Маяковский перестаньте читать стихи вы не румынский оркестр
Обновлено: 22.11.2024
Осип Мандельштам © Heritage Images / Getty Images
Несмотря на устоявшийся миф о Мандельштаме как о замкнутом и тяжелом в общении Вот, например, фрагмент из письма Зинаиды Пастернак: «К нам иногда заходил Осип Мандельштам. Боря признавал его высокий уровень как поэта. Но он мне не нравился. Он держал себя петухом, наскакивал на Борю, критиковал его стихи и все время читал свои. Бывал он у нас редко. Я не могла выносить его тона по отношению к Боре, он с ним разговаривал, как профессор с учеником, был заносчив, подчас говорил ему резкости». Другой пример — из письма Андрея Белого: «С Мандельштамами — трудно. <…> Они пускаются в очень „умные“, нудные, витиеватые разговоры с подмигами, с „что“, „вы понимаете“, „а“, „не правда ли“… словом, М. мне почему-то исключительно неприятен; и мы стоим на противоположных полюсах (есть в нем, извините, что-то „жуликоватое“, отчего его ум, начитанность, „культурность“ выглядят особенно неприятно)…» , обособленном ото всех «борце за свободу», в бытовой жизни, в кругу близких ему людей, он был удивительно веселым человеком, готовым едва ли не в любую минуту либо рассмешить собеседника до слез, либо согнуться от хохота. К сожалению, большая часть его шуток так никогда и не была записана, но особое чувство юмора Мандельштама запомнилось почти всем его близким знакомым. Георгий Иванов и вовсе заявлял:
«Мандельштам — самое смешливое существо на свете. Где бы он ни находился, чем бы ни был занят — только подмигните ему, и вся серьезность пропала. Только что вел важный и ученый разговор с не менее важным и ученым собеседником, и вдруг: „Ха-…“». Цит. по: Г. В. Иванов. Петербургские зимы.
Близкий друг Мандельштама Борис Кузин вспоминает:
«…я не могу припомнить ни одного самого мрачного момента, в котором нельзя было бы ожидать от О. Э. остроты, шутки, сопровождающейся взрывом смеха. Был у нас даже особый термин „ржакт“ (от глагола „ржать“) — для обозначения веселого и самого разнообразного по тематике зубоскальства, которому мы предавались при мало-мальски располагающей к этому обстановке. В этих ржактах порождались многие, часто коллективные, стихотворения и другие шуточные произведения». Цит. по: Б. С. Кузин. Об О. Э. Мандельштаме.
Генезис одного из таких шуточных стихотворений сохранился в воспоминаниях Надежды Яковлевны, жены поэта:
«Еще был Нилендер, эллинист и знаток древнееврейского. Бывший морской офицер, он работал в Публичной библиотеке и приходил обычно под полночь, захватив с собой на всякий случай пакетик чаю. Он переводил Софокла и все рассказывал о „золотом сечении“. Однажды Шервинский пригласил О. М. с Анной Андреевной послушать перевод. Вдвоем пускать их не следовало: они чего-то там натворили, пришли с хохотом, и О. М. объяснил:
Знакомства нашего на склоне
Шервинский нас к себе зазвал
Послушать, как Эдип в Колоне
С Нилендером маршировал». Цит. по:
Впрочем, в значительной части шуточных стихотворений Мандельштама шутка превращается в тщательно выверенный поэтический прием. Так, например, в цикле «Антология античной глупости» юмор строится на языковой игре и тонкой стилизации, что связывает эти стихи с «серьезной» поэзией Мандельштама и больше соответствует привычному для нас образу поэта:
— Делия, где ты была? — Я лежала в объятьях Морфея.
— Женщина, ты солгала: в них я покоился сам. Цит. по: А. А. Ахматова. Листки из дневника. Воспоминания об О. Э. Мандельштаме.
В бытовых же ситуациях чувство юмора Мандельштама чаще всего апеллировало к конкретным обстоятельствам или даже просто к случайной игре слов. Артур Лурье, который близко знал Мандельштама, рассказывал Анне Ахматовой, что «шел с Мандельштамом по Невскому, и они встретили невероятно великолепную даму. Осип находчиво предложил своему спутнику: „Отнимем у нее все это и отдадим Анне Андреевне“».
Сама Ахматова вспоминает остроты Мандельштама в связи с другим поэтом:
« раз в „Собаке“, когда все ужинали и гремели посудой, Маяковский вздумал читать стихи. Осип Эмильевич подошел к нему и сказал: „Маяковский, перестаньте читать стихи. Вы не румынский оркестр“». Там же.
Шутил он и на ее счет:
«…когда я гостила у Мандельштамов в Нащокинском в феврале 1934 года, меня пригласили на вечер Булгаковы. Осип взволновался: „Вас хотят сводить с московской литературой?!“ Чтобы его успокоить, я неудачно сказала: „Нет, Булгаков сам изгой. Вероятно, там будет из МХАТа“. Осип совсем рассердился. Он бегал по комнатам и кричал: „Как оторвать Ахматову от МХАТа?“». Там же.
Зачастую ирония Мандельштама проявлялась в ответе на реплику собеседника:
«Вставая стола, отдыхающие стали обсуждать программу вечерних развлечений. Спросили „профессора“ [Мандельштама], не прочтет ли он . Тот ядовито обратился к человеку с круглыми покатыми плечами, но в форме летчика: „А если я попрошу вас сейчас полетать, как вы к этому отнесетесь?“». Цит. по: Э. Г. Герштейн. Мемуары.
«, вернувшись из города домой, Надя [Надежда Яковлевна Мандельштам] весело рассказывала об одной из обычных трамвайных перебранок. Они пробивались к выходу, получая тычки и виртуозно отругиваясь. Но последнее слово осталось за оппонентом. „Старик беззубый“, — обозвал он Мандельштама. Выйдя уже на переднюю площадку, Осип Эмильевич приоткрыл дверь в вагон, просунул голову и торжествующе провозгласил: „Зубы будут!“ С этим победным кличем они вышли из трамвая» Там же. .
Конечно, иногда «ржакт» становился сатирическим уколом — особенно в публицистических статьях:
«Маяковский же пишет стихи, и стихи весьма культурные: изысканный раешник, чья строфа разбита тяжеловесной антитезой, насыщена гиперболическими метафорами и выдержана в однообразном коротком паузнике. Поэтому совершенно напрасно Маяковский обедняет самого себя. Ему грозит опасность стать поэтессой, что уже наполовину совершилось». Из заметки Мандельштама «Литературная Москва» 1922 года. Цит. по : Мандельштам и Маяковский: взаимные оценки, переклички, эпоха…
«Необычайная свобода и легкость мысли у Белого, когда он в буквальном смысле слова пытается рассказать, что думает его селезенка…» Из рецензии Мандельштама на роман А. Белого «Записки чудака». Цит. по: и культура.
Впрочем, этот «сатирический укол» мог приобретать форму, как в шутливом опусе о Шкловском, частично сохранившемся в архиве его жены Василисы :
«Его <лысая> голова напоминает мудрый череп младенца <и в то же время > или философа. Это <веселая> смеющаяся и мыслящая тыква. <Шкловский мог бы диктовать стенографистке-машинистке на Театральной площади, окруженный толпой.> Толпа окружает его и слушает, как фонтан. <Скульптура Шкловского.> Мысль бьет изо рта, из ноздрей, из ушей, прядает равнодушным и постоянным током <Мысль Шкловского и сама речь его — его импровизация — постоянно освежающаяся и равная себе проточная струя. Пройдут [годы]>, непрерывно <освежающаяся>, обновляющаяся и равная себе. Улыбка Шкловского говорит: все пройдет, но я не иссякну, потому что мысль — проточная вода. Все переменится: на площади вырастут новые здания, но <мысль> струя будет так же прядать — изо рта, из ноздрей, из ушей.
Если хотите — в этом есть нечто непристойное. <Чинные> Машинистки и стенографистки особенно любят заботиться о Шкловском, относятся к нему с нежностью». Цит. по: . соч. в 4 т. Т. 2.
Неудивительно и появление шуток «политических» — несмотря на время, мало располагающее к шуткам. Коснувшись вопроса о том, что на художественной выставке «за 15 лет» висят «дрянные» пейзажи Бухарина, Мандельштам добавляет:
«Ну что же, читали мы стихи Луначарского, скоро, наверное, услышим рапсодии Крупской». Цит. по: О. А. Лекманов. Осип Мандельштам. Жизнь поэта.
Впрочем, насколько можно судить по воспоминаниям мемуаристов, наибольшей смехотворной силой обладали даже не столько шутки Мандельштама, сколько сама его заразительная смешливость, готовность смеяться надо всем на свете. Сразу несколько человек вспоминают его удивление существованию юмористической литературы, когда «всё и так смешно» Цит. по: И. Бушман. Поэтическое искусство Мандельштама. Смех — страх — нежность. . Вот как описывает своеобразный смех Мандельштама Георгий Иванов:
«Он хохочет до удушья. Лицо делается красным, глаза полны слез. Собеседник удивлен и шокирован. Что такое с молодым человеком, рассуждавшим так умно, так вдумчиво? Не болен ли он.
О, нет, не болен. Впрочем — пусть болен. это более правдоподобно, чем если объяснять действительную причину смеха: чихнул, муха села на лысину…» Цит. по: зимы.
«А через четверть часа он за чаем смеялся до слез вздору, который я рассказал случайно. о везшем меня извозчике — чушь . Смеялся как ребенок, уткнувшись лицом в салфетку и задыхаясь.
<…>
<…> На другой день после его приезда я встретил его в „Бродячей собаке“. Давясь от смеха, он читал кому-то четверостишие, только что им сочиненное:
Не унывай,
Садись в трамвай,
Такой пустой,
Такой восьмой…» Там же.
Иногда эта неконтролируемая потребность смеяться, как кажется, была сильнее его самого. Георгий Иванов в «Петербургских зимах» вспоминал:
«Раз мы проходили по Сергиевской, мимо дома, где года два назад Мандельштам, „временно“ проклятый и изгнанный отцом (это случалось часто), жил у тетушки с дядюшкой.
<…>
<…> Я заметил на окнах их квартиры белые билетики о сдаче.
— Твои родные переехали? Где же они теперь живут?
— Живут. Ха… ха… ха… Нет, не здесь… Ха… ха… ха… Да, переехали…
Я удивился.
— Ну, переехали, — что ж тут смешного?
Он совсем залился краской.
— Что смешного? Ха… ха… А ты спроси, куда они переехали.
Задыхаясь от хохота, он пояснил:
— В прошлом году… … от холеры… на тот свет переехали!
И оправдываясь от своей неуместной веселости:
— Стыдно смеяться… Они были такие славные… Но так смешно — оба от холеры… А ты… ты… еще спрашиваешь… Куда пе… Ха… ха… ха… Пе… переехали…»
Однако наиболее полно смешливость Мандельштама давала себе волю в «соавторстве» — а именно в компании Ахматовой. Именно она выступала его главным партнером по постоянным шуткам — или, как они это называли, по «большому смиезю»:
«В отношениях О. М. и Анны Андреевны всегда чувствовалось, что их дружба завязалась в дурашливой юности. Встречаясь, они молодели и наперебой смешили друг друга. У них были свои словечки, свой домашний язык. Припадки озорного хохота, который овладевал ими при встречах, назывались „большой смиезь“ — посмотреть, скажешь: не двое измученных, обреченных людей, а дрянная девчонка, подружившаяся по секрету от старших с голодранцем…» Цит. по:
«В тот год Анна Андреевна часто к нам ездила и еще на вокзале привыкла слышать первые мандельштамовские шутки. Ей запомнилось сердитое: „Вы ездите со скоростью Анны Карениной“, когда однажды опоздал поезд, и: „Что вы таким водолазом вырядились?“ — в Ленинграде шли дожди, и она приехала в ботиках и резиновом плаще с капюшоном, а в Москве солнце пекло во всю силу». Там же.
А вот как характеризует их «смеховые отношения» сама Ахматова:
«Смешили мы друг друга так, что падали на поющий всеми пружинами диван на „Тучке“ «Тучка» — так Ахматова и Гумилев называли свою квартиру в доме № 17 по Тучкову переулку в Петербурге, где они жили с 1912 по 1914 год. и хохотали до обморочного состояния». из дневника. Воспоминания об
В их интимном кружке, в «своем домашнем языке», упомянутом Надеждой Яковлевной Мандельштам, присутствовали отдельные смеховые словосочетания, понятные только посвященным:
«В день, когда грохотала бессарабская линейка, появилось еще одно словечко. Я зажарила яичницу из принесенных Харджиевым яиц и вошла с подносом в комнату. Все трое протянули ко мне руки и закричали: „Она наша мама!“, а О. М. тут же переиначил: „Она мама нас!“ Я рассердилась: „Старые, противные, почему я вам мама?“ — но ничего не помогло, и я так и осталась „маманасом“…» Цит. по: .
«Услыхав о нелепой сцене, О. М. всегда говорил: „И никакой неловкости не произошло“… Эта фраза тоже имела свою историю. Анну Андреевну попросили зайти с поручением к старому, парализованному актеру … Ее привели к старику и сказали, кто она. Он посмотрел на нее мутным взглядом и произнес: „Совершенно неинтересное знакомство“… О. М. в незапамятные времена выслушал про этот визит и резюмировал: „И никакой неловкости не произошло“… Так эти две фразы и остались жить… Жизнь делала все, чтобы отучить их смеяться, но они оба туго поддавались воспитанию». Там же.
Наконец, благодаря сохранившемся дневнику Николая Пунина Николай Пунин (1888–1953) — историк искусства, художественный критик. С 1923 по 1938 год — гражданский муж Анны Ахматовой. , у нас есть возможность заглянуть в «смеховую лабораторию» тандема «Мандельштам — Ахматова»:
«На днях , придя к Ан. [Ахматовой], говорит: „А. А., я придумал , помогите придумать вторую половину“. Ан. с радостью соглашается. О. рассказывает: дело, конечно, было в тот знаменательный момент — годовщину смерти Ильича, в который по пушечному выстрелу все проходящие по улице должны остановиться (на тему эту, надо заметить, циркулируют до десяти анекдотов). Останавливаются. Два еврея. Один стоит, другой бегает вокруг… „И вот дальше не могу придумать, но чувствую, что из этого должен выйти хороший анекдот…“».
Таким образом, мы видим человека, с одной стороны, всегда (и в любое историческое время) готового к шутке, с другой — неизбывно смешливого, заразительно смеющегося по любому, даже непонятному собеседнику поводу. Как же назвать это особое его чувство юмора? На этот вопрос лучше всего отвечает его жена:
« выдумал, что Мандельштам был мастером анекдота. Это неправда: он любил анекдоты, смеялся, недоумевал, откуда они берутся, но его шутка принадлежит к совершенно иному разряду, чем анекдот, — острая сатира кратчайшего размера с фабульным построением. Шутка Мандельштама построена на абсурде. Это домашнее озорство и дразнилка, лишь изредка с политической направленностью, но чаще всего обращенная к друзьям — к Маргулису Александр Моргулис (1898 — ок. 1938) — советский педагог и журналист, друг Осипа Мандельштама. , ко мне, к Ахматовой. Это стишок-импровизация „на случай“ или игра вроде тех, в которые он играл с моим братом, например совместное заявление в Комакадемию Комакадемия — высшее учебное заведение, Коммунистическая академия при ЦИК СССР. о том, что „жизнь прекрасна“. В шутке Мандельштама всегда есть элемент „блаженного бессмысленного слова“». Цит. по: Н. Я. Мандельштам. Воспоминания.
Читайте также: