Притча о сапожнике и монахе
Обновлено: 21.12.2024
Это могло произойти либо из-за того, что с Вашего адреса идут некорректные обращения к сайту, либо по ошибке. Чтобы восстановить доступ к сайту, свяжитесь пожалуйста с нами через эту форму и укажите там свой ip-адрес: 178.186.77.42
Похожая притча
Преподобный Антоний беседует с людьми. Фрагмент иконы XVI в. Приобретение правильных мыслей сопровождается низвержением с постаментов мыслей ложных. Подобное низвержение равноценно сокрушению идолов.
Нося в себе ложную мысль, некую ложную жизненную установку, человек рискует прожить всю жизнь идолопоклонником. Или, по крайней мере, не достичь того, на что потенциально способен.
Вот Антоний, этот житель пустыни, к которому, в ответ на его просьбу, даже являлся Моисей, чтобы объяснить темные места в Писании; этот человек, «объятый Богом и посвященный в тайны», слышит голос. И голос говорит ему, что он, Антоний, не вошел еще в меру некоего сапожника, живущего в Александрии. Антоний покидает пустыню и, водимый Богом, приходит в подлинный муравейник к одному из муравьев, имеющему в сердце правильные мысли.
Александрия – одно из детищ Александра Македонского, этого первого подлинного глобалиста, мечтавшего о всемирной империи. В Александрийский порт приходят сотни кораблей. Сюда приплывают и по суше приезжают люди, чтобы купить и продать товары. Сюда приходят, чтобы послушать известных проповедников или философов. Здесь можно найти во множестве тех, кто прожигает жизнь в удовольствиях и тратит то, что получил в наследство или заработал. Здесь иностранцы прячутся от наказания за преступления, совершенные на родине. Здесь можно встретить все, увидеть все и узнать все. Монаху сюда приходить не стоит, разве что в каком-то особом случае.
И вот Антоний стучится в дверь, к которой привел его Бог. Стучится и слышит позволение войти.
Старец просит хозяина открыть секрет: «Чем ты угождаешь Богу? В чем твое делание, то есть тот тайный сердечный труд, который никому, кроме Бога, не виден?»
Сапожник в страхе и недоумении. У него нет подвига. Монах его с кем-то перепутал. Он просто работает. Садится у окна, временами смотрит на улицу и работает. Вот и все.
«Я ничего не перепутал, – говорит Антоний, – молю тебя, открой мне твое делание».
Тогда сапожник в простоте сердца рассказывает о том, что наполняет его душу.
Работая, он смотрит то и дело на улицу, по которой проходят толпы самых разных людей. Это люди обоих полов и всех возрастов, одетые роскошно и едва прикрытые лохмотьями, местные и приезжие, праздно гуляющие и спешащие по делам. Их очень много, и все они кажутся сапожнику хорошими. Сапожник видит их лучшими, чем он сам. Их, думает он, любит Господь. Склоняясь к работе, он то и дело говорит себе, что все эти люди спасутся, ибо они хороши и любит их Бог. «Видно, я один погибну за грехи мои», – думает он и, творя молитву, продолжает трудиться.
После этих слов Антоний в землю кланяется хозяину и идет обратно. Он услышал то, ради чего приходил. Воистину не зря он приходил. Уходят из Александрийской гавани корабли, груженные разнообразным товаром. Уходит из города и монах, уносящий в сердце подлинное сокровище – мысль, рожденную от Духа Святого, мысль, ведущую к спасению. «Все лучше меня. Все спасутся, один я достоин гибели за грехи мои».
«Все погибнут. Я спасусь», – говорит гордая ложь.
«Все спасутся. Я погибну», – говорит совесть, просвещенная Духом.
Таков урок истории, и если рассказывать истории, то лишь ради смысла, из них извлекаемого.
Но у меня есть вопрос.
Или два вопроса.
Или сто вопросов.
В любом случае, это очень непонятное учение, хотя душа моя чувствует, что она прикоснулась к правде. Прикоснулась к парадоксальной правде Божией и тут же отпрянула, испугавшись прикосновения.
Во-первых, как это «я погибну»? Пусть «спасутся все», я согласен. Но я? Почему погибну? И как не отчаяться при этом?
И потом, разве не выбирают себе люди религию по признаку истинности? Разве не гордятся люди своим выбором и не доказывают всем и постоянно свою религиозную правоту? «Я прав, а вы заблуждаетесь», – вот первый ход той шахматной партии, которая зовется религиозным спором.
И ищем мы религию, ищем мучительно, и выбираем, именно чтобы спастись, а не погибнуть. Так что же это такое, я вас спрашиваю? Можно ли стоять в истине и быть готовым умереть за нее, считая при этом всех людей чуть ли не ангелами, а себя одного на целом свете достойным погибели?
Оказывается, что только так и можно стоять в истине. Может быть, компьютерный мозг этого и не поймет, но человеческая душа обязана постигать подобные благодатные парадоксы.
Я не знаю других душ, знаю только, что они таинственны и бездонны. И еще знаю, что любит их Господь.
Из всех душ в мире я знаю только свою одну, и то – отчасти. Но и того, что я знаю о себе, мне достаточно, чтобы сказать: «Я – дитя погибели».
Как раб, выставленный на продажу и купленный новым хозяином, я принадлежу катастрофе грехопадения. Никакие мои усилия не дают мне свободы. Пробовал я уже не раз. Вывод жуток: я клеймен и закован.
Христос пришел выкупить меня. Он велел расклепать мои кандалы, а в уплату позволил пробить гвоздями Свои раскинутые по краям Креста руки.
Разве я способен рассуждать о чужих грехах и думать о том, кто кого грешнее, если следы, натертые кандалами, все еще на моих руках, а Сам Господь предначертан пред глазами, как бы у нас распятый (см.: Гал. 3: 1)?
Это и есть признак принадлежности к истине – нежелание думать о чужих грехах, отказ от того, чтобы взвешивать, сравнивать и оценивать чужие грехи. Я погибаю – меня исцеляет Бог; я попал в рабство – за меня заплачен выкуп.
Вера – это погружение в свою боль и оплакивание себя, как мертвеца. И если прольются об этом мертвеце слезы, то очищенные слезой глаза способны видеть мир по сказанному: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит 1: 15).
И не осуждать может душа только тогда, когда носит пред собою свою собственную немощь и видит ежеминутно, что хвалиться ей нечем.
А раз не судит душа других, то сама судима не будет. Вот что значит: на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин. 5: 24).
Только как не отчаяться при таком образе мыслей? Как не ослабеть, и не тосковать, и не убивать себя печалью?
Что ж, скажем и об этом.
Это гордость наша пищит, и скулит, и изворачивается, и умирать не хочет. Это она рождает тоску убийственную и печаль беспросветную.
Но Тот же Дух, Который открывает нам внутреннюю нашу порчу, Тот же, говорю, Дух шепчет и утешение, ибо Он – Утешитель.
Тем избранным сосудам, которые способны вместить Его слово, Дух говорит краткие слова и дает большую силу. Так Силуан Афонский посреди великой борьбы, страданий и испытаний услышал: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся». Слова эти и сила, им сопутствующая, нужны всем, кто ощущает себя погружающимся по временам в ад отчаяния и безнадежности.
Так опыт подвижников и пустынников оказывается востребован и полезен; да что «полезен» – спасителен для многих живущих в миру.
Сам опыт этот пустынники способны получать от мирян, как Антоний – от сапожника, потому что не на лица зрит Бог, а на сердце. И там, в сердце, в страшной его глубине, которую хочет наполнить Собою Дух, блекнет все, что составляет отличия людей в земной жизни.
Причастный Богу человек не гордится ничем.
Причастный Богу человек никого не хочет осуждать, чтобы не похищать власть у Единого.
Этот человек смиренно молится и благодарно помнит о Христовых страстях и Воскресении.
«В вас должны быть те же чувствования, что и во Христе Иисусе» (Фил. 2: 5), – говорит Писание.
А что чувствовал Иисус, идя на искупительную смерть? Можем ли мы приблизиться к образу Его мыслей?
Оказывается, можем и должны.
Эти слова означают, что мы должны однажды дорасти до желания распяться за ближнего, лишь бы он был спасен! И только это есть подлинная святость и последование стопам Иисусовым. Если же нет этого и не предвидится, то чем гордиться? Нечем, но ведь гордимся, и еще как!
Не значит ли это также, что мы должны дорасти и до молитвы Моисея, просившего однажды изгладить его из Книги жизни, только бы Бог не погубил народ?
В любом случае, слова, процитированные выше, ведут нас в сторону жертвы. Не той, что требуют себе и ради себя, а той, что приносят за других. И один из отцов пустыни сказал, имея Дух Христов, что с радостью, если бы мог, поменялся бы кожей с любым прокаженным.
Так вот оно – Православие, на тех запредельных высотах, на которых дышать тяжело!
Нести крест и не ждать похвалы; терпеть и жалеть других, не ожидая к себе снисхождения. Разве не так поступал Начальник веры – Христос?
Нужно, по крайней мере, знать об этих сияющих высотах подвига, чтобы не осуждать никого и собой не гордиться. Ведь особенно в напоминании о необходимости смирения нуждаются те, кто отсек (вроде бы) от себя грубые страсти и начал молиться регулярно и стал что-то святое узнавать и (вроде бы) понимать. Такие люди особенно способны (по причине любования собою) превратить христианство в чудовищную пародию, в насмешку над святостью и в издевательство над ближним.
Именно таким людям свойственно думать, что все погибнут, а они – спасутся.
Тогда как в действительности все может совершиться с точностью до наоборот.
Похожая притча
Были у отца-сапожника 3 сына. И каждого отец обучил своему ремеслу – как делать качественную обувь:
«Учитесь, дети. Нашей обуви не страшны никакие погодные условия. Она выдержит и походы, и жару, и слякоть» - говорил он.
С годами мальчики научились шить обувь не хуже, чем их отец. Но шло время, отца не стало. А жизнь в городе изменилась.
Старший брат открыл бутик с фирменной английской обувью. «Зачем нам делать то, что не престижно? Вот истинно ценная обувь!». В его магазин стали захаживать богатые клиенты.
Затем и средний брат задумался о бизнесе : «У брата хорошая обувь, но дорогая. А я буду возить обувь из Китая – она дешевле, зато клиентов будет больше».
И только младший брат продолжал делать обувь так же качественно, как учил отец. У него было мало покупателей, только ценители ручной работы да старые рыболовы заказывали у него ботинки.
«Бросай ты эту затею! Зачем шить обувь, когда вокруг полно производителей?» - говорили братья младшему. Но тот отвечал: «Это мое любимое дело, оно приносит мне вдохновение и подъем сил. Я продолжу дело хотя бы для себя».
Но наступил кризис в стране. Люди стали экономить деньги, и лишь единицы позволяли себе купить дорогую обувь. Старшему брату пришлось уменьшить парии закупок.
Чаще люди заказывали дешевую обувь, появилось огромное число мелких магазинчиков. Из-за конкуренции и у среднего брата прибыль исчезла.
Дальше – хуже. Стало сложно что-либо привезти из другой страны. Дешевые некачественные вещи быстро приходили в негодность. Да и дорогие оказались не навечно. Магазины и бутики начали массово закрываться.
А младший брат все делал обувь по семейной традиции. И постепенно потянулись к нему покупатели, которые оценили и качество, и стиль, и удобство.
Старшие братья, которые в свое время отказались от дела ради престижа и денег, вздыхали, наблюдая, как мастерская брата набирает популярность. «Но назад уже поздно, да и навыки забылись» – говорили они.
Если у вас есть хобби, которое дает вам силы и энергию, не бросайте его. Времена меняются. То, что обесценивалось, вернется. Сейчас стало намного проще писать музыку, рисовать картины, стать известным в любом деле. Если это нравится вам, значит, вы обязательно найдете единомышленников. Не сдавайтесь и не предавайте себя.
Похожая притча
В одном из монастырей исповеди монахов принимал старец. Среди монахов был послушник, который мечтал скорее стать монахом. Ему разрешали проводить экскурсии для паломников, рассказывать о монастыре и подвиге монашеской жизни. После одной из таких экскурсий, прихожанка так расхвалила послушника за его чудесный рассказ, что у него закружилась голова от успеха, и он подумал о своей исключительности и огромном таланте. На его беду старец услышал хвалебные слова в честь послушника и дал ему для следующего дня послушание другое. Велено было ему идти на кладбище и как увидит, что несут покойника, ругать его, на чем свет стоит самыми плохими словами.
Радости большой послушник не испытал, но делать нечего – пошел. Пришел на кладбище, тут в скорости и покойника несут. Покойник был не простой, несли его «братки» из девяностых. Долго мучился послушник, мысли приходили одна страшнее другой – бросить все и бежать, уйти из монастыря, или все же исполнить послушание старца. Последнее перевесило, все же желание стать монахом было искренним, и принялся он ругать, на чем свет стоит уважаемого в определенных кругах покойника. Вернулся в монастырь с синяками и ссадинами и очень был недоволен старцем.
На завтра ему предстояло так же идти на кладбище, но только покойника велено было хвалить. Хотелось бы конечно дождаться, когда исчезнут синяки да ссадины, но велено было идти сейчас - выполнять послушание, раз решил стать монахом. В монашеской жизни послушание – выше поста и молитвы, и пошел он на кладбище. На этот раз покойник был рангом ниже, на столько ниже, что и слова доброго не стоил, гроб несли его товарищи, которые были уже изрядно употребившие. Хвалил покойника послушник не долго, ко вчерашним синякам добавились свежие и он бедный ели ноги унес.
Старец спросил - хорошо ли он хвалил покойника и что ему тот ответил. Послушник рассказал как ругал, как хвалил, в обоих случаях покойники молчали и ничего не отвечали. Вот так и монах, хвалят его или ругают должен быть как мертвец, ни похвала, ни злость, ни обида - не должна смущать его в несении монашеского подвига. Не злись, когда тебя ругают, не превозносись, когда тебя хвалят, поступая , как эти мертвецы и только так спасешься.
Читайте также: