Иосиф сталин последняя загадка эдвард радзинский книга
Обновлено: 04.11.2024
Война, ее начало и действия Иосифа Сталина накануне войны не разгаданы до сих пор. Подозрительнейший из людей, не доверявший даже собственной тени, этот вечный Фома неверующий – доверился Гитлеру!? На самом деле все было куда сложнее…
В новом романе из цикла «Апокалипсис от Кобы» одна из самых страшных тайн истории – тайна Второй Мировой, а также последняя Загадка Иосифа Сталина – его смерть.
Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Последняя загадка краткое содержание
Война, ее начало и действия Иосифа Сталина накануне войны не разгаданы до сих пор. Подозрительнейший из людей, не доверявший даже собственной тени, этот вечный Фома неверующий – доверился Гитлеру!? На самом деле все было куда сложнее… В новом романе из цикла «Апокалипсис от Кобы» одна из самых страшных тайн истории – тайна Второй Мировой, а также последняя Загадка Иосифа Сталина – его смерть.Следующая загадка
Иосиф Сталин. Последняя загадка - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Иосиф Сталин. Последняя загадка - читать книгу онлайн бесплатно, автор Эдвард Радзинский Сделать– Муха в саркофаге!
Услышал в ответ голос оперативника:
– Чего орешь?! Одевайся, муха!
В тюрьму отправился мой знакомец, наш официальный отравитель, глава Лаборатории Х М-ий… Его арестовали прямо в Лаборатории и повели по подземному ходу в так хорошо ему знакомую внутреннюю тюрьму.
Коба был неутомим. Арестовали группу кремлевских врачей во главе с начальником Санитарного управления Кремля. Почти все арестованные врачи были с «прожидью», как сострил ведший это дело следователь Рюмин. Всех этих знаменитых профессоров, академиков медицины зверски допрашивали по заявлению какой-то медсестры из кремлевской больницы.
Я был у Кобы на Ближней, когда он вызвал Поскребышева.
Коба дожидался его в Большой столовой…
Приехав, вмиг вспотевший Поскребышев, блестя лысой головой и красным лицом, стоял перед Кобой. Он знал своего хозяина и, конечно, чувствовал неладное.
– Ничего не хочешь нам сказать?
Поскребышев жалко молчал.
– Полюбуйся на этого ротозея, Фудзи. Оказывается, сейчас были бы живыми и товарищ Жданов, и многие другие товарищи. Простая медсестра… – Коба заглянул в бумажку, он теперь мгновенно забывал фамилии. – Товарищ Тимашук написала мне письмо о том, что бедняге Жданову нарочно поставили неверный диагноз. Еврейские врачи из кремлевской поликлиники решили погубить его. И я поручил тебе – что?
– Разобраться, – вмиг потеряв обычную насмешливость, несчастно ответил Поскребышев.
– У кого? У тех, против кого она написала? У убийц? У тех же кремлевских врачей?!
– Виноват. Потерял бдительность. Я думал, они специалисты. Простите меня, товарищ Сталин.
– Что ты написал в заключении, ротозей?
– Что я ознакомился с документами и что специалисты считают диагноз товарища Жданова правильным.
– Только теперь, благодаря настойчивости товарища Рюмина, удалось выявить всю банду этих убийц в белых халатах. В кремлевской поликлинике из-за ротозея Поскребышева и врага народа Абакумова годами трудилась банда извергов… Иди сюда.
Поскребышев уныло подошел к огромному столу, где обычно происходило застолье.
Коба взял рукой его лысую голову и с размаху ударил ею о стол.
У Поскребышева пошла кровь из носа.
Коба еще раз ударил его. Поскребышев заплакал.
Поскребышев, всхлипывая, вышел из кабинета.
– Этого тоже надо гнать: мышей не ловит! Но врачи! Хороши врачи! Убийцы! В опасное время довелось нам жить, Фудзи.
В тридцать седьмом году врачей обвиняли в том, что они отравили Горького, Куйбышева и хотели отравить Кобу и правительство. Коба не искал нового: кремлевских врачей-убийц обвиняли в том, что они уморили членов Политбюро Щербакова, Жданова и всех умерших в кремлевской больнице руководителей.
Я знал своего друга: он делал это не от недостатка воображения. Он хотел, чтобы включился условный рефлекс Великого Страха, приобретенного страной в тридцать седьмом году.
Я должен был ехать в Лондон.
Он походил по комнате.
– Все рвешься за границу? Посиди тут, здесь ты нужнее. Сдались тебе эти империалисты. В СССР – хорошо. Открыли Волго-Донской канал – давний путь из варяг в греки! Мечту народов осуществили большевики. Успешно установили Статую. Тебя пошлю проверить, как смотрится… – И, как всегда, вдруг меняя тему: – Но Большой Мингрел… – Походил по комнате. – Я все слушаю его кабинет – ничего! Осторожен стал? Или узнал? Ты поговори с Лаврентием душевно. Понюхай его, есть ли дурной запах…
Коба знал про мои выбитые Берией зубы, оттого не сомневался в моем рвении. Я обещал. Мне показалось, он был доволен.
Последний съезд Кобы
Стояла глубокая осень пятьдесят второго. Меня по-прежнему не выпускали за границу. Своего друга я видел крайне редко. Он готовился к съезду Партии. Почти четырнадцать лет не было съездов, и вот теперь, после многолетнего перерыва, он вдруг решил его собрать.
Но буквально за несколько дней до съезда позвал меня на Ближнюю.
– Новый американский посол Кеннан, находясь в западном Берлине, сделал заявление «о трудностях работы дипломатов в СССР в результате постоянного давления властей». Говнюк сравнил свое пребывание у нас с жизнью в фашистском лагере, куда он был интернирован Гитлером в начале войны.
– Гнать мерзавца в три шеи, – мрачно отозвался Коба. – Завтра же объявить его персоной нон грата «в связи с враждебными и клеветническими заявлениями»…
Холодная война давно уже стала очень горячей. Коба не уставал подбрасывать поленца в костер.
– Умный империалист этот Кеннан, – продолжил Коба. – Хорошо говорит по-русски… Он точно определил беду своей страны – «нарциссизм»… А про нашу беду он мне как-то откровенно сказал: «Ваша система таит в себе возможности большого развития, которое в конце концов ее же уничтожит»… Как ты думаешь, Лаврентий, что он имел в виду?
– Честно говоря, Иосиф Виссарионович…
– Правильно, ты не думал. Но я думаю над этим денно и нощно. С развитием нашей экономики появится много вас, богатеньких партийных буржуев, которые захотят освободиться от строгого пролетарского государства… и предадут. Ладно, ступай.
Когда побледневший Берия ушел, он спросил меня:
– Тебе прислали приглашение на съезд? Не прислали? И хорошо. Это прежде у нас было – «Съезд – кто кого съест». Теперь будет скука. Парадное зрелище для газет. Приходи сразу на пленум. Вот там будет зрелище, товарищ Сталин обещает. Тебе пришлют билет. Вставишь в свои «Записьки». Интересно, как ты их пишешь? Один вариант наверняка для товарища Сталина, как когда-то Ильич свое Завещание… А вот другой… – Зло засмеялся. – Но учти, двурушник, найдем обе рукописи…
Приехала Светлана, и он вышел к ней в Малую столовую.
Я остался один. На столе лежал список руководящих органов, выбранных предыдущим восемнадцатым съездом. Зная его нынешнюю подозрительность, не посмел приблизиться вплотную. Но и издали я увидел: почти все фамилии руководителей партии перечеркнуты крестами! Лишь около нескольких стояли вопросы.
Он быстро вернулся. Засмеялся.
– Заглянул? Не выдержал?
– Врешь. Хотя незачем было смотреть, ведь тебя тут нет. – И добавил зло: – Пока… Ладно, иди.
Я так и не понял, зачем он меня позвал. Неужели проститься? Неужели – уже?
На съезде я не был, читал о нем в газетах. Коба выступал. В этой небольшой речи объявил, что единственными носителями свободы, демократических идеалов и прав человека являются ныне только коммунисты.
Следующая загадка
Иосиф Сталин. Последняя загадка - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Иосиф Сталин. Последняя загадка - читать книгу онлайн бесплатно, автор Эдвард Радзинский Сделать– Когда привезти, Коба?
– Привези завтра. Что у нас завтра. Двадцать восьмое… И рассуждать любила Мария. Подойдет вплотную и говорит, говорит. Хотя слушать эту дуру всегда было мукой. От нее духами так воняло… – (Коба ненавидел запах духов. Его слова: «От женщины должно пахнуть женщиной».) – Значит, завтра двадцать восьмое, – продолжал он, – и послезавтра – март. Опасный месяц для русских царей, – он взглянул мне в глаза. Надо было выдержать его взгляд и я выдержал, пока он перечислял, загибая толстые пальцы. – В марте погибли Павел I, Александр II, Иван Грозный…
(Знает? Неужто знает?)
– Но он же умер сам, Коба, – сказал я, чтобы что-то сказать и прервать этот ужас.
– Да нет, отравили, – усмехнулся он, все не отводя от меня глаз, – бояре отравили.
Продолжая в упор смотреть на меня, добавил:
– Знаешь, я часто думаю… почему я тебе многое прощаю. И мысль давно меня гложет… Тебя тоже, знаю… Хотя даже себе ты не признаешься, как и я… – Он остановился, долго смотрел на меня. Я молчал. Я уже знал, что он скажет… И он сказал:
– Мать в вашем доме убиралась… Может, потому мы похожи. И потому отец ненавидел, бил меня и звал выблядок? …Если это возможно, значит не исключено? Нет, ложь! Она Бога боялась… Нет, нет и нет! Ну ладно, иди брат хуев, надоел!
Он был прав. Это всегда было между нами… Хотя мы никогда не говорили об этом. Почему он сказал сегодня? Узнал!! И перед тем, как покончить, сказал сокровенное?
Короче, я вышел, ожидая ареста.
Подошел к машине. Слава Богу – ничего! Сел в машину, велел шоферу везти домой. А если они уже ждут дома? Опять воскрес вечный мой ужас перед ним!
Но дома меня встретили только жена и дочь.
Что ж, он делал все, чтобы я решился.
Итак, вечером двадцать восьмого я должен был быть на Ближней даче – удачная ситуация.
Все-таки встретился с Мингрелом. Рассказал об опасениях.
– Ничего он не знает, – твердо сказал Берия, – рядом с ним наш человек.
Наступило 28 февраля, день, который я подробно описал в начале. Описал и то, как я очутился на его даче в тот вечер… Свои Записки, которые я привез ему и которые он так и не успел прочесть, я забрал обратно той же ночью.
Но все, что произошло в ту проклятую (или святую) ночь в Большой столовой… и то, как он оказался после той ночи лежащим в Малой столовой на полу… этого никто не узнает.
Я ненавижу себя за все, что сделал. Но больше всего ненавижу мерзавца Мингрела, хотя он спас жизнь мне, моей семье и, может быть, миллионам… Впоследствии я исполнил клятву, которую дал, когда Мингрел выбивал мне зубы. Я сумел немало сделать, чтобы он погиб. Чтобы ненадолго пережил моего друга Кобу. Но это уже другая история – история моего врага и моего спасителя Лаврентия. Которого ненавижу и поныне. Как и мой любимый друг Коба, я умею ненавидеть даже за гробом…
Берию арестовали через несколько месяцев после смерти Кобы.
Смешно, но он, создававший нашу систему убийств, до конца не верил, что соратники посмеют его расстрелять. Только когда его привели в подвал и прочли приговор, он поверил. И потому, когда его привязывали к крюку, вбитому в деревянный щит, закричал Генеральному прокурору: «Я хочу рассказать все. Разрешите рассказать…»
Он решил рассказать о той ночи… Но забыл, в какой стране живет. Генеральный прокурор, этот наш охранник Истины, тотчас приказал: «Заткните рот этой мрази и кончайте побыстрее». Берии впихнули в рот полотенце и обвязали полотенце тряпкой, чтоб и звука не было слышно. Я все представляю, как над белой тряпкой, на потном искаженном лице сверкали выпученные от предсмертного ужаса безумные глаза… Исполнитель выстрелил…
Так что с Лаврентием я в расчете.
Расправившись с Берией, соратники начали охотиться за мной! Но тотчас… перестали! Я хорошо усвоил уроки моего знакомца-невозвращенца Орлова. И поспешил сообщить им кое-что из Рима. Теперь они знали: коли погибну я, история убийства Кобы в тот же день попадет во все газеты мира. Я даже заботливо послал каждому из них подробное описание его роли в ту ночь…
Смешно вспоминать, как после этого письма они охраняли меня за границей. Как заботливо присылали мне иудино содержание. Так что все эти годы я жил безбедно, в полной безопасности… ненавидя себя. Ибо я так и остался тем, кем был всю жизнь: холуем Кобы, рабом Кобы и другом Кобы. Ослом при льве.
Брат мой Коба. Брат мой любимый и враг мой ненавистный.
Но с тех пор и до сегодняшнего дня одна мысль не дает мне покоя. Неужели он не понимал, что хитрейший, продувной Мингрел так просто под нож не полезет? Как он, с его подозрительностью, мог согласиться убрать преданного пса Власика? Как он, с его дьявольской интуицией, не почувствовал того, что надвигалось?
Я часто вспоминаю, как накануне той ночи он читал мне: «Давно, усталый раб, замыслил я побег…» Как хотел узнать, не убежал ли с престола царь Александр I. И как сверлил меня глазами, перечисляя царей, убитых в проклятом марте месяце… Если… он сам?! Сам искал смерти, потому что устал… душой устал? Если он сам испугался Апокалипсиса, который задумал? Неужели это, «мижду нами говоря», было самоубийство разочаровавшегося в жизни, в крови и Революции старого восточного человека? Оттого, уже обо всем догадываясь, поцеловал меня на прощание, благословляя на… Может быть, он меня тоже любил? Или… Или я хочу сделать обычным человеком моего друга Кобу, пытаясь забыть главное? То, что отлично знали мы все, его близкие друзья: «Все человеческое было ему чуждо».
Коба умер в двадцать один час пятьдесят девять минут 5 марта. В тот самый день, когда планировал депортировать евреев и начать Апокалипсис.
Но ушел он, как и жил. В день похорон залил кровью столицу. Тысячи погибли в Москве в небывалой давке, тщетно пытаясь прорваться, чтобы проститься с ним.
Залил он кровью и остаток моей жизни. Мою жену и дочь выпустили за границу тогда же, в 1953 году. Они обе погибли при посадке самолета в Берлине.
После чего он обрек меня на долгое умирание в пустом мире.
Но после той ночи я с ним – в расчете. Это и есть конец моей рукописи.
Два необходимых примечания к ней.
Надеюсь, теперь, когда я передал вам свой труд, Коба отпустит меня умирать. Ваш мещанский, сытый мир совершенно не годится для одинокого старого революционера.
Интересного здесь мне уже ничего не покажут.
Я разрешаю вам использовать все, что здесь написал. События, описанные мною, проверять не нужно. Но их последовательность и даты – необходимо.
Следующая загадка
Апокалипсис от Кобы
В издании использованы иллюстративные материалы низкого разрешения, находящиеся в общественном доступе, а также иллюстрации из Немецкого федерального архива и открытых источников США
Эту рукопись я получил в Париже в 1976 году.
Я жил тогда в маленьком отеле «Delavigne» в Латинском квартале. Приехал я на премьеру своей пьесы и перед началом дал интервью парижской газете. На следующий день консьерж вручил мне тяжелый конверт… В нем была машинописная рукопись на русском языке и письмо, написанное от руки неровным почерком.
Прочитал ваше интервью в «Монд». Узнал, что вы решили (точнее – решились) написать биографию «первого большевистского царя Иосифа Сталина». Так вы назвали моего дорогого друга Кобу.
Я стар. Я стремительно гасну, дней моих на земле осталось немного. И все, записанное мною на протяжении десятилетий… небывалых десятилетий! – попросту исчезнет в чужом городе. Я решил поторопиться… приходится торопиться… Я передаю рукопись вам. Я писал ее тогда и теперь. Тогда в стране по имени СССР записывал подробно и, не скрою, витиевато. (Я ведь, как многие в революционные годы, баловался литературой, даже роман писать собирался. Оттого и жилище в Париже выбирал литературное – живу здесь, в Латинском квартале, где меня, старого революционера, окружают такие родные, понятные тени. На мой дом глядят окна квартиры отца Революции Камиля Демулена, и отец гильотины, немец Шмидт, жил неподалеку. В двух шагах от моего дома Бомарше сочинял своего Фигаро… Над его наглыми шутками, раздевавшими аристократов, хохотали до упаду сами аристократы. А вскоре такие же Фигаро погнали на гильотину всю эту веселившуюся сволочь. Запомните: самые грозные идеи приходят в мир веселой, танцующей походкой. Родной нашей грузинской лезгинкой часто приходят они в мир.)
Я заканчивал писать свои Записки здесь, за границей, и, к сожалению, кратко. Дрожит рука (Паркинсон). Дрожит жалкая рука, которая так ловко убивала.
Я не надеюсь, что эти Записки помогут вам понять «нашего Кобу» – как звали товарища Сталина мы, его старые, верные друзья. Разве можно понять такого человека? Да и человек ли он?
Но смерть Кобы понять помогут. О ней написано много всякого вздора. Коба ненавидел Троцкого, но ценил его мысли. Были у Троцкого слова, рядом с которыми Коба поставил три восклицательных знака: «Мы уйдем, но на прощанье так хлопнем дверью, что мир содрогнется…» Эти слова имеют прямое отношение к жизни Кобы, но еще больше – к его смерти.
В своем интервью вы сообщили, что хотите поговорить с охранниками Кобы, которые были с ним на даче в ту ночь… В ту судьбоносную ночь, когда все случилось! Пустое занятие! Они ничего не знают. Из ныне живущих знаю только я, его безутешный друг Фудзи, не перестающий думать о нем.
И Коба по-прежнему рядом с Фудзи. Такие, как Коба, не уходят. Он лишь на время схоронился в тени Истории. И поверьте, Хозяин – как справедливо звала страна «нашего Кобу», вернется в свою Империю. Впрочем, все это предсказал он сам, мой незабвенный друг Коба.
Мой заклятый враг Коба.
Он часто приходит ко мне по ночам, как только я засыпаю. И я чувствую его запах – старческий запах пота поношенного кителя генералиссимуса».
Подписи не было.
Далее шла рукопись.
Война, ее начало и действия Кобы накануне войны не разгаданы до сих пор.
Коба – подозрительнейший из людей, не доверявший даже собственной тени, этот вечный Фома неверующий – доверился Гитлеру?! Гитлеру, который только и делал, что беззастенчиво лгал, нарушал свое слово. Об этой слепой, глупейшей, необъяснимой вере Кобы вы прочтете в десятках сочинений. Прочтете и о том, как в результате этой веры Коба оказался преступно не готов к нападению, за что страна и заплатила миллионами жизней.
На самом деле все было куда сложнее… Однако по порядку.
В это время Коба редко звал меня. Слежка за мной продолжалась. Открытая, наглая – чтобы я о ней знал. Телефон грубо прослушивался. В воскресенье его попросту отключали – дескать, у нас выходной, и слушать тебя мы не можем. Мой кабинет на Лубянке Берия закрыл на ремонт, и я теперь сидел в Наркомате иностранных дел. Старый знакомец Молотов поручал мне какую-то рутинную, чиновничью работу. Когда я должен был выехать в Париж, мне с усмешкой объявили: «Иосиф Виссарионович очень любит, когда вы переводите ему иностранное кино, поэтому вам следует пока воздержаться от отъездов».
Заканчивался сороковой год, но меня не тронули. На Новый год Коба опять меня не позвал. В новогоднюю ночь мы с женой и дочерью посидели немного и в половине первого легли спать. Телефон мой отключили.
С улицы из телефона-автомата я позвонил Кобе – поздравить его. Но меня с ним не соединили.
В начале весны Гитлер принялся захватывать Европу. Напал на Норвегию и Данию…
Как сообщил Корсиканец, на рассвете в пятом часу министры иностранных дел Дании и Норвегии были разбужены немецкими послами. Заспанным министрам объявили, что Германия вынуждена защитить их от угрозы англо-французской оккупации.
Предупредили, что сопротивление бесполезно. В это время корабли и транспорты с погашенными огнями под английскими флагами уже подходили к норвежским и датским берегам.
Дальнейшее я прочел в газетах.
В Норвегии были захвачены один за другим порты Тронхейм и Норвик, немцы беспощадно топили корабли, оказывавшие сопротивление.
У Бергена подоспели на помощь англичане, атакой с воздуха отправили на дно немецкий крейсер. Однако уже к полудню крупнейшие порты и побережье в полторы тысячи миль были в руках немцев.
Правда, захватить Осло с моря немцам не удалось, старинная крепость потопила другой немецкий крейсер и полторы тысячи немецких моряков.
Осло захватили немецкие десантники. После беспощадной бомбардировки небо расцвело парашютами. Десантные группы высаживались с самолетов прямо на крыши укреплений…
Но норвежский король упрямо не хотел сдаваться. Он бежал в горы вместе с правительством и призвал народ к сопротивлению. В одну из редких тогда встреч с Кобой я переводил ему статью из «Таймс». В ней рассказывалось, как немецкие самолеты превратили в горящие обломки деревню, где, по их расчетам, находился король. На самом деле он вместе с правительством отсиживался в горах, в лесу. На этом лесном заседании кабинета король сказал: «Если правительство сочтет нужным принять немецкие условия капитуляции, чтобы избежать войны, в которой нашей молодежи придется отдавать свои жизни, тогда мне придется отречься. Ибо согласиться сотрудничать с врагом я не могу».
Коба выслушал и промолчал.
В следующий раз я увидел Кобу через пару месяцев.
К этому времени Гитлер добился потрясающих успехов. В конце апреля английская бригада, усиленная французами, высадилась в Норвегии. И сразу попала в отчаянную ситуацию. Корабль, нагруженный английской артиллерией, немцы отправили на дно.
Англичане остались с винтовками и пулеметами против немецких орудий и танков. После двадцатичетырехчасового боя под непрерывной немецкой бомбежкой они эвакуировались из Норвегии.
Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Последняя загадка краткое содержание
Война, ее начало и действия Иосифа Сталина накануне войны не разгаданы до сих пор. Подозрительнейший из людей, не доверявший даже собственной тени, этот вечный Фома неверующий – доверился Гитлеру!? На самом деле все было куда сложнее… В новом романе из цикла «Апокалипсис от Кобы» одна из самых страшных тайн истории – тайна Второй Мировой, а также последняя Загадка Иосифа Сталина – его смерть.Читайте также: