Образ христа и загадка финала поэмы а блока двенадцать
Обновлено: 16.05.2024
Что несет его образ людям? Что принесла им революция?
Но так ли случайна ее гибель? Революция разрушает традиционные устои, прежние нравственные ценности, христианскую
мораль:Эх, эх, без креста!
Мы на горе всем буржуям
Разрушив скверну, революция не принесла очищения, и если двенадцать апостолов по своей деятельности не являются апостолами, то кто же во главе их? Блок рисует контраст цвета в образе Христа: белизна чистоты и счастья и алый цвет кровавого флага. Что раскрывает такой противоречивый образ?
И за вьюгой невидим
И от пули невредим
Нежной поступью надвьюжной
Снежной россыпью жемчужной
Следующая загадка
«Поставить Христа во главе упырей, уголовников и убийц? Да он сошёл с ума! Предатель! Руки ему больше не подам!» — примерно такой была реакция многих современников Александра Блока на финал поэмы «Двенадцать».
Его не поняли ни правые, ни левые, приняли поэму лишь несколько человек из его круга. Ахматова отказалась выступать на вечере, где предполагалось чтение «Двенадцати». Бунин высказался очень категоричными словами. Гумилёв считал, что Блок своим сочинением повторно распял Христа. Всё это были люди из близкого окружения, и Блока такое восприятие не могло не ранить, это была его глубокая личная драма. При этом он не мог отказаться от того, что написал.
Сам Блок никаких комментариев к финалу поэмы прямо не давал. Возможно, и он не понимал, почему последняя строка именно такая. Об этом отчасти свидетельствует его личная запись от 18 февраля 1918 года: «Что Христос идет перед ними — несомненно. Дело не в том, “достойны ли они Его”, а страшно то, что опять Он с ними, и другого пока нет, а надо Другого — ?» С ними — то есть с двенадцатью красногвардейцами, которые патрулируют революционный Петроград, убивают Катьку, грабят «етажи» и готовятся палить по «избяной» и «толстозадой» Руси. А кто такой «Другой» — можно лишь догадываться.
Есть писатели, которые знали, что имели в виду, и подробно объясняли свой замысел — редкие счастливые случаи в литературе, когда корректно ставить вопрос: «Что хотел сказать автор?» Это, например, Достоевский (хотя и не всегда). Есть авторы, которые знали, что хотели сказать, но ничего сверх не объяснили: «еже писах, писах», — повторяет известные слова Ахматова в пояснении к «Поэме без героя». Есть авторы, которые сказали не то, что хотели, вполне возможно, в их числе Маяковский в некоторых послереволюционных стихах. А есть те, которые сами не поняли до конца, что написали, и признавались в этом, но чувствовали художественную правду своего текста исходя из собственного мироощущения. Это Блок в «Двенадцати».
Всё, что мы можем сделать сейчас для понимания поэмы, это попытаться то самое мироощущение Блока почувствовать, реконструировать. Благо материал для этого имеется. Блок был не только поэтом, но и публицистом, и у него есть очень любопытные статьи. Обычно вспоминают текст «Интеллигенция и революция», но есть другая и, на мой взгляд, гораздо более масштабная статья — «Крушение гуманизма». Она датируется апрелем 1919 года. В ней Блок рассуждает о важнейшем для него понятии, без которого к поэме «Двенадцать» просто не подобрать ключей. Это понятие — дух музыки.
Статья начинается с попытки охарактеризовать, что же такое гуманизм как явление культуры:
«Понятием гуманизм привыкли мы обозначать прежде всего то мощное движение, которое на исходе Средних веков охватило сначала Италию, а потом и всю Европу и лозунгом которого был человек — свободная человеческая личность. Таким образом, основной и изначальный признак гуманизма — индивидуализм.
Четыре столетия подряд — с половины XIV до половины XVIII века — образованное общество средней Европы развивалось под знаком этого движения; в его потоке наука была неразрывно связана с искусством, и человек был верен духу музыки. Этим духом были проникнуты как великие научные открытия и политические течения, так и отдельные личности того времени».
Блок подчёркивает взаимосвязь науки, искусства и даже политики в эпоху гуманизма (по сути — Возрождения и Просвещения). Далее он приводит имена людей, которые были способны органично вместить в себя все перечисленные сферы и были, в терминологии автора, проникнуты духом музыки: Петрарка, Боккаччо, Пико де ла Мирандола, Эразм Роттердамский, Ульрих фон Гуттен, Томас Мор и другие. Последние в этом списке Блока — Гёте и Шиллер. Что же отличало этих людей?
«…Личность была главным двигателем европейской культуры», — пишет Блок и поясняет: именно отдельные личности (например, те, что перечислены им) создавали независимую науку, светскую философию, литературу, искусство и целые школы. Однако затем «на арене европейской истории появилась новая движущая сила — не личность, а масса». Отправной точкой в формировании «массы» как движущей силы Блок называет эпоху Реформации, а одним из пиков проявления масс на исторической арене — Великую французскую революцию. Почему? Следуя его логике, дело в том, что с конца XVIII века мировоззренческая картина образованного человека начинает распадаться. Она была цельной — и постепенно становится раздробленной. В силу самых разных причин, от научно-технического прогресса до развития буржуазных идей, сам человек становится тревожным, общество — разрозненным. Как следствие, человек, каким бы великим художником он ни был, более не в состоянии задавать вектор движения для целой культуры. Эту роль постепенно забирают себе массы. Именно они становятся носителями духа музыки. Что же это за дух?
С точки зрения Блока, «есть как бы два времени, два пространства; одно — историческое, календарное, другое — исчислимое, музыкальное». Первое — это наше обычное горизонтальное время и измерение, линейное. В нем за пятницей следует суббота, за ней — воскресенье и так далее на протяжении месяцев, лет и веков. А музыкальное время — оно, условно говоря, вертикальное. Это как прорыв вечности в привычное нам пространство. Похоже, дух музыки для Блока родом именно из вечности, у него Божественная природа. Чтобы жить в этом музыкальном времени, человеку необходимо внутреннее равновесие физического и духовного: «Нам нужно для этого прежде всего устроенное тело и устроенный дух, так как мировую музыку можно услышать только всем телом и всем духом вместе. Утрата равновесия телесного и духовного неминуемо лишает нас музыкального слуха, лишает нас способности выходить из календарного времени, из ничего не говорящего о мире мелькания исторических дней и годов, — в то, другое, исчислимое время», — пишет Блок. А утрата равновесия произошла.
По сути, Блок описывает черты духовного кризиса, хотя терминологии такой не использует. И примечательно, что делает он это в 1919 году. ХХ век едва начался, но уже вместил в себя самую страшную из войн, когда-либо пережитых человечеством, а в России еще и три революции, конец монархии и гибель империи. Кризис, начавшийся, по Блоку, в конце XVIII столетия, лишь углубился к рубежу XIX–XX веков. В меньшей степени он затронул Россию, но парадоксальным образом по нам его последствия ударили максимально мощно.
Блок размышляет, например, о раздробленности человеческого сознания — это похоже на правду. Что происходило в культуре в это время? Вот наука. Развитие ее идет такими темпами, что один человек уже не может на общих основаниях быть специалистом в анатомии, скажем, скульптуре и механике (как Леонардо) или иметь равно блестящие представления об истории — и притом о музыке и живописи (как Шиллер). Отрасли знаний со временем всё более сегментируются, внутри каждого сегмента появляются свои крупные специалисты, которые блестяще знают свою дисциплину — и при этом уже плохо ориентируются в соседней. Объять своим умом все сферы науки и искусства одному человеку становится не под силу.
Вот промышленность. Генри Форд изобретает конвейер, и человек становится всего лишь винтиком в системе, перестает быть творцом внутри своего ремесла. Если раньше, например, каретных дел мастер брал заказ — он проходил своими руками все этапы производства, от обточки древесины до насадки колес. Пусть ему и помогал в этом штат подмастерьев, и тем не менее удовлетворение от проделанной работы ремесленник получал во всей полноте. Но и это постепенно ушло в прошлое. Темпы производства растут, а осмысленности в труде становится меньше. Чем занимался человек на конвейере весь день, неделю, месяц? Да, забивал гвозди, это важно. Но он не увидел результата своего труда ни за день, ни за год. Он перестал быть творцом, и это для мироощущения куда важнее.
Вот представления человека о себе. Он знает, о чем думает, какое решение принимает, почему и как себя ведет. Однако Зигмунд Фрейд убедительно объясняет, что существует бессознательное, которое на самом деле и рулит нашей жизнью! Потребуется время, чтобы его идеи были критически осмыслены. Но в начале ХХ века выслушивали их с открытым ртом. Получалось, человек сам себе не хозяин, — и это еще один удар.
В области религиозного знания — вообще глубочайший кризис. Ницше сказал, что Бог умер, и ему поверили. Разными путями в культуре будут пытаться восстановить ту связь, которая была у человека с Творцом, и Бога будут искать, и плакать порой от боли, полагая, что Его в мире нет. Ни о какой цельной картине мира с такой дырой внутри не может идти и речи…
Есть множество самых разных иллюстраций кризиса, к которому западная культура пришла к началу ХХ века. Корни, возможно, и в Реформации, а возможно, и гораздо глубже. Однако Блок прав — образованный человек стал иным, тревожным. И размышляя в категориях Блока, носителем духа музыки такой человек быть уже не мог. Однако дух музыки — это константа мира. Он как влага в атмосфере — есть всегда, лишь формы присутствия меняются. И как облака переходят в дождь, а дождь впитывается в землю, так и дух музыки перемещается — из индивидуальностей в массы.
Вот часть этой массы и шагает по революционному Петрограду в поэме «Двенадцать». В них, по логике Блока, и есть дух музыки. И автор на момент создания поэмы видит перед ними Христа. Это не значит, что красногвардейцы следуют за Христом, а Христос, соответственно, вождь революции. Это значит лишь то, что по логике Блока именно эти двенадцать наиболее восприимчивы к духу музыки, творческому потоку, из которого произойдет новая культура, на смену рухнувшему гуманизму. Может быть, Блок в чем-то и прав… Ведь творчество — дар от Бога, и говорим же мы сегодня об архитектуре, кинематографе, литературе советского периода как о серьезном явлении культуры. Однако безумно жаль, что самому Блоку и таким, как он, в этом новом мире места не нашлось.
Лично по моим ощущениям, во главе двенадцати тогда всё же шел другой, а Блок ошибся, подчиняя свою оптику конструкциям в собственной голове. Вполне возможно, он спутал разные понятия — Промысл Божий и вождя революции. Да, он задолго до октября 1917 года предчувствовал, что надвигается катастрофа, он пророчествовал о ней. Посмотрите, например, его стихи «Всё ли спокойно в народе?» — и дату, когда они были написаны. Блок воспринимал революцию как неизбежность, предвидел ее колоссальный масштаб. Возможно, он пытался примирить себя с этой неизбежностью, внутренне найти ей какое-то обоснование, объяснение, и кончил тем, что увидел в ней Промысл.
В церковной традиции часто обращают внимание на то, как важно различать Промысл и попущение. Бог революцию попустил. Но Он ее не возглавлял! Христос вообще не может быть средством достижения какой-либо цели, просто потому, что Сам Он — цель. Он не может быть проводником или вождем к светлому будущему, потому что Сам Он — Путь, Истина и Жизнь. Это не значит, что Христа не было с нами в трагедии 1917 и последующих годов. Христос и там тоже был. В этом великий парадокс, который трудно бывает понять и принять: Христос не только с теми, кто любит Его, но и с теми, кто Его распинает, и этим последним достаточно лишь захотеть в ответ быть с Ним, как Лонгин Сотник захотел. Но всё это не значит, что Христос возглавляет красногвардейцев, распинающих Его. В этом, на мой взгляд, главная подмена, произошедшая в сознании Блока. Однако он видел и чувствовал так и очень честно написал об этом в «Двенадцати». И сейчас мы можем лишь пытаться максимально полно понять его мироощущение.
Понравилось узнавать про скрытые смыслы шедевров русской классики? «Фома» подготовил целый курс лекций преподавателя МГИМО Аллы Митрофановой «Самые загадочные произведения русской литературы: перечитать, понять, полюбить». В этот курс мы выбрали не всю школьную программу, а только самые яркие, таинственные произведения. Да, за сотню и больше лет существования эти книги интерпретировали по-разному. И казалось бы, сколько можно? И вообще какое отношение эти тексты имеют к нам? Прямое. И как раз об этом наш курс. Курс стартует 14 сентября. Записаться можно уже сейчас:
Следующая загадка
Скучный «набор стихов и частушек», — так говорил о поэме Блока Иван Бунин. «Самое значительное произведение нашей эпохи», — утверждал Лев Троцкий. Понимание смысла загадочной поэмы «Двенадцать» зависит прежде всего от толкования центрального образа поэмы — Христа, идущего сквозь вьюгу перед отрядом красногвардейцев. Сам Александр Блок подчеркивал, что в финал «должен был поставить Христа». Обратимся к самой неоднозначной поэме в истории русской литературы и к ее главному образу.
Поэма «Двенадцать» (1918) — свежий отклик Александра Блока на революционные события 1917 года (с момента революции прошло только два с небольшим месяца). Поэт воспринял революцию как явление положительной метаморфозы, духовного преображения России; точку отсчета нового времени. Статью того же 1918 года «Интеллигенция и революция» он закончил так: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию». Однако революционность Блока не имела ничего общего с партийной программой большевиков. В своем поэтическом отклике, в финале «революционной» поэмы, Блок не смог обойтись без ключевого христианского образа, породившего разнообразные трактовки Спасителя «с кровавым флагом», идущего во главе отряда красногвардейцев. Необходимо разобраться в этих расхождениях и смысловых нюансах. Тем более, что «Двенадцать» входит в обязательную школьную программу. Поэтому преподавателю, который идёт на урок по поэме, нельзя ограничиваться какой-либо одной точкой зрения на образ Христа.
Следующая загадка
Поэма «Двенадцать» была написана А. Блоком всего за 20 дней, но расшифровать ее смысл пытаются до сих пор. Каждое поколение литературоведов вносило свою лепту в толкование этого произведения. Одна из ключевых тайн, над которой вот уже столько лет ломают голову исследователи, – образ Иисуса Христа в «белом венчике из роз».
Он появляется в конце поэмы. В контексте революционной темы появление Иисуса неожиданное, ведь все 12 стихов описывают разруху, кровопролития, грабежи, насилие. Атмосфера в них сохраняется угрюмая. Иисус же – носитель Добра, Любови и Света. Кажется, он освещает путь борцам за новый уклад, подсказывает, что они движутся в правильном направлении. Возможно, Христос напоминает, что люди отреклись от его заповедей пора бы вспомнить о них, ради нового будущего.
До недавнего времени большинство ученых придерживалось мнения, что Христос – символ счастливого будущего в «новых условиях». Некоторые современные литературоведы считают, что он на самом деле – Антихрист. Кстати, такие мысли бытовали и среди тех современников А. Блока, которые представляли православную церковь. Доля правды в таком утверждении есть. Иисус идет впереди красноармейцев, которые разрушают все на своем пути, убивают и грабят людей во имя революции.
Интересным, но неубедительным является утверждение Максимилиана Волошина о том, что красноармейцы гонятся за Христом, чтобы убить его.
Тем не менее, нужно учитывать то, что сам Блок принял революцию как путь к новой жизни, позитивным изменениям. Этот факт и разрушает новое толкование символического евангельского образа. Кроме того, следует обращать внимание на красноречивую художественную деталь – белый венок из роз. Католики считают, что роза – это символ Девы Марии, белый цвет же означает невинность, чистоту, обновление Земли и Неба, благословение высших сил. Таким образом, автор указывает на соединение Неба и земли, Святого духа и Девы Марии. «Белый венчик» противопоставляется «красному флагу».
Образ Христа следует анализировать неотрывно от образа 12 красноармейцев, которые символизируют двенадцать апостолов. Литературоведы называют их «апостолами революции». Христос идет впереди них, как бы благословляя путь к «новому миру». Их поход напоминает картину мироздания, которая покоряется гармонии и стихии. За Христом бежит пес, символизирующий «старое». Расставляя, таким образом, персонажей, автор намекает, что революционеры еще не полностью избавились от пережитков недавнего уклада.
Учитывая мотивы творчества А. Блока, можно утверждать, что Христос для него – нравственный идеал, ведущий человечество к светлому бытию. Он является светлой целью, которая оправдывает средства борьбы.
Образ Христа – образ-символ, который, с одной стороны, ставит точку в сюжете, а с другой – заканчивает его троеточием. Образ несет смысловую нагрузку, толковать которую нужно комплексно: с точки зрения религии, политики, истории и авторского мировоззрения.
Кто же впереди: многообразие трактовок
В самом конце поэмы «Двенадцать» появляется ее центральный образ — образ Христа. Вот эти известные строки:
Среди многочисленных объяснений финала поэмы специалистами, а также современниками поэта, можно выделить несколько самых распространённых.
Бог умер
В одной из примечательных и распространенных трактовок пристальное внимание обращено на «белый венчик из роз», не соответствующий православной традиции, в которой атрибутом Спасителя является терновый венец. Живописец Петров-Водкин откровенно признавался ученому Дмитрию Максимову: «Я предпочел бы, чтобы там был просто Христос, без всяких белых венчиков».
Одна из интерпретационных крайностей образа венка — его погребальное назначение. Следовательно, Христос в поэме мертвый, а это значит, что умерла и Церковь, и вера. Здесь мы видим перекличку с философией Фридриха Ницше, популярного в России начала ХХ века и утверждавшего, что «Бог умер», а также с цитатой из произведения самого Блока, написанного в 1918 году: «Церковь умерла, а храм стал продолжением улицы. Двери открыты, посредине лежит мёртвый Христос». Однако цветы на венце Христа могут, напротив, означать и возрождение, Воскресение, путь к новому возрожденному миру, в котором ключевая роль будет отдана вере в Бога.
Лже-Христос
Ряд исследователей соглашаются с точкой зрения священника и философа Павла Флоренского, который считал, что «поэма — это предел и завершение блоковского демонизма». В финале появляется не Христос, а его антипод, «враг» «за вьюгой невидим», — антихрист, принявший вид Иисуса. Известный литературовед Михаил Дунаев пишет: «Быть может, это все же адова сила: дьявола ведь тоже пулей не возьмешь. И вот он принимает облик Спасителя — и увлекает за собою духовно неразвитых „апостолов“? Ведь такая трактовка имеет свою логику».
Существовали очень резкие оценки такого «антихристианского» восприятия образа современниками автора. Так, Николай Гумилев говорил, что Блок, создав «Двенадцать», послужил «делу Антихриста», «вторично распял Христа и еще раз расстрелял государя», а Анна Ахматова даже отказывалась выступать с Блоком на совместных поэтических вечерах.
Разрушение «старого мира» и зарождение «нового»
Большая часть русских интеллигентов, современников Блока, восторженно воспринимала революцию как стихийную силу — средство разрушения «старого» мира; как необходимый переход к миру «новому», полному возможностей и свершений. Поэтому Бог, идущий во главе красногвардейцев, был главным духовным звеном в этом революционном процессе разрушения отжившего, обветшалого мира.
В последних строках поколение Александра Блока находило ответ на вопрос, что же принес в мир Октябрь 1917 года. Появление Христа здесь означало возможность будущего преображения, к которому приведут революционные события.
Однако важно отметить, что самой революционной массе образ Христа показался резко отрицательным, «незримым» врагом двенадцати бойцов «без креста».
Христос — Спаситель
Михаил Ларионов. Иллюстрация к поэме Блока «Двенадцать»Другая актуальная трактовка отражает наиболее ортодоксальное, православное понимание образа Спасителя в поэме. Согласно этой литературной традиции, Христос — мученик, который идет на гибель ради обновления жизни. Здесь не может идти речи об антихристе, принявшем облик Иисуса, чтобы обмануть красноармейцев. Их попросту невозможно обмануть лже-Христом, так как сам Иисус для них — одно из воплощений «старого» мира, они совсем не хотят знать истинного Спасителя. Он не является для бойцов, держащих «револьюцьонный шаг», авторитетом, который сманил бы их на ложный путь. Как пишет литературовед Денис Макаров, «если бы антихрист хотел обмануть их, ему было бы проще это сделать в образе, например, Карла Маркса или Фридриха Энгельса, Троцкого, наконец».
Строки «Нежной поступью надвьюжной, / Снежной россыпью жемчужной. » могут указывать не только на обычное движение Христа, но и означать присутствие Спасителя как вне этого мира, так и в нем. Христос — над стихиями и над природой, Он познаваем и непознаваем одновременно.
Согласно этому толкованию, к Богу обращаются и простые созерцатели революции, и двенадцать красногвардейцев-безбожников. Они проходят путь от свободы и вседозволенности «без креста», «без имени святого», к свободе с Христом, и такая разительная перемена происходит помимо их воли, без их веры в Спасителя, т. е. фатально, как проявление высшего порядка. Иисус идёт впереди красногвардейцев. С кровавым, красным флагом — образом страданий и крови.
Во всем есть промысел Божий. Христос — во всем происходящем в мире. Иисус в поэме олицетворяет и идею принятия на Себя очередного греха людей, и идею всепрощения, и надежду на то, что те, кто совершил кровавый грех все-таки придут к Его заветам, к идеалам любви и братства. Известный литературовед Виктор Жирмунский в рамках этой интерпретации также считал главной темой поэмы спасение душ двенадцати красногвардейцев — олицетворения всей разбойной России, всего человечества.
А как думал сам Блок?
Многообразие трактовок и расхождения в оценках (Михаил Пришвин, к примеру, видел в Христе самого Блока, а Иван Бунин, напротив, считал, что автор «дурачит публику какой-то галиматьей» в лице «пляшущего Иисусика») подчёркивают глубину созданного поэтом образа Иисуса, содержание которого не исчерпывается приведёнными примерами.
Какими бы разнообразными ни были трактовки критиков и литературоведов, сохранились записные книжки самого Блока, в которых поэт сделал несколько записей о своей поэме, что часто не учитывается при анализе «Двенадцати», в том числе в школе. Так, 18 февраля 1918 года Блок пишет: «Что Христос идет перед ними — несомненно. Дело не в том, „достойны ли они Его“, а страшно то, что опять Он с ними, и другого пока нет, а надо Другого — ?» Но кто этот Другой, Блок сам не знает. Следовательно, образ Христа в финале поэмы был для Блока единственно возможным. Как отмечает филолог Дина Магомедова, «Блок ничего не искал. Он писал о том, что увидел. И проницательные слова Блока о Христе в финале поэмы свидетельствуют об одном: поэт был непреложно убежден в органичности именно такого завершения».
Также в черновике поэмы Блок сделал запись, что Христос: «. был с разбойником. Было двенадцать разбойников». Здесь мы видим отсылку к Евангелию от Луки и истории о двух распятых с Христом разбойниках, один из которых проявил сострадание к мукам Иисуса и был прощен. В контексте этого библейского сюжета во многом прочитывается суть появления Иисуса Христа перед красногвардейцами в финале. Это не благословение происходящего и не «освящение» стихийного разгула, а преодоление безотчетного аморализма и нигилизма, залог будущего очищения для героев произведения. Из запечатленного Блоком хаоса должна родиться гармония. Важно, что явление Христа в конце поэмы — символическое явление необходимости религии. Еще 27 июля 1918 года Блок отметил в дневнике: «В народе говорят, что все происходящее — от падения религии. ».
Показателен эпизод чтения поэмы на одном из литературных вечеров на Фонтанке, который лишний раз убеждает в неоднозначности блоковского текста:
То есть на вопрос о смысле главного образа своей поэмы Блок не ответил. Следовательно, каждый читатель может по-своему ответить на этот вопрос, и в каждом таком толковании будет своя доля правды. Известный учёный Сергей Аверинцев заметил: «Должен сознаться в наивности, если это наивность: когда поэт на вопрос о его интенции свидетельствует: „Не знаю“, — я предпочитаю совершенно дословно верить такому свидетельству».
Источники: С. Аверинцев, Е. Иванова, Д. Макаров, Н. Солнцева, Д. Магомедова, О. Клинг
Читайте также: