Березайский анекдоты древних пошехонцев
Обновлено: 22.11.2024
Д. Молдавский
Василий Березайский и его "Анекдоты древних пощехонцев"
Среди имен писателей, создававших произведения на сказочном материале, незаслуженно забыто имя В. С. Березайского. С. А. Венгеров, автор единственной статьи о литературной деятельности В. С. Березайского, называл последнего "несправедливо обойденным писателем". Статья эта, вошедшая в очередной том "Критико-биографического словаря" (т. II, СПб., 1891), отделена от нас половиной века, но мы и теперь может присоединиться к мнению Венгерова. В. С. Березайский -- писатель-фольклорист, педагог-просветитель, полностью забытый и фольклористикой и историей литературы. Достаточно указать, что в "Истории русской этнографии" А. Н. Пыпина его имя даже не названо, а те авторы, которые упоминали о нем (Сахаров, Потебня, Савченко, Зеленин и др.), дальше простого упоминания не шли. Литературное наследство Василия Семеновича Березайского не велико, хотя и очень разнохарактерно. Несколько статей в прогрессивном журнале конца XVIII века, брошюра о погребенных извержением Везувия городах, учебник арифметики, "Анекдоты древних пошехонцев" с сатирическим словарем, приложенным ко второму изданию, -- вот все, что дошло до нас. О жизни В. С. Березайского имеется очень мало сведений. Известно, что он родился в 1762 г. в Ярославской губернии и происходил из среды деревенского духовенства. Учился, а позднее и преподавал, в Санкт-Петербургской семинарии, а затем с 1783 до 1816 гг. -- в "Обществе Благородных девиц" и в Мещанском училище. Первые его литературные опыты были связаны с журналом "Растущий виноград". Этот журнал издавался "народным училищем города Св. Петра" с 1785 по 1788 г. В журнал Березайский был введен редактором Евгением Борисовичем Сырейщиковым, переведенным в 1784 г. в Петербург из Москвы, где он работал переводчиком и участвовал в "Московских ведомостях", издававшихся в это время Н. И. Новиковым. Е. Б. Сырейщиков был человеком разносторонних интересов. Он занимался и археологией, и нумизматикой, и историей. Видимо, под его влиянием В. С. Березайский написал для журнала компилятивную статью "Любопытное открытие города Геркулана, поглощенного страшным извержением Везувия и бывшего под землей около 1700 лет". [1] Е. Б. Сырейщикова на посту редактора "Растущего винограда" сменил Василий Федорович Зуев, крупный русский этнограф, спутник и друг Палласа, который в журнальной деятельности продолжал линию Сырейщикова. При нем журнал "Растущий виноград" оставался просветительским. Основной удар журнал направлял на суеверия. К суевериям в нем относились вера в сны, в ночные кошмары, рассказы о волшебницах и волшебстве. В поэме "Домовой" давалось разъяснение, что в тяжелых сновидениях виновны не "сверхъестественные" силы, а "крови оборот по жилам круговой". В статье "О весталках, сивиллах и волшебницах" неизвестный автор писал: "Существование волшебниц есть один только вымысел. " и далее: ". должны признаться, что сказки о волшебницах, так как и подобные оным басни, в начале имели целью своею токмо наставление, и именно тех, для кого они были вымышлены. Обычно, в скором времени, уважение их от смешных и баснословных обстоятельств, коими оные были наполнены, токмо умалилось, что одним токмо кормилицам для увеселения и усыпления младенцев были предоставлены" ("Растущий виноград", 1787, март). В редакции "Растущего винограда" волшебные сказки относились к области суеверий. В. Березайский провел эту мысль в предисловии к своей книге "Анекдоты древних пошехонцев" (1798), настолько близком к приведенной статье манерой изложения и отдельными положениями, что можно предположить его авторство в этой анонимной статье. В 1798 г. вышла книга "Анекдоты древних пошехонцев". Затем в литературной деятельности писателя происходит двадцатитрехлетний перерыв, возможно, находящийся в связи с изданием "Анекдотов". Биографические данные об этом периоде очень скудны. Известно, что в 1812 г. Березайский был награжден орденом Владимира IV степени и получил очередной чин. В 1816 г. в звании коллежского советника он дважды подает прошение на имя "высокопочтенного совета при воспитательном обществе благородных девиц", [2] где просит освободить его от службы: "С умножением лет моих умножаются купно мои немощи, со дня на день оскудевают мои силы, -- писал В. С. Березайский, -- и я сам в себе сознаю, что уже не могу надлежаще и с должной пользой, как в лета прежние, исполнять настоящую мою должность". Он просил дать ему отставку и исходатайствовать пенсию. Получив отставку, Березайский зажил на положенную ему пенсию в размере 1190 рублей в год ассигнациями. Однако и на покое Березайский не оставлял литературно-педагогических занятий. В 1818 г. вышла его книга "Арифметика, сочиненная для употребления в обществе благородных девиц"; по манере изложения, стилю и языку она близка к книге Н. Г. Курганова, его старшего современника. Персонажи арифметических задач и примеров в книге В. Березайского чрезвычайно разнообразны. Здесь и "бдительная, высокая особа", расщипывающая на самопрялке корпию для раненых, и гостинодворцы, и ткачи, и 27 жнецов, вырабатывающих за лето 2595 рублей. Но крепостные в числе персонажей отсутствуют. В примерной росписи доходов и расходов он не забыл учесть месячную выплату не только учительнице, но и садовнику и дворовым. Герои его задач (например, который, "будучи спрошен гостем: "Сколько, брат, тебе лет?", ответил просто: "Кабы мне было еще столько, да полстолько, да четверть столько, да еще один год, то было бы мне сто лет") -- явно сказочного происхождения. Последней работой В. С. Березайского был "Забавный словарь", служащий присовокуплением к "Анекдотам пошехонцев", в издании 1821 г. [3] На основе "Словаря" можно утверждать, что Березайский был знаком с "Карманным богословским словарем" Гольбаха, "Философским словарем" Вольтера, с трудами Ломоносова и прекрасно знал современную ему русскую художественную литературу. Березайский был знаком с трудами Новикова; он почтительно упоминает "Опыт исторического словаря". Он переносит в свой словарь афоризмы вроде: "Арифметика -- искусство богатому считать свое, а бедному чужое" и др. Знал он и И. И. Хемницера, басней которого "Домовой" восхищался. В свое время Хемницер написал басню "Лестница": "На что бы походило, Когда б в правлении, каком бы то ни было, Не с высших степеней, а с нижних начинать Порядок наблюдать?". Эта же мысль есть у Березайского, но у последнего она выражена прямее: "лестница -- ее надобно месть сверху". Показательно, что в издании анекдотов 1863 г. объяснение слова "лестница" было снято (как слово "афеист" и другие). Вообще афоризмы выразительно характеризуют взгляды автора: "богач -- часто или сам несправедлив, или наследник несправедливых"; "бухгалтерия -- искусство вычислять чужое имущество при своей бедности"; "вор -- маленький, как муха в паутине увязнет, а большой, как шершень прорывает паутину и улетает цел и невредим"; "господство -- власть умничать и глупому". Березайский не понял и не принял сентиментальных и романтических настроений. Он писал: "Мечтание -- припадок стихотворцев. Меланхолия -- вывеска душевной болезни". Березайский не был уверен в том, что к его словарю отнесутся положительно. Этим можно объяснить и его защитительный эпиграф: "Смеяся правду говорить, что нам может воспретить?" (Гораций), и то, что словарь прошел цензуру на несколько дней раньше самих "Анекдотов". Это указывает на попытку автора обойти цензуру, представить словарь как бы безобидным примечанием к еще не увиденной цензором (Ив. Тимковским) книге. На самом же деле словарь никакого отношения к "Анекдотам" не имел. Умер В. С. Березайский в 1821 г. [4]
"Анекдоты древних пошехонцев" вышли первым изданием в 1798 г., вторично в 1821 г. Во втором издании книга называлась: "Анекдоты или веселые похождения старинных пошехонцев, издание новое, поправленное, с прибавлением повестей о Щуке и походе на Медведя, с присовокуплением забавного словаря". В литературе XVIII века термин "анекдот" имел иное значение, нежели сейчас. По определению "Нового словотолкователя" (СПб., 1803) -- "анекдот, гр., повесть о тайном случае, достопамятное происшествие любопытное; такие деяния или происшествия, кои не были еще напечатаны. Слово сие -- само по себе -- значит дела, которые не были еще обнародованы и при произведении которых действующие желали тайности" (ч. 1, стр. 151). Во времена Березайского анекдотами называли и исторические очерки (Анекдоты или достопамятнейшие исторические сокровенные деяния оттоманского двора, 1 и 2 тома, соч. членами Парижской Академии наук, 1787), и приключенческие повести (Анекдоты греческие или приключения Аридея брата Александра Великого, 1789), и, наконец, сборники сказок и анекдотов (в современном значении слова). В последние десятилетия XVIII века вышло в свет значительное количество сборников "Сказок". Уже давно установлено, что в большинстве эти сборники лишь отдаленно напоминали народное творчество. К наиболее известным сборникам такого рода можно отнести сборники М. Д. Чулкова, В. А. Левшина и многих других. Одним из авторов-сказочников был Сергей Васильевич Друковцев, выпустивший подряд два сборника -- "Бабушкины сказки" (1778) и "Сава -- ночная птица" (1779). Характерен первый сборник "Бабушкины сказки", где персонажи беспрерывно сталкиваются с крепостнической действительностью. В одном из анекдотов дядька подходит к своему барину, молодому помещику, проживающему состояние и разоряющему крестьян: "Я слышал вчера, -- говорит он, -- что вы изволили в вотчины свои послать указ, на четыре года вперед денежный оброк весь сполна. я всегда от слез бедных крестьян свой богатый кафтан мокрым надеваю". Старуха-помещица из другого анекдота боится, что все крестьяне будут убиты ворами: "Что мы тогда будем делать? -- говорит она. -- Кому хлеб пахать? И я на старости с голоду умру". Очевидно, эти социальные мотивы вызвали цензурные осложнения. В сборнике "Сава -- ночная птица" они были отодвинуты на задний план; в предисловии к сборнику С. В. Друковцев указывал, что предыдущий сборник он "принужден был отослать на бумажную фабрику промыть". Второй сборник сделан в расчете на занимательность, с одной стороны, и на пропаганду отвлеченных идей человечности, с другой. С. В. Друковцев нередко обращался к подлинно народному творчеству: в тех случаях, когда он излагает нужный ему сказочный сюжет, он делает это весьма точно, хотя метод записи со слов исполнителя был ему чужд. Так передана им сказка о ленивой жене, которая идет в дом к мужу лишь потому, что, по его словам, у него все домашние работы выполняет кот, который "в избе все варит и жарит, рубашки шьет и моет". Наказанная за леность жена исправляется. Гораздо дальше стоит от народного творчества неизвестный автор стихотворного "Старичка-Весельчака" (1790), выражавшего идеи противоположного лагеря. У С. В. Друковцева видно сочувствие обездоленному и нищему крестьянству и презрение к дворянам, вроде тех, которые, "как скоро хлеб с поля крестьяне уберут и обмолота положат на житницы, приказывают им всем итти в разные места по селам и городам, деревням, торгам и ярмаркам, для собирания милостыни". У составителя сборника "Старичок-Весельчак", напротив, проявляется презрение к бедности, подчеркивается ум и находчивость дворянской молодежи. [5] Фольклор в нем фальсифицирован. Сборником, непосредственно предшествующим "Анекдотам древних пошехонцев" Березайского, была книга "Старая погудка на новый лад" (1795), рассчитанная на самого широкого читателя и до известной степени продолжающая линию "Бабушкиных сказок". В этом сборнике была представлена и новеллистическая сказка о дурне Шарине. По манере изложения эта сказка -- свод сюжетов о дураках: дурак убивает мать, обвиняет прохожего и берет с него дань, покупает на эти деньги ложки, горшки, соль и стол, теряет их, плавает по избе в корыте, созывает свадьбу, убивает детей и, когда братья бегут от него, забирается в мешок одного из них. Метод соединения сюжетов лежит и в основе "Анекдотов древних пошехонцев" Березайского. Березайский одним из первых записывал сказки и печатно призывал записывать их от рассказчиков. Говоря о том, что сказки эти "слушают с удовольствием и приятной улыбкой, даже смехом, близким к хохоту", он замечает: "Я то сам не раз видал и записывал карандашами". В предисловии к "Анекдотам" Березайский ополчается на суеверов. Он перечисляет все виды гаданий на бобах, на воде при помощи решета, на картах, на кофе. Во втором издании (1821), в период повышенного интереса к народности и идеализации ее реакционных черт, он добавляет ироническое рассуждение о том, что значит "чесание ладони, той или другой, лба, переносья. умывание кошки лапой". К списку суеверий он относит и уменье "нянюшек и мамушек" переноситься "быстропарным" умом за "тридесять земель, за тридесять морей, в подземное царство". К суевериям относит Березайский веру в героев бывальщин и волшебных сказок, "прогуливающих в полночь мертвецов, Ягу-костяную ногу, русалок, Буку" и т. п. Изложение "Анекдотов" Березайский ведет как бы "посылками" от Словохота к Любоведу, из города Галич -- в С.-Петербург. Первая "посылка" (т. е. глава) посвящена описанию похода пошехонцев к воеводе Щуке с дарами. Подготовлено приветствие, но в последний момент оратор спотыкается, шлет проклятье, его спутники хором подхватывают ругательства. Вторая "посылка" рассказывает, как пошехонцы, желая увидеть с дерева Москву, рубили под собой сучья. В третьей "посылке" речь идет о том, как, заночевав на постоялом дворе, пошехонцы перепутали свои ноги: "Одних голов сорок пар, а ногам-то уж и сметы нет". Хозяин за некоторую мзду берется их вылечить, берет кнут, и "всякому свои ноги оказались ближе к коленкам. ". Тут же рассказ о покупке ружья и попытка поймать дробь руками. "Посылка" четвертая содержит повествование о том, как пошехонцы решают наболтать толокно в реке. Обычно в народных сказках толокно болтают в проруби. В. Березайский оговаривает отклонение: "Что герои наши мешают толокно не в проруби, а в открытой реке, читатель да благоволит меня в сем извинить, ибо они не зимою, а летом совершают сие путешествие". Затем следует эпизод с привязыванием к бревну и потопление. Шестая "посылка" посвящена лечению зубной боли, седьмая -- встрече с арабом, вскочившим на спину пошехонцу, восьмая -- чудесному средству от блох, которое надо положить блохе в "глаз, в рот и нос. ". Девятая, десятая, двенадцатая и четырнадцатая "посылки" содержат сказки о ловких людях. Здесь и мошенник, обещающий высидеть яйца, и суп из камня, и рассказ о хитром "колдуне". В одиннадцатой "посылке" В. С. Березайский пересказывает два сюжета: о пошехонцах, которые на "поминках молока на стол не ставили, а взяв на ложку киселя, прихлебывать оного из столовой ходили в клеть. где молоко стаивало", чтобы, зачерпнув ложку, вернуться к столу, и о корове, которую пасут на крыше. В этой же главе пошехонцам приписывается "вынос дыму из избы решетами, обращение оглобель назад, следовательно, и возвращение назад", о серпе, принятом за змею, и о потоплении его вместе с лодкой пошехонцев. "Посылка" тринадцатая посвящена эпизоду с часами, но не найденными на дороге, как обычно в сказках, а стоящими в кабинете знатного лица. В данном случае, как и в эпизоде с прорубью, автор оговорил свое отклонение от распространенной версии. В четырнадцатой "посылке" речь идет о трубочисте, принятом пошехонцами за "нечистого духа", и о приключениях спившегося Микехи. Пятнадцатая "посылка" рассказывает, как пошехонцы, узнав, что лапти ценятся по величине, плетут целую лодку. Здесь же рассказ о том, как один из пошехонцев, желая прослыть знатоком городской жизни, не морщась ест лимон. На этом кончаются похождения пошехонцев в издании 1798 г. Во втором издании "Анекдотов" Березайский добавляет шестнадцатую "посылку", где раскрывается, как медведь откусил голову одному из пошехонцев и как жена его долго не может вспомнить, была ли у него голова, и, наконец, припоминает, что в "прошлом году купил он себе шапку малахай с ушами к Петрову дню", и только по этому определяет, что голова действительно была. Традиционный конец повести -- "Я там был, мед пиво пил, по усам текло, а в рот не попало" -- устным сказкам о глупцах не свойствен, но широко применяется в концовке ряда волшебных и некоторых бытовых сказок. Таким образом, очевидно, что В. С. Березайский записал группу известных ему с детства народных сказок и построил их в виде единого цикла. Во второе издание Березайский внес несколько изменений. Превращение свода сказок в повесть -- задача, которую он, видимо, поставил перед собой, -- диктовало обновление лексики, имен, расширение сюжетной канвы. Теперь "Анекдоты" -- уже не сказки о глупцах, а сатира на глупцов, попытка создать на национальном материале национальную сатирическую повесть. Сатирическая направленность "Анекдотов древних пошехонцев" привлекла к ним внимание М. Е. Салтыкова-Щедрина, и в его "Пошехонских рассказах" и "Пошехонской старине" очевидны следы знакомства автора со сборником В. Березайского. В "Пошехонских рассказах" (1883--1884) есть образы городничих, не берущих взяток, из которых один "охотник был до рыбы" и брал лишь стерлядью, другой "получал" в просвирках и в рыбе ("А однажды так в рыбе четыре золотых нашел -- то-то было радости"). В этих же рассказах упоминается каланча, с которой связаны размышления героев о прошлом. В народных сказках о глупцах каланчи нет, так же как нет образа "Щуколюба". Но у Березайского береза из народных сказок заменена колокольней и появляется воевода Щука -- образ представителя власти у Щедрина. [6]
[1] - Гос. Историч. архив Ленингр. обл., фонд Смольного инст. 2, дело 901, связка 302, лист 1--5. [2] - Гос. Историч. архив Ленингр. обл., фонд Смольного инст. 2, дело 901, связка 302, л. 1--5. [3] - Третье издание вышло в 1863 г.; оно повторяет издание 1821 г. [4] - С. Адлер в "Руководстве к отысканию жилищ по Санкт-Петербургу" (1822) пишет о нем, как о живом, что можно объяснить задержкой в печатании названной книги. [5] - Один из рассказов посвящен дворянину, разоблачающему мнимую немощь нищего тем, что поджигает под ним сено. Другой рассказ говорит о крестьянине, жена которого родила через месяц после свадьбы. Умный дворянин спрашивает глупца, что произошло, и разъясняет, что ребенок не его. Крестьянин отвечает: "Рассуди-тка ты, когда корову покупал И когда с теленком, -- о том знал. И ежели она у тебя отелится, Скажешь: не мой теленок, мне не годится?! Небось объявишь, что твой. Ну так и сей ребенок мой". Этот рифмованный рассказ широко распространен в рукописных сборниках "забавных жарт" XVIII века. [6] - Целая серия изданий "Анекдотов (или веселых похождений) старинных пошехонцев", принадлежащих перу некоего Н. Короткова, вышла непосредственно после появления "Пошехонских рассказов" (1883--1884) и "Пошехонской старины" (1887--1889). Эта книжка -- несколько сказок, плохо пересказанных и получивших антинародное звучание, -- ничего общего с книгой В. Березайского не имела.
Василий Березайский - Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев краткое содержание
Василий Семёнович Березайский (1762–1821) — педагог, переводчик, фольклорист.
Родился в 1762 году в Ярославской губернии. Выходец из среды сельского духовенства.
Учился в Александро-Невской духовной семинарии, 5 октября 1782 года направлен оттуда в Санкт-Петербургскую учительскую семинарию, где проучился только 3 месяца.
9 января 1783 года был назначен преподавателем в Исаакиевское народном училище в Петербурге, а 25 апреля переведён учителем «сначала российского чтения, писания, грамматики, арифметики, а наконец, переводам с французского на российский язык» в Воспитательное общество благородных девиц (Смольный институт). С 20 марта 1797 также преподавал в «верхних классах» Мещанского училища при Смольном институте.
Дослужился до коллежского советника (1800 год). В 1812 году награждён орденом Святого Владимира IV степени. 7 апреля 1816 года вышел в отставку по собственному прошению в связи с плохим здоровьем. Умер в 1821 году.
Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев - читать книгу онлайн бесплатно, автор Василий Березайский Сделатьпоправленное, съ прибавленіемъ повѣстей о Щукѣ и о походѣ на Медвѣдя,
и съ присовокупленіемъ
Сочиненіе В. Березайскаго
Ridendo dicere ver un quid vetat?
Смѣяся правду говорить,
Что намъ можетъ воспретить?
Безлестный почитателъ ихъ В. Б.
Благодушнѣйшее посвященіе сей книги Нянюшкамъ и Мамушкамъ
Письмо ЛЮБОВѢДА къ СЛОВОХОТУ, въ которомъ съ восхищеніемъ описывая распространившееся нынѣ повсюду просвѣщеніе и умножившійся торгъ книгами, проситъ онъ о сообщеніи ему Гисторическихъ преданій о достославныхъ Пошехонцахъ, кои, по мнѣнію его, можно смѣло издашь въ свѣтъ для забавы читателей
Отвѣтъ СЛОВОХОТА къ ЛЮБОВѢДУ, въ которомъ похваляя намѣреніе его издать въ свѣтъ сказанія о Пошехонскихъ Вигаязахъ, соглашается присылать ему оныя
Посылка ПЕРВАЯ отъ СЛОВОХОТА къ ЛЮБОВѢДУ, содержащая въ себѣ во первыхъ, торжественное шествіе Пошехонцевъ на поклонъ къ новому Воеводѣ и во вторыхъ, чудное и удивительное приключеніе съ рыбою Щукою, которую безкорыстный сей Воевода позволилъ Пошехонцамъ приносишь къ себѣ каждое утро
Посылка ВТОРАЯ, въ которой описывается сильное усердіе Пошехонцевъ посмотрѣть на прославляемыя отъ всѣхъ Московскія диковинки, сперьва съ Пошехонской колокольни, а потомъ съ высокой ели
Посылка ТРЕТЬЯ. Пошехонцы не удовлетворивъ ни съ колокольни, ни съ ели, пламеннаго своего желанія, видѣть Москву, рѣшились пустишься своими особами въ славный сей городъ, и лично обозрѣть красоты его
Посылка ЧЕТВЕРТАЯ. Описаніе разныхъ преудивительныхъ съ Пошехонцами въ дорогѣ приключеній и встрѣчь, между прочимъ покупка ими у Егеря ружья и удачное употребленіе онаго
Посылка ПЯТАЯ. Новоизобрѣтенный Пошехонцами способъ готовить себѣ пищу въ рѣкѣ, безъ всякой посуды, и замысловатая переправа, ихъ за рѣку, по неимѣнію тамъ моста
Посылка ШЕСТАЯ. Небольшая размолвка между Пошехонцами дорогою, кончившаяся пріятельскою схваткою; приключившаяся предводителю ихъ Фалалейкѣ нестерпимая зубная боль, и скорое изцѣленіе его отъ сей боли такимъ средствомъ, на которое не всякой согласится
Посылка СЕДЬМАЯ. Въ продолженіи пути Пошехонцевъ захворалъ у нихъ лихоманкою Тарасъ Скотининъ; Доброхотъ Меркулычъ отправляется за лѣкаремъ и странная встрѣча его съ Арапомъ
Посылка ОСЬМАЯ. По выздоровленіи Скотинина Пошехонцы возвращаются на свою сторону въ пресловутое Пошехонье, гдѣ въ почивальняхъ ихъ разводится множество блохъ; но они, по усердію къ нимъ славнаго Физика Помогина, узнаютъ самый вѣрный способъ отъ нихъ избавиться
Посылка ДЕВЯТАЯ. Пошехонцевъ посѣщаетъ новый испытатель природы Гольтяпонъ и открываетъ имъ тайну высиживать безъ насѣдки цыплятъ, утятъ, гусятъ, и всякихъ птицъ, какихъ угодно
Посылка ДЕСЯТАЯ. У Пошехонскаго мѣщанина Бывалова ночуютъ постоемъ солдаты; описаніе, какъ весело провели они сію ночь и какой прекрасной оставили Бывалову за ночлегъ подарокъ
Посылка ОДИННАДЦАТАЯ. Какимъ образомъ Пошехонцы поминали умершихъ своихъ родителей, сродниковъ и друзей; также удивительный ихъ способъ кормить коровъ травою, и странное произшествіе по случаю находки ими Серпа
Посылка ДВЕНАДЦАТАЯ. Загулявшіе въ Пошехонье коновалы научили тамошнихъ жителей варить похлебку изъ воды и камня
Посылка ТРИНАДЦАТАЯ. Рекрутской наборъ въ Пошехоньѣ. Новые воины отправляются въ Москву. Рѣдкая отважность и рѣшительность, оказанныя солдатомъ Толстолобовымъ на часахъ у своего Штаба
Посылка ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Пошехонцы пришедъ на ярмонку въ Пугніево, встрѣтились тамъ съ трубочистомъ и почли его за нечистаго духа; сраженіе ихъ съ симъ духомъ; горестное приключеніе съ Микѣхою на обратномъ ихъ пути, и какимъ образомъ бѣдной Микѣха оправился отъ своей болѣзни
Посылка ПЯТНАДЦАТАЯ. Повѣствованіе о Пошехонцахъ, смотрѣвшихъ, какъ разбивали городокъ на Выборгской сторонѣ, и объ удальствѣ наторѣвшаго земляка ихъ Ванюхи
Посылка ШЕСТНАДЦАТАЯ. О Походѣ на Медвѣдя. Удивительныя подвиги Пошехонцевъ при нападеніи на Медвѣдя, и плачевная участь смѣльчака Яшки Тришкина, посѣтившаго Медвѣдя въ самой его берлогѣ
Нѣтъ достойной жертвы хвалы и благодарности, коею бы воздать вамъ возможно было за всѣ ваши неисчетныя благодѣянія роду человѣческому намъ грѣшникамъ. Такъ, — воистину! что горящій свѣтильникъ во тьмѣ, то вы точно во свѣтѣ. Дивный даръ вашъ поучать ввѣренныхъ смотрѣнію вашему младенцевъ убѣдительнѣе всякаго витіи. Ибо ученіе ваше не красноглаголиво токмо, но паче сильно, основательно, полезно, чисто, высоко, привлекательно, наставительно, сладостно, прелюбезно; позвольте же и такъ сказать: патетическо, мистическо, еже есть: умилительно и таинственно. Сего ради, когда вы отверзаете уста ваши на проповѣданіе, всѣ васъ слушаютъ со благоговѣйнымъ вниманіемъ и вѣрою несомнѣнною. Кто бо можетъ прервать ваше разглагольствіе? И, и горе, горе бы послѣдовало тому, кто бы вздумалъ, или отважился ето сдѣлать! Милыя мои! Не вы ли въ малолѣтныхъ слушателяхъ вашихъ по изволенію вашему производите смѣхъ, и извлекаете слезы… [1] — Да умолкнутъ отселѣ завистники и враги ваши! — и за васъ отъ чистаго сердца буду ходатайствовать — буду взывать ко всему православному народу. Долго завистниками и недоброхотами вашими омрачаемая ваша слава, просіяла нынѣ во всемъ своемъ блистаніи и явилась во всемъ своемъ велелѣпіи: Уже изъ просвѣщенныхъ нынѣшняго порожденія (генераціи) нѣтъ ни единаго сомнящагося, что вы знаете для другихъ; и какихъ же? немогущихъ еще выговорить па-па, ма-ма, время сна и бдѣнія, часъ позыва на пищу, питіе, и проч., и проч. Есть десять лѣтъ теперь, какъ я сіе ваше нравоученіе помню, памятую. Но что болѣе и наилучше всего — вы исцѣляете, или пристойнѣе сказать, унимаете всякаго рода болѣсти и немочи: да и какъ же? — Никогда не отваживаясь на удачу: но все по наукѣ, - по правиламъ самымъ надежнѣйшимъ и дѣйствительнѣйшимъ; на пр: если сядетъ у кого на глазу ячмень, то для прогнанія такого незванаго гостя, стоитъ только, по преславному вашему наставленію, къ тому глазу поднести кукишъ, приговаривая сіи спасительныя слова: ячмень! ячмень! вотъ тебѣ кукишъ, что хочешь, то купишь, купижъ себѣ топорокъ, сѣки себя поперёгъ. Кто ето скажетъ, то съ той же минуты ячмень по малу начнётъ непримѣтно пропадать. Какое ето глазоцѣлебное пособіе! Коль легкое, коль скорое прогнаніе отъ себя недуга! Да и сколько, ахъ! сколько есть у васъ подобно тѣло и утробицѣлительныхъ (рецептовъ)! Такъ! право, правда! Но есть же лихіе люди, кои къ чувствительнѣйшему сожалѣнію всего рода человѣческаго вамъ, рѣдко, едва когда даютъ полную власть надъ дѣтьми своими. Эти лиходѣи, вы позволите сказать, своимъ единоутробнымъ чадамъ; ужъ чудо, чудо, когда приставляютъ васъ по семи къ одному дитяти. Но — за то, сіе щастливо рождшееся дитя еще въ пеленахъ суще, какимъ бываетъ для васъ и родителей своихъ утѣшеніемъ! Оно вѣкъ свой болѣе видитъ того, кто на него смотритъ. И такъ какая надобность, хотя бы оно и объ одномъ зрячемъ было? [2] Въ сей безъ сомнѣнія не малолестной для васъ истиннѣ вы сами признаться можете и долженствуете. Но да не оскорбится скромность ваша, когда я продолжу хвалу вамъ! — Есть ли въ природѣ какая тайна, которая бы отъ всеобъемлющаго проницанія вашего могло укрыться? ахъ! чево-то, чево-то вы не знаете? — Вы лучше Брюсова календаря предсказываете войну по огненнымъ столбамъ, видимымъ на сѣверной отъ насъ части неба; и когда хорошенько, по пристальнѣе поглядите на оные, то тутъ-же скажете, на чьей сторонѣ будетъ и побѣда. — урожай и не урожай хлѣба по дознаннымъ опытомъ наблюденіямъ вашимъ вы предвѣщаете еще прежде посѣва. — Вотъ, что значитъ высокая и полезнѣйшая ваша изъ всѣхъ наукъ наука! Вы по собственному вашему календарю и вычисленію предугадываете намъ стояніе и перемѣну погодъ на все времена года. Ахъ, какъ сладко бѣсѣдовать съ вами! Какъ пріятно и любо глядѣть на ваши чудодѣйствія! Ну что мнѣ еще? — Вы, даромъ что не умѣете грамати, вершите какимъ то таинственнымъ образомъ псалтырь на ключъ, повертываете рѣшетомъ, разводите бобами, наговариваете воду, когда что либо очень сокровенное узнать хотите — И въ случаѣ крайней необходимости, наприм: отыскать потерю, пропажу, любовь любимаго предмета, и проч., ученнѣйшія и премудрѣйшія изъ васъ глядятъ на кофій, или гадаютъ, въ карты. — Словомъ, для разныхъ потребъ въ житіи человѣческомъ вы имѣете разныя средства, но всѣ равно дѣйствительныя и вѣрныя. — Правда, есть и изъ старичковъ, никоторые тоже достойные и въ премногихъ случаяхъ пренадобные люди; но я не смѣю сравнить съ вами въ разсужденіи высокихъ и глубокихъ вашихъ свѣденій: со всею премудрою премудростію ихъ, они такую имѣютъ противъ васъ, милыя мои голубушки, разницу, какую доселѣ имѣла Саламанка предъ Кембричемъ, или вѣкъ Шкотовъ предъ Нютоновымъ. И если сущую правду сказать, кто бы безъ васъ протолковалъ и изъяснилъ намъ сонныя видѣнія и грезы, какъ то, на примѣръ: что видѣнная во снѣ гора по пробужденіи означаетъ горе, рѣка рѣчи, дѣвица диво, кровь кровнаго, мертвецъ снѣгъ (хотя бы ето было въ самую межень), горохъ слезы, лошадь ворога, собака друга, шу6а шумъ, или сильную размолвку, и про" чее тому подобное, и всё равно сбыточное. Счастливъ, и пресчастливъ тотъ, кто знаетъ и соблюдаетъ ваши неопровергаемыя правила въ избраніи дня ѣхать въ дорогу, или въ начатіи какого новаго дѣла, и кто несомнѣнно съ вами вѣритъ, когда хороши, и когда худы встрѣчи. Да, родимыя мои, теперь сполагоря намъ разсуждать, что предвѣщаетъ чесаніе ладони, той, или другой, лба, переносья, локтя праваго и лѣваго, брови той, или другой, уха того или сего, и проч. и проч. также умываніе кошки лапою, поднятіе ногъ ея костылемъ, выскакиваніе изъ печи угля, стукъ въ окнѣ кузнечика, пѣніе пѣтухомъ курицы, карканье воронъ и галокъ, и проч. и проч. А — за всѣ сіи благодѣянія кому, какъ не вамъ, премногомилостивыя наши государыни должны мы воздать всю честь и благодарность? — Безъ вашего предводительсгава мы слѣпые, можетъ быть никогда бы не выбрѣли на путь толикаго свѣта и уразумѣнія. О! — да, еще — вы знаете, какъ найти и достать кладъ, что тутъ надобно сказать, какъ взять, и проч. равно какъ и то, на какой день должно искать толь славную въ ботаникѣ вашей разрывъ траву, [3] которую къ какому замку ни приложи, всякой въ мѣлкія дребезги распадется, разлетитъ, развалится; лѣзь прямо, смѣло въ сундукъ и бери своею рукою, что хочешь: также на какой вечеръ душеспасительно лить воскъ, а особливо олово. — [4] О заговорахъ же вашихъ, ладонкахъ, корешкахъ, привѣскахъ, спрыскиваніяхъ, и особливо троекратномъ оканчиваніи съ песта, я, да и ни кто, развѣ ужъ невѣжа какой, не только ни слова, да и ни полслова. Уже и малые робята знаютъ, что сіи многоцѣлебныя пособія ваши суть безцѣнныя сокровища при изурокахъ, пострѣлахъ и родимчикахъ. Но что я такъ много разговорился? всѣ толь душетѣлоспасительныя предписанія, сударыни мои, вамъ лучше знакомы, нежели намъ профанамъ свои на рукахъ десять пальцовъ. О, у, у — вотъ еще что — встающихъ изъ могилъ и прогуливающихся въ полночь мертвецовъ, колдуновъ, Буку, Ягу костяную ногу, Русалокъ, Кіевскихъ труболѣтокъ съ хвостами, домовыхъ, водяныхъ, лѣсовыхъ, и другихъ подобныхъ симъ оборотней, вы знаете лучше нежели Кощей безсмертный число, вѣсъ и мѣру своихъ сокровищей. — О глубокомъ же вашемъ свѣденіи въ Историческихъ произшествіяхъ, я, ни, ни. Загражду указательнымъ перстомъ усти мои. Ибо вы такъ твердо и основательно оныя знаете, что безъ всякаго труда изъ одного царства скорѣе брошенаго изъ пушки ядра помахиваете въ другое, и часто связи ради повѣствуемыхъ вами приключеній, сидя на одномъ мѣстѣ, быстропарнымъ вашимъ умомъ переноситесь въ одно мгновеніе за тридесять земель, за тридевять морей, въ подземельныя царства. — И такъ, вы уволите меня, возлюбленныя мои душечки, отъ малонужнаго труда приводить на всё сіе примѣры и доказательства, тѣмъ паче что одно заглавіе систематическихъ и классическихъ вашихъ наукъ составило бы немаловѣсную книгу; однако не льзя здѣсь не упомянуть, что обладая толикими совершенствами, вы, какъ и всѣ православные, не опускаете по Горацію, совокуплять полезное для себя съ пріятнымъ [5]. Нѣтъ, ужъ нѣтъ моихъ силъ и ума разума перечесть всѣ ваши достоинства. Позвольте прейти молчаніемъ рѣдкое благородство и безкорыстіе ваше. Вы не скрываете подъ спудомь, по примѣру неблагодарнаго, исключимаго брата вашего, талантовъ вашихъ, но благодушно сообщаете оные всѣмъ человѣкамъ въ пользу живущихъ и въ наученіе потомству. О, охъ сколь было бы неблагодарно послѣднее, если бы оно забыло чудесныя преданія и вѣчную память вашу! — Для отвращенія зла сего вздумалъ я предашь тисненію кой какія сказанія о славившихся нѣкогда на бѣлѣ свѣтѣ проидошахъ Пошехонцахъ, и украсить оныя препрославленными вашими именами и титлами. Ирои велики, предметъ важенъ, и единого нашею кистію достолѣпно намалеванъ быть только можетъ; для начинающаго же тащиться по стопамъ вашимъ онъ не такъ-то легокъ, какъ инымъ подумается. Дѣло новое! И такъ помогите мнѣ, благодѣтельницы рода человѣческаго, сколько можно лучше воспѣть иройскіе великихъ нашихъ мужей подвиги, и дѣянія ихъ весь свѣтъ насмѣшившія; охъ, нѣтъ! я ошибся; весь свѣтъ удивившія. Позвольте, я не льщу себя тѣми лаврами, коими вы себя увѣнчали; а вотъ и причина: вы сами мнѣ, не помню какъ то сказывали, что перомъ написать не въ сказкѣ сказать; а я къ етому прибавлю: читаютъ не одни малые, а и возмужалые. Добро, ладно, — примемся-ко мы лучше за самое дѣло, и станемъ расказывать, какъ, что, гдѣ и когда было и происходило. Спокойная вамъ ночь и пріятной сонъ. [6] Valete Domin& prostantissim&, до завтрева.
Следующий анекдот
Читайте также: