Анна ахматова стихи на французском
Обновлено: 28.09.2024
Параллельные переводы. Фоторепортажи. Статьи об изучении иностранных языков.
РЕКВИЕМ
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
— А это вы можете описать?
И я сказала:
— Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957 года. Ленинград.
REQUIEM
EN GUISE DE PRÉFACE
ПОСВЯЩЕНИЕ
ВСТУПЛЕНИЕ
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки.
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе не забыть.
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
DEDICACE
Devant ce malheur les montagnes se courbent,
Et le grand fleuve cesse de couler.
Solides sont les verrous des prisons,
Et derrière il y a les trous du bagne
Et la tristesse mortelle.
C’est pour les autres que souffle la brise fraîche,
C’est pour les autres que s’attendrit le crépuscule –
Nous n’en savons rien, nous sommes partout les mêmes,
Nous n’entendons que l’odieux grincement des clefs
Et le pas lourd des soldats.
Nous nous levions comme pour les matines,
Dans la capitale ensauvagée nous marchions,
Là, nous nous retrouvions plus inanimés que les morts.
Voici le soleil plus bas et la Néva plus brumeuse
Et l’espoir chante toujours pour nous, au loin.
Le verdict. D’un coup les larmes jaillissent,
déjà elle est retranchée du monde,
Comme si l’on avait arraché la vie de son coeur
Comme si elle était tombée à la renverse.
Pourtant elle marche.. titube.. solitaire..
Ou sont à présent les compagnes d’infortune
De mes deux années d’épouvante ?
Que voient elles dans la tempête sibérienne,
A quoi rêvent elles sous le cercle lunaire ?
Je leur envoie mon dernier salut.
INTRODUCTION
Il fut un temps ou ne souriait
Que le cadavre heureux de son repos.
Leningrad, comme un vain appendice,
Commençait tout près de ses prisons
Et quand, devenus fous de souffrance,
Partaient déjà des régiments de condamnés,
Les locomotives leur chantaient
Le bref chant d’adieu.
Les étoiles de la mort planaient sur nous.
La Russie innocente se tordait de douleur,
sous les bottes ensanglantées,
Sous les pneus des noirs fourgons cellulaires.
C’est a l’aube qu’on est venu t’emmener,
Comme à la levée d’un corps, je te suivais.
Dans la chambre obscure, les enfants pleurent.
Dans le coin des icônes le cierge a coulé.
Sur tes lèvres le froid d’une médaille.
Et sur ton front la sueur d’agonie. Ne pas oublier.
J’irai, moi, comme les femmes de Streltsys(*),
Hurler sous les tours du Kremlin.
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом,
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Son bonnet de travers,
La lune jaune voit une ombre.
Cette femme est malade,
Cette femme est seule,
Fils en prison, mari dans la tombe,
Priez pour moi.
(*) Nom de la prison de Leningrad.
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
ПРИГОВОР
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь,
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
К СМЕРТИ
Ты все равно придешь — зачем же не теперь?
Я жду тебя — мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, —
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
19 августа 1939.
Фонтанный Дом.
LE VERDICT
A LA MORT
19 aout 1939.
Maison de la Fontanka.
Уже безумие крылом
Души закрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою) :
Ни сына страшные глаза —
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук —
Слова последних утешений.
4 мая 1940.
Фонтанный Дом.
РАСПЯТИЕ
«Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящи»
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
4 mai 1940.
Maison de la Fontanka.
CRUCIFIXION
« Ne pleure pas sur Moi, Mere,
dans la tombe, Je Suis. » (*)
(*) Traduit du slavon. (N.d.T.)
ЭПИЛОГ
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной,
Под красною ослепшею стеною.
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до конца довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Анна Ахматова (1889-1966)
EPILOGUE
Je voudrais les appeler toutes par leur nom,
Mais on a enlevé la liste, et ou me renseigner ?
Que des paupières immobiles, des paupières de bronze
Comme des larmes, ruisselle de la neige fondue,
Читайте также: