Счастье двадцать семь неожиданных признаний коллектив авторов книга
Обновлено: 27.04.2024
Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний
Стоило лишь немного уйти в прошлое лагерному этическому кодексу (не верь, не бойся, не проси), как в нашем обществе возник запрос на счастье. Вернее, запрос был всегда, просто люди перестали стесняться своих чувств и стали четче осознавать свои базовые потребности. Однако некоторые психологи утверждают, что погоня за счастьем тщетна, и человечеству для выживания гораздо полезнее противоположные чувства, отрицательные эмоции, в которых есть большой эволюционный смысл.
Так нужно ли счастье человеку как индивиду и человечеству как виду? Создан ли человек для счастья, как птица для полета?
В свое время трезво и решительно настроенные представители тринадцати американских штатов, принимавшие свою Декларацию независимости, которая предопределила дух и нравственный закон новой нации, дали недвусмысленный ответ на этот вопрос: стремление к счастью — это столь же неотчуждаемое право человека, как право на жизнь и на свободу.
Но великий гуманист Короленко недаром снабдил свою максиму продолжением («Но счастье не всегда создано для человека»), обозначив истинное положение вещей. И все-таки запрос на счастье и популярность этой темы не из воздуха возникли. Каждая эпоха нуждается в назывании вслух того, чего ей катастрофически не хватает, это такая привычная бытовая магия. Иногда она работает.
В этой книге на 27 голосов разыгрывается вечная пьеса «Что такое счастье, каждый понимал по-своему» (жаль, что сейчас почти не читают Гайдара, он кое-что понимал в исследуемом предмете). Составитель предполагает, что каждый читатель мысленно дополнит этот хор своим уникальным голосом, своей чудесной историей или своим воспоминанием о том далеком и прекрасном времени, что когда-то составляло его, читателя, счастье. Или же помечтает о том далеком и прекрасном времени, когда его счастье наконец сбудется. Хотя, конечно, в прошлом счастье есть почти у всех, а вот в будущем лишь у избранных.
Как известно, все движется любовью. Любви в этом сборнике много, хотя считается, что литература движется интригой, а несчастье более востребовано литературой, чем счастье.
Возможно, эти свидетельства, представленные в книге, эти надежды авторов и их мечты и есть необходимые и достаточные заклинатели счастья, которые сработают для нас для всех.
Ирина Головинская
Тинатин Мжаванадзе. Кукури [Тинатин Мжаванадзе (род. в 1968 г.) — филолог, журналист, кулинарный автор, живет в Тбилиси, пишет на русском языке. Автор книг по гастрономии «Грузинская домашняя кухня», «Лобио, сациви, хачапури, или Грузия со вкусом», «Сихарули», а также прозаических книг «Лето, бабушка и я», «А также их родители», «Самолет улетит без меня», принимала участие в нескольких сборниках рассказов.]
Когда Сандро понял, что дедушкиной машины нигде нет — после тщательного осмотра и обыскивания двора, гаража, улицы и даже всего большого сада, — он впервые открыто впал в ярость.
То есть раньше он, бывало, злился, но проявлял злость как-то по-северному — замыкался и игнорировал, доводя до бешенства других. До определенного момента этого было вполне достаточно — не так уж часто ему жизнь давала поводы злиться, — но, после того как Дато позвонил и сказал, что дедушки больше нет и Сандро с Мишкой надо ехать на похороны, он немного обуглился, и темное облако заполнило его изнутри.
Я смотрела на него в ошеломлении, хотя отлично его понимала, просто не ожидала, что его прорвет на таком пустяке. Машина! Он и дедушку-то видел последний раз года два назад, что ему та развалюха?!
— Я тебя сто раз просила поехать к ним со мной, они же не вечные, а теперь уже поздно. Сдалась тебе машина! Продали ее.
— И много денег получили? — леденящим душу голосом спросил он и ушел, практически хлопнув дверью.
Не хлопнул, но вообще мог бы.
Папина машина была старой, как чертов котел в аду — проржавевшая от влажного климата, побитая от деревенских колдобин, скрюченная от разного бензина, и только аккумулятор всегда был новенький.
И ее цвет темного шоколада не менялся все 35 лет, что она служила папе Росинантом, — хозяин не любил перемен.
Все дети в семье росли в ней — на ее перекошенных сиденьях, в салоне, пропахшем сеном и дедовой пеной для бритья.
Все дети учились водить машину именно на этом драндулете, на заедающих рычагах и скрипучем руле, и папа знал лучшие места: заброшенный аэродром, безлюдная дорога, сосновый бор на берегу моря.
Особенно, конечно, бор. Он врезан в реальность и в память, как случайная комбинация чисел, открывающая безнадежный сейф.
Там пахло нагретой смолой, йодом, огурцами, ветром и мокрым песком. В самую неподвижную жару среди сосен слегка сквозило зеленоватой прохладой, как будто там стояла божественная очистка пространства.
Иголки с сосен падали, падали без конца, пружиня под ногами, казалось, что в самом деле это будет длиться вечно — пока мы тут, мы не стареем, не умираем, мы попали в капсулу бессмертия: пока идешь к морю, тени скользят по тебе длинными прохладными полосами, и от предвкушения соленой воды кожа покрывается мурашками.
Море тут было посвободнее, чем на городских пляжах, волновалось яростнее, но при этом волны ложились ниже — пологими изгибами, видимо, дно уходило вниз очень постепенно, давая воде возможность дальнего разгона. Тут и мамушки орали чуть ниже регистром — воздух бил в самый центр тревоги и усыплял ее на время.
— Миша, не бери в море Кукури, — угрожающе попросил Сандрик младшего брата. Тот и ухом не повел: он не расставался с Кукури ни днем ни ночью, как же теперь в воду без него.
— Это не твой Кукури, а мой, — твердо парировал мелкий вредина и зашагал к воде по гальке на полусогнутых ножках.
— Кукури, надо же, — засмеялась я. — А как его на самом деле зовут?
— Берт, — нехотя буркнул Сандрик. — Или Эрни.
— Кукури круче, идеально ему подходит, — закрепляя результат его отхода от гнева, я все же не очень кривила душой: имя и вправду смешное, что тут поделаешь. — Есть не хочешь? Вон продают булочки без кишмиша, как ты любишь.
Сандрик помотал головой и сел на покрывало, уткнувшись подбородком в тощие коленки.
— Как вы мне надоели своими грустными носами! — громко заявила я. — Сидите сейчас полчаса тихо, пока я поплаваю! Па, не пускай их в воду!
Мой папа вытирал платком лысину и смотрел в море, где возле самой кромки прибоя Мишка окунал бедного Кукури.
— Дедуля, потом посадишь за руль? — задрал голову Сандрик.
Папа отрицательно качнул головой.
— Детям до двенадцати за руль нельзя, меня оштрафуют.
— Кукуруза, кукуруза, горячая кукуруза, молочная кукуруза, лучшая на пляже!
— И кукурузу не хочешь? А вообще, где это написано — про руль и двенадцать лет?
Папа прикрыл глаза и сел на бетонную ступеньку пляжной лестницы — это мы думаем, что он крепкий, а если вспомнить, сколько ему лет, то лучше заткнуться и не спорить.
Сандрик посмотрел волком и снова уткнул подбородок в колени.
Я вздохнула и пошла в воду.
Полчаса были мои, только мои. Этот поход на море второй половины дня считался компромиссом — единственно правильным считается утренний, еще до восхода солнца, пока вода прозрачная и теплее воздуха, в нее входишь, как в масло, и без памяти висишь в ней, как в материнской утробе, но, во-первых, детей не отодрать от кроватей так рано, а во-вторых, — море с утра хорошее, а потом накаляется, и возвращаться домой очень жарко и тяжело. Море второй половины дня справедливо считается второсортным — в нем уже наплавались (мама говорит прямо — пописали) миллионы народу, смыли с себя все грехи, и вода, понятное дело, уже не вожделенной прозрачности небесной слезы, и все же, как говорит опять-таки мама, море имеет способность к самоочищению — просто эту воду не надо глотать.
— Да, а зачем тогда было все время про чужие писи говорить, теперь они у меня в голове, — ныла я, на что мама вспыхивала и ругала меня слишком нежной.
На самом деле мне все равно, я всегда обрушиваюсь в море так же, как и в свои далекие одиннадцать, когда только уверенно научилась плавать, — падаю, как скала или кашалот, вызывая брызги до неба, мгновенно переходя из нагретого состояния в замерзшее и тут же снова согреваясь, — наверняка я раньше была рыбой или каким-то еще морским зверем.
Нырять до самого дна — лучшее мгновение.
Касаться рукой камней, схватить первый попавшийся, выпускать стайки пузырей изо рта, слушать потрескивание в ушах сквозь зеленоватую стену воды, изогнуть позвоночник всласть, как будто я в самом деле угорь или мурена, перебросить ноги за спину, перекувыркнуться, вынырнуть, впустить полные легкие воздуха, отплевываясь и протирая горящие глаза, помахать детям камнем.
— Па-а-а! Побросаешь нас в воду?
Папа всегда это делал.
Он сначала плыл неторопливо свои туда-обратно, потом окунался с головой, полностью приходил в соответствие с морем и наконец начинал работать вышкой для прыжков в воду.
Он делал ладони замком, я ставила туда одну ступню, второй упиралась в дно, хватала папу за плечи, раз-два-три — считаем вместе, раскачиваясь на одной ноге, и на последний счет я отталкиваюсь, папа с силой толкает меня через свою голову, и я лечу как можно дальше, стараясь войти в воду «остро», без брызг, сразу уходя ко дну, как стрела.
Сейчас папе тяжелее швырять меня в воду, я не такая легкая, как раньше. Но признать это означает похлопать рукой по татами, поэтому он снимает одежду и входит в воду.
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 281
- КНИГИ 654 075
- СЕРИИ 25 022
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 423
ЛитМир - Электронная Библиотека > Коллектив авторов > Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний
Добавить похожую книгу
Автор: Гийота Пьер
Похожа
Непохожа
Автор: Сахновский Игорь
Похожа
Непохожа
Автор: Борисенко Василий
Похожа
Непохожа
Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний
Автор: Коллектив авторов
Количество страниц: 5
Доступен ознакомительный фрагмент
Язык книги: Русский
Издатель: WebKniga
Выберите формат скачивания:
| epub | QR код | Размер: 2,1 Мбайт | Добавлено 29 мая 2020, 7:29 |
| fb2 | QR код | Размер: 1,1 Мбайт | Добавлено 29 мая 2020, 7:29 |
| rtf | QR код | Размер: 1,2 Мбайт | Добавлено 29 мая 2020, 7:29 |
В этой книге двадцать семь авторов размышляют о счастье, делятся с читателями своими заветными воспоминаниями о том счастье, которое они пережили и запомнили, рассказывают истории, в которых главное – счастье. Не все эти истории радостные, да и веселья не так много, как хотелось бы, ведь счастье и радость – совершенно не всегда синонимы. Но люди неизменно с интересом и уважением смотрят на героических покорителей вершин, а поиск собственного пути к счастью – это как трудное восхождение на горную вершину.
Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний
© Головинская И. Г., составление, предисловие, 2020
© Оформление, «Время», 2020
Стоило лишь немного уйти в прошлое лагерному этическому кодексу (не верь, не бойся, не проси), как в нашем обществе возник запрос на счастье. Вернее, запрос был всегда, просто люди перестали стесняться своих чувств и стали четче осознавать свои базовые потребности. Однако некоторые психологи утверждают, что погоня за счастьем тщетна, и человечеству для выживания гораздо полезнее противоположные чувства, отрицательные эмоции, в которых есть большой эволюционный смысл.
Так нужно ли счастье человеку как индивиду и человечеству как виду? Создан ли человек для счастья, как птица для полета?
В свое время трезво и решительно настроенные представители тринадцати американских штатов, принимавшие свою Декларацию независимости, которая предопределила дух и нравственный закон новой нации, дали недвусмысленный ответ на этот вопрос: стремление к счастью – это столь же неотчуждаемое право человека, как право на жизнь и на свободу.
Но великий гуманист Короленко недаром снабдил свою максиму продолжением («Но счастье не всегда создано для человека»), обозначив истинное положение вещей. И все-таки запрос на счастье и популярность этой темы не из воздуха возникли. Каждая эпоха нуждается в назывании вслух того, чего ей катастрофически не хватает, это такая привычная бытовая магия. Иногда она работает.
В этой книге на 27 голосов разыгрывается вечная пьеса «Что такое счастье, каждый понимал по-своему» (жаль, что сейчас почти не читают Гайдара, он кое-что понимал в исследуемом предмете). Составитель предполагает, что каждый читатель мысленно дополнит этот хор своим уникальным голосом, своей чудесной историей или своим воспоминанием о том далеком и прекрасном времени, что когда-то составляло его, читателя, счастье. Или же помечтает о том далеком и прекрасном времени, когда его счастье наконец сбудется. Хотя, конечно, в прошлом счастье есть почти у всех, а вот в будущем лишь у избранных.
Как известно, все движется любовью. Любви в этом сборнике много, хотя считается, что литература движется интригой, а несчастье более востребовано литературой, чем счастье.
Возможно, эти свидетельства, представленные в книге, эти надежды авторов и их мечты и есть необходимые и достаточные заклинатели счастья, которые сработают для нас для всех.
Ирина Головинская
Тинатин Мжаванадзе. Кукури[1]
Когда Сандро понял, что дедушкиной машины нигде нет – после тщательного осмотра и обыскивания двора, гаража, улицы и даже всего большого сада, – он впервые открыто впал в ярость.
То есть раньше он, бывало, злился, но проявлял злость как-то по-северному – замыкался и игнорировал, доводя до бешенства других. До определенного момента этого было вполне достаточно – не так уж часто ему жизнь давала поводы злиться, – но, после того как Дато позвонил и сказал, что дедушки больше нет и Сандро с Мишкой надо ехать на похороны, он немного обуглился, и темное облако заполнило его изнутри.
Я смотрела на него в ошеломлении, хотя отлично его понимала, просто не ожидала, что его прорвет на таком пустяке. Машина! Он и дедушку-то видел последний раз года два назад, что ему та развалюха?!
– Я тебя сто раз просила поехать к ним со мной, они же не вечные, а теперь уже поздно. Сдалась тебе машина! Продали ее.
– И много денег получили? – леденящим душу голосом спросил он и ушел, практически хлопнув дверью.
Не хлопнул, но вообще мог бы.
Папина машина была старой, как чертов котел в аду – проржавевшая от влажного климата, побитая от деревенских колдобин, скрюченная от разного бензина, и только аккумулятор всегда был новенький.
И ее цвет темного шоколада не менялся все 35 лет, что она служила папе Росинантом, – хозяин не любил перемен.
Все дети в семье росли в ней – на ее перекошенных сиденьях, в салоне, пропахшем сеном и дедовой пеной для бритья.
Все дети учились водить машину именно на этом драндулете, на заедающих рычагах и скрипучем руле, и папа знал лучшие места: заброшенный аэродром, безлюдная дорога, сосновый бор на берегу моря.
Особенно, конечно, бор. Он врезан в реальность и в память, как случайная комбинация чисел, открывающая безнадежный сейф.
Там пахло нагретой смолой, йодом, огурцами, ветром и мокрым песком. В самую неподвижную жару среди сосен слегка сквозило зеленоватой прохладой, как будто там стояла божественная очистка пространства.
Иголки с сосен падали, падали без конца, пружиня под ногами, казалось, что в самом деле это будет длиться вечно – пока мы тут, мы не стареем, не умираем, мы попали в капсулу бессмертия: пока идешь к морю, тени скользят по тебе длинными прохладными полосами, и от предвкушения соленой воды кожа покрывается мурашками.
Море тут было посвободнее, чем на городских пляжах, волновалось яростнее, но при этом волны ложились ниже – пологими изгибами, видимо, дно уходило вниз очень постепенно, давая воде возможность дальнего разгона. Тут и мамушки орали чуть ниже регистром – воздух бил в самый центр тревоги и усыплял ее на время.
– Миша, не бери в море Кукури, – угрожающе попросил Сандрик младшего брата. Тот и ухом не повел: он не расставался с Кукури ни днем ни ночью, как же теперь в воду без него.
– Это не твой Кукури, а мой, – твердо парировал мелкий вредина и зашагал к воде по гальке на полусогнутых ножках.
– Кукури, надо же, – засмеялась я. – А как его на самом деле зовут?
– Берт, – нехотя буркнул Сандрик. – Или Эрни.
– Кукури круче, идеально ему подходит, – закрепляя результат его отхода от гнева, я все же не очень кривила душой: имя и вправду смешное, что тут поделаешь. – Есть не хочешь? Вон продают булочки без кишмиша, как ты любишь.
Сандрик помотал головой и сел на покрывало, уткнувшись подбородком в тощие коленки.
– Как вы мне надоели своими грустными носами! – громко заявила я. – Сидите сейчас полчаса тихо, пока я поплаваю! Па, не пускай их в воду!
Мой папа вытирал платком лысину и смотрел в море, где возле самой кромки прибоя Мишка окунал бедного Кукури.
– Дедуля, потом посадишь за руль? – задрал голову Сандрик.
Папа отрицательно качнул головой.
– Детям до двенадцати за руль нельзя, меня оштрафуют.
– Кукуруза, кукуруза, горячая кукуруза, молочная кукуруза, лучшая на пляже!
– И кукурузу не хочешь? А вообще, где это написано – про руль и двенадцать лет?
Папа прикрыл глаза и сел на бетонную ступеньку пляжной лестницы – это мы думаем, что он крепкий, а если вспомнить, сколько ему лет, то лучше заткнуться и не спорить.
Сандрик посмотрел волком и снова уткнул подбородок в колени.
Я вздохнула и пошла в воду.
Полчаса были мои, только мои. Этот поход на море второй половины дня считался компромиссом – единственно правильным считается утренний, еще до восхода солнца, пока вода прозрачная и теплее воздуха, в нее входишь, как в масло, и без памяти висишь в ней, как в материнской утробе, но, во-первых, детей не отодрать от кроватей так рано, а во-вторых, – море с утра хорошее, а потом накаляется, и возвращаться домой очень жарко и тяжело. Море второй половины дня справедливо считается второсортным – в нем уже наплавались (мама говорит прямо – пописали) миллионы народу, смыли с себя все грехи, и вода, понятное дело, уже не вожделенной прозрачности небесной слезы, и все же, как говорит опять-таки мама, море имеет способность к самоочищению – просто эту воду не надо глотать.
– Да, а зачем тогда было все время про чужие писи говорить, теперь они у меня в голове, – ныла я, на что мама вспыхивала и ругала меня слишком нежной.
Тинатин Мжаванадзе (род. в 1968 г.) – филолог, журналист, кулинарный автор, живет в Тбилиси, пишет на русском языке. Автор книг по гастрономии «Грузинская домашняя кухня», «Лобио, сациви, хачапури, или Грузия со вкусом», «Сихарули», а также прозаических книг «Лето, бабушка и я», «А также их родители», «Самолет улетит без меня», принимала участие в нескольких сборниках рассказов.
В этой книге двадцать семь авторов размышляют о счастье, делятся с читателями своими заветными воспоминаниями о том счастье, которое они пережили и запомнили, рассказывают истории, в которых главное — счастье. Не все эти истории радостные, да и веселья не так много, как хотелось бы, ведь счастье и радость — совершенно не всегда синонимы. Но люди неизменно с интересом и уважением смотрят на героических покорителей вершин, а поиск собственного пути к счастью — это как трудное восхождение на горную вершину.
Читайте также: