Александр росков стихи о севере
Обновлено: 24.12.2024
Александр Александрович Росков
Александр Александрович Росков (1954 - 2011) родился в деревне Диковская Каргопольского района Архангельской области. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Работал плотником, печником, журналистом. Первая книжка стихов в Москве «Стихи из деревни», вышедшая в рамках альманаха «Истоки № 18», была удостоена первой премии по молодёжной редакции издательства «Молодая гвардия» 1988 г. Лауреат премий имени Николая Рубцова за две книги стихов – «Всё, что осталось от лета». Его стихи публиковались в переводе на шведский, финский и норвежский языки в странах Скандинавии. Повесть «В ночь с пятницы на понедельник» в 2004 году была удостоена Всероссийской литературной премии имени Фёдора Абрамова. В 2006 году за книгу стихов «Родину мою оплакать. » Росков получил премию «Имперская культура» имени православного философа Эдуарда Володина от Союза писателей России. В 2009 году вышла книга стихов «А мне – далёкий монастырь. », удостоенная премии имени известного северного писателя и сказочника Бориса Шергина. В 2011 году в Туле на 2-м славянском международном литературном форуме «Золотой витязь» Александр Росков получил «Золотой диплом» в номинации «Поэзия». Работал в издательстве «Северная неделя». Жил в Архангельске.
ПОВЕСТЬ
В ночь с пятницы на понедельник
В своём пиру похмелье.
. Да кабы не похмелье, так даванули бы мы «храповицкого» в тот день часиков до двенадцати. А тут – проснулись в четыре часа утра. Я-то, может, и поспал бы ещё, да поэт Серёга Донцов начал искать канистру с пивом.
– Сашка, – толкнул он меня в бок, – ты не помнишь, куда мы вчера по пьянке канистру засунули? Похмелиться не мешало бы.
Я открыл один глаз. Один, потому что второй открываться не хотел. В нашем двухместном номере международного спортивного комплекса «Олимпиец» стояли мягкие предрассветные сумерки. Они пробивались в комнату сквозь опущенные до самого пола и наглухо задёрнутые шикарные полупрозрачные шторы.
– Ему вот в Химки, а мне – в Медведки. Эх, бедолага, ну спи, Серёга! – ответил я строчками Высоцкого на донцовский вопрос. К нам они подходили как нельзя лучше – «Олимпиец» располагался в лесу под подмосковными Химками, а моего приятеля звали Серёгой.
Получилось так, что я спал на кровати, а он на полу, на ковровой дорожке, около меня. В противоположном углу номера пустовала вторая кровать.
Продирая второй глаз, я спросил:
– Серёга, мы вчера с тобой песни пели?
– Пели, – отозвался Донцов, вставая с пола. – Так куда мы канистру-то с пивом засунули? Там ещё минимум половина должна оставаться. Или Володька Хомяков спёр? Но он, кажется, с нами не пел.
– А ты в туалете посмотри. И под диванами, – посоветовал я, сев на кровати и охлопывая карманы брюк (надо же – так и спал, в брюках!) в поисках расчёски: моя всклокоченная голова отражалась в зеркале напротив.
– Если Володька спёр, так там у него ни капли не осталось. Всё, скотина, выжрал! А где мы тут, в безалкогольной зоне, похмелиться найдём? Да и денег у тебя, небось, уже нету.
– Нету, – согласился я. Про свои деньги Серёга не говорил, потому как у него их с самого начала не было.
– Канистра – хрен с ней, – продолжал волноваться Донцов, – не потащим же мы её из Химок обратно в общагу. Нам ведь не по пути, правда? Скажу потом Лужикову, что потеряли. А вот пива жалко.
Серёга уже побывал в туалете и теперь ползал по номеру на животе, исследуя пространство под кроватями.
– Нету канистры! Точно – Хомяк спёр! Чо на халяву не спереть? В каком он номере?
– Да в другом крыле, кажется, на последнем этаже, номер не помню. Не пойдём же мы сейчас весь «Олимпиец» будить?
– А почему бы и не пойти. Вчера все окончание «хурала» праздновали. У меня тут знакомых – хрен! Один только из Свердловска. И тот – критик. Разве критик даст поэту похмелиться? Скорей удавится! А у тебя есть однокурсники. Наверняка у кого-нибудь осталось на похмелье.
Предложение Серёги мне показалось дельным. Про то, что похмелиться необходимо, и сомнений никаких нет. С такой головой да физиономией людям страшно показаться.
– Да, – говорю, – есть тут наши ребята из Литинститута. И с дневного отделения кое-кто, и с нашего курса, заочники. Женька Носов, например, из Новосибирска. По обеим статьям тёзка автору «Усвятских шлемоносцев» и «Красного вина победы». Только фантастику пишет в отличие от того Носова. Прозаики – серьёзный народ, не чета нам, поэтам. Они всегда на опохмелку оставляют. Давай, подождём ещё часик-другой, а потом сходим к Женьке.
– Ладно. Пойдём тогда на балкон, покурим. Сигареты-то у нас есть?
Сигареты были. Московская «Ява». Хотя в этой распроклятой безалкогольной зоне не продавали ни курева, ни спичек. То и другое мы накануне возле останкинской пивнухи купили.
Серёга раздёрнул шторы, щёлкнул шпингалетом, и мы оказались.
– Как в раю! – восхитился Донцов.
Да и было чем восхититься: вокруг балкона – сверху, снизу, с боков – разливался зелёный цвет. Он падал вниз – от листвы в траву, и поднимался обратно, из травы – в листву берёз, тополей и других деревьев, названия которых мне были неизвестны. У нас на севере в основном ёлки, сосны да осины растут, и если не видал в глаза вяза, то его запросто можно спутать с липой, а липу – наоборот – с вязом.
Читайте также: