Притча о работниках одиннадцатого часа

Обновлено: 14.11.2024

1 Ибо Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой

2 и, договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой;

3 выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно,

4 и им сказал: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, дам вам. Они пошли.

5 Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же.

6 Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашёл других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно?

7 Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите.

8 Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых.

9 И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию.

10 Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию;

11 и, получив, стали роптать на хозяина дома

12 и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной.

13 Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною?

14 возьми своё и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе;

15 разве я не властен в своём делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр?

16 Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных.

Притча о работниках одиннадцатого часа, по-моему, не самая яркая, она не часто цитируется или приводится в пример, а зря: она одна из самых важных. Порой я думаю, что Христос рассказал её именно для меня.

Кто я в этой притче? Я не рано поутру нанята Господом, не с детства воспитана в вере Православной. Но с юности, «с третьего часа», работаю в Его винограднике. Он вышел искать работников и нанял меня.

Чем я занимаюсь? По преимуществу детьми, с утра до вечера и с вечера до утра. Днём кормлю-пою, гуляю, обучаю, готовлю для них пищу, вечером читаю и пишу о них, а ночью по очереди перетаскиваю их, приползающих в мою постель, на свои места.

Довольна ли я своей жизнью? — Вполне. Временами оглядываюсь по сторонам и понимаю, что работаю не зря. То, что я делаю, хорошо, богоугодно и даже спасительно. Это, конечно, нелегко. День иногда тянется невероятно долго, проходит трудно, между тем годы летят поразительно легко и быстро. Можно прокрутить их в воображении как киноленту. Порой я прокручиваю эту ленту чуть дальше реальных событий, а иногда и совсем далеко: до смертного часа.

Вот пришла я, многодетная мама, к смерти, к концу «рабочего дня»: всё, больше работать не надо, можно получать расчёт. Я, конечно, вознаграждена. Но что я вижу? Рядом стоит моя соседка. Спрашиваю её: а тебе сколько дали? Она показывает — в её руках такая же сумма! «Вот это да! — возмущаюсь я. — Да ведь она своего единственного ребёнка в детсад отдала, когда ему было всего полтора года, выходные он у бабушки проводил, а она всё время на себя тратила. Несколько мужей сменила».

Тут моя кинолента обрывается, и я останавливаю себя. Нет, я не буду вдаваться в подробности жизни моей соседки, искать факты, чтобы осудить или оправдать её. Кто вообще дал мне право судить? Это Господь пришёл на склоне её лет и спросил: «А ты почему до сих пор стоишь праздна?» Она услышала это «почему», отозвалась на него всем сердцем. Возможно, она не способна была работать. Возможно, никто никогда её и не звал. Возможно, любовь к близким не позволяла ей оставить их ради заработка. Да мало ли, сколько бывает всяких обстоятельств! Она и сама толком не знает, почему же так долго стояла праздна, ей и оправдаться-то нечем. Лишь один Бог и может знать точный ответ на этот вопрос. Однако под вечер она освободилась и откликнулась на зов Господа, не могла не откликнуться, ни на минуту не смогла забыть об однажды прозвучавшем «иди за Мной» и получила награду, равную моей.

Дойдя до этого момента, я перестаю гордиться собой и начинаю внимательно вглядываться в окружающих. Более того, во мне зарождается нечто похожее на любовь к людям.

Потому что Христос их любит.

Он одинаково любит тех, у кого одно дитя, и у кого семь. И награда у него не только посмертная, нет. Я уже сейчас получаю награду и утешение в своих детях. У той матери, что призвана лишь в одиннадцатый час, единственный ребёнок не хуже моих. И её старость будет не хуже моей. Плод её любви к родной стране не меньше моего. Ведь есть вопрос: «Почему?». Этот вопрос выводит меня из рамок внешнего и обращает к внутреннему: только Господь знает, почему кто-то делает много, а кто-то мало.

Если попытки работников быть справедливее Господина смешны, то мои попытки предвосхитить Его суд над соседкой — страшны. Ведь это обо мне, получается, слова: «много званых, да мало избранных». Я званая, трудилась весь день — а в избранные не попала. Только потому, что, взявшись судить за Бога, кто плох, а кто хорош, я отдалилась от Него, я отказалась от Него, я свою человеческую справедливость поставила выше Его. Всей своей проповедью Христос говорит мне: в будущем Царстве не будет места твоей справедливости. Это новое Царство, и если ты собираешься стать его участником, должна будешь принять Божий суд: милость вместо справедливости.

Эта причта помогает мне удерживать в уме мысль, что именно такова реальность нашей жизни: разные люди призываются Господом в разное время и приносят разные плоды. Бессмысленно призывать всех прийти в виноградник Божий рано утром. Они не могут этого сделать по причинам, часто не ясным им самим, но понятным Господу. Изгнанными же в Царстве Божием становятся не те, кто мало потрудился, а те, кто был призван первым и трудился больше остальных, но не устоял перед гордостью.

Похожая притча

В Евангелии от Матфея (20:1-16) рассказана притча, которой нет у других евангелистов. Она заключена между двумя почти идентичными стихами: «И так будут последние первыми, а первые последними», а сюжет ее прост: господин нанимал в течение дня работников в свой виноградник, так что одни работали весь день, а другие – только вечером, по прохладе. Но он заплатил всем одинаково, по одному динарию, к обиженному недоумению первых, а о вторых не сказано ничего.

Современные толкователи говорить об этой притче не любят, слишком уж капризным выглядит этот хозяин, а его способ ведения дел – слишком нелепым, потому что лишает работника стимула. При социализме тоже платили всем одинаково – никто и не хотел работать. К тому же притча начинается словами «Царство Небесное подобно…», и странно думать, что оно подобно уравниловке и господским капризам.

В то же время, это одна из немногих евангельских притч, которые проникли в иудейские предания: ее рассказал рабби Зейра в надгробном слове учителю, а рабби Буна бар Хия поражал рабби Зейру тем, что любил ленивых и небрежных учеников так же, как старательных. Но в апокрифах, в текстах Кумрана и так далее не найти ничего подобного, и там бы эта мысль выглядела странно.

Эта притча, на мой взгляд, предлагает нам иное отношение к человеку: абсолютный, полный отказ от его оценки, не только его характера, но даже его поступков. Вместо этого предлагает простейший, но как показывает история, невыполнимый выход – любить его как он есть, созерцать, а не изменять. Мы встречаем нечто подобное и в Ветхом Завете, где постоянно говорится о царственной свободе Бога одарять, кого Он пожелает. Но притча о винограднике утверждает не только это. Она радикально отказывается от сравнения, по заповеди поэта: «не сравнивай, живущий несравним».

Еще Амвросий Медиоланский называл, как известно, притчу о блудном сыне Евангелием в Евангелии. Притча о винограднике линейней и проще, так что всё Евангелие постичь по ней, конечно, нельзя. Но зато по ней можно, на мой взгляд, почувствовать этику Иисуса, нравственность блаженств Нагорной проповеди.

Некоторые исследователи толкуют ее в категориях коммунистической справедливости: «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Но здесь это звучит иначе: «каждому – всё». На этом не выстроишь экономики, но если изъять возможность такого взгляда из человеческой истории, у нас не останется никакой надежды на счастливый исторический конец – Царство Божие.

Требование такого взгляда мы найдем только в проповеди Иисуса. Но сам этот образ вечен и повсеместен в мировом фольклоре: он воплощен в фигуре баловня, лентяя, Иванушки-дурачка.

Что значит, что Иванушка – дурачок? Он может притворяться безумцем, как это делал Давид у филистимлян (1 Цар 21:10-13) и как в православной традиции часто поступают юродивые. Он может быть в самом деле дурачком, не хотеть работать, лежать на печи. Но только временно, как Емеля или Илья Муромец, или как преподобный Сергий в детстве не мог постичь грамоту.

Бывают и такие сказочные герои, которые живут так всегда: отдают без раздумий все свои деньги первому встречному, чтобы выручить котенка или вообще просто так. Такой Иванушка-дурачок непременно добр и жалостлив без меры, его поведение находит себе точную параллель в самых ранних христианских текстах, например, в «Дидахе», где предлагается раздавать милостыню, не глядя и не подумав.

Когда мы читаем эти сказки или жития юродивых, у нас возникает много вопросов. Старшие братья работают день и ночь, у них семьи. А дурак лежит на печи. С какой стати? Однако те, кому в наше время этот тип литературы адресован, никогда не удивляются. Маленькие дети знают, что так устроен мир. Они знают, что конфета, которой они угостили бабушку, вернется к ним нетронутой, что съеденный за обедом жареный цыпленок разгуливает назавтра по двору, что нужный растениям дождь надо попросить у Христа, но так, чтобы он пошел ночью и не испортил прогулку. То же самое доверие позволяет ребенку беспечно выходить на проезжую часть, или бросать стакан об пол, чтобы потом залиться горькими слезами, потому что он разбился.

Бесспорно, эта этика находится в противоречии с повседневным опытом. Но она отражает другой опыт и другое знание, не повседневное. Притча не начинается словами «Чему подобно положение поденщика в Палестине первого века», она начинается со слов о Царстве Небесном.

Чему оно подобно? Оно подобно волшебной сказке, жизненным «принципам» младенца, поведению юродивого, который, получив подаяние, кидает его солнечному лучу. Мы можем спросить себя: «Да, полно, может ли это быть в Евангелии, может ли такая наивность и беззаботность, такая безграничная инфантильность соседствовать со знанием о цене? Об отверженности, кенозисе, Кресте?» Искупление – это выкуп, плата Богочеловеческой кровью – но за что? За счастье детства, за сказку, за возможность и право жить по законам Царства, за ДАР. Без этого оно и не нужно.

Похожая притча

4 и им сказал: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, дам вам. Они пошли.

5 Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же.

6 Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашёл других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно?

7 Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите.

8 Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых.

9 И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию.

10 Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию;

11 и, получив, стали роптать на хозяина дома

12 и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной.

13 Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною?

14 возьми своё и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе;

15 разве я не властен в своём делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр?

16 Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных.

Притча о работниках одиннадцатого часа, по-моему, не самая яркая, она не часто цитируется или приводится в пример, а зря: она одна из самых важных. Порой я думаю, что Христос рассказал её именно для меня.

Кто я в этой притче? Я не рано поутру нанята Господом, не с детства воспитана в вере Православной. Но с юности, «с третьего часа», работаю в Его винограднике. Он вышел искать работников и нанял меня.

Чем я занимаюсь? По преимуществу детьми, с утра до вечера и с вечера до утра. Днём кормлю-пою, гуляю, обучаю, готовлю для них пищу, вечером читаю и пишу о них, а ночью по очереди перетаскиваю их, приползающих в мою постель, на свои места.

Довольна ли я своей жизнью? — Вполне. Временами оглядываюсь по сторонам и понимаю, что работаю не зря. То, что я делаю, хорошо, богоугодно и даже спасительно. Это, конечно, нелегко. День иногда тянется невероятно долго, проходит трудно, между тем годы летят поразительно легко и быстро. Можно прокрутить их в воображении как киноленту. Порой я прокручиваю эту ленту чуть дальше реальных событий, а иногда и совсем далеко: до смертного часа.

Вот пришла я, многодетная мама, к смерти, к концу «рабочего дня»: всё, больше работать не надо, можно получать расчёт. Я, конечно, вознаграждена. Но что я вижу? Рядом стоит моя соседка. Спрашиваю её: а тебе сколько дали? Она показывает — в её руках такая же сумма! «Вот это да! — возмущаюсь я. — Да ведь она своего единственного ребёнка в детсад отдала, когда ему было всего полтора года, выходные он у бабушки проводил, а она всё время на себя тратила. Несколько мужей сменила».

Тут моя кинолента обрывается, и я останавливаю себя. Нет, я не буду вдаваться в подробности жизни моей соседки, искать факты, чтобы осудить или оправдать её. Кто вообще дал мне право судить? Это Господь пришёл на склоне её лет и спросил: «А ты почему до сих пор стоишь праздна?» Она услышала это «почему», отозвалась на него всем сердцем. Возможно, она не способна была работать. Возможно, никто никогда её и не звал. Возможно, любовь к близким не позволяла ей оставить их ради заработка. Да мало ли, сколько бывает всяких обстоятельств! Она и сама толком не знает, почему же так долго стояла праздна, ей и оправдаться-то нечем. Лишь один Бог и может знать точный ответ на этот вопрос. Однако под вечер она освободилась и откликнулась на зов Господа, не могла не откликнуться, ни на минуту не смогла забыть об однажды прозвучавшем «иди за Мной» и получила награду, равную моей.

Дойдя до этого момента, я перестаю гордиться собой и начинаю внимательно вглядываться в окружающих. Более того, во мне зарождается нечто похожее на любовь к людям.

Потому что Христос их любит.

Он одинаково любит тех, у кого одно дитя, и у кого семь. И награда у него не только посмертная, нет. Я уже сейчас получаю награду и утешение в своих детях. У той матери, что призвана лишь в одиннадцатый час, единственный ребёнок не хуже моих. И её старость будет не хуже моей. Плод её любви к родной стране не меньше моего. Ведь есть вопрос: «Почему?». Этот вопрос выводит меня из рамок внешнего и обращает к внутреннему: только Господь знает, почему кто-то делает много, а кто-то мало.

Если попытки работников быть справедливее Господина смешны, то мои попытки предвосхитить Его суд над соседкой — страшны. Ведь это обо мне, получается, слова: «много званых, да мало избранных». Я званая, трудилась весь день — а в избранные не попала. Только потому, что, взявшись судить за Бога, кто плох, а кто хорош, я отдалилась от Него, я отказалась от Него, я свою человеческую справедливость поставила выше Его. Всей своей проповедью Христос говорит мне: в будущем Царстве не будет места твоей справедливости. Это новое Царство, и если ты собираешься стать его участником, должна будешь принять Божий суд: милость вместо справедливости.

Эта причта помогает мне удерживать в уме мысль, что именно такова реальность нашей жизни: разные люди призываются Господом в разное время и приносят разные плоды. Бессмысленно призывать всех прийти в виноградник Божий рано утром. Они не могут этого сделать по причинам, часто не ясным им самим, но понятным Господу. Изгнанными же в Царстве Божием становятся не те, кто мало потрудился, а те, кто был призван первым и трудился больше остальных, но не устоял перед гордостью.

Похожая притча

Сказал Господь такую притчу: Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой и, договорившись с работниками по динарию на день, послал их в виноградник свой; выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно, и им сказал: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, дам вам. Они пошли. Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же. Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно? Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите. Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых. И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию; и, получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных.

Притча о работниках последнего часа – с точки зрения современного человека, в плане экономики или социальной справедливости – совершенно непонятна. Любой нормальный предприниматель скажет вам, что такое ведение хозяйства не может не привести к полному разорению. Любой нормальный рабочий потребует, чтобы оплата производилась согласно сделанной работе и возмутится произволом хозяина. Но все подобные суждения слишком поверхностны, чтобы быть истинными. Мы должны найти центральный смысл притчи, и тогда все подробности станут на свои места.

«Ибо Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой». С самого начала мы предупреждены, что перед нами не поучение на социальную тему, но откровение Царства Небесного. В притче работники, трудившиеся в винограднике от третьего, шестого и девятого часа, заключили с хозяином определенный договор, но, видя то, что получили работники одиннадцатого часа, они неожиданно потребовали дополнительной платы. Но справедливое с социальной точки зрения требование может называться порой по-другому – как отстаивание своего и отсутствие любви к ближнему как к самому себе. В конце концов, ведь не работники одиннадцатого часа просили, чтобы их дольше трудившиеся товарищи получили больше!

Переведя притчу из области трудовых соглашений в духовную сферу, мы можем увидеть, что именно такие отношения нередко у нас бывают с Богом. Неужели обратившийся к Богу на смертном одре после беспутно прожитой безбожной жизни, может оказаться рядом со мной на небесах, или даже будет вознесен несравненно выше? Или наши посты и длинные церковные службы ничего не значили, в то время как он с безумными толпами спешил к своим зрелищам мимо храма? Нам трудно представить его в благодатной вечности, пусть даже если он и возвратился к Богу как блудный сын. Мы подобны тому старшему брату, исполненному праведного, как нам кажется, возмущения происходящим. Нам не нравится эта непостижимая щедрость Бога. Мы предпочли бы, чтобы Бог действовал согласно нашим законам. Мы могли бы позволить Ему любить никем не любимых на наших условиях, соблюдая установленный по нашим меркам порядок.

Это Евангелие провозглашает одну из главных истин нашей веры, о которой непрестанно повторяет апостол Павел: «Все согрешили, все лишены славы Божией, но оправданы даром Его благодати» (Рим. 3, 23–24). Этими вечно недовольными ропотниками в притче во времена земной жизни Спасителя были книжники и фарисеи, которые не переставали негодовать на Христа, за то, что Он собирал вокруг Себя мытарей, грешников и блудниц. Язычники, не знавшие ранее истинного Бога, входили в Церковь наравне с принявшими Христа иудеями. У Бога нет ни для кого привилегий. «Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?» – говорит Христос.

Обратим внимание также на то, что искушение идеей справедливости относится не только к иудеям. Человечество непрестанно требует справедливости. В самом деле, жизнь должна быть более справедливой во всех отношениях. Однако не трудно заметить, что программы, основанные на идее справедливости, часто приводят к самой жестокой несправедливости. Опыт прошлых веков и особенно нашего времени показывает, что недостаточно одной справедливости, если она препятствует действию более глубинной жизненной силы, которая есть Христова любовь. Без этой силы, которая крепче греха и смерти, без того, чтобы она была положена в основание всего, невозможно устроение человеческой жизни. Но непреложно слово Христово, обращенное к верным: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (Лк. 6, 36).

Эта притча могла бы дать великую надежду многим. И, может быть, прежде всего родителям, дети которых отошли от Церкви. Ничто навсегда не потеряно для Бога. Он будет звать до последней минуты. Пока жив человек, не бывает слишком поздно. И мы знаем, как Господь показал исполнение этой притчи в последний момент жизни разбойника благоразумного, распятого вместе с Ним. И мы должны постоянно помнить заключительные слова притчи: «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных». Каким бы усердным ни было наше христианское жительство, сколь бы активна ни была наша христианская деятельность, мы должны всегда считать себя рабами ни на что негодными. Но негодные не означает ничего не стоящие. В очах Божиих каждый из нас стоит того, чтобы за него можно было умереть. И это вовсе не теория. Христос умер за нас. И наше достоинство – в этом нашем причастном Его смерти и воскресению бытии, а не в том, что мы делаем. Что бы мы ни делали – это ничто, но мы должны стать подобными Христу смирением и полным отсутствием себялюбия. Многими трудами и скорбями можем мы обрести этот дар, и только с ним будет дана ни с чем не сравнимая радость узнать, что Божественная самоотдающая любовь обращена к нам. Потому что в Царстве Божественной справедливости работники одиннадцатого часа – это мы.

Читайте также: