Что жизнь моя не шутка ли творца досталось мне лишь тиканье часов смеющихся в лицо

Обновлено: 25.12.2024

Ольга Фёдоровна Соколова по мужу, Соколовская псевдоним для служебного пользования, по отцу - Ревзина.
Она родилась в 1899 году, её брат Владимир годом раньше.
Её казнили по ложному обвинению 16 июля 1938 года. Она была ещё так молода, хороша собой и талантлива. Казнили и её брата Владимира Фёдоровича Ревзина (псевдоним - Воля). А спустя годы и брата, и сестру реабилитировали. Они были неразлучны в детстве и юности. Они оба стали разведчиками. И оба погибли.
Она писала стихи. Кто-то был без ума от её стихов, а кто-то от внешности. А стихи она писала под псевдонимом Елена Константиновна Феррари.

Из книги "Эрифилли. Стихотворения"
Автор книги: Елена Константиновна Феррари


Захлопнутым мышонком сердце билось…

Захлопнутым мышонком сердце билось.
Не смей жалеть меня, не смей ласкать.
Луна неловко и несмело торопилась
Лицо свое укрыть за облака.

Любить не надо. Мне любить не надо.
И не тебе мою рассеять боль.
И ночь, и этот сад совсем не рады,
Что видят нас с тобой.


От зеркал и стекол зайчики…

От зеркал и стекол зайчики
Снова пляшут на обоях.
Снова теплый луч весенний
Примирит меня с тобою.

Я люблю мой путь суровый,
Одиночество и волю, –
Но весенним ясным вечером
Я прийти тебе позволю.

Свищет и дразнит ветер…

Свищет и дразнит ветер,
В стекла лупит дождь,
Что творится на свете –
Не поймёшь.
И стону и вою радо,
Кувырком, скачком, непопадом
Расплясалось белое безумие –
Бедная моя голова! –
Мысли то падают градом,
То гуськом идут, то рядом,
И нелепо, как в пасхе изюмины,
Торчат на бумаге слова.
Не стихи, а чёрт знает что!
Да и поэзия нужна ль ещё?
Ну и пусть колёса-турусы.
Но зачем из рамки так понимающе
Глаза спокойно грустны?
На меня и за мной глядят зачем,
Строго-внимательно,
Как внезапные звёзды на синем плаще
Богоматери?

Тихо на море. Тихо везде –
Вдали и вблизи.
Эрифилли неслышно по темной воде
Скользит.
Звезды в воде – янтари
Лиловой морскою ночью.
На мачте нашей горит
Алый цветочек.
На мачте нашей горит
Кровавый флажок, –
В зеркале моря свои фонари
Зажёг.
Расцветает, как в утреннем небе,
Золотой солнечный шар.
Выплывает, как алый лебедь, –
Красный петух – пожар. –
Звёзды! Свой блеск тусклый, бедный,
Спрячьте.
У нас огнём горит победа
На мачте.


Золото кажется белым…

Золото кажется белым
На темном загаре рук.
Я не знаю, что с Вами сделаю,
Но сама – наверно, сгорю.

Я уже перепутала мысли
С душным, горячим песком,
От яблок неспелых и кислых
На зубах и словах оскомина.

Беспокойно морское лето.
Я одна. Я сама так хотела.
Обеднелые грустны браслеты
На коричневом золоте тела.


Море в отсветах лиловых…


Море в отсветах лиловых
Устало дышать.
Губы, давно не целованные,
Ждут и дрожат.

Ветер слегка свежеет,
Тревожен покой…
Кто в выгибе теплой шеи
Приютится щекой?


Пахнет морем и зноем…

Пахнет морем и зноем,
Ноги стройны и бодры.
Режет глаз белизной
Полотенце на бёдрах.

Поёт и на море глядит,
Смеясь, окликает волну.
К загорелой этой груди
Почему мне нельзя прильнуть?


Море – битва, мачта – знамя…
/памяти моторов "Дозор" и "Евгений"/


Море – битва, мачта – знамя.
Вой, реви, рычи, норд-ост. –
Не задуть тебе над нами
В чёрном небе белых звёзд.

Море судно наше гложет,
Как собака гложет кость.
Море нам готовит ложе,
Колыбельную – норд-ост.

Смотрит сверху бог матросов –
Через бурю и норд-ост
В море нам он перебросит
Путь на небо – звёздный мост!


Мне звёзды на небе – глаза твои…

Мне звёзды на небе – глаза твои.
На палубе ветрено, холодно.
Этим ветром жизнь моя надвое
Расколота.

Качается мачта соломинкой,
Плотно заперты двери губ.
В этот час в твоём белом домике
Подумай обо мне на берегу.

Белый гипс на чёрном дереве,
Мертвы глазные впадины,
Узлом галстука серого
Завернулось распятие.

Не могу я молиться Богу:
Говорю человечье имя.
Подумай обо мне немного.
Позови меня.


СВЕЧИ К ОБРАЗАМ

Я люблю в вечернем храме
Ставить свечи к образам
И к Тебе в широкой раме
Поднимать мои глаза.

Позабыть людские лица,
И дышать легко, легко,
И без слов душой молиться
В тишине Твоих икон.

Льётся в сумеречном свете
Голубая благодать.
Ты душе моей ответишь,
Не сказав ни "нет", ни "да".

Робко опустив ресницы,
Я уйду в мерцанья свеч.
И всю ночь мне будет сниться
Глаз Твоих немая речь.

За запах полей унавоженных,
За эту прозрачность небес,
За мир в моём сердце тревожном –
Господи, Слава Тебе.

Что завтра несет мне с собою —
Расцвету ли заново я.
Или сердце исполнится болью –
Твоя да будет воля,
Да будет воля Твоя!


ЭШЕЛОНЫ
/памяти Бакунинского отряда/

Под горами и над уклонами,
Врезаясь в зелёную грудь,
Вереницей ползут эшелоны,
Потрясая железный путь. –

И грустят удивлённые степи,
Не поняв: зачем и куда?
Зачем гудками нелепыми
Растревожили тишь поезда,

Зачем путями воздушными
Новые песни солдат
Дружным роем вслед за теплушками,
Как чайки за судном, летят?

Песен слыхали степи немало,
Но ещё не слыхали такой:
– С Интернационалом
Воспрянет род людской…

Видно, время такое приспело
И для Тебя, моя родина,
Что черноземное тело
Всколыхнули мечты о свободе.

…Рельсы дрогнули: Кто? Откуда?
Стонут степи: зачем и куда?
Под откосами трупов груды
И разбитые поезда…

И опять в зелёное лоно,
В неведомый страшный путь,
Всё ползут и ползут эшелоны,
Как железные змеи ползут.

ПОЛНОЧЬ
/Ивану Пуни/

От электричества камень бЕлит.
Блеском кривым смеются панели,
Где-то в закоулках ночи
Прячет гримасы свои одиночество.

В глубь тротуаров уходит фигура,
Усталую тень волоча за собой.
Может быть, бросит случайно окурок
Ей городская, скупая любовь.


В чёрном, кривом переулке
Визжит и зовёт фокс-трот.
Проходит шумно и гулко
Весёлый, ночной народ.

Не плачь. Слезам не поверят!
Пей и пляши фокс-трот.
И шлепают пьяные двери
Кафе, как неряшливый рот.

ПОЛДЕНЬ
/Сергею Рафаловичу/

Бежали улицы зигзагами куда-то,
Метался испуганный трамвай,
А над домами, в облаках лохматых,
Кривлялась рыжая большая голова.

Беги в толпе, зови – и разорвись от крика –
К тебе не скОсят мозаичных глаз
Соборы – тёмные, закОпченные лики, –
Не вздрогнет в панцире асфальтовом земля,

И трубы водосточные от крыши
Не склонятся с участием к тебе,
И даже брат твой не услышит,
С работы торопясь на свой обед.


НА ЛУГУ
/Ксении Богуславской/

Кружево на платьице,
Юбка коротка.
Худенькая прячется
В рукаве рука.

Беспокойна улица,
Потолком туман.
Наверху сутулятся
Чёрные дома.

Ждать здесь каждым вечером,
Завтра и всегда.
Что дождаться нечего
Знать – и всё же ждать.

Грустно ходят лошади.
Жёлты фонари.
Бьют часы на площади:
Раз – два – три.

Глядят на мир двенадцатью глазами,
Устали время стрелкой отмечать
На бесконечном, тягостном экзамене.
А рядом в фонаре горит свеча,

Вагоны мимо катятся ворчливо,
Поют рожки всё те же две-три ноты,
И люди неустанно, суетливо
Несут свои пакеты и заботы.

Часы молчат. Они не могут плакать
От одиночества. Но ждут они.
Спокойно-бледным ликом циферблата
Встречают дальних поездов огни.

В сером, каменном вокзале
Грязный стол был пивом залит.
Взгляд ли твой, твоя слеза ли
О печали мне сказали?

Я одна в пустом вагоне,
Ты – за рамою оконной,
И в последнюю минуту
Слов не надо почему-то.


Куда мне девать глаза…

Куда мне девать глаза
От Ваших внимательно-строгих?
Какими словами сказать
О радостной новой тревоге?

Я привыкла прямо смотреть,
Быть свободно-собой всегда,
Но в неясном и смутном трепете
Вам я глаз не могу отдать.

Отчего я Вам письма пишу,
Хоть и знаю, что их не отправлю,
И на Ваши редкие шутки
Мой смех слезами отравлен?

Отчего в непонятном смятеньи,
В пустоте вечеров одиноких,
Я слежу за большою тенью
На экране Ваших окон?


Тенью серой, тенью тихой…

Тенью серой, тенью тихой
В кресле Вашем посижу,
И часами будет тикать
Опустелых комнат жуть.

Мне в стекло балконной двери
Клювом зяблик постучит,
И заглянут неуверенные
И ненужные лучи.

Стены, сиротливо-строго,
Будут мне молчать о Вас,
И в поникшем сердце дрогнут
Запоздалые слова.


Вы уедете и сразу станет пусто…

Вы уедете и сразу станет пусто;
Сердце бедное заледенеет.
Пусть и снег лежит и ветер пусть –
Мне уж быть не может холоднее.

Не изменится ничто вокруг,
Всё останется по-прежнему,
Только я – вступая в новый круг, –
Улыбаться буду реже.

© Copyright: Пётр Давыдченко, 2019.

Следующий анекдот

. Всего-то - чтоб была рука
Тебе протянута навстречу
И слово - что печали лечит
Срывалось чаще с языка.

А много ль человеку надо
Для счастья? Хлеба и воды,
Луч солнца, да кого-то рядом
Делить готовым груз беды.
Души участливая жалость -
И столько можно пережить.
А мы и эту даже малость
Ему скупимся предложить.

. А то, что ты скопил- нисколько
Не будет важно для небес.
Ведь взять с собой мы сможем только
Лишь то, что отдавали здесь.

. "Хранить" и "Ранить" отличаются
Всего лишь буквою одной.
Но как различны, Боже мой.
И как на судьбах отражаются.

. Не копайте глубоко -
Будьте осторожны.
Пережить обман легко,
Правду - невозможно.

. Скажите ласковое слово,
Не ждите случая другого.
Отбрасывает свет на лица
Искусство добротой делиться.

. Если любят вас - не уйдут.
И поймут и простят, поверьте.
Торопитесь туда, где ждут
И бегите оттуда, где терпят.

. Как годы наши легкокрылы,
Как невозвратны наши дни.
Успеть сказать бы:"Вы мне милы".
Услышать: "Как Вы мне нужны. "

Так придумал мудрый кто-то:
Утром - радость, что живой.
Вечер - нежность.
День - заботы.
Ночь - блаженство и покой.

..Ты можешь казаться мудрым -
Планировать жизнь и встречи,
Но даже не знаешь утром,
Каким будет этот вечер.

Следующий анекдот

«Оксана Мысина в стиле рок»

Московский комсомолец
(Авторский вариант)

Я пою давно, можно сказать с детства. И с генами повезло. Бабушка пела в церковном хоре. Была лучшей певицей. Ее папе люди при встречи кланялись, благодарили за талант дочери. Мама должна была стать оперной певицей. Когда она училась в школе к ней в Днепропетровск приезжали из Киевской консерватории, уговаривали поступать к ним. А ей вырезали гланды в десятом классе и нарушили какие-то голосовые усики. У нее хороший, сильный голос, но не тот. И когда у меня приключилось с гландами, мама решительно заявила врачам «делайте, что хотите, но никаких операций».

— Твой первый большой концерт состоится 14 мая в Доме актера. А ты за день до этого со своей рок-группой совершаешь креативную выходку на Старый Арбат. Сначала решила потренироваться на кошках?

— (Смеется) Почему на кошках?

— Там же рядом зоомагазин. Перед ним продают необыкновенной красоты котят.

— Раз так тогда, да. А если серьезно, есть большое желание высказаться. Нам есть что сказать. При этом меня никогда не волнует реакция слушателей. Рок-музыка — неблагополучная музыка. Она может раздражать, ее не каждый захочет слушать, тем более принять. Но кто не просто живет, а задает себе вопросы: кто я? зачем я? почему? — тот будет слушать. Одного запепит музыка, другого текст, третьего энергетика. Без энергетики рока не бывает.

— А почему ты выбрала песни Цоя, а не, скажем, Макаревича или Кинчева? Может, ты с ним дружил?

Нет, я его не знала и даже не слышала. Но когда видела про него кино — обалдела: такая энергетика, такая собранность? Цой среди всех — самый настоящий, в его песнях есть рорыв. Пою «Группу крови», «Спокойная ночь», «Мама, мы все сошли с ума».

— У тебя в репертуаре кроме песнен Цоя и Эдит Пиаф, романсы и песни острова Свободы. Такой коктейль!

— Ты пишешь стихи и музыку. А для своих персонажей в театре, кино?

— В «Каменской» в серии «Чужая маска» я играю эстетствуюшую, рафинированную поэтессу. Пока ждала вызова на съемочную площадку, написала стишок.
Что жизнь моя?
Не шутка ли творца?
Осталось мне лишь тиканье часов, смеющихся в лицо,
И ледяного моря жар,
И сумрачный озноб пустыни.юю
Подхожу к режиссеру, спрашиваю, можно я его в кадре прочту? А он «делайте, что хотите». Ну я и прочла.

— Твое светлое музыкальное прошлое, казалось, не предполагало, что ты пойдешь в артистки.

— Сразу и не пошла, хотя всегда хотела. Дело в том, что я как-то быстро выросла и испугалась себя — длинные руки, ноги, не знала куда все это деть. Морально была не готова. Мне вообще казалось, чтобы стать актрисой сначала надо освоить все профессии, во все влезть, все узнать. А у меня что? Одна интуиция. И все же, еще учась в Гнесинке, я тайком в течение трех лет играла в театре у Спесивцева. Пела в рок-опере «Садко» Птицу-Феникс. Тогда же научилась играть на гитаре. Если не выделывать пиццикато, а просто аккомпанировать после скрипки это сделать не сложно. У меня был камерный репертуар: романсы, Окуджава, собственные песни. Я даже один раз в Колонном зале Дома Союзов выступала!

— Теперь вот Дом актера. Дальше что — «Карнеги-Холл», «Олимпия»?

— Дальше гастроли по Америке и Германии с «Катериной Ивановной» по Достоевскому в постановке Камы Гинкаса. Спектакль, который я играю уже девять лет, с которым объездила весь мир, но который не перестает быть для меня интересным. Кама сделал его как импровизацию, в джазоватой манере, поэтому он каждый раз другой. Я получила грант от правительства Москвы на постановку спектакля в рамках проекта «Открытый театр». Через неделю начнем репетировать. И снова это будет пьеса моего любимого Виктора Коркия. На этот раз «Аристон» — современная версия «Эдипа». Он посвятил ее мне. Хочет, чтобы я сыграла Иокасту, мать Эдипа. А я страшно завелась, как режиссер и сделаю все возможное, чтобы не играть.

—Тринадцатого мая на канале «Культура» премьера «Театрального романа» по Булгакову, режиссер Юрий Гольдин. Играю Поликсену Торопецкую. Роль небольшая и, обычно, я отказываюсь от таких. Но тут не смогла, и, естественно, не жалею. В июне сразу две премьеры — двенадцатисерийный фильм «Пан или пропал» по Иоанне Хмелевской, режиссер Алексей Зернов, и «Бедный, бедный Павел» Виталия Мельникова. Что за чудо этот Мельников! Какой сценарий! Читаешь и мурашки по коже бегут. А сами съемки! Мы все так погрузились в материал, что выходить обратно не хотелось. Я играю императрицу Марию Федоровну, жену Павла. Когда Мельников меня утвердил на эту роль, мне было велено срочно толстеть. Я все лето загружала себя едой. Ходила по кафе и ресторанам. А потом спала. Заставляла себя есть на ночь взбитые сливки. Ходила вялая, как всякий переевший человек, но выглядела хорошо — пухленькая, женственная.

— Императрица играла на арфе. В фильме это отражено?

— Нет, но я могу сыграть одно произведение. Когда я играла Маргариту Наварсскую у Бориса Александровича Львова-Анохина полгода брала уроки у Натальи Борисовны Сибор, известной арфистки. В свое время она учила Андровскую. А когда я с ней познакомилась ей было 86 лет.

— Есть музыкальный инструмент, на котором ты не играешь?

— Саксофон и губная гармошка. Но гармошку я уже купила. Летом буду учиться. Мне она нужна в ансамбле.

Другие статьи в литературном дневнике:

  • 23.02.2019. Временной Портал в Сталинграде?
  • 15.02.2019. Дочь двух стран
  • 14.02.2019. Умер певец Сергей Захаров.
  • 13.02.2019. Сестра и брат.
  • 09.02.2019. Вечно молодой.
  • 07.02.2019. Ольга и Владимир - сестра и брат.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Следующий анекдот

БОЖЕСТВЕННАЯ ПОЭЗИЯ вернуться к странице

БОЖЕСТВЕННАЯ ПОЭЗИЯ запись закреплена

Что жизнь моя, когда в ней нет Творца?
Что жизнь моя, когда в ней нету Бога?
Та жизнь, она безвидна и пуста,
И в никуда ведет ее дорога.

Могу ли наслаждаться без Него,
В трудах своих иметь успокоенье?
Я не могу без Бога ничего –
Томленье духа, суета, мученье.

За все хочу Его благодарить –
За стол накрытый предо мной сегодня.
Есть, что надеть мне, и мне есть, где жить –
Мне то дано по милости Господней.

И я могу ходить и говорить,
Могу я видеть, слышать, улыбаться.
И есть, с кем радость, горе разделить,
Могу ли я безмолвной оставаться

О Нем, о Том, Кто подарил мне все
Для жизни чистой и для благочестья?
Он жизнь мне и дыхание дает,
Принятие дает мне и прощенье.

Какая б ни была на сердце мысль,
Я знаю, видит Бог, и Он все знает,
И жертвою Христа дана мне жизнь,
И потому Господь мне все прощает.

Нести Ему грехи свои стыжусь,
Но знаю – только так меня омоет,
В Его святой Крови я обновлюсь,
И Божья благодать меня покроет.

Я не стыжусь о Боге говорить,
Я не стыжусь, я просто понимаю,
Что только Он Один дает мне жизнь –
И взгляд вновь на Христа я устремляю.

Читайте также: