Загадка черного ящика книга

Обновлено: 22.11.2024

В современной культуре принято сосредоточиваться на достижениях и игнорировать провалы. Ошибки воспринимаются либо как цепь случайностей и незначительное отклонение от нормы, либо, напротив, они переоцениваются – тогда человек, принявший неверное решение, обвиняется в некомпетентности и клеймится позором. Британский журналист Мэтью Сайед утверждает, что такое отношение к ошибкам отнимает у людей и организаций возможность извлечь пользу из провалов, сделать соответствующие выводы и изменить то, что послужило причиной неудачи. Он рассматривает две системы – здравоохранение, в котором принято скрывать ошибки, и авиацию, в которой всегда обнародуются причины катастроф. Мэтью Сайед показывает, к чему в долгосрочном плане приводит то или иное отношение к неудаче, как оно влияет на развитие системы, на людей, работающих в этой системе, и на конечных потребителей – нас с вами.

Сайед исследует истоки и последствия ошибок в науке, технике, юриспруденции, спорте, вскрывает психологические механизмы, стоящие за сокрытием неудач, и показывает путь, который может пройти каждый, чтобы изменить свое отношение к ошибкам и положить их в основу будущего успеха.

Часть 1 - Логика поражения 1

Часть 2 - Когнитивный диссонанс 16

Часть 3 - Столкновение со сложностью 30

Часть 4 - Маленькие шаги и гигантские скачки 41

Часть 5 - В поисках козла отпущения 51

Часть 6 - Как создать культуру роста 59

Кода. Картина мира 64

Следующая загадка

"Чёрный ящик" – это человеческий мозг. Над его загадками бьётся не одно поколение исследователей, медленно, но верно приближая разгадку тайн этого чуда природы. Научно-популярное произведение Игоря Губермана, не утратило своей актуальности и по сей день – ведь и сегодня мы знаем о мозге меньше, чем о бесконечно далёких от нас галактиках и о невидимых даже в микроскоп элементарных частицах

Очень длинное предисловие, - из которого станет ясно, как боялся автор вплотную приступить к теме 1

Бдительность, прогнозы и призраки 4

Узнать, обдумать, сочинить 11

Вселенная искаженных связей 13

Облава на мысль 14

Действие, движение, поступок 19

Дар Прометея 25

Трактат о забаве и подвиге 29

НАУКА, МУЖЕСТВО, ЖИЗНЬ 31

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 32

Загадки второй программы 32

Открытие ада и рая 34

Что же они такое? 35

Немного анатомии 36

Очередное отступление 37

Попытки моделей 38

Мыслитель, строивший в стороне 39

Большая химия мозга 41

Неизбежность открытий 48

Слово, облеченное властью. Информация с черного хода 50

Йоги и проблема чудес встречи с неведомым 54

Очень краткое послесловие 57

Игорь Миронович Губерман
Чудеса и трагедии чёрного ящика

Чудеса и трагедии чёрного ящика - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Чудеса и трагедии чёрного ящика - читать книгу онлайн бесплатно, автор Игорь Губерман Сделать

Игорь Миронович Губерман

Чудеса и трагедии чёрного ящика

Очень длинное предисловие

из которого станет ясно, как боялся автор вплотную приступить к теме

Настанет день, кто-нибудь найдет ключ, и тогда мы поймем, что видели работу неизвестного механизма в каждом из наших опытов на мозге, но мы не понимали, что видим.

Странное время – двадцатый век: неудержимое, стремительное, яркое движение науки вперед, ошеломляющий поток открытий, свершений и находок, а на одном из фронтов – неподвижность. Почти полная. Это еще в тридцатых годах очень точно заметил Павлов: ход естествознания, писал он, «впервые заметно приостановился» перед высшей загадкой природы – думающим мозгом. Это понятно и с легкостью объяснимо: штурм вершины творчества эволюции стал возможен лишь при условии значительных успехов во множестве примыкающих областей естествознания.

Кибернетики (потоком идей и проблем резко подтолкнувшие познание мозга) назвали его очень образно – черным ящиком. Мы знаем, что получает этот аппарат управления на входе: информацию об окружающем мире и огромное количество сигналов изнутри организма – о его состоянии и потребностях. Можем наблюдать, что он дает на выходе: поступки, действия, мысли. Знаем крохотную часть секретов его управления телом. Но как происходит в этом черном ящике внутренний процесс переработки информации и выработки сигналов управления, мы, если сознаться честно, не имеем почти никакого представления. А тысячи существующих гипотез – они, возможно, сродни догадкам дикарей-полинезийцев, объясняющих работу телевизора.

Это преувеличение? Конечно. Но небольшое. Давайте припомним, как двигалось изучение мозга.

Сначала почти никак. Ибо Аристотель, например, считал мозг внутренностью холодной, неподвижной и бескровной, просто выделяющей жидкость для охлаждения сердца. Правда, тут мыслители древности вступали в разногласие: Платон уже помещал в мозгу разум (желания и гнев еще были пока в печени); Гиппократ наделял рассудком левый желудочек сердца; Пифагор считал, что психику организуют три души: растительная (в пупке), животная,(в сердце) и разумная (в мозгу).

Но уже незадолго до начала нашей эры мозг твердо объявляется хранилищем разума. Начинается его исследование… Нет, неверное слово – начинаются фантазии о его устройстве. Ибо как древние, так и средневековые исследователи были лишены постоянной возможности анатомировать человека. Похитителями трупов часто называли тогда ученых – они вынуждены были тайком, по ночам, под угрозой жестокого наказания воровать трупы, чтобы изучать на них анатомию тела и мозга.

Появляются карты мозга – что ни век, то более тщательные. Но как он работает, этот небольшой сгусток нервов, укрытых под прочным, покровом?

Не стоит перечислять многочисленные домыслы, но об одном, из ученых следует вспомнить подробней, ибо. гениальность его пробила лед абсолютного незнания, а выдвинутая идея обусловила дальнейшие поиски. Речь идет о Декарте.

На портрете – суровое, несколько надменное лицо, очень крутой лоб, широко открытые вопрошающие глаза. Резкие, глубокие складки от крыльев носа к углам рта. Вся жизнь – на то, чтобы видеть и думать, ибо само сомнение и размышление – наиболее убедительные доказательства того, что человек живет. «Я мыслю, следовательно, существую». Он чужд политики, славы, богатства. Он издает свои книги только по настоянию друзей. Он не женился, чтобы оставаться свободным. Когда-то он служил в армии – но только затем, чтобы повидать мир. Он часто меняет место жительства, чтобы не обременять себя неизбежными знакомствами. «Хорошо прожил тот, кто хорошо умел замыкаться в себе». И тем не менее он любим всеми, кто знал его: он добр и отзывчив. Неграмотность рядом с собой он не переносит: его лакей благодаря занятиям с хозяином становится профессором математики.

Цену себе он знает. Он оставил гигантские следы в математике, физике и философии. В знание о мозге он внес идею, достаточную для бессмертия его имени. На источники догадки он не боится сослаться: он наткнулся на нее, гуляя в парке, где стоят статуи-автоматы. В гроте – фигура купальщицы, убегающая при приближении человека; а если к некоторым статуям приближаться спереди, они окатывают человека водой. Простейшие механические автоматы, но с их помощью сделан гениальный вывод. Впрочем, Декарт не только умозрительный исследователь, – он производит десятки анатомических вскрытий. Демонстрируя друзьям мышцы и кости, он говорил: «Вот моя библиотека». Итак, о выводе.

Живое тело, утверждает Декарт, – не более чем чрезвычайно сложный механизм. Все его отправления совершаются так же, как движение часов или другого автомата в зависимости от расположения их гирь и колес. Не нужно «в этом случае предполагать никакой растительной или чувственной души, никакой особой причины движения и жизни, кроме крови и ее сил, возбуждаемых теплотой». Труп, утверждает Декарт, мертв не потому, что душа вылетела из него на небо, а потому, что телесная машина разрушена, как старые часы, которые уже не могут ходить (это говорится в семнадцатом веке – еще пылают костры, на которых инквизиция сжигает усомнившихся!).

Выпускник школы иезуитов, сын своего времени, Декарт не может еще отказаться от идеи верховного существа, запустившего когда-то в ход все механизмы Вселенной и снабдившего человека некоей жизненной силой, которая действует в его нервной системе. Но снова проницательная картина этих действий с точным названием: рефлекс (что значит – отражение; наши действия – это отражение, реакция на события, происходящие во внешнем мире).

Так, ощутив жар от огня, жизненные силы, передаваясь по нервам, как вода – по трубкам садовых статуй, сообщают мозгу о том, что руку следует отдернуть. С помощью «давления» этих же жизненных сил (попробуйте заменить их словами «нервный импульс», и все станет на места!) мозг велит руке отдернуться, а ногам – отойти.

Точно так же Декарт трактует и человеческие поступки. При виде страшного предмета, изображение которого образуется в мозгу, пишет он, жизненные силы, выдавливаемые изображением, направляются в ноги, двигая их мышцы так, чтобы убежать. У людей с другим характером (иным устройством) эти жизненные силы приводят в движение руки, способные защищаться.

Так возникла примитивная основа, первый, но фундаментальный камень наших сегодняшних представлений о мозге. Его познавали, как планету, только на карты наносили не острова, пустыни и горные хребты, а извилины, выступы, бугры, впадины, отверстия и щели.

I
Рутинная операция

29 марта 2005 г. Мартин Бромили проснулся в четверть седьмого и пошел будить детей, Викторию и Адама, чтобы собрать их в школу. Весеннее утро выдалось дождливым. До Пасхи оставалось всего ничего. Спускаясь к завтраку, дети возбужденно галдели. Через пару минут к ним присоединилась их мама Илэйн, которая сегодня нежилась в постели чуть дольше обычного.

Прежде чем посвятить себя детям, Илэйн, жизнерадостная женщина 37 лет, работала в туристическом бизнесе. Сегодня ее ждал непростой день – она отправлялась в больницу. Илэйн два года мучили проблемы с околоносовыми пазухами, и недавно ей порекомендовали лечь на операцию, чтобы решить проблему раз и навсегда. "Не беспокойтесь, – сказал ей врач, – риск тут невелик. Это рутинная операция" [1].

Илэйн и Мартин были женаты 15 лет. Они встретились на деревенских танцах благодаря общему знакомому, полюбили друг друга и в итоге поселились вместе в домике в Норт-Мэрстоне, тихой деревне в сердце сельского Бакингемшира, в 50 км к северо-западу от Лондона. В 1999 г. у них родилась Виктория, двумя годами позже появился на свет Адам.

Жизнь Бромили, как и многих молодых семей, была непростой, но веселой. В прошлый четверг они впервые всей семьей летали на самолете, а в субботу ходили на свадьбу подруги. Илэйн хотела быстрее покончить с операцией – потом она могла бы несколько дней отдохнуть.

В 7:15 Бромили выехали из дома. До больницы семья добралась быстро. Всю дорогу дети болтали на заднем сиденье. Мартин и Илэйн не волновались по поводу предстоящей операции. Хирург-отоларинголог доктор Эдвардс был специалистом с огромным опытом – он работал врачом больше 30 лет и пользовался хорошей репутацией. Анестезиолог доктор Андертон работал в своей области 16 лет. Опасаться было нечего.

В больнице их проводили в комнату, где Илэйн переоделась перед операцией в синюю робу. "Ну как, мне идет?" – спросила она Адама, тот хихикнул. Виктория забралась на кровать, чтобы мама почитала ей сказку. Мартин улыбался – он слушал эту сказочную историю уже во второй раз. Адам играл с машинками на подоконнике.

В какой-то момент заглянул доктор Андертон, чтобы задать супругам стандартные вопросы. Он шутил и был в хорошем настроении. Как и все хорошие врачи, он понимал, что перед операцией важно унять волнение пациента.

За минуту до половины девятого пришла старшая медсестра Джейн, чтобы увезти Илэйн на каталке в операционную. "Вы готовы?" – спросила она с улыбкой.

Виктория и Адам шли рядом с каталкой по коридору. Дети говорили маме, как рады будут увидеть ее через несколько часов – после операции. На пересечении коридоров их пути разошлись: Мартин увел детей налево, а медсестра повезла Илэйн направо.

Илэйн привстала и бодро сказала: "Пока!"

Пока Мартин с детьми шли к парковке – они хотели съездить в супермаркет, запастись продуктами на неделю и купить что-нибудь вкусненькое для Илэйн, например печенье, – каталку Илэйн вкатили в предоперационный покой. В этом помещении, смежном с операционной, делаются последние проверки и проводится общая анестезия.

С Илэйн был доктор Андертон – знакомое, ободряющее лицо. Он ввел в вену на тыльной стороне кисти Илэйн похожую на тростинку трубочку – канюлю, через которую анестетик попадает прямо в кровеносную систему.

"Мягко и нежно, – сказал доктор Андертон. – Вот так… и вы засыпаете". На часах было 8:35.

Анестетики – мощные лекарства. Они не только погружают пациента в сон, но и блокируют многие жизненно важные функции организма, которые необходимо поддерживать искусственно. Дыханию часто помогает ларингеальная маска – раздуваемая манжета, которую вводят через рот и размещают над дыхательными путями. Кислород закачивается в дыхательные пути и попадает в легкие.

Тут, однако, возникла проблема. Доктор Андертон не смог поместить манжету в рот Илэйн: ее челюстные мышцы свело – при анестезии такое бывает. Доктор Андертон ввел дополнительную дозу лекарств, чтобы расслабить мышцы, после чего попытался вставить в рот пару ларингеальных масок поменьше, но у него не получилось.

В 8:37, через две минуты после введения в наркоз, Илэйн стала синеть. Уровень кислорода в ее крови упал до 75 % (порог в 90 % считается "довольно низким"). В 8:39 доктор Андертон попытался надеть пациентке кислородную лицевую маску, которая закрывает рот и нос. Он по-прежнему не мог закачать воздух в легкие пациентки.

В 8:41 он решился применить отлаженную процедуру интубации трахеи – стандартный метод, который применяют в случаях, когда кислородная маска бесполезна. Доктор Андертон начал с того, что ввел в кровь Илэйн паралитическое вещество, полностью расслабившее челюстные мышцы и позволившее раскрыть рот пациентки. Затем он использовал ларингоскоп, чтобы осветить гортань и ввести трубку прямо в воздухоносные пути.

Тут доктор Андертон столкнулся с новым препятствием: он не видел входа в трахею. Обычно это хорошо различимое треугольное отверстие, по обе стороны которого расположены голосовые связки. Как правило, протолкнуть трубку в дыхательные пути и заставить пациента дышать не составляет труда. Однако у некоторых пациентов вход в трахею закрыт мягким нёбом. В таком случае его просто не разглядеть. Доктор Андертон проталкивал трубку снова и снова, надеясь найти цель, но так и не смог это сделать.

В 8:43 уровень кислорода в крови Илэйн упал до 40 %. Это настолько низкий показатель, что шкала измерительного прибора им заканчивается. Опасность заключалась в том, что отсутствие кислорода приводит к отеку головного мозга, чреватому очень печальными последствиями. Пульс Илэйн также замедлился – сначала до 69 ударов в минуту, потом до 50. Это означало, что кислорода не хватает и сердцу.

Положение стало критическим. Доктор Баннистер, анестезиолог из смежной операционной, примчался, чтобы помочь коллеге. Вскоре к ним присоединился и доктор Эдвардс, хирург-отоларинголог. Им помогали три медсестры. Катастрофы пока не произошло, но к ней могла привести любая ошибка. Всякое решение было буквально вопросом жизни и смерти.

К счастью, существует процедура, которую можно применить именно в такой ситуации: трахеостомия. До сих пор все попытки добраться до дыхательных путей Илэйн через рот проваливались. У трахеостомии есть огромное преимущество: она не задействует ротовое отверстие. Вместо этого врач проделывает дырку прямо в горле, и через нее в трахею вставляется трубка.

Это рискованная мера, поэтому ее используют, когда все прочие возможности исчерпаны. Здесь был именно такой случай. Трахеостомия отделяла пациентку от повреждения мозга, угрожавшего ее жизни.

В 8:47 медсестры поняли, каким будет решение врачей. Джейн, самая опытная из медсестер, побежала за набором для трахеостомии. Вернувшись, она сказала трем врачам, пытавшимся помочь Илэйн, что набор готов к использованию.

Врачи мельком взглянули на Джейн, но ничего не ответили. Они все еще пытались протолкнуть трубку в закрытые нёбом дыхательные пути Илэйн через гортань. Врачи были поглощены этим занятием; вытянув шеи, они торопливо переговаривались.

Очень длинное предисловие,
из которого станет ясно, как боялся автор вплотную приступить к теме

Берне (физиолог)

Странное время – двадцатый век: неудержимое, стремительное, яркое движение науки вперед, ошеломляющий поток открытий, свершений и находок, а на одном из фронтов – неподвижность. Почти полная. Это еще в тридцатых годах очень точно заметил Павлов: ход естествознания, писал он, "впервые заметно приостановился" перед высшей загадкой природы – думающим мозгом. Это понятно и с легкостью объяснимо: штурм вершины творчества эволюции стал возможен лишь при условии значительных успехов во множестве примыкающих областей естествознания.

Это преувеличение? Конечно. Но небольшое. Давайте припомним, как двигалось изучение мозга.

На портрете – суровое, несколько надменное лицо, очень крутой лоб, широко открытые вопрошающие глаза. Резкие, глубокие складки от крыльев носа к углам рта. Вся жизнь – на то, чтобы видеть и думать, ибо само сомнение и размышление – наиболее убедительные доказательства того, что человек живет. "Я мыслю, следовательно, существую". Он чужд политики, славы, богатства. Он издает свои книги только по настоянию друзей. Он не женился, чтобы оставаться свободным. Когда-то он служил в армии – но только затем, чтобы повидать мир. Он часто меняет место жительства, чтобы не обременять себя неизбежными знакомствами. "Хорошо прожил тот, кто хорошо умел замыкаться в себе". И тем не менее он любим всеми, кто знал его: он добр и отзывчив. Неграмотность рядом с собой он не переносит: его лакей благодаря занятиям с хозяином становится профессором математики.

Цену себе он знает. Он оставил гигантские следы в математике, физике и философии. В знание о мозге он внес идею, достаточную для бессмертия его имени. На источники догадки он не боится сослаться: он наткнулся на нее, гуляя в парке, где стоят статуи-автоматы. В гроте – фигура купальщицы, убегающая при приближении человека; а если к некоторым статуям приближаться спереди, они окатывают человека водой. Простейшие механические автоматы, но с их помощью сделан гениальный вывод. Впрочем, Декарт не только умозрительный исследователь, – он производит десятки анатомических вскрытий. Демонстрируя друзьям мышцы и кости, он говорил: "Вот моя библиотека". Итак, о выводе.

Живое тело, утверждает Декарт, – не более чем чрезвычайно сложный механизм. Все его отправления совершаются так же, как движение часов или другого автомата в зависимости от расположения их гирь и колес. Не нужно "в этом случае предполагать никакой растительной или чувственной души, никакой особой причины движения и жизни, кроме крови и ее сил, возбуждаемых теплотой". Труп, утверждает Декарт, мертв не потому, что душа вылетела из него на небо, а потому, что телесная машина разрушена, как старые часы, которые уже не могут ходить (это говорится в семнадцатом веке – еще пылают костры, на которых инквизиция сжигает усомнившихся!).

Так, ощутив жар от огня, жизненные силы, передаваясь по нервам, как вода – по трубкам садовых статуй, сообщают мозгу о том, что руку следует отдернуть. С помощью "давления" этих же жизненных сил (попробуйте заменить их словами "нервный импульс", и все станет на места!) мозг велит руке отдернуться, а ногам – отойти.

Карты мозга, уточняясь от поколения к поколению, сохранили самые причудливые названия своих областей: роландова борозда, варолиев мост, сильвиев водопровод, зона Лиссауэра, ядро Бехтерева и десятки других наименований, в которых отражалась то поэтическая склонность называющего, то дань первооткрывателю, то чисто внешнее, поразившее анатома сходство. Морской конек, лира Давида, древо жизни, писчее перо, бледный шар, птичья шпора, турецкое седло да и все остальные такие многотрудные (особенно для студентов) латинские названия оказываются в переводе вполне знакомыми словами, возникшими когда-то у пионеров-анатомов из-за схожести или по ассоциации. На русском языке эти высокоученые слова звучат куда проще (естественно – для нас): колено, горка, парус, петля, колонна, клюв, воронка, ограда, задвижка, бахрома, покрывало, червь, плащ, скорлупа.

Однако открытие и самое подробное описание всех областей, структур и деталей принесло ученым куда меньше знаний, чем землепроходцам – познание планеты. И если даже сейчас исследователи склонны признать, что о мозге им известно ничтожно мало, то что же говорить о тех, кто когда-то давал названия!

Следующая загадка

Я просто голову сломала над проблемой, которая периодически возникает в жизни каждой женщины, – что подарить мужчине, которого ты любишь и уважаешь?

Ладно бы еще речь шла об обычном пятидесятилетнем юбилее, хотя для мужчины этот возраст никак не назовешь обычным – мужчина в пятьдесят лет словно переходит какую-то черту и превращается из Героя в Мудреца, если, конечно, речь идет о настоящих мужчинах. Но моя проблема была совершенно особенная. Мужчина, которому я должна была выбрать подарок, лежал в больнице, был парализован после серьезного ранения в голову. И сколько он еще будет оставаться в таком состоянии – было неизвестно ни врачам, ни его жене, ни уж тем более – мне.

Григорий Абрамович уже больше месяца не мог двигаться – пуля задела какие-то важные нервные центры, и врачи перепробовали уже все, что знали и умели сами, все, что смогли достать им друзья Григория Абрамовича, и твердо обещали, что вот-вот должен появиться результат их усилий – лечащий врач рассчитывал, что восстановится способность говорить и двигаться, но… только для верхней части тела; ноги останутся парализованными еще на неопределенное время. Ходить он сможет еще не скоро.

Я обежала все тарасовские магазины, внимательно обследовала все наши самые оживленные торговые ряды, в надежде, что неизвестная вещь, которую я ищу, сама попадется мне на глаза и я тут же ее узнаю. Однако ничего похожего не произошло. Я пыталась представить, что у меня у самой, как у Григория Абрамовича, из всех органов чувств осталось только зрение, а из всех способностей – только способность мыслить, – и никак не могла психологически войти в такое состояние, даже с моим опытом применения метода психологического резонанса. Я просто не могла представить себя неподвижной и беспомощной!

Наконец я решила отнестись к этой проблеме чисто логически – ведь ничего другого мне не оставалось. Раз Григорий Абрамович может только видеть и думать, решила я, значит, ему нужно подарить какую-нибудь картину, смотреть на которую ему было бы приятно.

И я отправилась в художественную галерею под названием «Анима», которая специализировалась главным образом на изображениях животных. Ее директором был Севка Франкенштейн, который два года учился со мной вместе на психологическом, но ушел, чтобы зарабатывать себе мировое имя, рисуя собак. Несмотря на мрачную фамилию, он был добрейшим малым и со своим литературным тезкой был схож только в одном – творения и того и другого вызывали у тех, кто их видел, панический ужас.

Мировая художественная общественность так и не узнала о невспыхнувшей звезде таланта художника-анималиста Всеволода Франкенштейна. Поняв, что знаменитого художника из него не получится, Севка оставил попытки создавать художественные произведения и попробовал заняться их продажей. Пока я защищала сначала диплом, потом – диссертацию, мотаясь между делом по горячим точкам планеты в составе федеральной группы спасателей, куда меня завербовали еще на третьем курсе университета, Севка проявлял чудеса предприимчивости, сколачивая себе, как он выражался, «капиталец» на перепродаже того, что рисовали другие.

И сегодня, когда я стала командиром ФГС-1 вместо раненого Григория Абрамовича, Севка имел в Тарасове несколько магазинов и художественную галерею, вокруг которой концентрировались все анималисты Тарасова. Севка довел уже свой «капиталец» до того размера, когда деньги приобретают способность к размножению и сами начинают производить деньги, если им в этом не мешать своими коммерческими идеями, и утратил интерес к бизнесу. Он решил вновь заняться рисованием, и в небольшой мастерской, которую сделал себе при галерее, просиживал сутками перед листом ватмана с куском угля в правой руке и бутылкой пива в левой. Я, по старой памяти, забегала к нему поболтать о пустяках и полюбопытствовать о его успехах.

Севка ценил мой интерес к его «творчеству» и отвечал мне взаимным интересом ко всему, что связано со спасателями. Он сообщал мне свое мнение о работе спасателей, в надежде услышать мое мнение о его работах.

Правда, от моего замечания по поводу того, что его галерея названа как-то неправильно, потому что «anima» – это по-латински «душа» и к анимализму не имеет никакого отношения, Севка отмахнулся, поскольку это непосредственно его творений не касалось. Выслушав меня, он спросил только, как же тогда правильно, и, секунду подумав, заявил что «animal» ему не нравится, звучит как-то не очень благозвучно. Да и кто сказал, что у животных нет души, возразил он. Мне пришлось с ним согласиться, мне тоже кажется, что у тех же любимых мною собак душа намного тоньше и чувствительнее, чем у иных людей.

К Севке я отправилась потому, что после долгих размышлений решила подарить Григорию Абрамовичу картину и повесить над его кроватью так, чтобы ему было хорошо ее видно. Мне хотелось подарить ему что-то, что выражало бы мое к нему отношение.

Я обожаю собак и уважаю собачью преданность, хотя у самой у меня никогда не было собаки. Не могу я поселить вместе с собой друга, а потом оставлять его одного, когда уезжаю на спасательные работы – просить приятелей присмотреть за ним и знать, что он отчаянно тоскует в пустой квартире, пока я мотаюсь по свету.

Но собак я люблю и уважаю. Может быть, потому, что они не способны на предательство, в отличие от мужчин.

…Я побродила по выставочному залу Севкиной галереи, рассматривая медведей, лосей, кошек, ящериц, горных козлов, тигров, сайгаков, змей и даже пауков. Как нарочно, не было ни одной картины с изображением собаки!

Спросив у дежурного продавца-искусствоведа, у себя ли Всеволод Моисеевич, я поднялась на второй этаж и без стука вошла в мастерскую. Севка никогда не обижался, когда я приходила без звонка и входила без стука – он всегда рад был отдохнуть от своих творческих мучений.

– Оленька! Ты, как всегда, появляешься в самый нужный момент! – воскликнул Севка, обернувшись на звук моих шагов. – Мне отчаянно скучно, и я только что вспоминал о тебе – что-то ты долго не заходила. Забываешь потихоньку старого приятеля?

– Работа, Севыч! – развела я руками. – Только что вернулась из круиза по Каспийскому морю – Туркмения, Иран, Азербайджан…

– Отдыхала? – спросил он, протягивая мне открытую бутылку «Портера».

– Что-то вроде того, – ответила я, отхлебывая глоток из горлышка – единственное, на что обижался добрейший Севка, – это когда отказывались поддержать компанию и выпить с ним пивка, хоть чисто символически. – Этнографией интересовалась, знаешь, персидские гаремы, азербайджанское красноречие… Коврик из Шемахи привезла с портретом их президента…

Севка посмотрел на меня недоверчиво, но не стану же я ему подробно рассказывать, как меня держали под домашним арестом в Иране на женской половине хозяина дома – лейтенанта иранской службы безопасности – и как приняли в Азербайджане за любовницу нашего Министра и подарили этот дурацкий огромный ковер с портретом ухмыляющегося президента Азербайджана!

– Я тоже решил портретами заняться, – сообщил мне Севка, предвкушая мое внимательное отношение к его бесплодным усилиям воскресить на бумаге живую природу. – Вспомнил, как я собачек рисовал.

Он поставил передо мной мольберт и, один за другим, начал ставить на него свои этюдные наброски. Я рассматривала их очень внимательно, старательно скрывая свои затруднения в определении видовой принадлежности изображаемых им животных. Севка тем временем болтал без умолку, чтобы скрыть свое смущение и естественное авторское волнение перед первым зрителем.

Я не особенно прислушивалась к его словам, но одна фраза привлекла мое внимание, и я начала вникать в смысл того, что он говорит.

– …поэтому идея с предсказаниями мне не особенно понравилась, – уловила я конец фразы, пропустив мимо ушей начало. – Что это он, в самом деле, какой-то Кассандрой представляется. И главное – непонятно совершенно, откуда он это все взял, все эти прогнозы? Очень неубедительно прозвучало.

– О чем ты, Сева? – спросила я. – Извини, я засмотрелась на твои работы.

– А ты не помнишь, Министр ваш интервью давал перед юбилеем вашей службы? – спросил Севка. – Ну, обещал еще всяческие беды в последнем году века? Так вот – несерьезно это как-то в его положении.

– А что он говорил-то? – спросила я, потому что тоже совершенно несерьезно отнеслась тогда к выступлению Министра, сочтя все, что он сказал, не очень-то оригинальной шуткой.

– Ну, я точно-то сейчас уже и не вспомню, – почесал Севка свой испачканный углем нос. – Если в общем – число всяческих бед, которые и до того щедро посещали российскую землю, в этом году резко возрастет. Всякие там землетрясения, наводнения, пожары, обвалы, цунами даже на Камчатке где-то. Договорился до того, что метеорит из космоса пообещал – не меньше Тунгусского. Главное, непонятно – почему вдруг – как-то ни с того ни с сего? Хотя, конечно… Если приврал, то понятно – зачем. Ведь вся надежда-то тогда – на вас, на спасателей. А он – главный Спасатель. А глядишь – и Спасителем станет…

Мэтью Сайед
Принцип "черного ящика"
Как превратить неудачи в успех и снизить риск непоправимых ошибок

ООО "Издательская Группа "Азбука-Аттикус", 2016

Часть 1
Логика поражения

Следующая загадка

Игорь Губерман - Чудеса и трагедии чёрного ящика краткое содержание

«Чёрный ящик» – это человеческий мозг. Над его загадками бьётся не одно поколение исследователей, медленно, но верно приближая разгадку тайн этого чуда природы. Научно-популярное произведение Игоря Губермана, не утратило своей актуальности и по сей день – ведь и сегодня мы знаем о мозге меньше, чем о бесконечно далёких от нас галактиках и о невидимых даже в микроскоп элементарных частицах

Читайте также:

Загадка черного ящика книга

Следующая загадка

Игорь Миронович Губерман Чудеса и трагедии чёрного ящика

Чудеса и трагедии чёрного ящика - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

I Рутинная операция

Очень длинное предисловие, из которого станет ясно, как боялся автор вплотную приступить к теме

Следующая загадка

Мэтью Сайед Принцип "черного ящика" Как превратить неудачи в успех и снизить риск непоправимых ошибок

Часть 1 Логика поражения

Следующая загадка

Игорь Губерман - Чудеса и трагедии чёрного ящика краткое содержание

Игорь Миронович Губерман
Чудеса и трагедии чёрного ящика

I
Рутинная операция

Очень длинное предисловие,
из которого станет ясно, как боялся автор вплотную приступить к теме

Мэтью Сайед
Принцип "черного ящика"
Как превратить неудачи в успех и снизить риск непоправимых ошибок

Часть 1
Логика поражения