Притча о фоме неверующем
Обновлено: 14.11.2024
В наше духовно взбудораженное время буквально на глазах растет интерес людей к религии; духовный голод ныне едва-едва утоляется миллионами Библий и множеством иной литературы. Сегодня очень многие пытливо ищут Господа, обретая Его, как Бога любви, добра и правды.
Такой поиск неизменно сопровождается сомнениями. Но если это честное сомнение, то оно непременно увенчается верой. Евангельские опыты веры и неверия апостола Фомы могли бы сослужить таким людям добрую службу. Фому не без основания называют “Фомой неверующим”, он ни как не мог поверить в воскресение Христа, Который явился после Своего воскресения женам-мироносицам, двум ученикам, шедшим в Еммаус и наконец, десяти ученикам, среди которых не оказалось Фомы. Даже после того, как он услышал взволнованный рассказ апостолов, о явившемся им Учителе, он с поразительным упорством продолжал стоять на своем: “если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю.”
Фома был одним из 12-ти апостолов, 3 года он ходил со Христом, был свидетелем Его слов и дел и, не мудрствуя лукаво, слагал в своем сердце все, что понимал и воспринимал. Он уверовал, что Иисус – истинный, пророками обещанный Мессия. Но поверить, что он страшно и позорно распятый, воскрес, Фома не мог. ПОЧЕМУ ТАК? Отвечая на этот вопрос, мы должны признать, что несмотря на то, что Фома отличался скепсисом и пессимизмом, он, без сомнения, был предан своему учителю.
Распятие Христа поразило Фому. Оно явилось ударом по всем его надеждам. Казалось, ничто не могло поднять Фому из пучины неверия и безысходности, ведь он нисколько не сомневался, что Христос – Богом ниспосланный Мессия. И вот Он убит народом, к которому послан. Фома в наивном простодушии своем верил, что Христос принес в этот мир, мир греха и смерти, учение о вечной жизни. И вот теперь Он Сам бездыханно лежит во гробе. Фома был так душевно разбит и подавлен, что услышав о чуде воскресенья, он не имел в себе сил поверить в ошеломляющую неожиданность этого события.
Похожая притча
Не поверил ученик Христа Фома, когда сказали ему другие ученики, что они видели воскресшего Учителя. «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25). И, конечно, то же самое вот уже веками повторяет человечество.
Разве не на этом — увижу, прикоснусь, проверю — основана вся наука, все знание? Разве не на этом строят люди все свои теории и идеологии? И не только невозможного, но как будто и неверного, неправильного требует от нас Христос: «Блаженны не видевшие, — говорит Он, — и уверовавшие» (Ин. 20:29). Но как же это так — не видеть и поверить? Да еще во что? Не просто в существование некоего высшего Духовного Существа — Бога, не просто в добро, справедливость или человечность, — нет.
Поверить в воскресение из мертвых — в то неслыханное, ни в какие рамки не укладывающееся благовестие, которым живет христианство, которое составляет всю его сущность: «Христос воскрес!»
Похожая притча
Сказал Господь ученикам Своим: остерегайтесь книжников, которые любят ходить в длинных одеждах и любят приветствия в народных собраниях, председания в синагогах и предвозлежания на пиршествах, которые поедают домы вдов и лицемерно долго молятся; они примут тем большее осуждение.
Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела.
Две лепты бедной вдовы. Фреска Толгского монастыря
Сегодняшнее евангельское чтение состоит из двух частей – из призыва Спасителя, обращенного к ученикам, не уподобляться книжникам, закосневшим в своем лицемерии (это конец 20-й главы Евангели от Луки), и наглядного примера твердой веры и упования на Бога в лице бедной вдовы (начало 21-й главы).
Заметим, что и в чтении прошлой субботы фигурировала некая вдова. Но там мы имели дело с притчей, а здесь это вполне реальная современница Христа и Его учеников, пусть и неизвестная нам по имени. А раз так, то стоит обратить внимание прежде всего на саму описанную ситуацию во всей ее буквальности.
А ситуация предельно проста: богатые люди клали в храмовую сокровищницу довольно большие суммы в абсолютном исчислении, однако незначительные – относительно тех средств, которые находились в их распоряжении; бедная же вдова положила, как прозрел Христос, «всё пропитание своё, какое имела» – т. е. 100% тех денег, которые у нее были. Она отдала эти две лепты, две медные монетки, – и осталась без денег вообще.
Вряд ли она слышала Нагорную проповедь Спасителя, однако поступила она так, как будто руководствовалась Его словами: «не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (Мф 6:34). Такова была ее вера, ее надежда – и ее любовь к Богу.
Казалось бы, мораль из этого эпизода евангельской истории совершенно прозрачна. И коль скоро этот фрагмент Нового Завета читают в Церкви уже двадцать веков, то всем христианам – монахам и иерархам, клирикам и мирянам – должно быть ясно, что такое хорошо и что такое плохо. Однако на деле не так: по-прежнему мы видим богатых, поедающих домы вдовиц, вметающих свои неправедно нажитые богатства в церковные сокровищницы и получающих за это церковные ордена, и бедных, отдающих на храм многое из того немногого, что у них есть.
Впрочем, это неудивительно: было бы наивно думать, что Христос обличал исключительно своих современников. То, о чем Спаситель говорит в Евангелии – это универсальное свойство падшей человеческой природы, не зависящее от времени, места, национальности и даже религиозной принадлежности человека, одержимого страстями.
Жертву вдовы можно понимать и метафорически – и это несколько труднее. Не для разума, конечно – здесь нет ничего сложного – а для нашего сердца. У разных людей разные дары, разные таланты – и различны они не только качественно, но и количественно. Попросту говоря, есть люди талантливые, способные – и люди «обычные», «посредственные», «серые». И если человек, наделенный Творцом теми или иными способностями, захочет послужить Богу – его дар может быть велик и ярок. Один напишет икону, другой построит храм, третий организует миссию в епархии…
Люди же обычные гораздо менее заметны, их помощь Церкви воспринимается как нечто само собой разумеющееся и не достойное особой благодарности: баба Маша каждое воскресенье бросает в церковную кружку 50 рублей; баба Глаша после каждой службы моет пол в храме; мама пятерых детей Наташа покупает цветы и украшает иконы…
Но и это – больше о внешнем, чем о внутреннем.
Если же осмелиться вести речь о более высоких материях, то богатые среди нас – те, кто наделен от Бога духовными дарами. Есть люди, которые обладают даром молитвы; есть те, кому не в тягость телесное воздержание; иные по природе тихи и кротки; кто-то с детства воспитан так, что не может пройти мимо человека, нуждающегося в помощи. Но есть рядом с нами наши братья и сестры во Христе, кому каждый шаг на пути к праведной (хотя бы внешне праведной) жизни дается с особым трудом.
Человек с детства рос в неблагополучной семье – и не может отвыкнуть от матерной брани; рано начались беспорядочные половые связи – и очень трудно отказаться от этой опустошительной, как сам человек понимает, страсти; кто-то вспыхивает как порох по поводу и без повода и может наговорить такого, что потом сам сгорает от стыда; а кто-то сознаёт окаменение своего сердца и не знает, как сокрушить эту греховную скорлупу.
И вот для последних любой – даже самый малый – шаг к свету, к чистоте – это результат огромного труда, огромной работы над собой, это их посильный (а часто – сверх силы) дар Богу. Но, конечно, в глазах праведников всё это малозначительно и не заслуживает ни похвалы, ни подражания. А ведь должно быть не так.
И хотелось бы, чтобы мы, если удостоил нас Господь быть «праведниками», стали опорой для наших немощных братьев и сестер, чтобы у нас нашлось для них слово утешения и ободрения. А если мы сознаем свою бедность и скудость – то постараемся не унывать и не отчаиваться, но возложить упование на Бога и принести Ему в дар две лепты – наши душевные и телесные силы. А Господь, приняв этот дар, вернет его нам приумноженным.
Кого называют «Фомой неверующим»?
«Фомой неверным», неверующим, называет Церковь усомнившегося апостола, и как примечательно то, что вспоминает она о нем и нам напоминает сразу же после Пасхи, первое воскресение после нее называя Фоминым. Ибо, конечно, и вспоминает, и напоминает не только о Фоме, а о самом человеке, о каждом человеке и обо всем человечестве. Боже мой, в какую пустыню страха, бессмыслицы и страдания забрело оно при всем своем прогрессе, при своем синтетическом счастье! Достигло луны, победило пространства, завоевало природу, но, кажется, ни одно слово из всего Священного Писания не выражает так состояния мира, как вот это: «Вся тварь совокупно стенает и мучится» (Рим. 8:22). Именно стенает и мучается, и в этом мучении ненавидит, в этих потемках истребляет самое себя, боится, убивает, умирает и только держится одной пустой бессмысленной гордыней: «Если не увижу, не поверю».
Но Христос сжалился над Фомой и пришел к нему и сказал: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои, подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20:27). И Фома упал перед Ним на колени и воскликнул: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28). Умерла в нем его гордость, его самоуверенность, его самодовольство: я, мол, не так, как вы, меня не проведешь.
Сдался, поверил, отдал себя — и в ту же минуту достиг той свободы, того счастья и радости, ради которых как раз и не верил, ожидая доказательств.
В сущности, мы и проверить можем теперь, и прикоснуться, и увидеть, ибо радость эта среди нас, тут, сейчас. И мучение тоже. Что же выберем мы, чего захотим, что увидим? Может быть, не поздно еще воскликнуть не только голосом, но и действительно всем существом своим то, что воскликнул Фома неверующий, когда наконец увидел: «Господь мой и Бог мой!» И поклонился Ему, сказано в Евангелии.
Похожая притча
Уверение Фомы, клеймо из ретабло работы Берната Солета
В это воскресенье мы празднуем уверение святого апостола Фомы, когда воскресший Христос показал ему Свои раны и повелел: «Не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20: 27). У многих сложился стереотип: апостол Фома – нечувствительный, закоренелый невер, который способен уверовать только в силу чрезвычайных обстоятельств. Даже такое выражение сложилось – «Фома неверующий». И почему-то многие стремятся сделать этот праздник днем научного работника, как будто наука заранее программирует человека на неверие! Но так ли это?
Что мы знаем о святом апостоле Фоме? Немногое. Известно, что его еврейское имя означает «Близнец», чему толкователи давали разное объяснение; одно из них состоит в том, что так называли человека сомневающегося. Происходил он из палестинского города Панеады. В Евангелиях он перечисляется вместе с прочими апостолами.
Впервые мы слышим его голос, когда ученики уговаривают Христа не идти в Иудею, чтобы воскресить Лазаря Четверодневного: «Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?» (Ин. 11: 8). Но Спаситель отклоняет их уговоры, и тогда Фома говорит: «Пойдем и мы, умрем с Ним» (Ин. 11: 16). Тут перед нами не бесчувственный маловер, а человек самоотверженный, готовый идти на смерть вместе со Своим Учителем и ради своего друга. Фома был на Тайной вечери и после нее бежал вместе со всеми. И когда в день Воскресения радостные ученики говорили ему: «Мы видели Господа», он ответил: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20: 25).
Но вопрос: кому не доверяет апостол Фома? Не тем ли ученикам, которые оставили своего Учителя, бежали и, за исключением святого евангелиста Иоанна Богослова, даже не присутствовали при Его крестной смерти? И разве воспоминание о ранах Христа не укор прежде всего своей совести, а также и совести других апостолов за то, что они оставили Спасителя в самый тяжелый час? В этих немногих словах мы видим и муки совести Фомы, и пламенное желание встречи с Воскресшим, но лицом к лицу, а не через чьи-либо рассказы.
Слова о ранах Христа – укор и себе, и другим апостолам: они оставили Спасителя в самый тяжелый час
Это прекрасно понимали толкователи, в частности Никифор Каллист Ксанфопул, который писал, что Христос неслучайно медлит восемь дней, чтобы горячее стремление Фомы возросло до высшей степени.
«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам!
Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим.
Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!
Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». (Ин. 20: 26–29).
Отметим в этом евангельском отрывке, во-первых, дарование Христом мира, который возможен при полноте веры и вместе с тем знаменует ответ на горячее устремление святого апостола Фомы. Далее, Спаситель в точности повторяет слова Фомы, знаменуя Свое всеведение. И в-третьих, не сказано, вложил ли Фома свой перст в раны Христа. Однако богослужебное предание Церкви дает утвердительный ответ. Послушаем хотя бы слова преподобного Романа Сладкопевца:
Кто сохрани ученика длань неопаленну,
егда огненному ребру приближися Господа?
Кто дарова ей стремление и укрепи коснутися
огненной кости?
Аще не осязанное ребро силу дарова
перстней деснице,
како имаше коснутися
страданьми поколебавшаго вышняя и нижняя? [1]
(Кондак на Фомину неделю)
И здесь мы получаем ответ на основной вопрос: в чем смысл «неверия» Фомы? Оно состоит в искании Самого Бога, в стремлении прикоснуться к Божественному огню, к его благодати и причаститься ему.
Фома стремился прикоснуться к Божественному огню, к его благодати и причаститься ему
Посему подобное искательное «неверие» похвально, ибо оно в своей основе связано с верой и несет в себе не косность, не энтропию, а, напротив, – движение и дерзновение:
О воистинну похваляемаго Фомы страшнаго начинания!
Дерзостно бо осяза ребра,
Божественным огнем блистеющая.
(Канон Фоминой недели. 5-я песнь)
И из такого «неверия» рождается полнота глубокой веры:
Неверие Фомино, веры родительное нам показал еси,
Ты бо вся премудростию Твоею
промышляеши полезно, Христе,
яко Человеколюбец.
(Канон Фоминой недели. 5-я песнь)
Не всуе усумневся Фома о востании Твоем, не низложися,
но несумнетельное тщашеся показати сие, Христе, всем языком.
Отонудуже неверием уверив, всех научи глаголати:
Ты еси Господь превозносимый,
отцев и наш Боже, благословен еси.
(Канон Фоминой недели. 7-я песнь)
Подобное понимание присутствовало и у великого русского ученого Сергея Сергеевича Аверинцева. Он выразил его в своем стихе об апостоле Фоме:
Стих о уверении Фомы
Глубину Твоих ран открой мне,
покажи пронзенные руки,
сквозные раны ладоней,
просветы любви и боли.
Я поверю до пролития крови,
но Ты утверди мою слабость;
блаженны, кто верует, не видев,
но меня Ты должен приготовить.
Дай коснуться Твоего сердца,
дай осязать Твою тайну,
открой муку Твоего сердца,
сердце Твоего сердца.
Ты был мертв – и вот, жив вовеки,
в руке Твоей ключи ада и смерти;
блаженны, кто верует, не видев,
но я ни с кем не поменяюсь.
Что я видел, то видел,
и что осязал, то знаю:
копье проходит до сердца
и отверзает его навеки.
Кровь за Кровь, и тело за Тело,
и мы будем пить от Чаши;
блаженны свидетели правды,
но меня Ты должен приготовить.
В чуждой земле Индийской,
которой отцы мои не знали,
в чуждой земле Индийской,
далеко от родимого дома,
в чуждой земле Индийской
копье войдет в мое тело,
копье пройдет мое тело,
копье растерзает мне сердце.
Ты назвал нас Твоими друзьями,
и мы будем пить от Чаши,
и путь мой – на восток солнца,
к чуждой земле Индийской.
И все, что смогу я припомнить
в немощи последней муки:
сквозные раны ладоней,
и бессмертно – пронзенное – Сердце.
Откуда берется вера?
Откуда же взяться этой вере? Разве можно заставить себя поверить?
Вот с печалью или же с озлоблением уходит человек от этого невозможного требования и возвращается к своим простым и ясным требованиям — увидеть, тронуть, ощутить, проверить. Но вот что странно: сколько он ни смотрит, ни проверяет и ни прикасается, все столь же неуловимой и таинственной остается та последняя истина, которую он ищет. И не только истина, но и самая простая житейская правда.
Он как будто определил, что такое справедливость, но нет ее на земле — все так же царят произвол, царство силы, беспощадность, ложь.
А вот Пасха, спустя столько столетий, и это счастье, и эту радость — дает. Тут как будто и не видели, и проверить не можем, и прикоснуться нельзя, но подойдите к храму в пасхальную ночь, вглядитесь в лица, освещенные неровным светом свечей, вслушайтесь в это ожидание, в это медленное, но такое несомненное нарастание радости.
Читайте также: