Смысл притчи достоевского о слезинке ребенка из романа братья карамазовы заключается в том что
Обновлено: 20.05.2024
" Легенда о Великом Инквизиторе " - это притча , вставленная в сюжет романа " Братья Карамазовы " . Притча сочинена Иваном Карамазовым , он рассказывает ее своему брату Алексею в трактире . По сути это мистико-философский трактат , изложенный Достоевским в форме беседы Ивана с целью проверки силы веры в Бога брата Алексея. История случилась в Севилье , в 16 веке , в самое страшное время инквизиции .
Именно в это время и место случилось второе пришествие Христа . Иисус сотворил чудо , оживил мертвую девочку и люди поверили в него . Но Великий Инквизитор приказал арестовать его , Иисуса обвинили в еретичестве и приговорили к смертной казни . Настолько велик был страх людей перед инквизицией , что они не защитили Христа .
Ночью Инквизитор пришел разговаривать с Иисусом .
левая часть триптиха Ильи Глазунова " Великий Инквизитор " левая часть триптиха Ильи Глазунова " Великий Инквизитор "Выступая от имени Великого Духа, в котором явно угадывался неназываемый прямо Дьявол, великий инквизитор обвинил Христа по трём пунктам . Первым «преступлением» Христа было дарование людям свободы . Ибо, по утверждению инквизитора, ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества «невыносимее свободы». Второй ошибкой Христа было названо его нежелание поработить человека чудом . Настаивая на искренней, идущей из души веры в Бога и Сына его, Христос, якобы, слишком усложнил задачу простых смертных, которым достаточно было веры в экстрасенсов в чудеса. Третьим мучением людей, в которое их, якобы, вверг Христос, отказавшись от жезла кесаря стала потребность общего единения . Заронив в душах людей эту страсть, Иисус, по обвинению инквизитора, утвердил лишь братство избранных, а остальных людей сделал несчастными.
Инквизитор признался , что они давно уступили искушению и служат Дьяволу . Выступая от лица Власти , он сказал , что люди преклонятся им и отдадут с удовольствием свою совесть и свободу .
Закончив разъяснение обвинительного приговора, старец-инквизитор замолчал, давая возможность Иисусу сказать последнее слово – слово оправдания, негодования или встречного обвинения. Однако молчавший всё это время Христос, не говоря ни слова, подошёл к старцу и поцеловал его в омертвелые уста. Старик дрогнул и, отворив дверь, сказал Ему: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!». Это кстати Иван скорее всего придумал во время разговора , специально для своего брата гуманиста Алексея .
«Мы убедим их, — с нескрываемым цинизмом вещал инквизитор, — что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы и нам покорятся». И далее: «Мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им телевизор , Интернет и акции в " Пятерочке " жизнь как детскую игру». «Мы разрешим им и грех». «Мы всё разрешим». «И все будут счастливы»
"Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: Лучше поработите нас, но накормите нас! Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики.»
Христос считает всех людей свободными богами, а Великий инквизитор слабым, вечно порочным и вечно неблагодарным людским племенем.
Так что же получается? Порядок и всеобщее «благоденствие» может осуществить на всей Земле только ЕДИНАЯ ЖЕСТКАЯ власть?
А если прав Христос, то, значит, действительно, он принес «не мир, но меч»?
Властвовать может только тот, кто умеет подчиняться. То есть желание власти есть оборотная сторона внутреннего рабства. Так кто же мы: свободные боги, или цепные рабы, в которых живет неистребимое желание самим стать рабовладельцами?
Похожая притча
522. Течение русской социально-философской мысли, определявшее самодержавную монархию как единственную форму правления государств, способную обеспечить целостность и устойчивость России – это:
• Консерватизм
523. Течение русской философской мысли 30-40-х годов XIX века, в котором вера выступает первичным фактором, обусловившим историческую деятельность народа – это:
• Славянофилы
524. Течение русской философской мысли, трактовавшее историю России как часть общемирового исторического процесса – это:
• Западничество
525. Философское учение, основанное Львом Николаевичем Толстым:
• Этика ненасилия
Похожая притча
Знаменитое, разжеванное и заученное. Достоевский, глубины которого уходят в натуральные бездны, через которые путь к свету становится подвигом и жертвой без цены и размера, сведён к понятному нравоучению из разряда приторных сказочек для младшего возраста. Что же не так с этой затёртой до пошлости слезинкой ребёнка? Да всё не так.
Кратко, хрестоматийно
Вот возьмём упрощённый вариант: «Счастье всего мира не стоит одной слезы на щеке невинного ребёнка». Этой цитатой оперируют все кому не лень при каждом удобном тематическом случае. Но по применению вырисовывается картина мира, в котором слеза невинного ребёнка имеет величайшую ценность, то есть эту слезу руками Фёдора Михайловича, якобы его словами, наделяют ценностью карточного джокера, эдакого краплёного туза и безусловного аргумента в любом шантаже. А если вдуматься и вчитаться внимательно хотя бы в этот упрощённый вариант цитаты?
Во-первых, невинный, значит, не познавший ещё этого мира, добра и зла, избитых истин и правил поведения, смерти, греха и знания как такового. Этим ребёнок уже противопоставлен миру взрослых со всеми его истинами и знаниями.
Во-вторых, в краткой цитате для общего пользования просто слеза ребёнка. А вы её видели? Упал, захныкал, мама в лобик поцеловала — и нет уже слезы. У ребёнка слеза просто как реакция, как оценочное суждение «фу, вот это мне не нравится», и тут же переключение на что-то другое, что этим «фу», вызвавшем слезу, не является. Да хотя бы и солнечный зайчик. И ребёнок снова улыбается и смеётся. Слеза невинного ребёнка что-то сиюминутное, но она часть процесса познания и реакция на новое знание, причем незамутнённая реакция, единственно искренняя.
В-третьих, и здесь уже можно попасть в языковую ловушку и заблудиться в демагогии, счастье всего мира — это речь об универсальном счастье именно для всего мира разом, для мира как явления? О том, про которое у других авторов сказано «счастья всем и бесплатно»? Или набор персонального счастья для всех и каждого, кто есть в этом мире? Возьмём оба этих понятия скопом, здесь важен только мир, который познал добро и зло и живёт своими жизнями.
На выходе имеем: весь существующий мир, со всем его выдуманным счастьем, которое несёт полное отражение опыта и знаний, ничто по сравнению с настоящими, незамутнёнными реакциями невинного ребёнка, который единственный и умеет дать настоящую оценку «добру и злу» через слезу или улыбку. Настаиваю именно на этой логике, потому что есть рассказ «Сон смешного человека», где такой взгляд на мир, с его науками и истинами, изложен крайне доходчиво и ясно.
Но есть еще и полная цитата, обратимся и к ней, просто для сравнения.
А слёзы то — кровавые
- «Эту бедную пятилетнюю девочку эти образованные родители подвергали всевозможным истязаниям. Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили всё тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), — за это обмазывали ей всё лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это мать, мать заставляла! И эта мать могла спать, когда ночью слышались стоны бедного ребеночка, запертого в подлом месте! Понимаешь ли ты это, когда маленькое, существо, ещё не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьёт себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слёзками к „боженьке“, чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без неё, говорят, и пробыть бы не мог, человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чёртово добро и зло, когда это столько стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слёзок ребёночка к „боженьке“… Пока ещё время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребёнка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискуплёнными слезами своими к „боженьке“!»
Достоевского надо читать полностью, это потом можно сделать краткие «зарубки» на память, но изначально только в оригинальном виде, в котором слёзки уже не простые, а кровавые, и не просто так, а к «боженьке». А заодно представлять всё это картинкой кинематографической, как и положено при чтении, для чего и писалось это в ту пору, когда кина не было и человек читал всеми органами чувств на полную задействуя фантазию и воображение. Чуете запах? Но по порядку.
Во-первых, родители образованные, и мучили ребёнка не зная сами за что. То есть не за что, а почему. И в этом почему дошли до высшей утончённости. И вот здесь надо бы прочувствовать, как относится Фёдор Михайлович к системе воспитания и обучения, в том числе, к утонченным манерам высшего света, к аристократической «школе». Именно что с измазыванием и поеданием сравнил классик это самое классическое воспитание и образование.
Во-вторых, снова ловушка для невнимательных, чреватая демагогией. Ребёнок молит о защите «боженьку», а дальше Иван несколько раз говорит про ахинею. Но ахинея — не «боженька», а ситуация, в которой родители, которые должны защитить ребёнка от холодного подлого места, которым стал этот мир, напротив, якобы для блага и постижения добра и зла (чёртовых), постижения науки и истины, для наставления на путь к высшей гармонии заставляют ребёнка с ходу сызмальства окунуться в это всё. И позвольте вопрос, а чьим калом кормит ребёнка образованная мать («яжемать»)? Уж явно не малышкиным, а своим и всего этого мира.
Ну, в-третьих, отказывается Иван не от Бога, а от «боженьки», живущего в наставлениях образованных родителей, так желающих счастья детям своим, родителей, железно уверенных, что только они и знают это счастье и путь к высшей гармонии, и ради этой своей выдуманной гармонии замучивших своего ребёнка, сделавших из него подобие себя же.
Сегодняшние традиционные, популяризируемые формы так называемых консервативных ценностей и скреп, то, во что превратились православие и семьи, познание добра и зла, так же, как и во времена Достоевского, достойны жестких сравнений с холодным подлым местом и других эпитетов классика. Конкретно в «Братьях Карамазовых» об этом сказано сполна, и с калом впридачу.
Фёдора Михайловича не причисляют к экстремистам, я думаю, по одной простой причине: в культурное поле транслируются интерпретации и разъяснения, но никак не сам классик. Да и процесс самостоятельного осмысленного чтения вытравливается из навыков всеми способами. Хотя даже отдельные банальные цитаты, если вчитаться, стоят того, чтобы отказаться от навязанной «высшей гармони», пахнущей чужим калом, запахом, знакомым с детства.
Похожая притча
Роман Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы», пожалуй, величайшее произведение за всю историю мировой литературы (да простит мне известный лектор А. Невзоров, озвучивавший иную точку зрения). Недавно перечитал его фрагмент, тот самый, о «Великом инквизиторе». Вроде бы, уже читал, но каждый раз это воспринимаешь заново.
Иван Карамазов рассказывает о зверски замученном ребенке и спрашивает брата Алексея: заслуживает ли жестокой кары мучитель? "Да!" – отвечает тот, и тут же впадает в противоречие с христианской парадигмой о всепрощении.
Как разрешить это противоречие? Я бы тут в аргументации Ивана ослабил самый сильный, спекулятивный козырь: отношение к невинному ребенку как к абсолютной ценности. Для этого ещё раз рассмотрим описанную Иваном ужасающую картину.
Пёс с разноцветными глазами, Зюраткуль, 2019. Пёс с разноцветными глазами, Зюраткуль, 2019.Итак, представьте себе сцену: барин, учиняющий жестокую расправу над невинным ребенком, бросившим камень в его пса. Вокруг барина прихвостни: тут и судьи, и палачи, и идеологи, и собаки, которых сейчас натравят на мальчика. Дальше, большим полукругом, свидетели – народ, пожалуй, вся деревня. Среди них, но как бы отдельно – безутешная мать. Напротив – ребенок, отданный псам на растерзание. Никто из участников и зрителей не протестует, все воспринимают происходящее как неизбежность, или как необходимость.
Только один Иван не смирился, но закавыка в том, что он не в круге, он вообще вне картины, он объективный, сторонний наблюдатель.
И вот он восклицает: никакое благополучие не стоит слезинки ребенка! Какой хлесткий софизм! А если малыш ревет, когда ему не дали игрушку? И вообще, что, ребенок – не человек? Зачем это противопоставление? Я понимаю, у Достоевского ребенок –это символ непорочности, несогрешивший человек, который, впрочем, рано или поздно согрешит непременно, если успеет, если до того не будет отдан на заклание.
Итак, когда мы вводим в действие, во-первых, ребенка как потенциального члена общества, во-вторых, само общество, которое наблюдает за травлей с понятными эмоциями, то и вопрос этот трудный попробуем мысленно задать не себе, а тем людям, непосредственным участникам сцены.
«А что мать? – говорит бабка в толпе, – нарожает ещё»!
Больше писать не о чем.
Это итог.
Даже такой мелочи
Сделать не смог.
Читайте также: