Цель жизни нашей для него была заманчивой загадкой

Обновлено: 22.11.2024

С Ленским мы знакомимся со второй главы романа, где сказано, что
(VI )
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал …
По имени Владимир Ленский,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.

Пушкинская характеристика куда как содержательна. Ну вот: «С душою прямо геттингентской…» Значит, малый воспитан по европейской методе, по той, от которой отказался Онегин. Показательно и то , что душа у юного «немца» чужая, чуждая всему на этой Руси…. Приведу кусок из Инета про университет в Геттингене:
«Университет был основан в 1734 году Георгом II, курфюрстом Ганновера. Университет быстро развивался и, стал одним из крупнейших высших учебных заведений Европы того времени».
И мы уверенно можем заключить, что Онегин по «учености» уступает Ленскому. Мы в праве считать, что сей факт не прошел мимо внимания Ленского. А это, согласитесь, уже повод для некой самоуверенности в споре и для желания встать выше в разговоре с новым соседом, сославшись на «ученый авторитет» того же Канта, - блеснуть дипломом, так сказать.
Ленский привез «вольнолюбивые мечты», что, конечно, сближало его с Онегиным. Но тут же сказано: что «привез» он и «всегда восторженную речь». А что это такое в деревенском обиходе и даже в нашем городском общении? Правильно: нам скоро надоест такой собеседник, и мы запросто за глаза будем называть его … ну на ваш вкус… «блаженным», «двинутым», а сильно рассердившись, и «полудурком». К тому же, «кудри черные до плеч» - это тоже «не наше», а чисто романтическое и западное (Пушкина никто из нас в таком виде не знает: кудрявый, но стрижен, прибран.)
Далее, друзья мои, Пушкин удивительно тонко снижает образ Ленского, мягко-мягко иронизируя над его восторженностью и полной оторванностью от реальной русской жизни. В результате тот предстает неким умным «ботаником нашего времени», восторженным романтиком:
(VII )
Его душа была согрета (!)
Приветом друга(!), лаской дев.
Он сердцем милый был невежда.
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой(!!)
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса (!) подозревал.
И далее в том же духе:

(VIII)
Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его принять оковы (!!)
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника;(. )
Что есть избранные судьбою
Людей священные друзья;
Что их бессмертная семья
Неотразимыми лучами
Когда-нибудь нас озарит
И мир блаженством одарит (!!).
Вот такого комсомольца удавалось частенько воспитать при Советской власти, а потом с этим нравственным максималистом мучились все подряд.
(IX)
Он с лирой странствовал на свете;
Под небом Шиллера и Гете
Их поэтическим огнем
Душа воспламенилась в нем;
И муз возвышенных искусства,
Счастливец (!), он не постыдил:
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные (!) чувства,.
И нам легко услышать его «тонкие» стихи:
(X)
Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна …
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы (!);
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет (!!).

Словом, Пушкин равно не приемлет ни германский романтизм, ни английский, определенно заявив в третьей главе (XII):
Лорд Байрон прихотью удачной
Облек в унылый романтизм
И безнадежный эгоизм.
В самом деле, романтизм как метод вполне определенен: герой произведения обычно одинок, презирает свет; герой этот, конечно же, незауряден и бежит от мира либо на море, либо в горы, либо отправляется в путешествие, как Чайльд Гарольд. Словом, главное в этом художественном методе: Исключительный герой в исключительных обстоятельствах. Крайнее проявление такого романтизма: Демон, витающий над грешною Землёй. Таких героев у Пушкина уже с начала двадцатых годов не было, а была «деревня, где скучал Евгений». Словом, наш Пушкин рано излечился от вируса суперменства, когда бегут от общества, если не могут его подмять под себя.
Вот и Онегин эти пороки в себе подавил, тем более что «соседствовать» с кем-то, кроме Ленского, он не может пока.
(XIII)
Они сошлись. Волна и камень.
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом,
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья(!).

Вот, сказано вполне определенно, что они стали так называемыми друзьями. И А.С. позволяет себе недолгий сарказм:
(XIV)
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.

Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно,
Нам чувство дико и смешно.
Здесь нужна пауза, чтобы отойти от сарказма и показать, как все-таки человечен Онегин:

Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей, конечно, знал
И вообще их презирал, —
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень отличал
И вчуже чувство уважал (!!).

(Самый трезвый взгляд на людей и нашего времени: не влюбляться в людей с первых же встреч, идеализируя
и романтизируя их, но уважать их за их настоящие достоинства). Потому-то Онегин:
(XV)
… слушал Ленского с улыбкой.
Поэта пылкий (!) разговор,
И ум, еще в сужденьях зыбкий (!),
И вечно вдохновенный взор (!!) —
Онегину все было ново;
Он охладительное слово
В устах старался (!) удержать
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет;
Пускай покамест он живет
Да верит мира совершенству;
Простим горячке юных лет
И юный жар и юный бред (!).

Очень нетрудно догадаться, что такое «шаткое равновесие» продержится недолго: скорей всего, «пламя» растопит «лед»!

Публикую очень содержательную, тонкую рецензию на это мое эссе. Прошу не зацикливаться на комплиментах в мой адрес, а просто оценить вкус рецензента и мастерство изложения материала. Очень давно просил Автора рецензии писать самостоятельные исследования творчества поэтов на Сайте и вообще. Но вот для начала добился лишь согласия на перепечатку ее отзыва.

"Словом, наш Пушкин рано излечился от вируса суперменства, когда бегут от общества, если не могут его подмять под себя."
Одно предложение, но "соль" и этого эссе, и предыдущих, настолько чётко выражена, что у меня дух захватило!
Потому что не далее как вчера я силилась высказать то же самое одному нашему общему знакомому (сайтовскому). В чем разница между снобизмом и конструктивной критикой.
По-моему, я потерпела фиаско))) Жаль, что вчера я не прочла Ваше эссе. Была бы у меня на руках "козырная" формулировка.
А вообще, мне, фанатеющей всегда и везде от умелой аргументированности, настоящей доказательной конкретики, мастерской художественной подачи и увязки фактов и "художественной части" - трудно, невозможно было бы не восхититься Вашим разбором "Онегина" , личности Пушкина и этой "зверюги" - романтизма.
Вот и не ругайте за многословие и похвалы, они-то уж совершенно "по делу", а краткости-сестры у меня не народилось, увы и ах!
И что еще для меня важно и ценно - эта грань, очень тонкая, но совершенно ощутимая после Вашего "разбора", между демонизмом истинного романтика и самосознанием человека, перешагнувшего свое "суперменство". Как раз это Вы прекрасно иллюстрируете на примере Онегина и Ленского.
А Татьяна, "русская душою", ведь почувствовала эту разницу явственно, возможно, совершенно интуитивно, разглядев "русскость" характера Евгения, его "прибитость", приверженность к тому духу, в котором и сама была воспитана. И полюбила его, вопреки волнующим черным кудрям до плеч, которые всегда и везде больше влекут молоденьких девушек всех времен и народов.
Сотникова 29.04.2015 13:02
(Моя реакция и просьба тоже наличествует - в отзыве на отзыв)

Ну, здравствуй, мой далёкий друг и тёзка (далёкий - в смысле расстояния между нашими городами).
Хотел написАть письмо по прочтении всех "Записок словесника", но уже на 6 лекции не удержался (что поделаешь: овен он и есть овен - это я про себя). Как мне всё НРАВИТСЯ!
На самом деле, не раз прочитывая "Онегина" (последний раз где-то год назад), таких ньюансов подачи реализма не замечал. А ты попросту, легко и непринуждённо, всё разложил по полочкам. Мало сказать, что я в шоке от такой "вкуснятинки", мне ещё и "косточки обсосать" хочется: прочитываю все нижевыложенные под материалом комментарии.
А под этой (6 лекцией), можно сказать вообще у тебя в гостях на праздике побывал. Даже запах вин и водочки почувствовал.
Иду дальше читать и просвещаться.

Крепкого здоровья!
Обнимаю!

На это произведение написано 13 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Следующая загадка

О Русь!

Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок;
Там друг невинных наслаждений
Благословить бы небо мог.
Господский дом уединенный,
Горой от ветров огражденный,
Стоял над речкою. Вдали
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали селы; здесь и там
Стада бродили по лугам,
И сени расширял густые
Огромный, запущенный сад,
Приют задумчивых дриад.

Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах.
Все это ныне обветшало,
Не знаю, право, почему;
Да, впрочем, другу моему
В том нужды было очень мало,
Затем, что он равно зевал
Средь модных и старинных зал.

Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
Все было просто: пол дубовый,
Два шкафа, стол, диван пуховый,
Нигде ни пятнышка чернил.
Онегин шкафы отворил;
В одном нашел тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой
И календарь осьмого года:
Старик, имея много дел,
В иные книги не глядел.

Один среди своих владений,
Чтоб только время проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед;
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.

В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал:
По имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.

От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.

Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его приять оковы
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника;
Что есть избранные судьбами,
Людей священные друзья;
Что их бессмертная семья
Неотразимыми лучами
Когда-нибудь нас озарит
И мир блаженством одарит.

Негодованье, сожаленье,
Ко благу чистая любовь
И славы сладкое мученье
В нем рано волновали кровь.
Он с лирой странствовал на свете;
Под небом Шиллера и Гете
Их поэтическим огнем
Душа воспламенилась в нем;
И муз возвышенных искусства,
Счастливец, он не постыдил:
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные чувства,
Порывы девственной мечты
И прелесть важной простоты.

Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нежных.
Он пел разлуку и печаль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы;
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.

В пустыне, где один Евгений
Мог оценить его дары,
Господ соседственных селений
Ему не нравились пиры;
Бежал он их беседы шумной.
Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне,
Конечно, не блистал ни чувством,
Ни поэтическим огнем,
Ни остротою, ни умом,
Ни общежития искусством;
Но разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен.

Но Ленский, не имев, конечно,
Охоты узы брака несть,
С Онегиным желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.

Меж ими все рождало споры
И к размышлению влекло:
Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду,
Все подвергалось их суду.
Поэт в жару своих суждений
Читал, забывшись, между тем
Отрывки северных поэм,
И снисходительный Евгений,
Хоть их не много понимал,
Прилежно юноше внимал.

XVIII

Зато и пламенная младость
Не может ничего скрывать.
Вражду, любовь, печаль и радость
Она готова разболтать.
В любви считаясь инвалидом,
Онегин слушал с важным видом,
Как, сердца исповедь любя,
Поэт высказывал себя;
Свою доверчивую совесть
Он простодушно обнажал.
Евгений без труда узнал
Его любви младую повесть,
Обильный чувствами рассказ,
Давно не новыми для нас.

Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Еще любить осуждена:
Всегда, везде одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль.
Ни охлаждающая даль,
Ни долгие лета разлуки,
Ни музам данные часы,
Ни чужеземные красы,
Ни шум веселий, ни науки
Души не изменили в нем,
Согретой девственным огнем.

Чуть отрок, Ольгою плененный,
Сердечных мук еще не знав,
Он был свидетель умиленный
Ее младенческих забав;
В тени хранительной дубравы
Он разделял ее забавы,
И детям прочили венцы
Друзья-соседы, их отцы.
В глуши, под сению смиренной,
Невинной прелести полна,
В глазах родителей, она
Цвела, как ландыш потаенный,
Незнаемый в траве глухой
Ни мотыльками, ни пчелой.

Она поэту подарила
Младых восторгов первый сон,
И мысль об ней одушевила
Его цевницы первый стон.
Простите, игры золотые!
Он рощи полюбил густые,
Уединенье, тишину,
И ночь, и звезды, и луну,
Луну, небесную лампаду,
Которой посвящали мы
Прогулки средь вечерней тьмы,
И слезы, тайных мук отраду.
Но нынче видим только в ней
Замену тусклых фонарей.

XXIII

Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила;
Глаза, как небо, голубые,
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан,
Всё в Ольге. но любой роман
Возьмите и найдете верно
Ее портрет: он очень мил,
Я прежде сам его любил,
Но надоел он мне безмерно.
Позвольте мне, читатель мой,
Заняться старшею сестрой.

Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.

XXVII

Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.

XXVIII

Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звезд исчезает хоровод,
И тихо край земли светлеет,
И, вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день.
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
В привычный час пробуждена
Вставала при свечах она.

Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.

Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла; 14
Но в старину княжна Алина,
Ее московская кузина,
Твердила часто ей об них.
В то время был еще жених
Ее супруг, но по неволе;
Она вздыхала по другом,
Который сердцем и умом
Ей нравился гораздо боле:
Сей Грандисон был славный франт,
Игрок и гвардии сержант.

Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она 15 .

XXXII

XXXIII

Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев,
Корсет носила очень узкий,
И русский Н как N французский
Произносить умела в нос;
Но скоро все перевелось:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла: стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец.

XXXIV

Но муж любил ее сердечно,
В ее затеи не входил,
Во всем ей веровал беспечно,
А сам в халате ел и пил;
Покойно жизнь его катилась;
Под вечер иногда сходилась
Соседей добрая семья,
Нецеремонные друзья,
И потужить, и позлословить,
И посмеяться кой о чем.
Проходит время; между тем
Прикажут Ольге чай готовить,
Там ужин, там и спать пора,
И гости едут со двора.

Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ,
Зевая, слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюды по чинам.

XXXVI

И так они старели оба.
И отворились наконец
Перед супругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер в час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,
Детьми и верною женой
Чистосердечней, чем иной.
Он был простой и добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем сим вкушает мир.

XXXVII

XXXVIII

И там же надписью печальной
Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальный.
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут.
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!

XXXIX

Покамест упивайтесь ею,
Сей легкой жизнию, друзья!
Ее ничтожность разумею
И мало к ней привязан я;
Для призраков закрыл я вежды;
Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.

И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная судьбой,
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!),
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!

Следующая загадка

Качества Ленского - возвышенность, искренность, открытость, эмоциональность, мечтательность. Эти черты роднят романтизм с предромантизмом и сентиментализмом.

Ленский схож с Онегиным в своем либеральном отношении к крестьянам. Этой черты обоих героев для Пушкина, возможно, уже достаточно, чтобы сделать их героями своего романа. Их гуманизм по отношению к народу - пожалуй, объективно лучшая черта обоих героев.

"Кудри черные до плеч" были в ту пору у самого Пушкина. Но несмотря на то, что в Ленском больше, чем в Онегине, черт самого автора (глубокая образованность, пылкость души, мечтательность, поэтичность натуры), его образ показан даже более иронично, чем образ Онегина.

Ведь соединение в одной фразе "духа пылкого" с "кудрями до плеч" – явно знак иронического тона:

Дух пылкий и довольно странный,

Всегда восторженную речь

И кудри черные до плеч.

Вообще, в этих чертах нет ничего плохого. Почему же автор ироничен по отношению к герою? Он показан Пушкиным хотя и без критики, но с явной шутливой отстраненностью.

«Помещик Ленской (…) С душою прямо геттингенской»

Автор подчеркивает чуждость Ленского здешнему миру ("С душою прямо геттингенской"). Сравним – "Татьяна, русская душою". Итак - Ленский словно и не русский (еще он назван "полурусским соседом"). Кстати, тот же "недостаток" имеет и его друг Онегин, явно предпочитающий все английское (вспомним его дендизм и байронизм).

А еще вспомним, как ведет себя Ленский при посещении памятника Дмитрия Ларина, отца Ольги. Вообще посещение кладбищ, порождающее философские мысли, - это традиция сентиментализма, и подобный акт мог быть навеян Ленскому романами того времени. Герой, таким образом, играет красивую роль сам с собой:

И долго сердцу грустно было.

"Poor Yorick! - молвил он уныло (. )

Интересно, что самого себя при посещении кладбища щшлЛенский ассоциирует с Гамлетом, в то время как покойного Ларина – с шутом Гамлета, Йориком. То есть свысока смотрит на сельских дворян, неосознанно ставя себя выше их.

И там же надписью печальной

Отца и матери, в слезах,

Почтил он прах патриархальный.

Но во всем этом чувствуется какая-то поза, надуманность, благодаря использованным шаблонным формулировкам ("почтил . прах патриархальный"). Евгений же пошел в подобной ситуации еще дальше, не выразив вообще никаких чувств при известии о смерти отца и потом дяди.

Итак, оба друга схожи в том, что в принципе потеряли связь с корнями. В этом и одна из причин определенной мелкости их характеров, по сравнению, например, с Татьяной, эту связь с родной землей сохранившей.

Что же значит "геттингенская" душа? Геттинген – немецкий город, очаг либералов, из которых вышли некоторые декабристы, и родина философа Шлегеля (теоретика романтизма). Также Ленский - "поклонник Канта", а в эпоху Пушкина ученики этого философа воспринимались как язычники, предпочитающие Канта Христу.

Ложный романтизм героя

В отличие от Онегина, Ленский не знал «хладного разврата света». Но его образ показан автором настолько отстраненно, что явно лишь пародирует романтиков:

Цель жизни нашей для него

Была заманчивой загадкой,

Над ней он голову ломал

И чудеса подозревал.

Пушкин в 24 года, когда пишет 2 главу - уже реалист, и потому как бы ни был циничен Онегин, его выбор жить приземленно в реальном мире кажется рассказчику предпочтительнее, чем наивный восторг «милого невежды» (то есть не знающего жизнь) Ленского.

Важно, что в якобы романтических предсмертных стихах Ленского автор не видит на самом деле "романтизма".

Также, не случайно Ленский полюбил именно Ольгу. В Ольге нет ничего от романтической героини, так же как и в нем самом нет сложных романтических идей. Мысль его так же проста и ясна сама по себе, как проста его избранница Ольга:

И песнь его была ясна,

Как мысли девы простодушной,

Как сон младенца, как луна (…)

Заметим, что образ Ольги также будет сравниваться с луной "на этом глупом небосклоне".

Выбор Ленским невесты указывает на то, насколько душа его была еще слепа, наивна, а весь его романтизм был несколько наносной. Об этом говорит и следующая ирония автора:

Он пел поблеклый жизни цвет

Без малого в осьмнадцать лет.

Ленский готов все свои чувства «разболтать»(глагол самого автора о разговорах Ленского), он чересчур простодушно обнажал свою душу перед Онегиным. Подобная болтливость говорит об отсутствии глубины самого чувства, как бы о недостатке естественного трепета перед ним. Сравним с молчаливостью Татьяны, которая бережет свое чувство от чужих глаз и ушей. Это свойство любого настоящего чувства.

В 4 главе Ленский продолжает болтливо распространяться о своей любви к Ольге. При этом автор иронически показывает, что для героя важна именно внешность героини, и лишь затем ее "душа". Сопоставление плеч, груди и души в одной фразе героя - очень ироничный прием автора. Также не совсем понятно, зачем Ленский хвалит тело девушки перед своим другом:

Ах, милый, как похорошели

У Ольги плечи, что за грудь!

Что за душа.

Может ли такое поведение Ленского вызвать уважительное отношение Онегина к его любви? Конечно, нет. Именно такое чрезмерно открытое поведение Ленского могло спровоцировать Онегина повести себя в дальнейшем несерьезно с его невестой.

В отличие от настоящего романтика, который более интуитивен и устремлен во внутреннее содержание, Ленский, за плечами и грудью, совсем не видит истинной души девушки. Эта "душа", по своей глупости, предаст поэта при первой же возможности, а после торжественной гибели поэта за ее честь забудет его очень скоро.

Выбор Ольги - характеристика Ленского

Образ Ольги, как это ни странно, является увеличительным зеркалом некоторых недостатков Ленского.

В ее образе ключевое слово - "всегда", указывающее на поверхностный и шаблонный характер девушки:

Всегда скромна, всегда послушна,

Всегда как утро весела,

Как жизнь поэта простодушна,

Как поцелуй любви мила,

Сравним, о Ленском - " Он в песнях гордо сохранил Всегда возвышенные чувства" (в обоих характеристиках важно это слово "всегда").

Образ Ольги не интересен автору, поскольку лишен загадки. В ней нет по-настоящему глубокой живой души. Она всегда весела, поскольку ничего не видит кроме себя, ни о чем не переживает, ничего не принимает близко к сердцу. Ее поверхностная натура так же слепа к чувствам других людей, как слеп Ленский к миру в целом, к реальности. Ольга так же стандартна в своем поведении, как шаблонен Ленский в своих поэтических излияниях. Ольга – это сниженное изображение недостатков и слабостей Ленского.

Драматичность образа Ленского

"Он сердцем милый был невежда", имел "ко благу чистую любовь",

Порывы девственной мечты
И прелесть важной простоты.

Гибель поэта изображена с большим сочувствием:

Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!

Несмотря на свою наивность и литературность, Ленский был, или по крайней мере мог бы стать в другом окружении, несомненно, одним из лучших представителей своего времени. Не зря он не мог найти общего языка с большинством помещиков, живущих лишь приземленными интересами. То, что именно такой чистый и дружественный герой пал жертвой Онегина, подчеркивает холодный эгоизм его антагониста и весь ужас проступка Евгения.

Читайте также: