Притча о младшем брате

Обновлено: 22.11.2024

Жили-были два брата.Один старший,умный да работящий,а другой-глупый
и ленивый,безперспективный.
Умный брат целыми днями в огороде копался,потом обливался,скот
кормил,сено косил,воду носил,а глупый брат мух ловил,квас хлебный
пил,баклуши бил да спать любил.
Надоело умному брату,что глупый дурью мается,пока он корячится и
говорит ему:
-Ты бы ,братец,делом занялся,а не по углам бы слонялся.Пользы от тебя на
грош,а расходы сплошь.
-А ты,Братец,не серчай,на меня ты не пеняй,я ж не просто батланю,а жизнь
изучаю.Интересно мне очень как жизнь эта скроена,как хитро устроена,как
все в ней налажено,красиво и слажено.
-Пока ты жизнь наблюдать да штаны протирать,корова-то не доена,коза не
напоена,крыша покосилась,труба обвалилась,печка на ладан дышит,из
крыльца вода брызжит,снесла яйцо курица,а он на жизнь любуется.Нет,чтоб
Брату помочь и не воду в ступе толочь,а делом заняться,с долгами
сквитаться!
-Нет,ты Братец,не спеши,кулаком не мельтеши,дай мне срок и докажу,чем я
пользу принесу.Есть в ученье от Природы облегченье от невзгоды.Вот
послушай-ка меня:наблюдал я муравья,как устроена в природе муравьиная
семья.Есть работники в семье,что тасккают на себе все,что только будет
впрок,под собой не чуя ног,строят,носят,добывают,отдают и получают
уваженье и почет.Есть солдаты-муравьи,до зубов вооружены и на случай
нападенья иль какой-нибудь войны,охраняют населенье и потомственость
семьи.Во главе сидит девица,муравьиная Царица,всеми сверху
управляет,назначает,увольняет,судит мудро,учит умно и гармония в умах и
не пусто в животах!
-Что-то братец не пойму,что имеешь ты в виду?Я горбачюсь,я тяну и
хозяйство и семью,ну а ты мне намекаешь на постылую судьбу?!Мол судьба
моя такая-вечно спину гнуть свою?Ну-к,слезай-ка со скамьи,обувай-ка
сапоги,собирай свои манатки,а не то поколочу!
-Что ты Братец,не хочу,сгину,Братец,пропаду!
-Чтобы духу твоего я не чуял за версту!Поумнеешь-приходи,ну аль нет-то
извини.Мне такой брательник даром не понадобится..тьфу!
Брат ушел.Другой остался.День прошел,другой начался.Старший брат
заволновался,закручинился:
-Напрасно,я родную кровь свою выгнал в лихо,на беду.Пусть он глупый-то
не грех,пусть ленивый-не утех, жду я от родного братца,не достатка,не
богатства.Он мне близок только тем,что похожи словно тень,словно ветки в
одной связке,два оттенка одной краски.Радость мне дает мой труд,а ему
смотреть на пруд,мне земная полоса,а ему все в небеса,я люблю забить
козла*-он же смотрит в облака.Только чем же провинился. ведь таким он
уродился. Ох,не прав я был,прости,возвращайся,приходи,-плакал Братец
наш старшой,только слышит вдруг:
-Постой!-видит брат его бежит,запыхавшийся,кричит:
-Брат,скорей,идет беда,закрывай-ка ворота,буря будет,грянет гром,загоняй
скотину в дом!
-Что ты брат,я рад тебе,только солнце во дворе,нет ни тучки на
примете-я за все у нас в ответе,нету признаков беды,ты
,случайно,ненароком,не обьелся белены?
-Братец,милый,я здоров,только в поле у коров есть
разброд,мычанье,рев.Все ромашки на лугу вдруг поникли к стебельку,мыши
спрятались в норе,пчелы в улье,жук в дупле,даже друг мой муравей не
вылазит из щелей,ты поверь мне Братец раз.
-Мне природа не указ,прочь,долой с моих ты глаз. Нет,постой,ведь ты мне
брат,будь по твоему.
Вдруг град налетел на них внезапно-братьем стало все понятно,вмиг
закрыли ворота,всю скотину в дом загнали,хоть промокли все до
тла*,отдышались,расмеялись,обнялись,поцеловались,братья все же как ни
как.
Да -вот так,убедился старший Брат,что всему должно быть место:кто
замешивает тесто,кто витает в облаках,кто косит траву в лугах,кто-то от
рожденья в дар бодрым стал,а кто-то вял,все мы разные друзья,как два
брата. Ты и Я
Всем нам место есть на свете?Правда дети?

Похожая притча

Обоим уже было не до еды и питья. Иван снова закурил сигару, а Алеша нервно ходил от стола к окну, словно намеренно разворачиваясь от окна на одной и той же новенькой деревянной половице.

- Этот Лягавый подрядами на десятки тысяч ворочал и до сих пор ворочает на строительстве железной дороги, - задумчиво произнес Иван. - Все вокруг скупил и всех под себя подогнул. Все его тут боятся – ты видел… Столько проворовал, столько промошенничал – а все, как с гуся вода. Всех подмазал, кому надо… Даже наш Мокей Степаныч, и тот его боится… А вроде глава городской… Да – Лягавый, всех залягал… поначалу так с Масловым конкурировал, еще купчишкой местным, да ты знаешь. А потом этот Маслов и сгинул куда-то – и никто так и не узнал до сих пор, куда. И есть верные подозрения, что не без помощи Лягавого… И жену, ты представляешь, утопил в нужнике. А следствие решило, что она сама утопилась там… Ты только подумай, какой абсурд - кому придет в голову топиться в нужнике - но денежки и тут сыграли свое дело. А ведь и государю будет представлен как представитель народного капитала. В адресе сказано, что отец его крепостным был, а вот сынок благодетельствами государя-освободителя – вон на какие вершины взлетел, капиталом ворочает… Вот и думаю, Алеша, как такие люди умеют устраиваться. Из грязи – да в князи… У него, говорят, брат меньшой есть – так тот чуть ли не свинопасом при нем, в хлеву и на коровнике. Да, а этот – правитель жизни, «всех удавлю…» Что думаешь, Алеша?

На эти слова Алеша перестал ходить, сел напротив Ивана и даже пододвинул поближе стул.

- Брат, ты хотел меня послушать, мое исповедание веры?

Иван сначала недоверчиво взглянул на Алешу, даже что-то похожее на испуг мгновенно мелькнуло в его глазах, но он словно сразу же заразился взволнованным и воодушевленным видом младшего брата:

- Алеша, я весь во внимании.

- Помнишь, ты тогда меня спрашивал, что бы я сделал с помещиком, который затравил собаками ребенка.

- Да-да, и весьма удивился, когда ты согласился с моим предложением расстрелять его, несмотря на все свое христианское человеколюбие… Впрочем, тогдашнее. Сейчас, право, братишка, даже боюсь спрашивать тебя о чем-либо подобном.

- Что бы ты сделал, была б твоя воля, с Лягавым? Так ли.

- Алеша, ты меня пугаешь. Но и интригуешь одновременно. Однако я боюсь…

- Сказать, Иван, чего ты боишься? – перебил вдруг Алеша.

Иван замолчал, напряженно приоткрыв рот, и вложив в него кончики больших пальцев обеих рук, которые свел в замок перед своим лицом. Какое-то время помолчал и Алеша.

- Ну скажи же…, скажи, - мягко произнес Иван, проникновенно смотря на Алешу, как бы заранее прощая его за все возможные неожиданности.

- Ты боишься во мне разочароваться – так. Нет, не отвечай – я знаю, что так. И я тебе скажу – я тоже боюсь тебя разочаровать. Поэтому тоже тебе расскажу одну легенду. Точнее, наверно, притчу – она вряд ли сравнится с твоим Инквизитором … Но я ее тоже сочинял кровью сердца своего… Ты же помнишь евангельскую притчу о блудном сыне? Она кстати, не точно так называется – полное ее название «О блудном сыне, его отце и брате» - так точнее и правильнее, ибо понять ее можно правильно, только, когда рассматриваются все персонажи вместе, а не один… Итак, у одного человека было два сына – старший и младший…

- Старший – это я, младший – это ты?

- Ты говоришь… Но я думаю, Иван, что лучше эту притчу понимать без такой прямой привязки, а обобщенно.

- Да я пошутил – проверить тебя хотел. А ты сразу: «ты говоришь» - припечатал по Евангелию как Понтия Пилата, - специально подвел. Эх-хе… А я просто предварил - там дальше о разделе имения речь пойдет.

- Вот-вот: раздел – это будет как завязка, но дальше все пойдет не так. Не так, как обычно понимают. Я буду только отталкиваться от этой притчи Христа.

- Понимаю, Алеша, - улыбнулся Иван. – В нашем-то случае совсем по-другому вышло. Не так полюбовно, как у Христа. Нашего отца-то в результате убили – и убил еще один, незапланированный, так сказать, наследник.

- Не волнуйся – моего отца, то есть отца из моей притчи тоже убьют… Это, так сказать, будет уже новая литературная версия притчи.

- Да, это уже интересно. Вот уж не предполагал в тебе… хотел сказать, литературного таланта, но впрочем, еще не знаю, таланта какого рода в результате. В общем, замолкаю и готов слушать.

- Нет, не замолкай, Иван, – мне важна твоя реакция. Хорошо. Итак, назовем мое повествование так – «Притча о младшем брате». У тебя – великий инквизитор, у меня – младший брат, но проблемы он будет решать с братом…, с другими братьями и отцами, не менее великие…

- Опять споры русских мальчиков?

- Да, Иван, на этот раз точно – только русских. Только русских, которые потом неизбежно перейдут в мировые, ибо это же судьба России – решать мировые вопросы, и все главные мировые вопросы сначала были чисто русскими. Но сначала – ты прав – это по сути очередной спор русских мальчиков… Точнее мужей уже, которые когда-то были мальчиками, но еще не забыли этого. Вот – как мы с тобой…

- Заметь, это уже ты проводишь прямую аналогию с нами. Ох, чувствую, не оторваться нам от этой кровной связи. Что ж, Алеша – и хорошо. Давай – так и будем напрямую. Я же все понял, не дурак же совсем, что все, что ты мне расскажешь – это будет о нас с тобой. Сначала непосредственно о нас с тобой, и только потом – аллегория? Так.

- Так, брат мой Иван.

Иван как будто успокоился и даже обмяк на стуле. И в то же время какая-то затаенная скорбь обозначилась в выражении его ушедших куда-то в глубину глаз.

- Итак, у некоторого человека было два сына… Старший и младший. И казалось бы, все хорошо, но неожиданно младший из них просит у отца: отче, дай мне полагающуюся мне часть имения… Вот тут и делаем первую остановочку. Спрашивается: зачем попросил? Что-то тут не так. С самого начала было не так. Ведь если младшему сыну и брату старшего было бы хорошо у отца, не стал бы он просить у него имения. Но ведь попросил – значит, плохо было… А почему плохо. Вот об этом мало кто задумывается. А ответ-то только один может быть, и ответ этот очень простой. Понимаешь, Иван. Просто все. Плохо было младшему только по одной причине: он чувствовал, что не любит его отец… Да-да, не любит его… Во всяком случае, совсем не так, как относится к старшему. Заметь, этому есть подтверждение и в словах Христа. Отец потом уже, по возвращении младшего и, кстати, втайне от него – что скажет старшему. Он ему скажет: сын мой, ты всегда со мною, и все мое твое… Обрати внимание: «все мое твое». Именно потому, что «ты всегда со мною» - награда тебе, что «все мое – твое». Не большая часть твоя, но «все». А как же младший. Ты скажешь, что младший свое прокутил, и потому отец так и сказал? Нет – так было и раньше. И раньше, пока младший жил с отцом, отец считал, что все принадлежит старшему, что тот его наследник, соправитель, последователь, да и любимый сын. И ведь вся последующая притча – этому подтверждение. О, я много думал об этом, Иван. Ведь младший, когда просил у отца свою долю наследства – просто испытывал его. Он и поверить не мог, что отец выполнит его безумную просьбу. Как – при живом отце получить долю наследства? Неслыханно. Он просто хотел, чтобы отец понял, как ему плохо, как ему не хватает отцовской любви, что он готов уйти из-за этого из родного дома, куда глаза глядят… Но к неожиданному ужасу младшего – а я настаиваю, что это был ужас, и ужас именно неожиданный – отец соглашается выполнить просьбу. Ты скажешь: оно должно было быть ожиданно, если младший не чувствовал любви отца… Но в том то и дело, что не чувствовал, но надеялся, не чувствовал, но мечтал о ней, не чувствовал, но поверить все же себе не мог – ибо невыносимо это, признавать, что тебя не любят, что тебя не любит родной отец… И ведь нет другого объяснения поступку отца, как не это ужаснейшее для младшего сына объяснение – его не любили. Да, его не любил родной отец… Ты сам вдумайся: ты бы отделил своему сыну при своей жизни часть имения, если бы любил его? Разве ты не попытался бы отговорить его от безумной затеи? Разве не попытался всеми силами и средствами удержать его у себя, у своей груди – если бы только любил его. Если бы только любил. Но ты не любил… Гм… Но отец из притчи нашей не любил своего младшего сына, поэтому и выделил ему его часть имения…

- А может, выделил, потому что любил его?

- Ах, Иван, брат мой, разве я не пытался именно так объяснить эту притчу. Да – мол, любил, любил так сильно, что исполнил его безумную просьбу… Только не складываются карты и… осколки… осколки кровавые эти не склеиваются… Как тут ни крути. Это все равно, что ребенок трехлетний просит у тебя нож или спички – и ты даешь ему их, несмотря на то, что знаешь, что за этим последует. Любишь – ни за что не дашь, ибо сразу же предположишь, что за этим последует и ужаснешься. А вот не любишь – почему бы и не дать? Авось и как-нибудь обойдется… Или даже интересно понаблюдать, что за этим последует. Знаешь, Иван, я предполагаю, что отец этот был что-то в этом роде. Садист-наблюдатель… Он прекрасно знал и предполагал, как поведет себя младший его сын со своей долей наследства, но ему хотелось получить удовольствие от наблюдения его страданий. То есть не просто – с глаз долой нелюбимого сына, а еще и понаблюдать, как он мучится, а все затем, чтобы себя выставить в своих же собственных глазах за добродетеля: мол, сынок за свое же неразумие страдает, из-за своих же дурацких просьб, из-за того, что захотел оставить такого хорошего и добродетельного отца. Чего этому олуху не хватало в отцовском доме. Вот пусть теперь и мучится – а я посижу в сторонке и понаблюдаю… А ведь младший сын действительно страдал. И не тогда только, когда стал нуждаться, и когда его послали свиней пасти… О, нет. Я бы сказал, что эти его физические страдания от голода и недостатка пищи были совсем не такими страшными… Чем те, когда он осознал, что был прав – и получил этому подтверждение. Отец никогда его не любил, потому побыстрее при первом же удобном случае и сбагрил его от себя… Потому младший и пустился во все тяжкие – не от радости, не от свободы, не от глупого неразумия – а от отчаяния. Потому и бросился к блудницам, так как с ними пытался забыться в разврате своем, пытался суррогатом любви заменить отсутствие отцовской любви… Искал ее и пытался вырвать и у матерых блудниц и у сопливых босоножек…

- Да и у босоножек… Чего ты удивляешься? Чего от отчаяния не сделаешь? Чего не сделаешь, чтобы забыть в душе эту страшную черную дыру, чтобы закидать ее, затянуть ее всеми этими грязными и подленькими объятиями… (Алеша всхлипнул. Или это только показалось Ивану, когда Алеша шумно втянул воздух трепещущими ноздрями.) Ты слушаешь? Мы идем дальше. И вот мой младший брат решает вернуться к отцу. Спрашивается: зачем? Ты скажешь: от голода, оттого, что вспомнил, что наемники у него «избыточествуют хлебом»? Эх, не все так просто…. Не все так просто, Иван… Опять не складывается. И я в который раз спрашиваю себя: почему все-таки вернулся. Почему не покончил с жизнью. Ведь убедился же, что отец не любит его. Ведь не мог же отец не знать, как он стал бедствовать, ибо сказано, что голод поразил страну, и если природные жители ее бедствуют при этом, то что говорить о пришельцах… Отец знал – но ничего не сделал, ни одним словом или намеком не позвал обратно. Поразительно. Это ли не доказательство его нелюбви. Сын умирает с голоду, а ты ему не помогаешь – можешь помочь и не помогаешь… Как это можно по-другому объяснить. И ведь какое лицемерие, когда этот отец потом скажет старшему своему сыну, что, мол, надо веселиться, «что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся». Тут с какой стороны ни посмотри: везде дичь – и дичь жестокая выходит. Если был мертв – то не ты ли сам причина этого? То есть, отдавая сыну часть имения – ты послужил причиной смерти своего сына. И ведь знал же, что к этому все приведет. Если предположить, что отец не знает, жив ли его сын или мертв – то это ли не свидетельство его как минимум полнейшего равнодушия к судьбе своего сына. «Пропадал и нашелся» - как будто о щенке, о котенке каком сказано… Отец сам послужил тому, чтобы сын пропал, и палец о палец не ударил, чтобы сын нашелся. Все – само собой как-то вышло. Папашка, вроде, как и ни причем… Но все-таки вернемся к младшему… Решил вернуться к отцу… Для меня это, Иван, самое трудное и необъяснимое место. Не должен он был возвращаться – ни по какой логике не выходит так. Должен был покончить с собой… Но не сделал этого. Что его удержало? Может, жажда жизни? Та, кошачья карамазовская жажда жизни, которая и в нас с тобой? Что думаешь, Иван?

- Я вообще-то, Алеша, сторонник традиционной версии понимания этой притчи.

Алешу как-то зримо заколобродило от этих слов Ивана. Он отодвинулся на стуле и досадливо сморщился лицом, а зрачки задрожали в лихорадочном подергивании.

- Хочешь сказать, что раскаялся… Ах, Иван-Иван. Где ты их видел. Кающихся. Сейчас нет и тогда не было… Да и не в чем было каяться ему. В чем, в самом деле – в том, что отец его не любит? В этом, скажи, Иван.

- Да, хотя бы в том, что усомнился в любви отца своего.

После этих слов Алеша замолчал и прямо-таки впился в глаза Ивана. Несколько секунд длилось молчание и с ним, какая-то невидимая борьба проникших друг в друга взоров родных братьев…

- Ты так и не поверил мне, Иван?

- Да, Алеша, не поверил. Я же тебе сказал, что я сторонник традиционной версии понимания этой притчи. И ты зря, братишка мой, решил меня испытать своей новой версией. Я ведь не верю тебе, Алеша… Точнее, не до конца верю. Ведь в традиционном понимании притчи отец – это Бог. А Бог не может не любить Своих детей. А ты мне пытаешься именно это и всучить, да еще хочешь, чтобы я в это поверил. Или ты действительно хочешь мне сказать, что Бог может не любить Своих детей? Это ли твоя версия.

Похожая притча

Возвращение сына, промотавшего наследство отца в кружении жизни, одна из самых главных и трогательных притч христианства. Некоторые утверждают, что православие вообще начинается с понимания притчи о блудном сыне, являясь своего рода лакмусовой бумажкой.

Притча рассказывает о том, как жили в одной далекой стране два брата. Однажды младший брат, возжелавший свободы и самостоятельности, попросил у Отца свою часть имущества, которая ему была положена после смерти Родителя.

Отец мог ему ничего не давать, потому что еще был жив, а делить имущество еще при своей жизни означало согласиться, что Он уже мертв. Но Отец не удерживает сына, дает ему наследство и сын уходит из родительского дома.

Молодость, желание счастья, буйство крови быстро сделали свое дело – он промотал все свое наследство, оставшись в чужой стране один, без куска хлеба и крова над головой. К тому же в той далекой стороне начался голод. Чтобы как-то протянуть и не умереть с голоду, он устраивается свинопасом. Более позорного дела для иудея трудно придумать.

Наемного работника кормили плохо, и он стал от нужды питаться вместе со свиньями остававшимися после их трапезы рожками. Пожив так, натерпевшись от хозяина и жизни, он вспомнил свой дом, Отца, у которого даже наемники не жили так, как он сейчас. И решил возвратиться в свой дом.

Решение о возвращении было мучительным, он ничего не хотел, только чтобы Отец помиловал, простил и принял его хотя бы в качестве простого работника. Грязного, оборванного, нищего и голодного его встречает на пороге родного дома Отец, радуясь возвращению своего блудного сына.

Отец не упрекает и даже слышать не хочет о том, чтобы сделать сына наемником. Он радуется, что после стольких лет сын, которого уже считал умершим, вернулся, оказался живым.

Лучшие одежды, лучшая обувь, лучшая трапеза из откормленного теленка и прощение! Музыка, радость, отцовская любовь, родные стены вновь окружают сына. Он прощен и принят Отцом в милости и любви.

Но все ли так обрадовались возвращению блудника? Старший сын и брат блудного сына, услышав новость о возвращении, в честь чего устроен такой пир и веселье, очень разгневался, разгневался до такой степени, что даже отказывался входить в дом.

Его логика была совсем другой, чем отцовская. И здесь - момент истины. Вот где развилка - в отношении к возвращению блудника и великого грешника. Каждый может спросить, а как бы он повел себя в этой ситуации? Не на словах, а на самом деле.

На словах, зная "правильный" ответ в Евангелии, как в учебнике, каждый теоретически ответит, с кем он. Но вот случись на деле отнестись милостиво к грешнику и куда деваются благодушие и любовь.

У моей давней знакомой до сих пор притча не укладывается в голове. И сегодня мы вновь с ней начали обсуждать ее, и она вновь не понимает и говорит, что наше время - совсем другое и она на стороне старшего брата-труженика.

Впрочем, два года назад в церковной жизни случилось то, что разделило православных на ягнят и козлищ. Кто был на какой стороне, тот и сейчас на той же: кто с грешниками, а кто с праведниками. И та моя знакомая, воцерковленная и верная прихожанка, тоже была отнюдь не на стороне блудника.

В фарисейской логике грешник не может быть прощен, никогда в его голове не укладывается, что тот, кто все отцовское наследство, которого он не зарабатывал, а просто им воспользовался, оставил в пивных, проиграл в карты, пропил с сомнительными друзьями и прокутил с девицами легкого поведения, вдруг принимается Отцом так щедро, можно сказать по-царски.

И встречает вместо осуждения – прощение, вместо наказания – любовь, вместо злорадства («Ага, вернулся, нагулялся!») - радость. Как же так? В то время как он в поте лица «служил» у Отца, исполняя все его приказания (тут следует список заслуг), этот проматывал отцовское богатство.

Обида, гордыня, злоба переполняют его: ведь для него Отец ни разу не устраивал пир, никогда не приглашал его друзей, никогда не заколол, не то что откормленного тельца, даже козленка! А здесь – на тебе! И пир, и лучшая одежда, и друзья, и пение, и музыка, и радость.

И в честь кого!? В честь того, кого он давно перестал считать своим братом, того, кто захотел жить своим умом, ушел из дома и все промотал?!

В связи с этим мне приходит на ум история с Шарлем Бодлером, который получив большое отцовское наследство, как блудный сын стал тратить его на модную и богатую одежду, дорогие сигары, рестораны, наркотики, женщин.

И чем дело кончилось? Его родная мать обратилась в суд, чтобы над Бодлером было установлено опекунство во избежание растраты наследства. Суд был на ее стороне. Бодлер всю жизнь потом нищенствовал, но мать так и не вернула ему право распоряжаться собственным наследством. Так на деле поступают "праведники" и защитники закона.

Не нам себя оценивать, какие мы - хорошие или плохие, ибо, как сказано в Библии, высокое у людей, мерзость перед Богом. Но через все Евангелие проходит мысль о противопоставлении «праведников» и грешников, блудников и фарисеев, исполняющих все положенное, только одного не умеющих – любить.

Похожая притча

Жили-были (когда-то, наверное, миллионы лет тому назад) два брата. Один из них был постарше, другой помладше. Когда родился старший брат, родители были с самого начала в его власти, уделяли ему много внимания, но ему всё казалось, что меньше, чем бы ему хотелось. Рос он серьёзным, не по годам сообразительным, но капризным, обидчивым и замкнутым, как говорят, "себе на уме".
Но вот пришло время, когда родился младший брат. Тот был очень красивым, добрым, весёлым и тоже рос умным не по годам, ещё и мудрым. Отец и мать не могли никак на него нарадоваться и, как казалось старшему брату, уделяли младшему куда больше внимания, чем ему, первенцу. Тогда старший брат стал завидовать: ему казалось, что Бог дал тому всё, чем обделил его самого. Он стал задирать, дразнить и обижать младшего брата, за что вместо внимания, которого требовал от родителей, получал наказания и порицания
От этого зависть старшего брата к младшему, его злость и обида продолжала расти в его душе. Он понимал, что его душа черна как безлунная и беззвёздная ночь, а душа его брата - светлая и яркая, как звезда, и понимал, что ему никогда не стать таким же, как его брат, а тому - таким же, как он, тёмным и мрачным. Он от всей души возненавидел младшего брата, продолжая ему завидовать, в то время как тот искренне и от души любил его таким, как он есть. Когда оба выросли, возмужали и занялись каждый выбранным по душе ремеслом, злость, ненависть, презрения и обида старшего брата выросла настолько, что больше он не мог этого терпеть. Он не мог ни есть, ни пить, ни спать, ни работать и с тоской ждал, чем всё это кончится. И вот однажды, подкараулив мирно спящего младшего брата, он зарубил (или, может быть, зарезал) его во сне. Огромный груз словно свалился с плеч убийцы, он почувствовал небывалое облегчение, однако оно продолжалось лишь одно мгновение. После этого в его душе словно грянул гром и вдруг, откуда ни возьмись, в нём заговорила совесть, беспрестанно призывавшая его к раскаянию за содеянное. Он ощутил небывалое чувство вины, однако каяться не стал - был чересчур горд, заносчив и высокомерен. От этого в его душе росла обида - на самого себя, убитого брата, своих родителей, на весь мир и даже Того, Кто его создал. Он, как и прежде, не находил себе покоя.
Что же сделал дальше несчастный старший брат? Кипя ненавистью, душевной болью, обидой и злобой на всех и вся, он решил отомстить своему брату после его смерти, сделать так, чтобы до конца времён люди от всей души его ненавидели, боялись и презирали. И он, будучи умным человеком, умеющим читать и писать, к тому же ещё и гениальной творческой личностью, придумал увлекательную историю-легенду о своём младшем брате.В этой легенде было правдивым самое начало, а далее следовала ложь, изложенная столь искусно, что ей было невозможно не поверить. Мстительный братоубийца приписал своему ближнему, которого изо всех сил ненавидел даже после смерти, все свои нехорошие черты характера, дурные склонности и грехи, которыми тот, по его версии, был наделён с самого начала своего рождения как Души (или Духа). Ну, в общем, сляпали его, значит, тяп-ляп и получили то, чего не ожидали. Месть удалась: до сих пор среди большей чести людей его несчастный брат пользуется дурной славой и репутацией, его гонят от себя, ненавидят, презирают и порой впадают в панику от одного его имени.Находятся, конечно, и поклонники, однако любящие его не таким, какой он есть, а его извращённую версию, придуманную коварным, завистливым и мстительным Антиподом. И, само собой, воспитывают в себе худшие качества своей натуры, эгоизм, жестокость, бессердечие и ненависть.
Однако, друзья мои. мы с вами живём в прекрасное время, когда "старшего брата" уже нет - он исчез без следа, встретившись в замечательном 2009-м году со своей противоположностью. Свет победил Тьму, Любовь победила ненависть. Больше нет двух "братьев", - есть только один, уже не "раздвоенный", а Целостный, как в самом начале своего Рождения Души. Теперь пришло время разоблачать и вывешивать на доске позора старые лживые сказки. Пришло время правды.

Читайте также: