Загадка тихих лесов владислав иноземцев

Обновлено: 24.12.2024

Русские княжества находились под властью монголов более 150 лет (с момента битвы на Куликовом поле в 1380 году иго стало по большей части номинальным), и масштабы второй рецепции сложно переоценить. Важнейшими приобретениями Руси я бы назвал новое воспринятие пространства (некоторые князья проводили в поездках в Каракорум до трети времени своего правления); особое отношение к религиозности и готовность принимать устои чужой веры с намного бóльшей толерантностью, чем прежде, а также еще большее усложнение правовой (точнее — юридической, хотя и не обязательно правовой) системы, которой характеризовалось правление местных князей. Кроме того, в годы монгольского владычества случилось, наверное, самое важное из того, что Русь пережила в Средние века: прежде единая цивилизация раскололась на две части — на владимирско-московскую, исторически более отсталую и долгое время находившуюся под азиатским игом, и полоцко-галицскую, за несколько десятилетий избавившуюся от монголов и вошедшую в орбиту европейских княжеств и королевств — сначала православной Литвы, а позже католической Речи Посполитой. В это время Владимирская Русь — прежде поселенческая колония киевского княжества — стала новым центром консолидации русских земель и, освободившись от монгольского правления, но переняв монгольские социальные технологии, оказалась «на острие» российской истории, к чему еще за несколько веков до этого не существовало ни политических, ни экономических оснований и предпосылок.

Итоги «второй рецепции» стали куда более впечатляющими, чем последствия первой. Если Византия рухнула под ударами арабов и турок и Русь смогла стать лишь ее «духовным наследником», то в ситуации с монголами всё обернулось иначе. Овладев военными технологиями и научившись контролировать громадные территориальные пространства, русские менее чем через 100 лет после окончательного свержения иноземного ига инициировали масштабную экспансию на Восток, сначала разгромив очаги сопротивления, непосредственно ведшие свои истоки от монгольской государственности (такие как Казанское и Астраханское ханства), а затем выплеснувшись на просторы Сибири и Азии. Это может показаться нереальным, но с момента захвата русскими Астрахани до достижения ими Камчатки и Берингова пролива прошло всего 140 лет (1556–1697 годы) — намного меньше, чем нужно было для любой иной, даже намного менее масштабной, сухопутной колонизации (те же американские колонисты добрались из Новой Англии до берегов Тихого океана более чем за 230 лет). При этом на волне второй рецепции в Москве сменилась система правления, утвердилась царская власть, заметно сократилась роль любых иных органов управления, еще более снизилось значение правовых институтов. Апофеозом стала не только восточная, но и западная экспансия Московии, завоевание Пскова и Новгорода с искоренением их прежних свобод; «воссоединение» с левобережной Украиной и в итоге формирование России как единого восточнославянского государства с явно выраженными византийским духовным и монгольским управленческим компонентами.

Однако ни одна из рецепций так и не смогла обеспечить России устойчивого прогресса: страна постоянно отставала в своем развитии от Западной Европы, с которой c XVI века начинала активно сталкиваться во многом из-за той территориальной экспансии, которую она воспринимала как фундаментальный признак своей успешности. К концу XVII столетия отсталость России стала особенно заметной (я вернусь к этому вопросу во второй главе), и возникла настоятельная потребность в очередной, третьей, рецепции — на этот раз не с юга или востока, а с запада. Этот процесс, начавшийся во времена Петра I, окончательно завершился только в первой половине ХХ века и представлял собой сложную, поэтапную и многоуровневую систему заимствований, в которой в очередной раз проявились все наиболее характерные черты российских рецепций.

В центре этой волны в наибольшей степени находились технологии, а не религиозные или социальные стандарты. Многие технологические достижения, которые в западной части Европейского континента разрушили феодально-абсолютистские порядки, России удалось перенять таким образом, что они только укрепили подобные порядки в самой новой империи. По сути, технологические и организационные новации были восприняты только в строго ограниченной части общества, довольно жестко отделенной от большинства населения сословно-классовыми устоями (тогда, когда эта грань начинала прорываться, в обществе формировались предпосылки реформ и отчасти бунта — как это было после заграничного похода русской армии в 1814 году). Однако в целом России в очередной раз удалось невозможное: соединить новые технологии Запада с крайне примитивной социальной и политической организацией своего собственного общества[43] и — пусть и повторяя циклы заимствований несколько раз (в петровское время, затем в период правления Александра I и потом — во времена «великих реформ» 1860-х годов) — добиться очевидного экономического прогресса и значительного роста своего влияния. И только тогда, когда для поддержания хотя бы относительного паритета с Западом в экономическом развитии потребовалось освободить формально зависимое крестьянское население, допустить капиталистические отношения, попытаться узаконить частную собственность и в итоге породить у населения мысли о политических свободах, система дала крупный сбой — самодержавие рухнуло, и на короткие мгновения Россия стала одной из самых современных стран, чтобы через несколько месяцев «опомниться» и вернуться в привычную для нее тоталитарную и внеправовую «колею».

Подробнее см.: Нефедов, Сергей. ‘Петр I: блеск и нищета модернизации’ в: Историческая психология и социология истории , 2011, № 1, сс. 47–73.

Следующая загадка

Что объединяет беглого олигарха Сергея Махлая и беглого экономиста Владислава Иноземцева? И почему Иноземцеву пришлось торговать именем и работать на посылках у находящегося в бегах осужденного преступника Махлая?

В последнее время дела у скрывающегося за рубежом олигарха Сергея Махлая идут все хуже. Год назад Комсомольский районный суд Тольятти заочно признал Махлая, основного владельца ПАО "Тольяттиазот", виновным в мошенничестве в особо крупном размере, приговорил к реальному сроку и обязал вернуть похищенные 87 млрд руб. ТоАЗу и его акционерам.

Приговор приговором, а возвращать тяжким трудом выведенные в офшоры миллиарды очень не хочется, и пока Махлай добровольно ничего не вернул. Между тем, 25 марта 2020 года Следственный комитет РФ возбудил против Махлая и нескольких его подручных новое уголовное дело по ч. 3 ст. 210 УК РФ (создание преступного сообщества и участие в нем, с использованием служебного положения), а также по ч. 4 ст. 159 УК РФ (мошенничество в особо крупном размере, совершенное группой лиц по предварительному сговору) по эпизодам, относящимся к 2012-2019 гг. А в январе текущего года было возбуждено уголовное дело по факту попытки подкупа судей Верховного суда РФ по указанию Сергея Махлая в 2015 г.

Как сообщают СКАНДАЛЫ.Ру, Махлай же, уклоняясь от решений российских судов, решил обратиться в суды международные. Он обратился с исками против миноритарного акционера ТоАЗа, "Уралхима", которому российский суд присудил выплатить 10 млрд руб. компенсации, в суды Ирландии и США. Но и там его ждало разочарование: суд в Ирландии уже четыре года не может принять решение о том, подлежит ли дело рассмотрению в его юрисдикции, и иск от офшоров Махлая рассматривать по существу даже не начал. В США "Уралхим" через суд затребовал документы, проливающие свет на ранее неизвестные обстоятельства афер Махлая.

Все это, видимо, ввергло Махлая в нешуточную тревогу, если не сказать панику: перспектива возврата похищенного становится все более и более реальной. Поэтому в последние недели он спешно пытается замести следы и перепрятать похищенное: запущен процесс отмены публичного статуса ПАО "Тольяттиазот", что позволит отказаться от раскрытия информации о работе предприятия, а также банкротит свои подставные фирмы, на которые были записаны выведенные из ТоАЗа производственные комплексы, распродает другие российские активы.

Но при этом Махлай еще хочет остаться белым и пушистым. Он нанял, как считал, "известного экономиста" Владислава Иноземцева, который теперь без устали транслирует точку зрения Махлая в телеграм-каналах. Мол, это не Махлай украл, а у него украли, это не с него будут взыскивать ущерб по делу о мошенничестве, а он взыщет со всех, и документы, раскрытые в ходе разбирательств в США, якобы говорят не об отмывании денег и уклонении от уплаты налогов, а о полной невиновности Махлая.

Что характерно, Иноземцев, как и Махлай, уже несколько лет скрывается от правоохранительных органов и судебных приставов в США. Формально являясь экономистом, Иноземцев приобрел известность благодаря своим скандальным политическим заявлениям: референдум в Крыму был нелегитимен, Сибирь — колония России, а Владимир Путин — ставленник Китая. В 2012 г. Центральный районный суд г. Омска признал статью Иноземцева "Власть от бога — бог от власти" экстремистским материалом, хотя впоследствии решение было отменено.

Об экономических талантах Иноземцева лучше всего говорит тот факт, что 12 октября 2016 г. Арбитражный суд Московской области признал Иноземцева банкротом за невозврат долга в размере 598,6 млн руб. Иноземцев попросту "кинул" своих многочисленных кредиторов, включая бывшего друга Михаила Делягина, также неоднократно выступавшего в защиту разного рода сомнительных персонажей.

По данным ФССП РФ, на конец 2014 г. в отношении Иноземцева в производстве находилось более десятка исполнительных листов. По крайней мере в одном из эпизодов четко прослеживаются признаки кредитной аферы: Иноземцев с бывшей женой Мариной Латышевой пытались обанкротить принадлежащего им производителя товарного бетона "Темех-1", чтобы избежать выплаты долгов на сумму в 60 млн руб. В конце 2017 г. Иноземцева и Латышеву привлекли к субсидиарной ответственности, обязав выплатить 110 млн руб. кредиторам "Темеха-1".

Но Иноземцев решил не зацикливаться на неудачах и начать все с чистого листа. Так он оказался в США, судя по всему, в роли очередного "политического беженца". Но в крупнейшей экономике мира таланты "экономиста" Иноземцева почему-то оказались не востребованы. Во всяком случае, в США он пока не пытался провернуть нечто вроде схемы с "Темехом-1". Вот и пришлось торговать именем и работать на посылках у находящегося в бегах осужденного преступника Махлая.

Сейчас Махлай и Иноземцев наверняка рады, что находятся вне досягаемости для российских правоохранительных органов. Но радость их может оказаться недолгой. Махлай, очевидно убежден, что, совершая преступления в России и при этом находясь в США, он обеспечил свою полную безопасность. Но в США тоже есть прокуратура и суд. В 1970 году в США был принят специальный закон RICO (The Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act, RICO Act) — закон о рэкетированных и коррумпированных организациях. Он разработан с целью преследования организаций, юрлиц, любых групп фактически объединенных людей, и предусматривает серьезные наказания. Именно с помощью этого закона за несколько десятилетий Америке удалось избавиться от многих руководителей и членов организованных преступных групп и мафиозных объединений.

Махлай, вероятно, уповает на то, что его собственные коррупционные преступления, легализацию и отмывание денег, а также факты уклонения от налогов в далекой России ему удастся скрыть от американского правосудия. Но что точно не ускользнет от внимания американских судов и налоговых органов, так это то, что Махлай, похоже, уклоняется от уплаты налогов и в США, поскольку зарегистрировал свои американские компании на Карибских офшорах, и доходы, получаемые им от ТоАЗа, не декларирует. И документы, которые сейчас раскрывают американские суды, это подтверждают. США известны тем, что поступают с коррупционерами и неплательщиками налогов довольно строго.

Для Иноземцева это тоже повод крепко задуматься. Что скажут американские власти, если обнаружится, что "экономист" получал от Махлая добытые коррупционными методами отмытые деньги? А платил ли он с них налоги американскому государству? Если против Махлая будет применен закон RICO, Иноземцев вполне может пойти за ним "паровозом" вместе с другими членами его группировки, помогавшими совершать и скрывать многочисленные преступления. Возможно, расплатиться с кредиторам "Темеха-1" для Иноземцева не было таким уж плохим вариантом?

Следующая загадка

Практически в тот же самый день, когда президент В.Путин отмечал очередным орденом заслуги перед Отечеством прославленного в Panama Papers музыканта С.Ролдугина, международный консорциум журналистов-расследователей представил свой третий отчёт об офшорных финансах мировых знаме¬нитостей – Pandora Papers. Почти 3 терабайта информации, включающей в себя около 12 млн. разных документов, на этот раз стали результатом не относительно случайного слива из одной юридической компании, а были получены из 14 различных источников.

Фигурантами нового расследования стали чиновники, предприниматели и знаменитости (в общей сложности десятки тысяч человек, в числе которых 330 высокопоставленных официальных лиц, включая предприимчивого премьер-министра Чехии и артистичного президента Украины, 130 долларовых миллиардеров и масса артистов и спортсменов) из 200 стран и юрисдикций. Конечно, в России тут же бросились обсуждать некоторые знаковые фигуры данного списка, но я хотел бы обратить внимание на несколько иную проблему.

Когда в 2016 г. были опубликованы Panama Papers, любой эксперт в области глобальной экономики знал о наличии офшорных юрисдикций и их роли в обслуживании финансовых потоков. В использовании офшоров нет ничего нелегального: значительная часть их клиентов – это честные люди, которые уплатили один раз налоги со своих доходов в Германии или Великобритании, но не понимают, к примеру, зачем нужно платить их ещё десятки раз на прирост капитала, если можно инвестировать свои собственные средства от лица офшорной компании.

Конечно, деньги наркомафии и клептократов-политиков, доходы от торговли оружием или оказания политических услуг также оседают в офшорах, но мало кто понимал их масштабы. Panama Papers указали на то, что суммы, фигурировавшие в слитых документах, составляли не миллиарды, а около 2 триллионов долларов – в три раза больше российских золотовалютных резервов. И Paradise Papers, а теперь и Pandora Papers показывают, что такие сливы могут случаться чуть ли не каждый год – а цифры новых обнаруженных «кладов» не становятся меньше.

Конечно, можно продолжать говорить о том, что Д.Стросс-Кан или Т.Блэр поступают нехорошо, укрывая миллионы долларов, нажитые на консалтинге авторитарных лидеров и обелении их репутации, в офшорах в Панаме или на BVI. Однако не пора ли поставить вопрос о том, что их (и многих других) нежелание делиться прибылью со своими государствами сейчас является не только естественным, но и легко реализуемым?

Современные технологии, позволяющие открыть офшор по интернету за несколько секунд и управлять им дистанционно за минимальную комиссию, по сути обнуляют налоговую правосубъектность государств – прежде всего в том, что касается налога на личные доходы и корпоративную прибыль. И этот тренд, увы и ах, никогда уже не будет развёрнут вспять. Правительства развитых и не слишком государств должны осознать, что эти виды налогов не могут быть основой их фискальной системы в эпоху глобального хозяйства и цифровых финансов.

Мне кажется, что обыденность офшорной экономики должна заставить правительства ведущих стран мира… отказаться от налогообложения доходов и прибыли и перейти к налоговой системе, основанной на обложении не заработков, а трат. Основой государственных финансов должны стать платежи, от которых невозможно уйти: налог с продаж (НДС), налог на недвижимость и имущество, акцизы, доходы от таможенных пошлин.

Современные офшоры хороши всем, кроме одного: на этих экзотических островах никто не живёт и не делает там бизнес. Если какая-то страна хочет стать глобальным лидером в новых условиях, она должна стать офшором – но при этом пригодным и привлекательным для жизни и бизнеса. Отмена налога на доходы вернёт в любую из западных держав триллионы долларов и евро, а выпадающие доходы будут перекрыты налогами на подорожавшую недвижимость, повышенным налогом с продаж и налогами на имущество.

Бессмысленно облагать запредельными налогами миллиардеров, если их деятельность даёт обществу больше, чем им самим (это, конечно, не относится к России и другим «банановым республикам»). Доля акций во владении сторонних инвесторов составляет 81,2% у Tesla, 84% – у Facebook, 86% – у Amazon и… 99,94% у Apple. Значительная часть ценных бумаг находится на балансе пенсионных фон¬дов, университетских эндаументов или благотворительных организаций. Если Джеф Безос богатеет на $1 млрд., то остальные держатели акций Amazon – более чем на $7,1 млрд., и одно это означает, что удар по основателю компании окажется ощутим и для общества в целом.

Не нужно бороться с богатством – нужно делать выгодным его легальное (где это можно) накопление, и тогда экономический прогресс окажется намного более быстрым и устойчивым.

Повторю: это не относится к коррупционерам, которые не хотят жить даже по тем законам, которые они сами принимают – но во всем, что касается взаимоотношений государства и бизнеса (а все эти Papers – они не о Зеленском или Кривоногих, а об уходе от налогов богатых предпринимателей и творческих личностей по всему миру) мне кажется, что время радикальных перемен, никак не связанных с требованиями обезумевших левых, стремящихся «ликвидировать миллиардеров как класс», уже пришло.

Потому что в ином случае офшорной через несколько десятков станет вся мировая экономика, а безусловный базовый доход будет обеспечиваться только эмиссией государственного долга, скупаемого центральными банками соответствующих стран.

Следующая загадка

Так как, пожалуй, никто из вас не воздержался от комментариев и обобщений в связи с тюремным сроком для А.Навального и сопутствующих событий, я хочу высказать несколько соображений.

1. А.Навальный – несомненно герой нашего времени. Тут не может быть никаких «только» или «несмотря на». Человек сделал свой выбор и верен ему. Критиковать его бессмысленно и в нынешних (да зачастую и в прежних) условиях совершенно неэтично. Его не обязательно считать идеалом, но это отчаянный человек, действующий согласно своим убеждениям. Такие люди всегда были нужны, а сегодня – особенно. Моё единственное пожелание ему – выжить в той неравной схватке, в которую он ввязался.

2. Январские события, на мой взгляд, если и добавили российской реальности неких качественных особенностей, то не поменяли её радикально. Склонность режима к установлению диктатуры была видна как минимум с 2012 г. Сейчас многие называют его фашистским – но я это констатировал еще в 2015-м — и поднявшийся сейчас по этому поводу вой мне совершенно непонятен. Масштаб подчёркивания сейчас этого обстоятельства отражает только одно: недальновидность комментаторов и их неспособность к банальному прогнозированию.

3. Рассказы о том, что в России закончилось правовое государство и наши суды стали подразделением исполнительной власти, видятся мне подтверждением такого же инфантилизма и способности жить только текущим моментом, не оглядываясь назад. Практически все фундаментальные постулаты правовой системы (включая невозможность осуждения несколько раз за одно и то же преступление) были нарушены делами «ЮКОСа» ещё в 2000-е годы. Судебная система не может умереть дважды, так что плач тут излишен.

4. Есть важный социально-экономический вопрос. Сейчас многие пишут, что с 2014 года российская экономика начала рушиться, видя тому причину в захвате Крыма, западных санкциях и российской автаркии. Напомню: к выводу о том, что 2013 год – последний год наших экономических успехов, я пришёл в том самом 2013-м году. Уже тогда было понятно, что впереди нас ждёт только упадок – но не из-за Крыма и санкций, а из-за неспособности модернизироваться, упования на сырьё и засилье бюрократии и силовиков. Роль Запада в разрушении российской экономики находится в пределах статистической погрешности.

5. Протесты последних дней действительно уникальны тем, что они приняли совершенно новый масштаб и подавляются с особой жестокостью. Многие сравнивают их с белорусским протестом 2020 года. Не думаю, что эта аналогия правильна. Во-первых, по масштабам они (с учётом различий в масштабах государств) скорее тянут на минские протесты 2010 года. Во-вторых, белорусским протестам предшествовали выборы, полностью делигитимизировавшие бывшего президента Лукашенко. В нашем случае такой делигитимизации Путина пока не случилось, и это делает позиции властей намного более прочными, чем в белорусском кейсе. Способность Кремля удержать ситуацию под контролем не вызывает у меня сомнений.

7. Кремль сегодня не находится в той панике, которую ему приписывают. Выборы в Думу будут проведены в срок и окажутся невероятно стерильными. Нынешние протесты позволят «зачистить» всех нелояльных кандидатов, никакой либерализации политики не случится. Да, на штыках нельзя сидеть долго, но никто и не собирается. Путин немолод, уходить он не будет, жизнеспособность системы после его кончины его не интересует. Поэтому задача состоит в том, чтобы продержаться еще с десяток лет. Эта задача более чем реальна – горизонт до 2030 года я тоже предсказывал в начале 2010-х.

Следующая загадка

В то же время распад Советского Союза имел три знаменательные особенности, которые хорошо помогают понять несовременность возникшей по его итогам страны.

Во-первых, масштаб события. В. Путин назвал его «крупнейшей геополитической катастрофой [XX] века»[67] — и в этом он, вероятно, прав. В одних только новых независимых странах Средней Азии на момент распада Союза жило не менее 11,0 млн русских, белорусов и украинцев[68] — в 15 с лишним раз больше, чем англичан в африканских и азиатских владениях Британии в 1947 году, и в 20 раз больше, чем французов в таких же владениях Франции в 1952-м[69]. И то, что началось после распада Советского Союза, вполне можно назвать единственной в истории деколонизацией в прямом смысле этого слова: к середине 2000-х годов из стремительно архаизирующихся новых государств было разными способами выдавлено около 4 млн уроженцев бывшей метрополии. К концу 2010-х годов доля славянского населения в Казахстане упала до 26,2 %, в Киргизии — до 6,9 %, в Узбекистане — до 4,1 %, в Таджикистане — до 1,1 %[70], а в формально оставшихся в составе России Чечне и Ингушетии — до 1,9 и 0,8 % соответственно[71]. Единственным историческим событием, с которым можно сравнить данный процесс, было «освобождение» Алжира, до 1962 года являвшегося даже не доминионом, а департаментом Франции, после которого в континентальную Францию выехали 800 тыс. человек, что составляло на тот момент 7,5 % населения этой провинции[72] — однако, повторю, масштаб был намного бóльшим. В связи с этим поражает тот факт, что если в Западной Европе отдельные колониальные державы внимательно оценивали опыт своих соседей, то в Советском Союзе поддерживали антиколониальное движение, ни на минуту не предполагая, что такие же процессы могут затронуть — и даже разрушить — самого наследника Российской империи.

Во-вторых, это характер отделявшихся территорий. В отличие от Великобритании и Франции, Бельгии и Португалии, которые теряли свои владения, обретенные в лучшем случае пару сотен лет назад и при этом не слишком связанные с метрополией, Россия утратила не только завоеванные за век до этого территории, но, что важнее всего, — те земли, исторической колонией которых была сама Московия. Никто из российских лидеров (не говоря о большинстве россиян) даже не подумает воевать за возврат в империю, например, Азербайджана — но западный дрейф Украины фактически поставил Москву на грань опасного противостояния со всем остальным миром, а на удержание Белоруссии в орбите своего влияния Кремль за последние 15 лет потратил почти $100 млрд[73]. Причина, на мой взгляд, лежит на поверхности — без этих территорий Россия перестает быть Россией, возвращаясь в Московию, в середину XVII века, когда Сибирь только-только еще перестала считаться чуждой землей, управлявшейся по линии Посольского приказа. Это меняет всю структуру сознания не только правящей элиты, но и значительной части населения — и именно поэтому слова российских политиков о «сакральной» роли Крыма, а то и Киева так мощно резонируют в национальном мировосприятии[74]. В отличие от Франции, которая давно смирилась с потерей Алжира (а сегодня была бы рада забыть и о существовании выходцев из него), Россия вряд ли когда-нибудь сможет смириться с уходом Украины — и в этом тоже проявляется ее несовременность, ее неспособность преодолеть фантомные боли прошлого, справляться с которыми пришлось научиться любой из великих держав.

В-третьих, это новое положение частей страны по отношению друг к другу. Если в XVII веке Сибирь была практически не заселена, а экономические центры метрополии находились в Центральной России, на северо-западе и в Поволжье, то сегодня ситуация выглядит иной. Центр критически зависит от своей зауральской колонии. В 1897 году на Сибирь приходилось 52 % территории империи, 7,5 % ее населения и 19 % экспорта; в 1985 году она составляла уже 57 % территории СССР, 10,5 % его населения и обеспечивала 46 % советского экспорта; а в 2014 году Сибирь — это 75 % территории России, 20,2 % ее населения и источник добычи или первичной переработки 76–78 % всего российского экспорта и поставщик более 55 % федеральных налоговых поступлений[75]. Реальный экономический потенциал Московии и Сибири сегодня сопоставим с потенциалами Португалии и Бразилии на тот момент, когда последняя сама объявила о своем имперском статусе, — и такая зависимость как бы метрополии от своей поселенческой колонии (вместе с преследующей российских политиков мыслью о незавершенности постсоветского распада, который они сами углубляют своей политикой в отношении других постсоветских государств) не добавляет устойчивости политической организации Российской Федерации. События последних лет также подчеркивают несовременность страны, которая стремится вернуться к своим имперским временам методами, позаимствованными в лучшем случае из европейского «арсенала» конца XIX столетия.

Читайте также: