если его почитать, то это немножко обо мне. У меня похороны продолжались больше месяца, между днем кремации и днем погребения в Тбилиси. Это просто отдельный рассказ можно написать. Меня прорвало спустя полтора месяца после похорон в Тбилиси, я вдруг так разрыдался и, наверное, только тогда осознал случившееся.
М. Т. Семенова и Н. М. Цискаридзе на юбилейном вечере в честь 90-летия балерины. Большой театр. 1998 г. М. Т. Семенова и Н. М. Цискаридзе на юбилейном вечере в честь 90-летия балерины. Большой театр. 1998 г.У меня не было такого, что мне чего-то не хватает, очень странно, видимо, я был подготовлен. И Марина Тимофеевна меня подготовила своим разговором и потом она подставила свое плечо, и пока я уже серьезно не повзрослел, Семенова была и моей мамой, и подругой, и сестрой. В классе мы были, конечно, педагог и ученик.
Мы были всегда вместе, это могут сказать все, кто нас окружал, и даже Вульф, когда делал обо мне передачу, он нас первый раз увидел в Австралии, сказал: «Цискаридзе был приклеен к Семеновой». Да, мы жили с ней, особенно на гастролях, как семья, как внук и бабушка, как сын и мама. Наши номера всегда были рядом, иногда даже дверь была между номерами, если что, она мне стучала в дверь и я заходил. У нас была колоссальная разница в возрасте, Марина Тимофеевна родилась в 1908 году, а я в 1974 почти. И если бы не ее такт, ум, конечно, я бы все это воспринял по-другому.
– Когда не стало мамы, приходили ли такие мысли, попытаться узнать, понять, кто отец?
– Мне рассказали это чуть позже, мама сама попросила. Но дело в том, что об этом нельзя было говорить, у моего отца была семья, очень успешная, и даже когда его дети узнали, они старше меня, об этом в доме не говорилось из уважения к их матери, папы уже не было в живых тоже.
К сожалению, у меня буквально две недели назад скончался брат по отцу, но я с ними стал общаться – и это замечательные люди.
Ну и потом у мамы с папой никаких отношений не было, это была, видимо, страсть, я это понимаю и я очень благодарен папе.
– Когда мама уходила, к моменту своего ухода, она успела ощутить чувство, пережить удовлетворение, она увидела ваши результаты?
– Нет. Она была всего несколько раз в театре, потому что ей становилось плохо. Из того, что она видела, она была на спектакле «Любовью за любовь», я танцевал Дон Хуана. Тогда было очень много гастролей и я в основном танцевал все главные роли за границей, и я ей все показывал на видео. Дон Хуана она видела, она сидела в первом ряду, и когда я ей сказал, что она не аплодировала, что ничего не сказала, и спросил, может, ей что-то понравилось. А Дон Хуан – это отрицательный персонаж и там его арестовывают и в тюрьму уводят, – она на меня посмотрела и сказала: «В тюрьму хорошо ушел, голова высоко поднята была» – оценила, значит.
– Это очень грузинская оценка.
– Да, абсолютно. У мамы вообще было такое, что все что угодно, но достоинство нельзя потерять. Почему у многих со мной были проблемы, когда они начинали переходить на унижения – это не со мной. Здесь, конечно, «кинжал» доставался и «голова слетала» моментально. Мама с детства мне повторяла: «Помни, из какой ты семьи, помни, кто ты по национальности и никогда, никому не позволяй себя унизить».
И второе, что она видела. Тогда к нам приезжал французский танцовщик Николя Ле Риш, он чуть-чуть старше меня, очень хороший танцовщик, я его очень люблю и мы очень дружим.
Я тогда в «Спартаке» танцевал в кордебалете, и вдруг мама сказала, что очень хочет посмотреть «Спартака», она видела, естественно, с Васильевым и Лиепой, с Лавровским, те составы. К сожалению, билет достать было невозможно, и я ей достал пропуск на очень неудобное место, то ли на втором, то ли на третьем ярусе. Она пришла и только два акта выдержала, потому что там надо было стоять. И вот она меня видела еще в кордебалете «Спартака».
И перед ее смертью, мы с ней общались – и она сказала, что завтра скончается, я естественно посмеялся и она мне сказала: «Ника, мне нечего здесь делать, у тебя все сеть: образование, крыша над головой, прописка, ты зарабатываешь. Я тебе буду только мешать». Я посмеялся, но действительно утром она ушла.
Следующий анекдот
– Я захотел не в балет, я хотел на сцену. Понимаете, моя семья была далека от сцены, а так мы все время ходили в театр, и там постоянно какие-то роли исполняли маленькие дети – мне же тоже хотелось. Но это как правило были дети артистов. И когда-то я Грачевскому сказал – Боря, я так хочу, я так мечтал всю жизнь в «Ералаше» сняться – я так всегда хотел узнать, где эта дверь, где просматривают этих детей? Он для меня придумал сюжет – и исполнил мою детскую мечту. Это я уже потом понял, что те дети, которые участвуют в балетных спектаклях, – они учатся в училище. И я выяснил, как называется это училище, где оно находится, случайно абсолютно.
– Да, в Тбилиси. Собрал документы, и мне нужна была только какая-то медицинская справка, которую надо было получить у мамы. Я к ней пришел с этим, долго с ней выяснял отношения.
– Она была против?
– Все были против. Все родственники были против. Сейчас все рассказывают, что они были за. И что во мне сразу все увидели талант. Но против были абсолютно, потому что мальчики из этого района, с этой фамилией никогда не могли пойти не просто в балет – они и в театр-то не пойдут.
– А куда оттуда идут мальчики?
– Юридический, экономический, они должны становиться серьезными людьми. Это там, где живет аристократия. Мама была слишком хорошего происхождения, потому у меня шанса не было. Но у меня характер был сильнее, чем у всех. Если я что-то хотел – я всегда этого добивался.
– Мама подписала эту справку, дала вам?
– Не просто подписала, сама отвела.
– И что услышала от педагогов?
– С первого дня, как я вытянул ножку – все кричали, что я феноменальный ребенок. Другого я никогда не слышал.
– А дальше маме надо было сделать такой выбор между вами, вашим будущим и, собственно, мужем?
– Вообще своей жизни. Тогда я не понимал, когда мне было 13 лет. Я это уже оценил, когда мамы не стало. Когда мне самому стало ближе к 30-ти годам и я понял, что значит для женщины в 55 лет, у которой очень все хорошо, я подчеркиваю – 1987 год, никто не знает о том, что Советский Союз распадется – взять, поменять свою жизнь, уехать в город, который ты ненавидишь с детства, потому что мама ведь уехала из Москвы. Она прожила все детство в Москве все время войны в 43-м году, когда немцы отступили, и вот так получилось, что ее отец вернулся с фронта. Он был контуженный, его вернули. И мама не любила Москву, потому для нее вот этот момент в 55 лет был очень сложным. Отчим сказал, что он не поедет с нами.
– Он почему так сказал?
– Он не хотел, никто не хотел уезжать из Тбилиси. Нормальные люди оттуда не уезжали в те годы.
– Было понятно, что в Тбилиси нет перспектив или вы там себя исчерпали? Вы же там поступили, зачем надо было…
– Педагоги говорили, что, конечно, можно и здесь учиться, но такие феноменальные способности должны учить другие педагоги другой квалификации. Педагог такой квалификации был один на весь Советский Союз, его звали Петр Антонович Пестов. Он преподавал в Московском хореографическом училище. И так сложилось, что именно тот год он и вел. Просто меня всегда вела судьба, у меня всегда все совпадало. И когда меня показали ему, он так посмотрел, сказал, ну, не получится – выгоним, хотя он с первой минуты понял, что получится.
– Ваш отчим с мамой, они из-за этого развелись или к этому уже все шло?
– Нет, мама просто встала и сказала, что между сыном и мужем она выбирает сына. И все. Спора никакого не было, было все очень спокойно.
– А он поставил практически условие, он так обострил либо/либо?
– Да, он поставил условие, ну, потому что можно было поступить в московское училище и жить в интернате, но мама никогда бы в жизни мне не позволила жить в интернате. Я был, понимаете, я был смыслом ее жизни, и в 55 лет бросить все, абсолютно все: работу, дом, друзей, мужа, все абсолютно, уехать в город, который ты не просто не любишь, который у тебя постоянно вызывает сложные какие-то воспоминания, потому что мама училась в Москве, она закончила МГУ, ее первый супруг закончил МГУ. Они получили распределение в один из закрытых городов и он, к сожалению, погиб.
– Это не ваш отец, простите?
– Нет. Для нее это было все, видимо, очень тяжело. Я это все узнавал после ее кончины.
– А вы с отчимом общались после этого, хоть сколько-нибудь?
– Он скончался очень быстро после этого, потому что началась война.
– Не на войне, просто тогда было все очень неважно, очень он быстро скончался.
– Удивительно, у вас в это время был все-таки какой-то божий промысел, судьба, как угодно называйте. Вы были спасены, может быть, тоже потому что уехали в этот недружелюбный город?
– Это для мамы он был недружелюбный, для меня он был очень любимый с самого детства. Я, когда-то услышав разговоры, я был еще очень маленький, мне, наверное, было годика 3–4, я услышал разговор мамы с кем-то из ее знакомых, она просто вспоминала. Мама терпеть не могла про Штирлица фильм, потому что, когда она была в положении, как раз его показывали в первый раз. Она была в Москве, горел торф, было очень душно, она жила у своей сводной сестры на даче и ее все время кормили творогом. Мама говорила, что, когда она слышит звуки этого фильма, то сразу чувствует запах горящего торфа и вкус творога. Я услышал, что она это рассказывает и спросил, ты что была в положении в Москве? Она говорит, да, я уехала на 9-м месяце. Я вдруг ее сказал, а кто тебя просил уехать из Москвы? Значит, я понял, что у меня был шанс родиться в Москве. Мама говорит, грузин должен родиться в Грузии. Я говорю, а ты меня спросила?
– При этом, приехав сюда с мамой, вы зажили совсем не так «аристократично», как жили в Грузии?
– Вообще, это была коммунальная квартира, ну, со всеми вытекающими последствиями, с соседями в нетрезвом виде и все такое прочее, но это было прекрасно.
Следующий анекдот
Экс-премьер Большого театра потерял маму в 1994 году. Женщина перенесла инсульт и скончалась в одной из московских больниц. Тот период Николай вспоминает как один из самых тяжелых в своей жизни.
Николай Цискаридзе
И неудивительно, мама Николая Цискаридзе — Ламара Николаевна — всю жизнь посвятила сыну. Женщина родила его довольно поздно, об отце будущий артист балета ничего не знал. Родительница попросту не рассказывала. Цискаридзе считает, что у мамы с отцом, скорее всего, была случайная связь.
«Когда мне было лет 25, уже прошло время после ее смерти, я узнал имя отца. Сначала мне сказала мамина сестра. Оказывается, я знал этого человека, общался много раз. Но не знаю, знал ли он. Он был родным братом нашей соседки», — отметил Николай.
Николай Цискаридзе с мамой
Умирала мама Цискаридзе в Москве. Как говорит артист, о похоронах родительницы можно было снимать настоящий сериал.
«Ее последние слова были очень смешными: «Я очень прошу, чтобы меня не хоронили в красном гробу». Потому что в 90-е годы осталось много кумача, его некуда было девать. И им обивали гробы. Мама скончалась 7 марта 1994 года. У нее были отличные зубы, причем ей было 62 года, и всего одна коронка. Все плакали: «Какие зубы!». Мы с ее лучшей подругой приходим в морг на Пироговке — мама ведь в больнице скончалась, и вдруг я вижу, что у нее свежий лак на руках. Она была два месяца в больнице и один в реанимации. Я говорю: «Тетя Лиля, какой сервис, даже лак». Я все оплатил. Оказалось, за два дня до смерти она дала взятку в реанимации, и ей ночью сделали маникюр. Она сказала, что не может лежать в гробу неприбранная. Мы могли быть в ужасном финансовом положении, но три рубля на маникюр у нее всегда было. Я сказал: «Да, Цискаридзе, ты и тут выпендрилась», — вспоминает Николай.
Мать Николая хотела быть похороненной в Грузии. Танцор с урной с прахом матери полетел в Тбилиси. «Новая страна. Я впервые приехал туда, как разделился СССР. На таможне кладу сумочку с вазой. Тетенька мне говорит: «А что у вас в вазе?» Я говорю: «Мама. И все люди, которые были в помещении, убегают», — рассказывает Цискаридзе.
Похоронить маму оказалось непросто: из-за путаницы в документах он долго доказывал, что он ее единственный наследник. Дома он сделал из урны и корзины цветов икебану. «Приходят люди: «А где Ламара?» Вот. Такого количества обмороков я не видел никогда в моей жизни», — подчеркнул Николай в шоу «А поговорить?» Ирины Шихман.
Следующий анекдот
1. Всё умею. Даже штукатурить могу. Просто никогда этого не делаю, терпеть не могу. Я по своей природе барин, но меня заставили всему научиться.
2. Я слишком эмоциональный, а хотелось бы не обращать внимания ни на что. Чтобы быть толстокожим крокодилом, не расстраиваться из-за чьей-то глупости, подлости и хамства.
3. Я понял очень быстро, что все равно лучше всех этих детей, вместе взятых.
4. Я страшный лентяй. Мне иной раз лень подняться за телевизионным пультом.
5. Мне нравится получать от жизни удовольствие. Моя самая большая мечта — дом на берегу теплого моря, вечная весна и никакой физической работы. Гулять по пляжу, кататься на скутере, валяться на матрасе, играть в карты. Я тяготею к праздному образу жизни.
6. Мужчиной вообще трудно быть. Мужчина – это, на мой взгляд, не просто человек, который женат на женщине или исполняет какие-то половые функции. Мужчина – это все. Для меня мужчина перестает быть мужчиной, если он посмел совершить немужской поступок. В Грузии, где я вырос, к этому очень серьезно относились.
7. В балете, если вы хотите чего-то достичь, нужно всю жизнь быть учеником.
8. Есть три Мекки балета: Мариинский, Большой театр и Парижская Опера. Выше этого не может быть ничего.
9. Если мужчина не поест мяса, как он поднимет тётю? Вы думаете, мы женщину поднимаем? Мы груз поднимаем! А после этого ещё прыгаем! У нас же должны быть силы на это!
10. Пропорции тела, строение суставов, гибкость, прыжок, шаг, вращение, координация, музыкальность… Дай бог, чтобы у танцора были высокие показатели хотя бы по двум-трем позициям. А у меня весь набор идеален. В этом нет моей заслуги, все это было заложено в меня природой.
11. Балет - это каторга в цветах. Я не пожелал бы им заниматься даже врагу.
12. Миллион раз говорил: я первый не люблю «Лебединое озеро», потому что устал от него за много лет. Но! Это наше всё. И в России, и за границей хотят видеть именно «Лебединое». Потому что мы классику танцуем лучше всех. А то, как мы ползаем по полу, нюхаем соседа и лижем пол, никому не интересно. Потому что таких «произведений искусства» своих миллион по всему миру.
13. Терпеть не могу, когда девушки вешаются на шею. Женщина должна привлекать внимание, прежде всего, умом, воспитанностью, интеллигентностью. А зачастую женщины одновременно и прекрасны, и ужасны.
14. Барбра Стрейзанд. Вот стиль, который стал эталоном. Казалось бы, ее природные данные нельзя причислить к канонической красоте, но она их преподносит настолько пикантно, индивидуально, что это становится красивым. Из дня сегодняшнего, новой волны артисток мне сложно какой-то пример привести. Ощущение такое, что ушел класс, как-то все обнищало, измельчало. Все эти тусовочные люди, которые не сходят со страниц журналов… Даже говорить не хочется.
15. Почему люди влюбляются друг в друга? Видимо, так сошлись звезды. Это необъяснимые вещи и раскладывать по полочкам их не следует — для счастья этого совсем не нужно. Помните рассказ Горького о старухе Изергиль? Там орел коршуну говорит о том, что лучше один раз почувствовать вкус крови, чем всю жизнь питаться падалью. Лучше любить 3 дня, чем жить с высчитанной любовью.
16. Владимир Познер правильно сказал: если показывать каждый день по телевидению лошадиный зад, то и он станет популярным.
17. Мы как-то публично спорили с Колей Басковым: я доказывал, что личное должно оставаться личным, а он - наоборот. Так вот он мне заявил: ты, мол, еще не популярный, поэтому так и говоришь. На что я ему заметил: «Популярность бывает разная: у меня - своя, а у тебя - своя. И мне твоей популярности не надо».
18. Самое полезное блюдо - это яичница.
19. Моя самая любимая еда – это жареная картошка с белым хлебом. В 90-е годы, когда в Москве ничего не было, мама где-то доставала вырезку и делала из нее котлетки, я это отодвигал и говорил, что хочу картошку жареную. А мне было 16–17 лет, организму требовалось мясо. И мама говорила: «Никочка, понимаешь, картошка – это крахмал. А от крахмала только воротнички стоят».
20. В начальной школе был такой предмет – природоведение. И как-то нам рассказывали про цингу. На картинке был изображен ребенок без зубов и весь в прыщах. Нам сказали, что такое бывает у детей на Cевере, потому что им не хватает зелени. С тех пор я зелень просто обожаю!
Читайте также: