Инна кабыш стихи лучшее
Обновлено: 04.11.2024
Стихи Инны Кабыш хорошо знакомы любителям поэзии (“Новый мир”, “Знамя”, “Юность”, “Дружба народов”). В 1996 году за книгу “Личные трудности” Инна Кабыш была удостоена Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (Гамбург)
Ты привези мне, дорогой, из ваших мест
не мех, не перстень золотой — он для невест.
Но есть на северной земле цветок такой:
как он в единственном числе? Жарок? жаркой?
Я не наивна, мой родной, и не юна,
и мне не страшно быть одной — я не одна:
мой запад весь и весь восток, и то, и сё …
Кто просит аленький цветок, тот хочет всё.
А женщине чего бояться? Она не царь и не народ.
Ей Пасхи ждать и красить яйца и не загадывать вперед.
Где страх уста мужчине свяжет, где соблазнит мужчину бес,
там женщина придет и скажет Тиберию: “Христос воскрес!”
Если поезд ушел, надо как-нибудь жить на вокзале:
в туалете, в буфете, под фикусом пыльным, у касс,
ибо нам небеса это место и век навязали,
как вовек полагалось верхам: не спросивши у нас.
Надо ставить заплатки на платья и ставить палатки,
разводить не руками, а кур, хризантемы, костры,
и Писанье читать, и держать свою душу в порядке,
и уехать хотеть за троих, то есть как три сестры.
И кругами ходить, как в тюрьме, по сквозному перрону, -
и понять, и проклясть, и смириться, и все расхотеть,
и без зависти белой смотреть на дуреху ворону,
что могла б и в Верону на собственных двух улететь.
И на этом участке планеты дожить до рассвета,
и найти себе место под крышей и солнцем в виду
раскуроченных урн, и дожить до весны и до лета,
и в тетрадку писать, и не тронуться в этом аду.
И стоять на своем, и пустить в это месиво корни,
и врасти, а потом зацвести и налиться плодом,
ибо поезд ушел в небеса и свистки его горни,
но остался вокзал, на котором написано: «Дом».
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно, с любовником тайно бежать.
Иначе зачем тратить сахар, и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам ползти на смородинный запах.
Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет.
А снег пошел без проволочек, тяжелый, он летел легко:
так легок стопудовый летчик на небесах, так между строчек
легко бумаги молоко.
Но я-то знала, чем он платит за этот высший пилотаж,
за этот вертикальный катет, и я кричала снегу : "Хватит. "
Но он пошел, как входят в раж.
Как входят в толщи атмосферы, откуда нет пути назад,
в судьбу как входят, кроме веры, безо всего. Себя на скверы
кроша, чтоб стал вишневым сад.
Цвела картошка у сарая лиловым, белым, голубым.
Я в детстве так боялась рая, где будешь ты любим любым
и устремят родные души к тебе несметные стопы, -
я пряталась на старой груше.
. Я и теперь боюсь толпы.
Рай - это так недалеко. Там пьют парное молоко,
Там суп с тушенкою едят и с Данте за полночь сидят.
Там столько солнца и дождей, что вечно алы были маки:
рай - это там, где нет людей, а только дети и собаки.
Назвать мгновение прекрасным,
"Постой!" - сказать - я не могла
ни перед зеркалом бесстрастным,
где красота моя цвела,
ни на любви мятежном ложе,
ни в доме, где царил покой,
ни там, где то, что мне дороже
всего:
над кровною строкой.
Ни власть, ни молодость, ни сила.
И лишь с младенцем у груди
я день и ночь в слезах просила:
"Мгновение, не проходи. "
Я знаю эту боль,
я знаю этот звук,
с каким любовь всегда
из тела прочь уходит.
Уходит в небеса,
прощальный сделав круг,
и целых сорок дней
в них места не находит.
Я люблю тебя так, словно я умерла,
то есть будто смотрю на тебя с того света,
где нам каждая жилочка будет мила,
где любовь так полна, что не надо ответа.
Мне не нужно уже от тебя ничего.
Все земные сужденья о счастии лживы,
ибо счастье - оно не от мира сего.
И тем более странно, что мы еще живы.
В моей бестрепетной отчизне,
как труп, разъятой на куски,
стихи спасли меня от жизни,
от русской водки и тоски
Как беженку из ближней дали,
меня пустивши на постой,
стихи мне отчим домом стали,
колодцем,
крышею,
звездой.
Как кесарево - тем, кто в силе,
как Богово - наоборот,
стихи, не заменив России,
мне дали этот свет - и тот.
Не затем же, певец, тебе дар,
чтобы смертных простых быть известней,
а затем, чтоб на всякий удар
отвечать не ударом, а песней.
Я старости боялась хуже смерти:
так рыба, житель вод, боится тверди:
как ей вода, так мне нужна любовь.
А в старости, когда остынет кровь,
когда мой лоб избороздят морщины,
когда меня разлюбят все мужчины
и там, где розы рдели, будут мхи, -
кто не предаст меня?
Читайте также: