Берман лазарь васильевич стихи
Обновлено: 04.11.2024
СтиХаски запись закреплена
Лазарь Васильевич (Вульфович) Берман (1894—1980) — русский советский поэт, писатель, журналист.
Родился 27 февраля (11 марта) 1894 года в Санкт-Петербурге.
Отец — Василий Лазаревич Берман — юрист, историк, энтузиаст палестинофильского движения, поэт и путешественник — умер в Каире от чахотки, когда сыну было два года. Мать — Анна Берман, преподаватель еврейского женского училища.
Мать пережила отца почти на пятьдесят лет и погибла в ленинградскую блокаду.
В 1905 голу поступил в 5-ю петербургскую гимназию, где проучился два года, а в 1907 году перешёл в Тенишевское училище.
Учился на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета.
С июня 1917 года служил в школе шоферов броневого запасного автомобильного дивизиона. Дружил с Виктором Шкловским.
В 1915 году поступил секретарём в журнал «Голос жизни».
После революций 1917 годы был близок к эсерам, в 1918 году, во время эсеровского мятежа был арестован в качестве заложника, но не пострадал. В том же году добровольцем поступил в Красную Армию, в автомобильные части 7-й армии Западного фронта. Был помощником шофёра, заведующим гаражом, командиром автоотряда, заведовал экспедиционной частью автомастерских.
В 1920—1921 годах работал секретарем в Петроградском отделении Союза поэтов. Организовал, вместе с И. Оксеновым и К. Державиным, издательство «Эрато».
В 1921 году, после демобилизации, поступил на автомобильное отделение электромеханического факультета Технико-педагогического института, который закончил в 1922 году.
В 1924 году стал секретарем журнала «Новый Робинзон».
Известен тем, что в 1925 году заходил к Есенину в гостиницу «Англетер» вечером накануне гибели последнего.
Во второй половине 1920-х годов работал в газете «Ленинские искры», руководил пионерской радиопередачей.
В 1929 году «Красная газета» командировала его в «карскую экспедицию» (ледокол «Красин» в сопровождении нескольких судов должен, обогнув Скандинавию, найти проход через льды к устьям сибирских рек), о которой он оставил путевые заметки.
В декабре 1929 года переехал в Москву.
В 1930-х годов работал редактором газет-учебников Учпедгиза, в 1939 году организовал автомобильный кружок для детей.
В июне 1942 года был мобилизован и определён рядовым в караульную роту в Москве, где пробыл около восьми месяцев.
С начала 1943 до 1945 года воевал в составе автослужбы 2-го Украинского фронта.
После демобилизации вернулся к руководству автомобильным кружка, при котором возникла «Первая детская автомобильная трасса» («1 ДАТ») — прообраз современных картодромов.
Умер в 1980 году в Москве.
Творчество
В 1912 году под грифом «Тенишевское училище в СПб» вышел стихотворный сборник «Пепел», в который вошли стихи Бермана.
В 1915 году вышел второй сборник его стихов — «Неотступная свита», а в сентябре 1921 года — последняя его поэтическая книга «Новая Троя», вызвавшая резко критический отзыв Валерия Брюсова. Более стихов не публиковал.
Обратившись к прозе, написал несколько популярных книг о технике для детей: про трамваи, автомобили («Четыре скорости. Первая книга об автомобиле»; 1936), работу корабля-сухогруза («Кобылья вахта»; 1930) и другие.
Оставил путевые заметки о «карской экспедиции» ледокола «Красин» (1929).
Сюжетно своеобразным и единственным обращением Бермана к научной фантастике является научно-популярная повесть-сказка «Путешествие по стране Авто» (1961). Действие повести происходит в мире «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта.
Мальчик-лилипут попадает в страну великанов, где к тому временем техника достигла современного уровня. Столкновение масштабов позволяет автору живо и занимательно, описывая приключения маленького героя, объяснить устройство и принцип действия двигателя внутреннего сгорания.
***
Бурь позабытое веселье
я испытать бы снова рад, -
но мой изломанный фрегат
стал на последнем новосельи.
Здесь отмель в четырех стенах
и свет унылый керосина
три металлических дельфина
несут на согнутых хвостах.
Кто, вспоминая о скитальце,
от боли исказит лицо, -
но с чьим-то именем кольцо
блестит на безымянном пальце.
И полупризнанный поэт,
неутолимый и бесплодный,
я пепел, хрупкий и холодный,
небрежно сыплю на паркет.
***
Наш мирный вечер в ресторане
закончить было решено,
и леденеет между нами
в ведре серебряном вино.
Я не хочу любви и славы,
ни даже отдыха и сна,
теперь одной хочу отравы:
хмельного белого вина.
Сижу, впервые не ревнуя,
когда к себе ты привлекла,
сложив уста для поцалуя,
бокал зеленого стекла.
И тянешь медленно и строго,
как нужно было бы, мой друг,
пить нашу близость – понемногу,
не улыбаясь и не вдруг.
От позабытой папиросы
лениво синий вьется дым,
и сладок шум разноголосый
нам, утомленным и немым…
И буду я лелеять грезы, любить, молчать и думать вновь, или под звуки Смерти Озе свою оплакивать Любовь.
Увы, как многие похожи, чем отдаленней, тем больней, на Мару смуглым цветом кожи и кольцами своих кудрей…
Я был врагом захвачен в плен –
Недолго длился поединок –
И скоро у родимых стен
Открылся хищнический рынок.
Рабовладелец подошел,
Откинул плащ, ощупал члены,
На вздутые скосился вены
И пальцем по зубам провел.
Не стыдно стало наготы
И даже слов нечистой брани;
Предмет служенья и желаний,
Рабыней тоже стала ты.
И я от слов уже отвык,
Так редки стали наши встречи.
- Но намочив слюной язык,
Тебе приветствием отвечу.
***
Полмира залито войной,
А здесь – молчание погоста
Мерцают звезды надо мной
Так убедительно и просто.
Хочу проснуться от войны,
Хочу с тобой проснуться рядом,
Чтоб злые не явились сны
Моим полуоткрытым взглядам,
Чтоб ты при бледном свете дня
С душой не видела печальной,
Как стражи мрачные меня
Выводят под руки из спальной.
***
Не срастется плоть живая,
Где меня коснулась трость, -
Кровь свернулась, остывая,
И как уголь стала кость.
Преломив однажды волю
И склонившись под ярмом,
Не посмею жить я боле
Ни любовью, ни вином.
И забуду я отныне
Добровольно и вполне
О своем сладчайшем сыне
И о ласковой жене.
Я гнал тебя при фарах и огнях
Прожекторов, пронзавших ночь глухую,
Кукушкой ты садилась на ветвях
С одной сосны взлетая на другую.
Стреляла ты в каленую броню,
Колола финкой. Ты кусалась в гневе
И я надолго память сохраню
О днях, когда я гнал тебя на север.
Уйдешь ли прочь ты за полярный круг
Иль в каменную пыль каменоломен –
Я сердца твоего везде услышу стук,
О белокурая красавица – Суоми.
Хлопочет за столом подруга,
Мороз за окнами трещит,
А я рассказываю другу,
Как я в сраженьи бросил щит.
Как я бежал сквозь вихри пыли
И был от гибели спасен,
Чтоб наших дней суровых были
Дошли до будущих времен
«Как я боялся, как бежал…»
…Похвальбой разгневана, Афина
Подняла эгиду над станком,
Пряжу превратила в паутину,
Пряху обернула пауком…
Ряд таких метаморфоз Овидий
Золотой латынью рассказал,
Да и сам я их немало видел
Даже в буднях редакционных зал <так>.
Машинистки проливали слезы,
Брызгали слюной корректора:
Рукопись ли это иль березы
Рунами покрытая кора?
…Если так преобразилась пряжа
Пусть и пряха новый примет вид –
Только это – так как боги жаждут –
Может быть меня предохранит.
Паучком, бегущим по воде,
Я прошел бы по любой беде.
А когда враги меня как осы
Окружат, враждой ослеплены,
Я скользнул бы за окно по тросу,
Что слеплю из собственной слюны.
Сел бы я, спеша, на паутину,
Как садитесь вы на самолет,
Бережно ее, как море – льдину
Ветерок осенний понесет.
Так, найдя спасенье в легком весе,
Приглушив сигнальные огни,
Для других – совсем не интересен
Я бы прожил остальные дни.
Читайте также: