Типы евангельских притчей по форме

Обновлено: 04.05.2024

Обращаясь к людям со словом, Иисус проявлял себя искусным оратором и рассказчиком, используя самые различные формы устной речи. Прежде всего те, которые были связаны с традицией Мудрости и пророческой традицией Израиля (например, заповеди блаженства, плачи, пророчества и т. п.). Наиболее часто среди такого провозвестнического многообразия Он использовал притчи (евр. mashal, pl. meshalim). В Ветхом Завете притчи являются необыкновенно широкой и эластичной формой речи мудреца. Они могли представлять собой и поговорки, и метафоры, и сатирические стишки, и аллегории. Например, пророк Исайя аллегорически уподобил Израиль винограднику, которые перестал приносить плоды (Ис. 5,1-7). Также широко аллегорические притчи использовали и другие пророки.

Употребляя притчи, Иисус был далек от того, чтобы рассказывать приятные остроумные истории. Чаще всего Его притчи звучали опять-таки неожиданной и жесткой критикой того религиозного мира, к которому принадлежали Его слушатели.

Более того, притчи Иисуса совершенно не похожи на какой-нибудь специальный вымысел с увлекательным сюжетом. Все очень обычно и знакомо: сеятель сеет семя, рыбак закидывает сети, женщина ищет потерянную монету. А фарисей заходит в храм, чтобы, «как у себя дома», совершить привычную уставную молитву. Разве что в притче о блудном сыне разворачивается настоящая драма. Не случайно это, наверное, самая поразительная и известная евангельская притча. И тут интересно, что притчам Иисуса, материалом для которых послужили эпизоды из реальной жизни людей, мы почти не найдем параллелей в ветхозаветной и междузаветной литературе.

«Его [Иисуса — А.С.] притчи скорее вводят нас в гущу повседневной жизни. По своей жизненности, по простоте и ясности, по мастерству немногословных описаний, по серьезности содержащегося в них обращения к совести, по их преисполненному любви пониманию опустившегося в религиозном смысле человека они не имеют аналогий. Если мы хотим найти что-то сопоставимое, нам придется обратиться к глубокой древности, ко временам наивысшего подъема пророчества, к притче Нафана 2 Цар. 12, 1-7, притче о винограднике Ис. 5, 1-7 и метафоре любви отца к сыну Ос. 11 (однако это уже не притча, не «короткий рассказ»). Но и в этом случае речь может идти лишь о небольшом числе разрозненных примеров, тогда как первые три Евангелия передают нам не менее 41-й притчи Иисуса. Сегодня считается общепризнанным, что они принадлежат первичному слою предания, хотя этот факт и не освобождает от необходимости критически анализировать каждую отдельно взятую притчу и историю ее передачи»[79].

Некоторые притчи сказаны так, чтобы человек был сейчас же поставлен перед выбором, причем неожиданно и в результате диалога. Яркий пример — притча о милосердном самарянине, когда вопрошая Иисуса «а кто мой ближний?» (Лк. 10, 19), Его собеседник вынужден сам ответить на этот вопрос. Причем, надо полагать, вразрез с общепринятым и собственным религиозным представлением. Ведь ближним «оказался» самарянин, а вовсе не священник и левит, то есть те, кого полагалось считать ближними[80].

Пытаясь понять смысл притчей Иисуса, нужно иметь в виду и другое. При всей понятности и образной выразительности, свойственных притчам, манера Иисуса говорить притчами вызывала у Его учеников вопрос: «Для чего притчами говоришь им?» (Мф. 13, 10). Да и Сам Он не раз заканчивал Свои притчи таким призывом: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф. 13, 9. 43; 25, 30; Мк. 4, 23; Лк. 14, 35 и др.), как будто речь идет о какой-то сокрытой тайне. А обращаясь к ученикам, Он прямо так и говорил: «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах» (Мк. 4, 11).

Дело в том, что проповедь о наступлении Царствия Божия (а это суть Евангелия — вести Иисуса) могла и может быть воспринята только обратившимся и верующим сознанием. Это некая тайна, которая сокрыта для «внешних», то есть для тех, кто не хочет обратиться и уверовать. Притчи, подкупающие своей доступностью и наглядностью, парадоксально оказываются неким барьером, «шифром», «загадкой»[81], преодолеть, разгадать и понять которые можно только при условии веры.

С одной стороны, они обращены ко всем, в том числе и сейчас. Притчи, наверное, являются самым общеизвестным евангельским материалом. Вряд ли кто-то не знает притчу о блудном сыне (или, по крайней мере, полотно Рембрандта). А такое выражение, как «зарыть талант в землю» стало общеупотребимым достоянием языка. И в то же время притчи являются «надежной защитой» той евангельской сути, к которой при условии веры может прийти каждый.

11 И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; 12 так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи (Мк. 4, 11-12).

Иными словами, употребление притчевой формы учения служит способом разделить верующих и неверующих: «Тайны учения вверены ученикам, которым одним дается толкование притч»[82].

В большей степени все сказанное относится к материалу Синоптических[83] Евангелий, но и в Четвертом Евангелии мы сталкиваемся со свидетельствами того, что Иисус любил говорить притчами. Другой вопрос, что эта Его манера по-разному отложилась в Предании, запечатленном синоптиками и в Ин.

ПРИТЧИ (II)

ПРИТЧИ (II) ПРИТЧА О МИЛОСЕРДНОМ САМАРЯНИНЕИскушая Иисуса, один законник сказал:— Учитель, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?— А что в законе писано? — спросил Иисус.— Возлюби Господа Бога всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всей крепостию твоею, и всем

Притчи в истории

Притчи в истории Причины долгой истории неправильного толкования притч можно проследить до слов Самого Иисуса, записанных в Мк. 4,10–12 (и параллельно Мф. 13,10–13; Лк. 8,9-10). Когда Иисуса спросили о цели притч, Он, кажется, предложил, что они содержат тайну для тех, кто посвящен,

Глава 8. Притчи

Глава 8. Притчи Притчи — одна из самых ярких и нестандартных особенностей евангельской традиции. Согласно Евангелию от Марка, в своей проповеди Иисус использовал их постоянно («без притчи не говорил им» Мк 4:34). Если в рассмотренных выше этических поучениях необычность

2. Притчи о покаянии

2. Притчи о покаянии Как мы показали в главе 5, в центре проповеди Иисуса стоял призыв к покаянию в преддверии скорого Царства (Мк 1:15). Неудивительно поэтому, что притчи о покаянии занимают важное место в евангельской традиции. Одна из таких притч являет собой квинтэссенцию

3. Притчи о Суде

3. Притчи о Суде Предыдущие материалы могут оставить однобоко «розовое» впечатление, если не помнить, что у Иисуса они были уравновешены темой Суда. В конце концов, при всей важности для него милости Божьей он всю жизнь оставался учеником Иоанна Крестителя и ждал, что

Притчи Соломона.

Притчи Соломона. Давид мудро пел. Соломон мудро говорил.Во всяком случае, такова официальная версия. Давайте же, приобщимся.«Начало мудрости — страх господень».Неплохое начало. Мудрое такое. Именно так Соломон начинает воспитательную беседу со своим сыном.«Если

18. Притчи

18. Притчи Обращаясь к людям со словом, Иисус проявлял себя искусным оратором и рассказчиком, используя самые различные формы устной речи. Прежде всего те, которые были связаны с традицией Мудрости и пророческой традицией Израиля (например, заповеди блаженства, плачи,

Притчи

Притчи Оглавление1. Притча о строивших дом2. Притча о званых на пир3. Притча о трёх послушниках4. Притча о двух братинах5. Притча о дереве, исполняющем желания6. Когда усмехается Вещий Странник?7. Кто такие волхвы?8. Слово Вещего9. Учитель1. Притча о строивших домОднажды два

ПРИТЧИ ИИСУСА (I)

ПРИТЧИ ИИСУСА (I) Проходил Иисус по городам и селениям, проповедовал и благовествовал Царство Божие.Были с ним апостолы его и некоторые женщины: Мария Магдалина, из которой выгнал он семь бесов, Иоанна, Сусанна и многие другие.Собралось к Иисусу множество народа из всех

ПРИТЧИ (II)

ПРИТЧИ (II) ПРИТЧА О МИЛОСЕРДНОМ САМАРЯНИНЕ Искушая Иисуса, один законник сказал:— Учитель, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?— А что в законе писано? — спросил Иисус.— Возлюби Господа Бога всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всей крепостию твоею, и всем

Две притчи

Две притчи Я хочу завершить эту книгу двумя историями из жизни — я расцениваю их как притчи о двух альтернативах: жизни в вере и жизни без веры.Первую притчу я нашел в проповеди Фредерика Бюхнера: «Эта история возможна только в XX веке. Она так ужасна, что ее трудно

Притчи

Притчи Слово притча является переводом греческого слова paraballo, что значит «располагать в ряд». Таким образом, притча — это то, что поставлено в один ряд с чем-либо для сравнения. В обычной притче обычное событие повседневной жизни используется для того, чтобы подчеркнуть

Притчи

Притчи «Царь Соломон «был мудрее всех людей . И изрек он три тысячи притчей» (3 Цар.4:31–32). Царица Савская (. ) «приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот, здесь больше Соломона» (Мф.12:42; ср. 3 Цар.10:1).Притча по-еврейски — маш?ль (. ); по-арамейски

Притчи

Притчи В Евангелиях Иисус часто описывается как поясняющий свои взгляды посредством притч. Это короткие рассказы, которые можно воспринимать в буквальном смысле или можно по пунктам сравнивать с аналогичной идеей об отношениях Бога и человека.И именно сразу после

Похожая притча

Притчи Иисуса, содержащиеся в синоптических Евангелиях, могут быть классифицированы по целому ряду признаков, в частности: 1) по длине; 2) по присутствию в одном, двух или трех Евангелиях; 3) по наличию или отсутствию толкования; 4) по месту и времени произнесения; 5) по содержанию.

Классификация по длине

Некоторые притчи представляют собой развернутое повествование, в котором несколько действующих лиц участвуют в событиях, развивающихся на протяжении определенного времени. Кчислу таких развернутых повествований относится, например, притча о блудном сыне (Лк. 15:11–32): в ней участвуют несколько персонажей (отец, младший сын, старший сын), действие разворачивается на протяжении длительного времени (описывается молодость младшего сына, его уход в далекую страну, его пребывание там, его возвращение и встреча с отцом). В притче о богаче и Лазаре (Лк. 16:19–31) два главных действующих лица (богач и Лазарь) и несколько побочных персонажей (псы на земле, ангелы на небесах, пять братьев богача, оставшихся на земле); действие начинается на земле, а заканчивается в загробном мире. Эти притчи подобны многофигурным композициям, в которых запечатлены действия, совершавшиеся в разное время, — такие композиции можно часто встретить на иконах.

На противоположном конце спектра стоят притчи, умещающиеся в одно предложение и содержащие лишь один главный образ: женщины, положившей закваску в тесто (Мф. 13:33); купца, нашедшего жемчужину (Мф. 13:45–46); невода, закинутого в море (Мф. 13: 47–48). Но и в этих кратких притчах наряду с главным образом присутствуют побочные (например, имущество, которое купец должен продать, чтобы купить жемчужину; рыба, пойманная неводом и сортируемая в соответствии с качеством). Такие притчи напоминают картину с одним сюжетом, в центре которой изображен один главный персонаж, занимающийся тем или иным делом.

Попытки классификации притч по длине предпринимались еще в ранней Церкви. Рассматривая притчи, вошедшие в поучение из лодки (Мф. 13:1–33), Ориген говорит о том, что только первые две из них (о сеятеле и о плевелах) можно считать притчами, тогда как две следующие являются «не притчами, а уподоблениями (οὐ παραβολὰς ἀλλ’ ὁμοιώσεις)». Различие между притчей как развернутым повествованием и уподоблением как краткой метафорой, призванной указать на Царство Небесное, Ориген выводит из слов Иисуса: Чему уподобим (ὁμοιώσωμεν) Царствие Божие, или какою притчею (ἐν τίνι παραβολῇ) изобразим его? (Мк. 4:30). По словам Оригена, «из этого становится ясно, что есть различие между уподоблением и притчей». В то Ориген допускает, что «уподобление» может быть родовым термином, а «притча» — видовым 1 Ориген. Толкование на Евангелие от Матфея. 10, 4 (SC 162, 152– 154). Рус. пер.: С. 31–32. .

Классификация по наличию в одном, двух или трех Евангелиях

Каждый из трех евангелистов-синоптиков пользовался своим собранием притч, которое лишь частично пересекалось с собраниями двух других синоптиков или одного из них. Распределение притч по синоптическим Евангелиям представлено в следующей таблице:

Притчи в трех Евангелиях

О горчичном зерне

О злых виноградарях

Притчи в двух Евангелиях

О доме на камне и доме на песке

О заблудшей овце

О благоразумном рабе/домоправителе

Притчи в одном Евангелии

О детях на улице

О сокровище в поле

О драгоценной жемчужине

О немилосердном заимодавце

О работниках в винограднике

О двух сыновьях

О брачном пире (ср. притчу о званых на вечерю у Лк.)

О талантах (ср. притчу о десяти минах у Лк.)

О посеве и всходах

Об ожидании хозяина дома

О двух должниках

О милосердном самарянине

О докучливом друге

О безумном богаче

О бодрствующих слугах

О бесплодной смоковнице

О званых на вечерю (ср. притчу о брачном пире у Мф.)

О строителе башни

О царе, идущем на войну

О потерянной драхме

О неверном управителе

О богаче и Лазаре

О рабах, ничего не стоящих

О докучливой вдове

О мытаре и фарисее

О десяти минах (ср. притчу о талантах у Мф.)

Как явствует из этой таблицы, наибольшее количество притч содержится в Евангелиях от Матфея и Луки, меньшее — в Евангелии от Марка.

Наличие одной и той же притчи в двух или трех Евангелиях обычно объясняется двумя факторами: 1) евангелисты рассказывают одну и ту же притчу, которую оба заимствовали из одного источника (устного или письменного) или разных версий этого источника; 2) Иисус повторял Своипритчи в разных ситуациях — иногда почти дословно, а иногда с довольно существенными изменениями. Как отмечает исследователь, «важно понять, что Иисус рассказывал ту или иную притчу не раз. Невозможно себе представить, что странствующий учитель может воспользоваться такими прекрасными историями, как притча облудном сыне или добром самарянине, только однажды» 2 Борг М. С. Бунтарь Иисус. С. 187. . По словам другого ученого, Иисус «мог неоднократно рассказывать одни ите же притчи с небольшими вариациями. Следствием этого должно было бы стать наличие в источниках разных версий одних и тех же притч… Именно такую картину мы и находим в источниках» 2 Райт Н. Т. Иисус и победа Бога. С. 165. .

В некоторых случаях кажется достаточно очевидным, что одна и та же притча Иисуса рассказана двумя или тремя евангелистами (например, притчи о сеятеле и о горчичном зерне у трех синоптиков). В других случаях мы, скорее, имеем дело с двумя притчами на сходный сюжет, произнесенными Иисусом дважды, при разных обстоятельствах (например, притча о брачном пире в Мф. 22:1–14 и притча о званых на вечерю в Лк. 14:15–24; притча о талантах в Мф. 25:14–30 и притча о десяти минах в Лк. 19:11–27). Рассматривая конкретные притчи, содержащиеся более чем в одном Евангелии, мы будем указывать на степень сходства различных версий между собой.

Классификация по наличию или отсутствию толкования

Все притчи Иисуса можно условно разделить на две категории: те, которые Он Сам истолковал, и те, которые остались без подробного толкования. Именно те притчи, значение которых Иисус изложил в ответ на просьбу учеников, дают нам герменевтический ключ к пониманию других притч, потому что показывают, как в Его сознании символы и образы соотносились с реальностью. Это не означает, что все притчи могут быть истолкованы по одному и тому же шаблону. Это означает лишь, что Иисус не оставил Своих учеников и последователей в полном неведении относительно того, как надлежит понимать и толковать Его притчи. Его толкования содержат в себе подсказки для других толкователей, и Его собственный метод истолкования должен быть взят за основу каждым — будь то священник в храме или ученый за письменным столом, — кто хочет подойти максимально близко к тому смыслу, который Иисус вкладывал в Свои притчи.

В современной новозаветной науке господствующим является взгляд, согласно которому толкования притч, содержащиеся в синоптических Евангелиях, принадлежат не Иисусу, а последующим редакторам. Именно они якобы решили таким образом задать тон в аллегорической интерпретации притч, получившей свое развитие в ранней Церкви. Иисус, согласно этой точке зрения, никогда не толковал Свои притчи, потому что само такое толкование противоречило бы Его изначальному намерению скрыть содержание притчи под серией образов и метафор. Сочинить притчу и ее тут же истолковать — все равно что составить кроссворд и прямо под ним (а не в следующем номере журнала или хотя бы на другой странице) опубликовать ответы на поставленные в нем вопросы. Мнение о том, что Иисус оставлял все Свои притчи без истолкования и что все толкования притч, содержащиеся в Евангелиях, являются плодом позднейшего творчества, получило широкую поддержку в новозаветной науке ХХ века 3 См., напр.: Jeremias J. The Parables of Jesus. P. 77–79, 81–85; Scott B. B. Hear Then the Parable. P. 343–352; Funk R. W., Scott B. B., Butts J. R. The Parables of Jesus. P. 59, 65. .

Ученые, придерживавшиеся метода анализа форм, в частности Р. Бультман, считали необходимым сначала поместить каждое речение Иисуса в определенную жанровую категорию (притча, пословица, рассказ), а затем к каждому жанру применить свою, специально для него разработанную процедуру истолкования. При этом для каждой притчи необходимо было определить Sitz im Leben 4 Букв. «место в жизни» (нем.). — ту жизненную ситуацию, в которой ранняя Церковь могла применять данную притчу. Если жизненная ситуация прослеживалась вплоть до Иисуса, тогда смысловое зерно притчи объявлялось восходящим к Нему Самому; при этом подразумевалось, что дошедший до нас текст притчи в любом случае представляет собой плод труда позднейших редакторов 5 См.: Бломберг К. Интерпретация притчей. С. 76–78. .

В качестве одного из критериев аутентичности указывалась близость изложения той или иной притчи к семитскому типу языка и мышления. Отсутствие таковой близости снижало, с точки зрения ученых, вероятность того, что речение восходит к Самому Иисусу. Такой подход приводил к тому, что, например, толкование притчи о сеятеле (Мф. 4:13–20) приписывалось позднейшему редактору, тогда как основное содержание притчи приписывалось Иисусу 6 См., напр.: Jeremias J. The Parables of Jesus. P. 77–79. .

С такой точкой зрения мы категорически не согласны по крайней мере по двум причинам.

Во-первых, этот взгляд основывается на презумпции недостоверности евангельского текста, на предположении, что выдаваемое в Евангелии за прямую речь Иисуса может в действительности принадлежать самому евангелисту. Подобный подход заведомо обессмысливает все попытки исследовать текст Евангелия, ставя между читателем и текстом столько препон, что добраться до смысла текста для читателя становится практически невозможно. Любые попытки вычленить аутентичное зерно из евангельского текста путем его декомпозиции и фрагментации (расчленения на части) носят в высшей степени гипотетический, произвольный и предвзятый характер. Или текст должен рассматриваться в том виде, в каком он дошел до нас (с учетом возможных разночтений в рукописной традиции), или исследователь неизбежно впадает в заколдованный круг догадок и предположений относительно возможной недостоверности тех или иных фрагментов текста, тех или иных приписываемых Иисусу слов, начиная изучать уже не сам текст, а некоторый его предполагаемый несуществующий прототип.

Во-вторых, указанный взгляд противоречит характеру взаимоотношений между Иисусом и Его учениками, описанных на страницах Евангелий. Иисус избрал двенадцать учеников как особую группу приближенных лиц, которым открывал то, что должно было оставаться сокрытым от других. В той или иной форме Он многократно напоминал ученикам об этом их особом призвании, в том числе в приведенных выше словах: вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано (Мф. 13:11); вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах (Мк. 4:11; Лк. 8:10). Логическим следствием отвержения аутентичности толкований, которые Иисус дал ученикам в ответ на их просьбу, должен быть и отказ от признания подлинности приведенных слов, а вместе с ними — всей системы взаимоотношений между Иисусом и учениками, отраженной в Евангелиях. Эта система была построена на противопоставлении: вы — они, вы — внешние. В рамках данного противопоставления ученики оказываются в привилегированном положении: они от Учителя получают ответы на тот кроссворд, разгадать который сами не в силах.

Если Иисус, произнося притчи, имел целью скрыть их содержание, то это не означает, что данная цель распространялась на всех без исключения Его слушателей. То, что одним (тем внешним) преподавалось в прикровенной, завуалированной форме, для других (учеников) могло быть открыто. Одно не противоречит другому, как не противоречит цели произнесения притч то, что реакция на них могла быть самой разной: от искреннего стремления их понять, вникнуть в глубину их содержания, до полного их отторжения, желания заткнуть уши и сомкнуть глаза, чтобы не слышать и не видеть. Подобную разную реакцию Иисус прогнозировал, когда говорил о том, что ученикам дано знать тайны Царствия Божия, а другим не дано.

Свои слова Он сопроводил афоризмом, который произносил и в других случаях: Кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет (Мф. 13:12; 25:29; Мк. 4:25; Лк. 8:18; 19:26). Данный афоризм следует понимать не как указание на несправедливость Бога, дающего одному и отнимающего у другого, а как описание различной реакции людей на действия Бога. Иоанн Златоуст поясняет:

Хотя эти слова довольно неясны, но они заключают в себе непререкаемую правду. Они означают то, что кто сам желает и старается приобрести дары благодати, тому и Бог дарует всё; а в ком нет этого желания и старания, тому не принесет пользы и то, что он имеет, и Бог не сообщит ему даров Своих. У того отнимется, — говорит, — и то, что имеет. Это не значит, что Бог отнимает у него, но что не удостаивает его даров Своих. Так поступаем и мы. Когда видим, что кто-нибудь слушает нас рассеянно и при всех убеждениях наших остается невнимательным, — наконец перестаем говорить, потому что если мы будем настаивать, то беспечность его еще более усилится. Напротив, кто с ревностью слушает учение наше, того мы завлекаем в разговор и многое ему сообщаем 7 Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 45, 1 (PG 58, 471–472). Рус. пер.: С. 475–476. .

Классификация по месту и времени произнесения

Из синоптических Евангелий можно заключить, что Иисус произносил притчи на протяжении всего периода Своего земного служения. По месту и времени произнесения притчи Иисуса можно разделить на три категории: относящиеся к более раннему периоду и произнесенные в Галилее; произнесенные на пути в Иерусалим; произнесенные в Иерусалиме незадолго до Его страданий и смерти. Последние разительно отличаются от первых не только по тематике, но и по общей тональности.

В галилейских притчах значительное место занимают светлые, радостные, положительные, вдохновляющие образы: сеятель щедро разбрасывает семена, не думая о том, на какую почву они попадут (Мф. 13:3–5); из горчичного зерна вырастает дерево, и птицы прилетают, чтобы укрыться в его ветвях (Мф. 13:31–32); человек находит на поле сокровище и от радости о нем продает все, что имеет, и покупает поле (Мф. 13:44); купец находит драгоценную жемчужину (Мф. 13:45); человек бросает семя в землю, и оно приносит сначала зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе и наконец плод (Мк. 4:26–29); человек выходит на поиски заблудшей овцы и, найдя ее, радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся (Мф. 18:13); милосердный самарянин находит человека, ставшего жертвой разбойников, перевязывает его раны, возливая масло и вино, привозит в гостиницу, платит хозяину гостиницы за его содержание (Лк. 10:33–35); щедрый хозяин отворяет двери своего дома для нищих, увечных, хромых, слепых (Лк. 14:21); женщина, потерявшая монету, находит ее, созывает подруг и соседок и говорит: порадуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму (Лк. 15:8–9); милосердный отец радостно встречает вернувшегося из дальних странствий блудного сына, устраивает в честь него пир с пением и ликованием (Лк. 15:20–25).

По мере приближения к Иерусалиму общая тональность притч меняется, все большее место занимают сумрачные образы, все чаще возникают темы возмездия, воздаяния, суда: немилосердный богач, оказавшись в аду, мучается в пламени, просит Авраама послать к нему Лазаря, чтобы тот омочил конец перста в воде и охладил язык его; потом просит послать его к своим братьям, оставшимся на земле, но на все просьбы получает отказ (Лк. 16:22–31); раб, получивший от господина одну мину и хранивший ее в платке, лишается того, что имеет, а врагов господина избивают на его глазах по его приказу (Лк. 19:20–27).

В притчах и поучениях, произнесенных в Иерусалимском храме, тема возмездия и суда становится доминирующей: человека в небрачной одежде выбрасывают во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов (Мф. 22:11–14); злые виноградари убивают сначала слуг своего господина, потом его сына, наконец он приходит и предает виноградарей смерти (Мф. 21: 35–41; Мк. 12:1–9; Лк. 20:9–16); перед неразумными девами затворяются двери, они пытаются войти, но хозяин брачного пира отказывает им (Мф. 25:10–12); Сын Человеческий отделяет овец от козлов и отсылает последних в муку вечную (Мф. 25:32–46).

Тональность притч меняется постепенно: это не резкий переход из мажора в минор, а последовательное развитие, соответствующее общей динамике евангельского повествования. Каждое из четырех Евангелий имеет сходную драматургию. У всех четырех радостный и торжественный зачин (будь то повествования о рождении Иисуса у Матфея и Луки, рассказ о крещении Иисуса и Его выходе на проповедь у Марка или возвышенное и гимническое утверждение Иоанна о том, что Слово Божие явилось в мир как свет, и тьма не объяла Его). Далее следует центральная часть, в которой разворачиваются картины борьбы между добром и злом, противодействия фарисеев и книжников Иисусу. Эта борьба ведет к видимому поражению Иисуса, суду над Ним, страданиям и крестной смерти. В финале драмы поражение неожиданно оказывается победой — смерть побеждена воскресением.

Притчи отсутствуют в начальных главах Евангелий, в истории Страстей и в рассказах о воскресении Иисуса. В центральной же части трех синоптических Евангелий они наряду с чудесами занимают основное место; их общее настроение соответствует развитию евангельского сюжета, неумолимо приближающего читателя к трагической развязке конфликта между Иисусом и иудеями.

Похожая притча

краткие повествования, с помощью к–рых раскрывается смысл Благой Вести. Наличие в евангельских П. цельного нарративного сюжета отличает их от ветхозав. П. (евр. машал), представляющих собой афоризмы. *Жанр нарративных П. возник в ветхозав. время (см., напр., 2 Цар 12:1 сл.), но только Иисус Христос сделал их одной из основных форм проповеди.

Число П. в Евангелиях с трудом поддается учету, поскольку к ним можно отнести и речения, имеющие характер *метафор и т. п. (напр., «соль земли…», Мф 5:13). Классич. типом евангельских П. принято считать тот тип, к–рый содержит законченную новеллу. В *синоптич. Евангелиях такого рода П. содержится свыше 30. Из них 7 П. приведены у всех 3–х синоптиков, 3 являются общими для Мф и Лк, 2 есть только у Мк; большая часть П. (18) приведена только у Лк (см.таблицу в приложении к брюссельскому изд. *син. пер.Библии). В Ин П. встречаются реже всего и приближаются к развернутым метафорам (см.

напр., сравнение Христа с добрым пастырем или виноградной лозой, 10:11 сл., 15:1 сл.).

Литературный характер П. В ряде евангельских П. использованы мотивы ВЗ (ср.Ис 5 и П. о виноградарях в Мф 21:33 сл.), в нек–рых можно усмотреть намек на историч. события (ср.Лк 19:12 и *Иосиф Флавий, Древн., 17, 9 сл.), а в одной из них (Лк 17:7) вероятно содержится отголосок бродячего сюжета (см. ст. Поэтика Библии). Ее сюжетный прототип содержится в иудейском «Сказании о бедном книжнике и о богатом мытаре Ладжане», к–рое, в свою очередь, восходит к древнеегип. П. (см.М.А.К о р о с т о в ц е в, Религия древнего Египта, М., 1976, с.230 сл.). Но в осн. реалии П. взяты не из истории или древних легенд, а из конкретных обстоятельств жизни людей. События П. разворачиваются, как правило, на фоне земледельческого или пастушеского быта. В них фигурируют пахари и рыбаки, купцы и наемные работники, реже — цари.

П. невольно захватывают слушателя и читателя, заставляют их включаться в переживания действующих лиц. Лаконичная и яркая образность П., их поэтич. структура и изобразит. средства (*гиперболы, метафоры, контрасты, неожиданные концовки) помогали их быстрому запоминанию наизусть. Разнообразна и эмоциональная окраска П. В них есть рассказы, отмеченные спокойной, эпической тональностью (П. о сеятеле, Мф 13:3 сл.) и гневное обличение (П. о талантах и об овцах и козлищах, Мф 25:14 сл.), горькая ирония (П. о детской игре, Мф 11:16 сл.) и своего рода «мягкая улыбка» (П. о настойчивом друге, о потерянной монете, о вдове и судье, Лк 11:5–8; 15:8–10; 18:2–8). Часто в П. употребляется прием *аллегорий. Большинство из них построено по принципу поэтич. симметрии (см. ст. Поэтика Библии).

*«Жизненный контекст» евангельских П. Хотя П. Христовы были собраны и записаны в городских эллинистич. общинах и в какой–то мере отражают интересы этих общин, они не утратили своего сельского, палестинского колорита и тесной связи с семитич. поэтикой. Они переносят слушателей и читателей в Иудею евангельских времен. На этом основании большинство экзегетов считают, что П. принадлежат к первонач. пласту *досиноптич. традиции. По содержанию и по форме они заключают в себе подлинные слова Самого Господа.

П. как форма проповеди. Приточный характер проповеди придавал ей живую непосредственную окраску. Напр., рассказ о милосердном самарянине (Лк 10:30 сл.) производил большее впечатление, чем могла бы произвести абстрактная формула: «Каждый человек — твой ближний». Кроме того, завуалированность смысла П. направлена на активное восприятие слова Христова. Нередко вывод из П. не подсказывается: его должны сделать сами слушатели. Христос словно ждет от людей самостоят. разгадки сути рассказанного. Только апостолам Он в нек–рых случаях дает пояснения, поскольку им открыта «тайна Царства» и им самим предстоит возвещать ее людям (см.Мф 13:10 сл.). Передача духовных истин Евангелия не через «сакральные» символы, а через обыденные предметы и примеры не случайна и не объясняется только уровнем аудитории. Эта «будничность» подчеркивает, что вечное скрывается в простом и на первый взгляд обыденном.

*Додд, *Иеремиас и др. комментаторы указывают на ошибочность интерпретации П. как формы проповеди чисто назидательной, ограниченной лишь религ. — этич. целями. Большинство П. имеет *э с х а т о л о г и ч е с к о е значение и говорит о приходе в мир Царства Божьего.

Классификация П. может быть только условной, т. к. почти все они по природе своей *полисемантичны. В них есть неск. уровней, что не позволяет разбить весь корпус П. на четкие категории. Ниже приводится одна из возможных классификаций.

а) П. контрастов характеризуют неожиданные концовки, показывающие, что Господь возвышает малое и униженное в глазах людей и, напротив, может отвергнуть то, что велико во мнении «мира». Оправдан не благочестивый фарисей, а смиренный грешник мытарь (Лк 18:10 сл.); из самого малого зерна вырастает целое дерево (Мф 13:31 сл.); малая толика закваски сквашивает большое количество теста (Мф 13:33); одно зерно, упавшее на добрую землю (Лк 8:4–8) дает урожай, к–рым «могли насытиться более ста человек» (Иеремиас). Все эти П. указывают не только на несоизмеримость Божеского и человеческого, но и на Царство Небесное, к–рое побеждает, приходя в мир неприметным образом.

б) П. о внезапности Суда Божьего. Слово Христово застает врасплох тех, кто не готов к его принятию. Оно есть не только Благая Весть, но и Суд, к–рый будет длиться до конца мира (см. ст. «Осуществленная эсхатология»). Жених, приходящий в полночь (Мф 25:1 сл.), вор, проникший в дом спящего хозяина (Мф 24:43), господин, возвращающийся внезапно и требующий отчета от своих слуг (Мф 25:14 сл.), смерть, неожиданно застигшая богача, к–рый успокоился, расширив свои закрома (Лк 12:16 сл.) — все это образы, напоминающие о необходимости бодрствовать, о бескомпромиссном требовании, к–рое предъявляет Евангелие человеку. Среди П. этой категории самой трудной считается П. о неверном управителе (Лк 16:1 сл.). В ней смущает то, что в пример ставится человек, едва ли заслуживающий уважения. Однако эта П. — не аллегория. В ней изображен человек, попавший в затруднение и быстро нашедший из него выход. Его энергия в житейском деле должна служить укором для тех, кто перед лицом Божьим пребывает в беспечности.

в) П. о долготерпении Божьем косвенным образом указывают на длительность историч. процесса и постепенное «прорастание» Царства Божьего среди людей. Эти П. охлаждают нетерпение тех, к–рые желали бы немедленно устранить зло из мира (П. о плевелах Мф 13:24). П. говорят о медленном созревании посевов Божьих (П. о всходах, Мк 4:26 сл.), о долгой отлучке господина (П. о талантах), о п р о ц е с с е роста зерна и сквашивании теста (П. о горчичном зерне и о закваске, о хозяине, к–рый откладывает решение срубить бесплодную смоковницу (Лк 13:6 сл.). Долготерпение Божье, проявившееся в свящ. истории, иллюстрирует П. о злых виноградарях (Мф 21:33 сл.).

г) П. об отношении между Богом и человеком указывают на бесконечную ценность в очах Божьих каждой души (П. о пропавшей овце, Лк 15:4 сл.; о блудном сыне, Лк 15:11 сл.; о потерянной монете, Лк 15:8 сл.). Они иллюстрируют слова *Молитвы Господней «остави нам долги наша…» (П. о двух должниках, Лк 7:41 сл.); указывают на соблюдение заветов Христовых как на твердое основание жизни (П. о фундаментах, Мф 7:24 сл.). К этой же категории относятся П. о званных на вечерю (Лк 14:16 сл.) и эсхатологич. П. об овцах и козлищах (Мф 25:31 сл.). Последняя П., по мнению Иеремиаса, имеет в виду язычников, не знавших Закона Божьего, но принятых в Царство, поскольку они проявили милосердие к людям.

д) П. о высшей ценности Царства Божьего. В них Царство символизируется сокровищем, найденным в поле (Мф 13:44), и драгоценной жемчужиной (Мф 13:45).

В целом большинство евангельских П. требуют от человека волевого решения: все отдать ради Царства, быть всегда готовым встретить его, служить Богу в любви, смирении и подвиге.

? Прот.*Б о г д а ш е в с к и й Д., П. Христовы, СПб., 1902; е г о ж е, П. Христа Спасителя о Царствии Небесном, ТКДА, 1912, № 10; прот.*В е л т и с т о в В.Н., П. о браке царского сына (Мф 22:1–14), Прибавление к ЦВ, 1889, № 42; *В и н о г р а д о в Н.И., П. Господа нашего Иисуса Христа, М., 1890–91, вып.1–4; *Г л а д к о в Б.И., П. о неверном управителе, СПб., 1912; прот.*Г р е ч у л е в и ч В. (*еп.Виталий), П. Христовы, СПб., 19012; прот.*Л и п е р о в с к и й Л.Н., Чудеса и П. Христовы, Париж, 1962; *М ы ш ц ы н В., Какую можно усматривать цель Христа Спасителя в Его поучении народа притчами?, ВиР, 1900, т.1, ч.1; архиеп. *С и л ь в е с т р (Лебединский), Приточник Евангельский, СПб., 18944; архиеп.*Т р е н ч Р., Толкование притчей Господа нашего Иисуса Христа, пер. с англ., СПб., 18882; B o u c h e r M., The Parables, Dublin, 1981; C r o s s a n J.D., In Parables: the Challenge of the Historical Jesus, N.Y., 1973; D o d d C.H., The Parables of the Kingdom, N.Y., 1961; D r u r y J., The Parables in the Gospels, L., 1985; D u p o n t J., Pourquoi des

paraboles?, P., 1977; *H a r r i n g t o n W., Parables Told by Jesus, N.Y., 1975; J e r e m i a s J., Die Gleichnisse Jesu, Gott., 1956 (англ. пер.: The Parables of Jesus, L., 1958); M а n e k J., Jezusovа podobenstv?, Praha, 1972; P e r k i n s R., Hearing the Parables of Jesus, N.Y., 1981; проч. иностр. библиогр. см. в *B r o w n R., Parables of Jesus, NCE, v.10.

Евангельские заповеди даны всем

Евангельские заповеди даны всем Пишете вы, что среди мира и семейства чрезвычайно трудно отрешиться от земного. Действительно, это трудно. Но евангельские заповеди даны людям, живущим в мире; ибо тогда не было ни монахов, ни монастырей.Должно всем христианам помнить слово

Глава 5. Евангельские чудеса

Глава 5. Евангельские чудеса Рассмотрение Евангелий осталось бы существенно неполным, если бы мы не коснулись рассказов о чудесах, в них встречающихся. Всякий, кто пытается ответить на вопрос, вынесенный в название этой книги, должен сознавать, что для многих читателей

2. Во времена евангельские

2. Во времена евангельские Первым совершенным Странником и собирателем сокровищ святости был Иисус Христос. Он был Странником в пространстве: обходил города Иудеи. И во времени тоже. Ведь именно о нем, за тысячелетие до Его рождения, возвещали пророки, и Господь

Евангельские списки двенадцати апостолов

Евангельские списки двенадцати апостолов Подтверждение гипотезы, что двенадцать апостолов составляли своего рода официальный «корпус очевидцев», можно найти в списках Двенадцати, имеющихся во всех синоптических Евангелиях (однако у Иоанна их нет — факт, имеющий

Евангельские таинства

Евангельские таинства Если спасение дается нам не по добрым делам и не благодаря нашей вере, то можно сказать также, что тот, кто просто принимает церковные таинства, его не дождется. Таинства делают спасение наглядным; но принести его человеку сами по себе они не могут.

Евангельские Христиане — Баптисты

Евангельские Христиане — Баптисты Догматическое учение ЕХБ. Единственным источником христианского учения признаются только канонические книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Толковать же Священное Писание может каждый христианин согласно своему личному

Евангельские Притчи

Евангельские Притчи Значение Евангельских Притч Господь Иисус Христос нередко учил в форме иносказательных рассказов, притч, беря примеры из природы и современной жизни. Хотя притчами пользовались иногда и ветхозаветные пророки, особое совершенство и красоту они

Евангельские Притчи

Евангельские Притчи Учение Господа Иисуса Христа в притчах. Притча о сеятеле. Притча о плевелах. Притча о невидимо растущем семени. Притча о зерне горчичном. Притча о закваске. Притча о сокровище, скрытом в поле. Притча о драгоценной жемчужине. Притча о неводе, закинутом в

ГАРМОНИИ ЕВАНГЕЛЬСКИЕ

ГАРМОНИИ ЕВАНГЕЛЬСКИЕ соединения Четвероевангелия в единый связный текст. Такие соединения были вызваны к жизни различиями в писаниях евангелистов, к–рые дополняют друг друга. Первая Г. е. была составлена еще во 2 в. *Татианом («Диатессарон») и пользовалась в нек–рых

СИНОПСИСЫ ЕВАНГЕЛЬСКИЕ

СИНОПСИСЫ ЕВАНГЕЛЬСКИЕ (от греч. sЪnoyij — обозрение), издания Четвероевангелия или первых 3–х Евангелий, в к–рых наглядно представлена связь *параллельных мест. Обычно С.е. издаются в виде параллельных столбцов, каждый из к–рых содержит текст одного евангелиста. Первый

ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ГОРЫ: ПРЕОБРАЖЕНИЕ

ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ГОРЫ: ПРЕОБРАЖЕНИЕ Я не знаю, почему именно девятнадцатого августа празднуется Преображение. Но я - хотя бы отчасти - понимаю, почему Преображение празднуется вообще.Религией Преображения нередко называют само православие. Христианство не согласно видеть в

ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ГОРЫ: ГОЛГОФА

ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ГОРЫ: ГОЛГОФА В пасхальную ночь полагалось резать агнцев и вкушать их. Пасхальная трапеза обязательно включала жаренного ягненка. Но правила кошерной (разрешенной иудаизмом) пищи предполагают, что в мясе не должно быть крови. По свидетельству Иосифа Флавия,

Глава 11. Молитвы евангельские

Глава 11. Молитвы евангельские Молитесь же так: «Отче наш, сущий на небесах. Мф. 6, 9 Из всех молитв, которым учит нас Церковь, наибольшее значение имеют те молитвы, на которые указывает Евангелие. В этих молитвах мы должны до глубины продумать те мысли, которые в них

Евангельские Притчи

Читайте также: