Саша вулых стих про гагарина
Обновлено: 04.11.2024
Березка
и, утратив скромность, одуревши в доску,
как жену чужую, обнимал березку.
Сергей Есенин, «Клен ты мой опавший»
а начитавшися Есенина,
к березкам членом припадал,
ломал я ветки им в неистовстве,
а после плакал и страдал.
Вадим Степанцов, «Психоанализ»
Стояла тихо во поле березка,
Такая раскудрявая голуба.
А мимо той березки пьяный в доску
Шел парень Петя из ночного клуба.
Сказала, что она с её фактурой
Достойна мужа лучшего, чем Петя,
И занялась оральной процедурой
С каким-то дагестанцем в туалете,
Который Пете сделал очень больно,
Когда держа за волосы Полину,
Он на него взглянул самодовольно
У двери в туалетную кабину.
И Петя с криком: «Как же так, Полинка?»
Не в силах на зверька найти управу,
Купил коньяк с названием «Лезгинка»
И вылил на пол гнусную отраву.
И Петя выпил. А затем – вторую.
А там и третью следом опрокинул,
Но, не утешив душу горевую,
Он на рассвете клуб ночной покинул.
Еще на небе звёзд искрились блёстки,
Как на трусах Полины надпись «fashion»,
Когда к стоящей во поле березке
Он подошел угрюм и безутешен.
И он продолжил это святотатство,
Ломая стан берёзы без причины…
Вот так порою за чужое блядство
Мстят неповинным женщинам мужчины.
Первая эсэмэска от любимой девушки.
Вторая эсэмэска от той же любимой девушки, полученная пять минут спустя.
Нравится Показать список оценивших
Разговор с попугаем
На островах под названьем Мальдивы,
Где пролегает окраина рая,
Произошло невозможное диво:
Русский турист повстречал попугая.
Есть у меня и машина, и хата,
Тёлка Марго и диплом металлурга,
Поговори со мной, карлик пархатый,
С русским туристом из Санкт-Петербурга.
Я заплатил двести тыщ за путевку,
Я приобрел шорты, плавки и тапки,
Давайте друг другу давать
Сегодня, я бьюсь об заклад,
Нам выпадет счастья вагон,
И в Думу придет депутат,
И примет хороший закон,
С любовью к Родине
Я хочу тебя, Родину милую,
В час, когда над тобой тишь да гладь,
Обнимать с неизбывною силою
И державные груди лобзать,
Я хочу пятерни растопырчатость
По просторам твоим распустить,
Чтоб чулочно-молочную дымчатость
С длинноногих березок спустить,
Я такого хочу восприятия,
Чтоб отбойным дрожа молотком
Все заводы и все предприятия
Из тебя отозвались гудком,
С любовью к женщине
Нравится Показать список оценивших
Не надо женщин обижать
Не надо женщин обижать,
Не надо в них бросать гранату,
А надо женщин обожать
И отдавать им всю зарплату.
Не надо женщине хамить
И затыкать ее, как дуру,
А надо женщину хранить
И привносить в нее культуру.
Не надо женщину склонять,
Когда она уткнулась в телек,
А надо просто объяснять,
Что просто, нету просто денег.
Не надо женщину карать,
Орать в нее, хватать за икры,
А надо с женщиной играть
В подвижные простые игры.
Опять весна подкралась в незаметном
Своем дурацком венчике из роз.
И вновь любовь с дежурным тазом медным
Нас тихо ждет у сосен и берез.
Она стоит и курит сигарету,
На ней лежит усталости печать,
И я хочу сказать вам по секрету,
Что не хочу глаза ее встречать.
Но все равно она неповторима,
Когда гримасу верности храня,
Моя любовь пускает струйку дыма
И лживым взглядом смотрит на меня.
Что будет дальше – мы еще не знаем,
Но в этот миг, оставшись с ней вдвоем,
Мы хорошо друг друга понимаем
И ничего хорошего не ждем.
Не ждем рублей, потраченных напрасно
На суету, на выпивку, на снедь.
В аду горит пузырь «Рубина» красный,
Но никого не может он согреть.
И все равно в весенний тихий вечер
Спустя сто лет, как будто в первый раз,
Я к ней иду на гибельную встречу,
Не поднимая обреченных глаз.
Когда смотрю на этот мир в зеркальной раме,
То прихожу к печальным выводам опять:
У нас лишь доллар поднимается утрами,
Об остальном мне даже стыдно вспоминать.
Мне стыдно, милая, в кафе садясь за столик,
Среди разгула и веселья посреди
Воспринимать лишь только твой духовный облик,
А не расстегнутую блузку на груди.
Но, к сожалению, я не имею смелость
Сказать при всех, уподобляясь тамаде,
Что он не так богат, как это б мне хотелось,
И потому я одинок в своей беде.
И потому, когда во мне бряцает лира,
И мы под музыку идем ко мне домой,
Несовершенство окружающего мира
Мешает нашей адекватности с тобой.
А ты заводишь эту старую пластинку
И забираешься с ногами на кровать,
И пробуждаешь первобытные инстинкты,
Верней, пытаешься во мне их пробуждать.
Во время кризиса не хочется стриптиза.
Ты лучше б, милая, задумалась о том,
Что ради удовлетворения каприза
Мне надо сделаться бесчувственным скотом
И потерять к себе остаток уваженья
И уподобиться духовному дерьму,
И совершать вот эти глупые движенья,
Не приносящие ни сердцу, ни уму
Ты посмотри по сторонам, моя родная,
Уже ничто не поднимается вокруг,
Деревья медленно свою листву роняют
И прогоняют перелетных птиц на юг.
Уже висит на волоске над нами осень,
Дома надели облака, как свитера…
Лишь доллар нынче на отметке двадцать восемь.
Опять на три копейки выше, чем вчера.
Познакомься со мной в вестибюле метро «Пионерская»,
Где я буду стоять, маскируя судьбу неудачника.
Подойди и скажи: «Я такая, вы знаете, дерзкая,
Что хочу пригласить вас в театр Немировича-Данченко».
Я, конечно, отвечу, что я с незнакомыми дамами
Не знакомлюсь в метро, даже если они звезды Эроса,
Даже, если они обладают вокальными данными,
Как у самых отвязных поклонниц бельканто Карераса.
Мне друзья рассказали, что если такие встречаются
Со следами постигшей в боях сексуальной контузии,
То обычно известно, чем эти знакомства кончаются:
Утомленной душой и осколками хрупкой иллюзии.
Обо мне вы подумали, как о хорошеньком кочете,
Что в курятнике топчет своих непоседливых курочек.
Вы меня не в театр пригласить, разумеется, хочете,
А слегка поматросить и выбросить, словно окурочек.
Я надену акваланг и ласты,
Не спеша засуну трубку в рот,
И такой вот классный и скуластый
В городской нырну водоворот.
Все равно с какой волною споря
Мне простор житейский бороздить.
- Далеко ли, девушка, до моря?
Мне на суше не с кем говорить.
Выберем одну из тех дорожек,
Чтоб по жизни шлепать не спеша.
У русалок хоть и нету ножек,
Но зато есть жабры и душа.
В тот же миг разверзнутся за нею
Сумерек небесные края,
И ее коса зазеленеет,
И засеребрится чешуя,
И она с лицом неколебимым
Где-нибудь под ивовым кустом
Назовет меня своим любимым,
Маленьким своим Жак-Ив Кустом.
И поманит дальняя дорога,
Чтоб друг другу счастье подарить.
Пусть русалки говорят немного –
О любви не стоит говорить.
Солнце в поднебесье занавесилось
Давними страданьями и болями.
Хулио приехал ты, Иглесиас,
Со своими сольными гастролями?
Слушая твои хиты слащавые
Грусть-печаль свою забыть смогу ли я?
Нынче девки ходят все прыщавые
Оттого что не дают нам, Хулио.
А ведь было время, не пригрезилось,
Бледные, как бабочки-капустницы,
От одной фамилии – Иглесиас –
В обморок ложились первокурсницы.
Без вина, наркотиков и курева,
Не прося за это даже денежки…
- Хочешь, я тебе поставлю Хулио? –
Говорил я при знакомстве девушке.
И она читала, как Экклезиаст,
Моего намека откровения.
Хулио приехал ты, Иглесиас?
Поздно останавливать мгновения.
Поздно мне не высыпаться сутками
И ходить с прической Джорджа Ровалса.
Встретил я тут как-то бабу с сумками
И, столкнувшись с ней, не поздоровался.
А ведь вспомнил: улица Мантулина,
Мятая кровать, бутылка красного,
У меня на шее загогулина
От ее засоса безобразного,
Только в жизни чаще получается
На любовь нелепая пародия.
Крутится пластинка и кончается
Песенки слащавая мелодия.
Солнце в поднебесье занавесилось
Облаков дырявыми конвертами.
Хулио приехал ты, Иглесиас,
Со своими сольными концертами?
Про Энрике (Хулио – 2)
Опять отбрасывает блики
Сиянье звездного лица.
Зачем приехал ты, Энрике:
Позорить своего отца?
Твой знаменитый папа Хулио
Хоть брал на душу этот грех,
Но не позорил, как сынуля,
Родимый свой эстрадный цех.
А ты погнался за успехом,
Не покорив и Брайтон-бич.
Зачем ты в наш колхоз приехал,
Энрике Хулииевич?
И почему карманный кукиш
Ты прячешь в песне «Байламос»,
Когда девчонкам нашим пудришь
Их неокрепший, глупый мозг?
Когда при всех, давясь куплетом,
Глотая лживую слезу,
Ты вышел к публике дуэтом
С татарской девочкой Алсу,
С циничной похотью гурмана
Тогда взирал ты на Алсу,
Как посетитель ресторана,-
На антрекот или азу.
Не спорю, что у нас, в России,
Не все, конечно, на мази:
Растрачена былая сила,
Былой авторитет в грязи,
Но это же не значит, братцы,
Что нас купив, как колбасу,
Энрике может ковыряться
В секретах имени Алсу?
Не зря же пресса отмечает,
Певице воздавая дань,
Что это имя означает:
Нефтепровод Москва-Казань.
И по тому нефтепроводу
Как хит-парад по MTV,
Течет к российскому народу
Святая правда о любви.
И сладострастные их крики
Не для фальшивого певца.
Зачем приехал ты, Энрике,
Позорить своего отца?
Монолог футболиста Пиджакова
Но приключилась тут одна беда,
Которая во мне все обломала:
Я бить-то бил, да только не туда,
Верней – туда, но не туда попало.
И я не пил, поверьте, алкоголь,
Не нарушал спортивного режима,
Пока в дверях гостиницы «Бристоль»
Не встретилась мне девушка Гражина.
Меня зовут Гражина, добры пан…»
И я в ответ на взгляд её задорный
Небрежно бросил: «Пиджаков Степан.
Я лучший бомбардир российской сборной.
И я ушел, надеясь, как всегда,
Перед игрой попасть на тренировку.
И я попал… да только не туда,
А в старую варшавскую хрущевку.
Передо мною в душной полумгле
Гражина молча за столом сидела,
И там – свеча горела на столе,
Как написал Носков, «Свеча горела…»
Мне в этот миг никто не мог помочь:
Ни Мавлюченко, ни Алан Забоев…
Уста – рубины, брови, словно ночь,
Крутой изгиб над стройною ногою,
Пылающий желаньем тонкий стан,
И от ресниц, как крылья птицы, тени…
Я, суперфорвард Пиджаков Степан,
Как мальчик, повалился на колени.
Не в силах превозмочь своей любви,
Испытывая в теле вдохновенье,
Я продолжал движения свои,
Купаясь в женских криках удивленья.
Отныне, чтобы знали Вы, Степан,
Я – чаровница, ведьма, но не курва,
И Вам за то, что Вы чудовый пан,
Я наколдую добже и культурно
И посмотрев мне между ног любя,
На крыльях унеслась она красиво,
И сразу обнаружил я себя
На поле в матче Чехия – Россия.
Во мне кипел мальчишечий задор,
Когда прицелившись небезуспешно,
Семь раз я по воротам бил в упор
И попадал… но не туда, конечно.
Про греков я вообще не говорю,
Я рвался к их воротам, между прочим,
А кто не видел это, повторю:
- Я бил, но попадал туда не очень.
Читайте также: