Ритм и рифма в пословицах
Обновлено: 22.11.2024
3 РИТМ, МЕТРИКА, РИФМА
Ритм, метрика и рифма пословиц Собиратели и исследователи фольклора уже давно обратили внимание на «складность» русских пословиц. Специально рассмотрению стихотворной формы пословиц и близких к ним жанров посвящено исследование И. И. Вознесенского «О складе или ритме и метре кратких изречений русского народа: пословиц, поговорок, загадок, присказок и др.» (Кострома, 1908), которое не утратило своего значения и до нашего времени. Вместе с тем следует признать, что в дореволюционной фольклористике и советской науке первых двух десятилетий вопросы стихотворной организации русских пословиц не стали объектом всестороннего рассмотрения. Ю. М. Соколов в связи с этим в середине 30-х годов совершенно справедливо писал: «Если пословица до сих пор еще совершенно недостаточно изучена в социально-историческом плане, то русская фольклористика не может похвастаться также и сколько-нибудь подробным изучением художественной стороны ее. Исследователи обычно подчеркивают, что «пословица большею частью является в мерном или складном виде» или что «форма пословицы — более или менее краткое изречение, часто выраженное складной, мерной речью, нередко метафорическим /поэтическим/ языком», но по вопросу, в чем точно заключается «склад и мера», обстоятельных исследований до сих пор не имеется» [1]. Многие вопросы стихотворной формы русских пословиц не получили глубокого изучения и до сих пор. Специально этой теме посвящена статья известного специалиста по народному стихосложению М. П. Штокмара, опубликованная в 1965 г. в журнале «Звезда Востока» [2], представляющая большой научный интерес. Однако в ней не все вопросы рассмотрены с одинаковой полнотой. Наиболее обстоятельно исследована пословичная рифма. Некоторые утверждения автора представляются спорными. Глава о пословицах данной книги, конечно, ни в коей мере не претендует на исчерпывающее освещение рассматриваемой темы. Здесь, стремясь дать общую характеристику особенностей стихотворной формы пословиц, автор преимущественно останавливается на менее изученных вопросах, высказывает свои суждения по ряду спорных положений. В чем же конкретно выражаются и как обнаруживаются признаки стихотворной речи в пословицах? Какова специфика пословичного стихотворства? Признаки стихотворной речи обнаруживаются прежде всего в интонации пословиц. Л. И. Тимофеев, характеризуя интонацию стихотворной речи, отмечает, что она имеет не только метрический, но и эмоционально-экспрессивный характер. Темп стихотворной, эмоционально окрашенной речи, как правило, несколько медленнее темпа прозаической речи. В стихотворной речи много всевозможных пауз. Интонационно-смысловая самостоятельность частей предложения и даже отдельных слов при этом значительно повышается [3]. Все эти признаки в той или иной мере можно обнаружить и в значительной части пословиц, которые, как правило, из речевого потока выделяются паузами, произносятся значительно медленнее, чем остальная речь. Известную смысловую и интонационную самостоятельность в пословицах приобретают не только их части, но даже отдельные слова, которые по своей смысловой выразительности нередко приближаются к фразе. Вот примеры таких пословиц: «Стерпится-слюбится»; «Сказано-сделано», «Было — и сплыло» [4]. Как известно, стихотворная, эмоционально окрашенная речь изобилует повторениями. Всевозможные повторения мы находим и в пословицах. Это относится прежде всего к их синтаксису. В синтаксическом отношении пословицы, как правило, делятся на части, которые представляют собой интонационно повторяющиеся, относительно замкнутые компоненты связной речи, т. е. синтагмы. Как уже не раз отмечалось в нашей литературе, большинство пословичных предложений состоит из двух синтагм. Однако исчерпывающего объяснения этот факт не получил, поэтому остановимся на этом вопросе более подробно. Главное назначение пословиц — давать народную оценку объективных явлений действительности, выражая тем самым мировоззрение. И, надо сказать, с этой задачей пословицы справляются весьма успешно. Их тематика поистине безгранична. Они охватывают решительно все стороны жизни, самые различные взаимосвязи между самыми разными явлениями действительности. Так, к примеру, они отражают отношения пространственные, временные, причинно-следственные («Где дым, там и огонь». — Д., с. 181). В пословицах дается диалектическая взаимосвязь формы и содержания («Молодец красив, да на душу крив». — Д., с. 693), начала и конца («Где не было начала, не будет и конца». — Д., с. 495), говорится о старом и новом, об отживающем и развивающемся («Старое стареется, а молодое растет». — Д., с. 295) и т. д. В пословицах глубоко раскрываются семейные взаимоотношения, взаимосвязь между человеком и обществом, между отдельными сословиями и классами. Вот лишь некоторые примеры таких пословиц: «Свекор — гроза, а свекровь выест глаза» (Д., с. 391), «Богатый бедному не брат» (Д., с. 81), «Спина-то каша, а воля-то ваша» (Д., с. 218), «Возьмешь лычко, а отдашь ремешок» (Д., с. 536). Итак, в пословицах находят отражение самые разнообразные взаимосвязи жизненных явлений, имеющие нередко глубокий философский смысл. При этом пословицы стремятся выразить их наиболее наглядно, как отношения между двумя конкретными предметами или явлениями. В большинстве пословиц совершенно отчетливо выступают два объекта суждения. Именно поэтому, на наш взгляд, двучленная форма в пословицах является самой естественной и самой употребительной. Однако подобная форма обусловлена не только особенностями, так сказать, их двухобъектного содержания, но и спецификой их художественной формы. Стремясь к наиболее яркой выразительности, пословицы довольно часто прибегают к сопоставлению двух предметов или явлений (параллелизм, сравнение, отождествление, противопоставление), что также требует двучленной формы выражения. Вот примеры параллелизмов: «После грозы вёдро, после горя радость» (Д., с. 149); «Без топора не плотник, без иглы не портной» (Д., с. 520); сравнения: «Красна девка в хороводе: что маков цвет в огороде» (Д., с. 746); «Наше счастье — вода в бредне» (Д., с. 59); тавтологии или синонимов: «Истина хороша, да и правда не худа» (Д., с. 179); «В одном кармане пусто, в другом нет ничего» (Д., с. 9); антитезы: «Сеяли рожь, а косили лебеду» (Д., с. 15); «Ваши играют, а наши рыдают» (Д., с. 63); «Богатый и в будни пирует, бедный и в праздник горюет» (Д., с. 97). И, наконец, следует отметить (а это для нашей темы особенно важно), что двучленность пословиц обусловлена также их стремлением к определенной интонационно-ритмической организации речи. Еще И. И. Вознесенский обратил внимание на то, что пословицы паузами довольно отчетливо делятся, как правило, на две части [5]. Как показывают наблюдения, обе части пословицы, отделенные друг от друга паузой, нередко произносятся с аналогичной или близкой интонацией. И вот эта интонационная повторяемость частей создает здесь, конечно, определенную ритмичность. Например: «День государев, а ночь наша» (Д., с. 251); «В суд пойдешь — правды не найдешь» (Д., с. 173); «На бога надейся, а сам не плошай» (Д., с. 475). Само собой разумеется, что эта ритмичность еще более повышается в многочленных пословицах, т. е. в пословицах, состоящих из трех, четырех и более частей. Вот примеры таких пословиц. Трехчленная: «Земля любит навоз, лошадь — овес, а воевода — принос» (Д., с. 174); четырехчленная: «Свекор драчлив, свекровь ворчлива, деверья журливы, невестки мутливы» (Д., с. 392). Правда, не часто, но все же можно встретить пословицы пятичленные: «В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки, — куда уйти?», а также шестичленные: «Дьячок не служит, все по девушке тужит; пономарь не звонит, на нее глядит; поп не венчает, за сына чает» (Д., с. 748). Многие двучленные и многочленные пословицы суть не что иное, как стихи-фразовики. Для наглядности разобьем приводимые ниже пословицы на стихотворные строчки.
Когда деньги говорят, Тогда и правда молчит. (Д., с. 83)
Козла спереди бойся, Коня — сзади, А злого человека со всех сторон. (Д., с. 148)
Портной без кафтана, Сапожник без сапог, А плотник без дверей. (Д., с. 522)
«В основе строения фразовика, — пишет А. П. Квятковский, — лежит свободное членение поэтической речи на стиховые строки, где граница интонационной волны, отмечаемая концевой конструктивной паузой, является определяющим признаком членения» [6]. Фразовик со смежными рифмами называется «раешным стихом» или «раешником». В пословицах чаще всего встречается именно он. Приведу лишь некоторые примеры раешника:
Житье нам, житье: Как подумаешь, так и за вытье. (Д., с. 106)
На мужике кафтан хоть сер,
Да ум у него не черт съел. (Д., с. 717)
В раешном стихе ритмичность достигается тем, что в нем речь паузами и рифмами делится на стиховые строки, являющиеся аналогичными в интонационном отношении. Однако отдельные члены пословицы могут быть аналогичными не только по их интонации, но и по характеру имеющихся в них ударений. Ритмичность в таком случае достигается не только повторением аналогичных интонаций, но и одинаковым количеством ударений. Следовательно, перед нами типично тонический стих. К сожалению, фольклористы не только основательно не исследовали, но даже не отмечали наличия в пословицах фразовиков и раешников, а также наличия тонического стиха, тогда как наблюдения показывают, что большинство их имеет именно тонический стих. Чаще всего встречаются пословицы, состоящие из одноударных тонических стихов. Каждый член этих пословиц имеет лишь одно ударение. Одноударные стихи мы встречаем в пословицах двучленных: «Кто в море не бывал, тот и горя не видал» (Д., с. 151); в трехчленных: «Мы и там служить будем на бар: они будут в котле кипеть, а мы станем дрова подкладывать» (Д., с. 714); в четырехчленных: «Один женился — свет увидал, другой женился — с головой пропал» (Д., с. 367); в пятичленных: «В земле черви, в воде черти, в лесу сучки, в суде крючки, — куда уйти?» (Д., с. 148); в шестичленных: «Дерет коза лозу, а волк козу, а мужик волка, а поп мужика, а попа приказный, а приказного чёрт» (Д., с. 709). Одноударный тонический стих наиболее употребительный, но не единственный в пословицах. Нередко встречаются случаи, когда члены пословиц имеют не одно ударение, а два. Например: «Горе в лохмотьях, беда нагишом» (Д., с. 143); «Горе -что море: не переплыть, не вылакать» (Д., с. 147); «Судья — что плотник: что захочет, то и вырубит» (Д., с. 172). Ударений в членах пословиц может быть и три: «Лошадь с волком тягалась — хвост да грива остались» (Д., с. 714); «Лихо жить в нуже, а в горе и того хуже» (Д., с. 140); и четыре: «Не кидается девица на цветное платье, а кидается девица на ясного сокола» (Д., с. 700) и более. В тонических пословицах наблюдается тенденция к уравниванию времени, необходимого на произнесение их отдельных частей (членов). В связи с этим хочется обратить внимание на следующее явление. В двучленных пословицах мы иногда наблюдаем выпадение из второй части подлежащего, сказуемого или других членов предложения, легко подразумеваемых из контекста речи. И весьма показательно, что в таких случаях утраченное слово, а вместе с ним и ударение компенсируются дополнительной паузой. Например: «Моль одежду ест, а печаль — (пауза) сердце» (Д., с. 141); «Злой плачет от зависти, добрый — (пауза) от радости» (Д., с. 140); «Видна печаль по ясным очам, кручина — (пауза) по белу лицу» (Д., 141). В литературе справедливо отмечалось, что в большинстве двучленных и многочленных пословиц ударения стоят на словах, находящихся в конце их частей. После этих слов идут более или менее значительные паузы, которые еще более подчеркивают членение пословицы на части и таким образом усиливают ее ритмичность. Однако следует отметить, что можно встретиться и с другим расположением ударений в пословицах, с иным их ритмическим рисунком. Нередко, например, в двучленных пословицах ударения падают на первое слово первой части и последнее слово второй части. И в таком случае мы имеем своеобразное «ритмическое кольцо». Например: «Красна ягодка, да на вкус горька» (Д., с. 697). «Беда и богатого мужика бездомит». Такое расположение ударений придает пословице четкую ритмическую законченность и интонационно подчеркнуто выделяет ее из речевого потока. Иногда по принципу «ритмического кольца» строится не вся пословица, а лишь отдельные части ее. И в таком случае довольно сильно подчеркивается деление пословицы на составляющие ее части. Например: «Зять любит взять, тесть любит честь, а шурин глаза щурит» (Д., с. 396). Все три части приведенной пословицы по расположению в них ударений являются симметричными: во всех частях ударения падают на первое и последнее слова. Надо сказать, что симметричное расположение ударений в отдельных частях пословиц — явление нередкое. И в данном случае, на наш взгляд, можно говорить об особом пословичном симметричном стихе. Вот лишь некоторые примеры такого симметричного стиха:
Не будь складен, да будь ладен. (Д., с. 699) Бородка Минина, а совесть глиняна. (Д., с. 698) Сокол хоть на кол, да гол, что мосол. (Д., с. 412) Голосиста пташка, да черна рубашка. (Д., с. 700)
Возьмем пословицу более сложную: Лихо не лежит тихо: Либо катится, либо валится, Либо по плечам рассыпается. (Д., с. 149)
В каждой из частей этой пословицы своя ритмическая организация, свое взаимодействие рифмы с другими приемами стихотворной речи. Первая часть пословицы замкнута кольцом хореической рифмы (лихо — тихо). «Складность» второй достигается полнейшей музыкально-ритмической аналогией ее составных (симметричный стих схемы / È È / È È / È È / È È /, дактилическая рифма). Третья часть произносится значительно медленнее двух первых, является в пословице своеобразным приемом, ритмически объединяющим все части в единое целое. Итак, совершенно несомненно, что при создании пословиц придается большое значение их звуковой организации. В подавляющем большинстве случаев рифмы являются совершенно преднамеренными и вместе с другими средствами стихотворной речи выполняют важные идейно-выразительные художественные функции. Вместе с тем не следует и преувеличивать «звуковую инструментовку» пословиц. Не следует в любом случайном совпадении звуков видеть преднамеренный прием «звуковой инструментовки», например: «Все на свете крыто корытом», «Холоп на боярина не послух». «Горе только одного рака красит», «Был бы бык, а мясо будет» [11] или «Садила баба бобы, а уродилися клопы», «За мужем жена — всегда госпожа», «Не годы, а горе старит» [12]. В приведенных пословицах некоторые гласные и согласные повторяются совершенно случайно и не выполняют никаких определенных, преднамеренных идейно-художественных функций. Для раскрытия особенностей стихотворной формы пословиц большое значение имеет решение вопроса об их генетических истоках, их связях с другими жанрами фольклора. В литературе по этому вопросу существуют противоположные мнения. Так, А. П. Квятковский считает, что пословицы самым непосредственным образом генетически связаны с традиционными стихотворно-песенными жанрами фольклора, возникли в результате трансформации (распада на отдельные строки-стихи каких-то ранее известных произведений). Перечислив признаки стихотворной речи в пословицах, он отмечает: «Эти признаки поэтического стиля позволяют думать, что пословица является фрагментом, стихом, строкой из забытого произведения и удержалась она в народной памяти благодаря острой мысли, выраженной в особо удачной лаконичной форме» [13]. Напротив, М. П. Штокмар заявляет, что «ни одна пословица своими истоками не восходит к традиционным песням. А то, что вышло из песен, — то не пословицы» [14]. Эти мнения ученых являются крайними выражениями двух точек зрения. Несомненно, некоторые из пословиц генетическими истоками восходят к традиционным песням. В качестве примера можно привести ряд пословиц на тему замужества: «Цвели цветики, да поблекли», «Любил молодец красну девицу, да покинул» (Д., с. 744); «Не заламывай рябинку не вызревшу, не сватай (не бери) девку не вызнавши» (Д., с. 757); «Не на ту пору мать родила, не собрав разума, в люди пустила» (Д., с. 61); «Не ровно замуж выйдется, не ровен чорт навяжется» (Д., с. 65); «В добром житье сами кудри вьются, в худом — секутся» (Д., с. 102); «Носи платье, не складывай; терпи горе, не сказывай» (Д., с. 142). Однако и полагать, что почти все или очень многие пословицы возникли в результате забвения каких-то теперь неизвестных песен, нет никаких оснований. Во всяком случае ясно одно — вопрос о связи пословиц с традиционными, в том числе и песенными, жанрами фольклора нуждается в специальном всестороннем исследовании. Пословицы употребляются в живой разговорной речи. И многие из них представляют собой образцы именно разговорной прозы. Что же касается стихотворных пословиц, то и они несут на себе печать прозаического контекста, в котором они употребляются. В пословицах мы находим все элементы стихотворной речи. Но их стихотворность как бы размывается под влиянием прозаического контекста. Поэтому одни пословицы имеют все признаки стихотворной речи, другие — только некоторые из этих признаков: соблюдается, например, размер, но нет в пословице рифмы, и наоборот, одна часть пословицы может быть организована стихотворно, а другая — прозаически. Рифма в пословицах может быть и может не быть. Все это создает условия, при которых пословицы совершенно органически используются в разговорной речи: и выделяются из нее, и в то же время не выглядят в ней каким-то инородным телом. Представляется, что живая прозаическая речь была и основным очагом исторического возникновения пословиц. Л. И. Тимофеев считает, что рифме принадлежит первостепенное место в первичной ритмической организации прозы. «На первых порах развития речевого стиха, когда он почти не отделился еще от первичного фразового ритма, и в силу этого ритм его осуществляется чередованием законченных синтаксических речевых отрезков, почти лишенных соизмеримости (и по числу слогов и по расстановке ударений), — пишет исследователь,— рифма имеет особое значение, ибо она резко подчеркивает этот ритм и тем самым усиливает его» [15]. «Очевидно, пословицы были первым из народно-поэтических жанров, где зародилась рифмовка» [16], — пишет М. П. Штокмар. Это предположение известного специалиста по русскому стихосложению представляется очень резонным. Затем опыт рифмовки и вообще организации стиха, по мнению М. П. Штокмара, от пословиц перенимает более молодой фольклорный жанр — прибаутка. В качестве примера исследователь приводит прибаутку из сборника пословиц Даля: «У нашего соседа — веселая беседа: гуси в гусли, утки в дудки, овцы в донцы, тараканы в барабаны» (Д., с. 785). Приведем еще одну известную прибаутку: «Сбил, сколотил — вот колесо; сел да поехал — ах, хорошо! Оглянулся назад — одни спицы лежат» (Д., с. 24). Генетически и терминологически с прибауткой в известной мере связан жанр частушки [17]. Однако связь пословиц с частушками, в том числе и по линии стихотворной формы, была не только опосредованной /через прибаутки/, но и прямой, непосредственной [18]. В итоге можно сказать, что ритмика, метрика и рифмы пословиц отличаются ярким жанровым своеобразием. Это своеобразие пословиц в значительной степени обусловлено тем, что они возникли и функционируют в живой разговорной речи, реализуя ее большие эстетические возможности.
Следующая пословица
Задание по литературе для 6 класса 6. Приведите примеры меткости, образности пословиц и поговорок, рифмы в пословицах.
категория: образование комментировать в избранное up --> 3 ответа: lady v [631K] 3 года назадПословицы - уникальное явление в народном фольклоре. Это образные, часто рифмованные, короткие назидательные высказывания, которые можно назвать советами старших поколений поколениям подрастающим.
Образность пословиц, их понятный и яркий язык позволяет лучше понимать их, лучше воспринимать на слух, лучше запоминать и конечно лучше следовать их подсказкам.
Рифма, которая часто используется в пословицах, облегчает их запоминание, а если человек помнит пословицу, то он почти наверняка не станет поступать вопреки ей.
Ну а меткость пословиц можно подтвердить образным выражением, что пословица бьет не в бровь, а в глаз.
Следующая пословица
Задание по литературе для 4 класса. 8. Вспомни, что такое ритм и рифма в стихотворении. Дай определение своими словами.
категория: образование комментировать в избранное up --> 3 ответа: lady v [631K] 3 года назадРитм и рифма - одни из главных особенностей построения стихотворения. Без них невозможно получить красивое стихотворение, хотя конечно случаются стихотворения без ритма, но с рифмой, без рифмы, но с ритмом, и наконец совсем без ритма и без рифмы - так называемые белые стихи.
Что же такое ритм?
Ритм - это чередование каких-либо элементов стихотворения, чаще всего ударных и безударных слогов, но может быть и похожих слов или даже рифм.
А что такое рифма?
Это созвучное окончание строк стихотворения, соседних или разделенных другими строками. Рифма придает стихотворению мелодичность и законченность.
Следующая пословица
3 РИТМ, МЕТРИКА, РИФМА
«— Незнайка, где сад? — Не знаю. — Где ты был? — Не знаю. — Будет еще сад? — Не знаю. — А что теперь делать? — Не знаю». (Померанцева, с. 102)
Здесь четыре повторяющиеся интонационно-ритмических единицы, каждая из которых включает один вопросительный и один повествовательный колон с количеством слогов 5 + 3, 4 + 3, 5 + 3, 6 + 3. Это и создает интонационную ритмичность. Особенно много ритмичных диалогов в детских сказках о животных. Примером может служить детская сказка «Лисичка-сестричка и волк» (Аф., 1, с. 6). В ней чередование ритмико-интонационных единиц, состоящих из коротких вопросительных и повествовательных колонов, примерно равных по своему объему (6 + 6, 3 + 2, 5 + 6, 6 + 7 и 5 + 3 слогов), создает ярко ощутимую ритмичность. Итак, можно заключить, что главными ритмообразующими единицами в сказочной речи являются колоны-синтагмы. Ритм в сказке создается главным образом за счет повторения одинаковых или близких друг к другу по объему колонов. Известно, что в художественной прозе ритмичность достигается и другими приемами и средствами. Среди них важное место, по мнению исследователей, занимают различные повторения и параллелизмы. «Повторение начальных сочинительных или подчинительных союзов, другие формы анафоры и подхватывания слов, грамматико-синтаксический параллелизм соотносительных конструкций, наконец — наличие нерегулярных звуковых повторов, а также в некоторых случаях тенденция (отнюдь не обязательная!) к выравниванию числа слов, слогов или ударений и к отбору окончаний определенного типа,— пишет В. М. Жирмунский,— создают основу для восприятия художественной прозы как ритмической» [6]. Все отмеченные В. М. Жирмунским приемы способствуют созданию ритмичности в сказочной речи. Примером может служить сказка «За лапоток — курочку, за курочку — гусочку». Ритмообразующими средствами здесь являются параллелизмы, повторения, соединение колонов-предложений одинаковыми союзами, рифмовка отдельных рядом стоящих колонов и др. Вот лишь некоторые примеры из сказки: «Шла лиса по дорожке и нашла лапоток». «А лисонька ночью встала и забросила свой лапоть». «Ночью лиса припрятала курочку и получила за нее утром гуська». «Покачали головами и разошлись домой». «Приходит в другой дом и просит, чтобы ее курочку посадили к хозяйским гуськам». «Приходит в новый дом, просится ночевать и говорит, чтоб ее гуська посадили к барашкам». «Ночью лисонька украла и барашка, а по утру требует, чтобы за него отдали ей бычка». «Некуда, лисонька! Тесно». «Да много ли нужно мне места! Я сама на лавку, а хвост под лавку». «И курочку, и гуська, и барашка, и бычка». «Хомут не свой, погоняй — не стой!» (Аф., 1, с. 15). Когда ритмическое начало в сказке проявляется особенно сильно, прозаическая речь может перейти в стихотворную. Возникает фразовик — свободный нерифмованный стих, в котором одна строка от другой отделяется только паузами. Примером может служить сказка «Как у нашей бабушки в задворенке», напечатанная Афанасьевым именно как фразовик. Приведем начало этой сказки.
Как у нашей бабушки в задворенке Была курочка-рябушечка; Посадила курочка яичушко, С полки на полку, В осиновое дупелко, В кут под лавку. Мышка бежала, Хвостом вернула — Яичко прилетала! (Аф., 1, с. 101)
Итак, следует сделать вывод, что элементы ритмичности в сказочной речи бесспорны и иногда бывают довольно ощутимы. Однако при этом следует подчеркнуть, что сказки, за редким исключением, не представляют собой сплошь ритмизованной прозы. В одной и той же сказке, как правило, ритмизованные ее части перемежаются неритмизованными, равносложные колоны перемежаются неравносложными и т. д. В каждой сказке есть места, не имеющие никакой ритмичности. Но это характерно не только для сказочной речи, но и для литературной прозы, в которой прослеживается ритмичность. «Интонационно-синтаксические параллели и другие виды повторов могут присутствовать в художественной прозе не как норма, а как более или менее явная тенденция, причем разные виды повторов беспрерывно сменяют друг друга на протяжении одного и того же текста. Таким образом, в прозе на всех уровнях торжествует непрерывная переменность. Она — в расположении ударных и безударных слогов, и в протяженности фраз и синтагм, и во всех других ритмико-синтаксических и звуковых соотношениях» [7]. Уже отмечалось выше, что в сказке определенную ритмообразующую роль играет рифма. Теперь остановимся на этом вопросе подробнее. Рифма совершенно органична не только для сказки, но и вообще для живой разговорной речи, в которой она часто совершенно не преднамеренна и является следствием синтаксического параллелизма. «Членение речи на синтаксически законченные части и естественно возникавшее интонационное сродство их, — пишет Л. И. Тимофеев, — и создавало возможность для развития ритмически функционирующего звукового повтора на концах фраз, то есть рифмы, краесогласия, как ее справедливо называли старинные русские стихотворцы» [8]. Как это ни покажется удивительным, но рифма первоначально возникла не в стихотворном, а именно в прозаическом тексте. Поскольку рифма возникла в разговорной речи вследствие синтаксического параллелизма, то вполне естественно, что она была только смежной. «Исторически наиболее древним способом рифмовки, — пишет В. М. Жирмунский, — является объединение созвучной концовкой двух или нескольких смежных ритмических рядов» [9]. Только парная (или, точнее, смежная) рифма употребляется и в сказках. Довольно часто встречаются в сказках точные рифмы. Однако широкоупотребительны в них и рифмы неточные, приблизительные. Неточные рифмы бывают разных видов. В. М. Жирмунский писал: «С точки зрения чисто описательной, можно отметить следующие категории неточных рифм: 1) несовпадения в области согласных при одинаковых ударных гласных (ассонанс); 2) несовпадение ударных гласных при одинаковых согласных (консонанс); 3) несоответствия в числе слогов рифмы (неравносложные рифмы); 4) несоответствия в расположении ударений (неравноударные рифмы). Возможны чистые типы и смешанные» [10]. Кроме названных видов рифм современный исследователь русского стихосложения отмечает еще такие виды неточных рифм, как: 1) отсечение конечных согласных, 2) различия в конечных согласных, 3) различия в опорных согласных и др. [11] Все эти виды неточных рифм встречаются и в сказках. Приведем лишь некоторые примеры. Так, в сказке «Как волки озорничали» из сборника Афанасьева наряду с точными рифмами (озорничали — величали, ловки — головки, близко — низко, окину — покину и щетину — спину) встречаются и различные виды неточных рифм: а) когда в рифмах различные опорные согласные (вертеть — терпеть, объедать — собирать, поливают — поджидают, низящие — землящие); б) рифмы с измененными конечными согласными (Матрен — с Петром); в) рифмы неравносложные с различными опорными согласными (Ермак — натощак) (Аф., 1, с. 27-28). Большое пристрастие к рифме обнаруживает воронежская сказочница А. К. Барышникова. В ее сказках «Иван-болтун», «Иван Водыч и Михаил Водыч», «Пышка-говорушка» и «Замороженная девочка Наташа» мы встречаем рифмы и совершенно точные (поживают — наживают, бежит — дрожит, хлопает — слопает, царстве — государстве) и рифмы разной степени точности (подметает — нагоняет, накормила — спросила, цела — покраснела, играть — плясать, ловить — затворить, игруна — плясуна, меч — плеч, лапках — пятках, старик — говорит, цимбалку — подарку, двор — кол и т. д.) [12]. Колоны с неточными рифмами являются как бы переходными от колонов с точными рифмами к колонам нерифмующимся. Таких нерифмующихся колонов, конечно, в указанных сказках А. К. Барышниковой большинство. Какую же функцию выполняют рифмы в сказках? Преднамеренные они или непреднамеренные? Конечно, можно отметить в сказках и случаи непреднамеренной рифмовки слов. Однако представляется, что в подавляющем большинстве случаев рифмы в сказках вполне осознанные, преднамеренные и выполняют в них самые разнообразные идейно-художественные функции. О сказке, как повествовании художественном, нередко свидетельствует уже само ее рифмованное название. Так, в первом томе сборника Афанасьева мы встречаем сказки с такими названиями, как «Лисичка-сестричка», «Старуха-говоруха», «Крошечка-Хаврошечка» и «Сказка о молодце-удальце». Во втором томе этого сборника публикуются сказки «Сивко-бурко», «Свинка золотая щетинка», «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что», «Диво дивное, чудо чудное», «Сестрица Аленушка, братец Иванушка» и «Мальчик с пальчик». В третьем — мы находим сказки «Счастье и несчастье», «Сказка о Василисе золотой косе, непокрытой красе, и об Иване-Горохе», «Сказка о серебряном блюдечке и наливном яблочке», «Сказка о Горе-горянине Даниле-дворянине». Любит рифмованно называть свои сказки воронежская сказочница А. Н. Королькова. Вот только некоторые из ее сказок: «Сивка-бурка», «Птица-орлица», «Мальчик с пальчик», «Сума, дай ума», «Никонец, с того света выходец», «Коза-стрекоза» и «Курка-чебатурка» (Померанцева, с. 108, 117, 210, 222, 334 и др.). Как известно, в стиле сказок приметное явление составляют различные устойчивые выражения (loci communes), которые из одной сказки переходят в другую. Эти loci communes также нередко бывают рифмованными. Например: «Ни в сказке сказать, ни пером описать»; «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»; «Баба Яга — костяная нога»; «Конь бежит — земля дрожит»; «Вот мой меч — твоя голова с плеч» и т. п. Эти выражения являются стилистическим украшением сказки. Особенно большую роль рифмы играют в ритмизации сказочной речи, что подчеркивает ее художественность. В каких же частях сказок чаще всего используется рифма? Очень широко используется рифма в начальных сказочных присказках, назначение которых настроить слушателя на восприятие удивительного поэтического повествования. Приведем известкую присказку волшебных сказок. «Начинается сказка от сивки, от бурки, от вещей каурки. На море, на океане, на острове на Буяне стоит бык печеный, возле него лук толченый; и шли три молодца, зашли да позавтракали, а дальше идут — похваляются, сами собой забавляются: были мы, братцы, у такого-то места, наедались пуще, чем деревенская баба теста! Это присказка, сказка будет впереди» (Аф., 1, с. 292). А вот присказка детской сказки о животных «Лиса и Кутафей Иваныч», записанной от известного сказочника А. К. Новополыдева: «Жила была лиса, при беседе краса. Такая была при беседе красота, ходила в деревню и обгадила ворота; пошли по гуменью гулять, Кутафея Иваныча поискать. Кутафей Иваныч идет, на плечах саблю несет, хочет лисыньку срубить, ее душу погубить. Лиса его в гости позвала, Кутафеем назвала» [13]. Как уже отмечалось, начальные присказки в сказках встречаются довольно редко. Как правило, сказки прямо начинаются с так называемого зачина, который является экспозицией или завязкой сказочного сюжета. Наблюдения показывают, что зачины представляют собой наиболее ритмизованную часть сказок и, как правило, состоят из колонов более коротких, чем колоны дальнейшей повествовательной части сказок. Эта ритмичность зачинов часто подчеркивается и усиливается наличием в них рифм. Приведем два типа рифмованных зачинов. «Жил-был Нестерка, было у него детей шестерке; детей-то много, да имения никакого, нечем ему с семьей кормиться, а воровать боится» (Аф., 3, с. 102). «Вот в прежни времена служил солдат двадцать пять лет и выслужил двадцать пять реп — и единой красной нет» [14]. Очень часто рифма встречается и в концовках сказок. Например: «Обвенчались они и стали жить-поживать, добра наживать» (Аф., 2, с. 255); «А Мартынка и теперь живет, хлеб жует» (Аф., 2, с. 53); «Не то чудо из чудес, что мужик упал с небес, а то чудо из чудес, как он туда залез» (Аф., 3, с. 222). Как правило, рифмованными являются и конечные присказки. Они чаще всего бывают короткими. Например: «Вот и сказка вся, больше сказывать нельзя» (Аф., 2, с. 160); «Вот вам сказка, а мне бубликов связка» (Аф., 2, с. 430); «Сказке конец, а мне меду корец» (Аф., 3, с. 199). Но встречаются рифмованные конечные присказки и более пространные. Так, например, сказка А. К. Новопольцева «Ивашка Бела Рубашка, Горький Пьяница» заканчивается такой присказкой: «Я там был, да мед-пиво пил; по усу текло, а в рот не попало. Дали мне синь кафтан, а мне послышалось «скинь кафтан!» Скинул да на кустике повесил, и теперь там висит. А Ивашка стал жить да поживать, да добра наживать, а худо-то проживать. Со спины-то стали горбатеть, а спереди-то стали богатеть» (Новопольцев, с. 23). Сосредоточение рифм в наиболее ударных в эстетическом отношении местах сказки (в начальных присказках, зачинах, концовках и конечных присказках) лишний раз свидетельствует об их преднамеренности, определенной осознанности их художественных функций. В сюжетно-повествовательной части сказок рифмы употребляются значительно реже, но все же встречаются. Особенно показательны в этом отношении сказки, записанные от сказочников, тяготеющих к ритмизации и рифмовке повествования. Примером может служить «Царица-волшебница», записанная В. А. Тонковым у С. В. Трухачева. В повествовательной части этой сказки, в речи сказочника мы встречаем такие и общепринятые и сугубо индивидуальные рифмованные выражения как «В некотором царстве, в некотором государстве», «а царица под лабазом торговала кислым квасом», «ни в сказке сказать, ни пером описать», «тут царевна поднялась, за науку принялась», «отвели молодых в зал богатый, где живет чорт рогатый», «Невеста жениха забавляет, вином угощает», «Вот проходит ночь, а жених храпит во всю мочь», «Вот стала заря заниматься, царь на ноги подниматься», «Вдвоем молодые сидят, промеж себя говорят», «Тот выпивает и сразу засыпает», «Заря занимается, царь поднимается и идет в светлые светлицы, к красной своей дочке-девице», «Руками махает, силу к себе волшебную зазывает», «А солдат с ними стоит, ничего не говорит», «Подарки все забрал, в ранец к себе поклал», «Закричала царевна, заревела: очень жить захотела», «Солдат ее обогнал, шапку-невидимку снял, в ранец уклал», «Царевну к себе подозвал, подарков ей надавал», «Скатерть расстилает, напитки и наедки поедает» [15]. Очень охотно употребляла рифмы в своих сказках известная воронежская сказочница А. К. Барышникова (Куприяниха). В предисловии к сборнику ее сказок А. М. Новикова и И. А. Оссовецкий писали: «Важной особенностью сказок Куприянихи является их ритмичность и рифмованность. Эта особенность проявляется не только в традиционных общих местах, концовках и зачинах и т. д., которые рифмуются и другими сказочниками, но на всем протяжении сказки» (с. 257). Особое пристрастие Барышниковой к рифме сказалось и в манере пересказывания ею литературных сказок. «Даже в нерифмованной сказке Пушкина, которую Куприяниха несомненно слышала от школьников, а не от отца, — пишут А. М. Новикова и И. А. Оссовецкий, — в ее передаче появляется рифма. «Приходя старик к самому синему морю. Волна возмутилась, золотая рыбка явилась» (Новикова, Оссовецкий, с. 259). Рифмы в сказках чаще всего употребляются в речи сказочника-повествователя. Однако следует заметить, что они могут встречаться также и в речи сказочных героев и персонажей. Вот, например, с какими словами в сказке «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» обращается король к стрельцу Федоту: «Ну, Федот! ты у меня молодец, первый в команде стрелец. Сослужил ты мне одну службу — достал оленя золотые рога, сослужи и другую: поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что! Да помни: коли не принесешь, то мой меч — твоя голова с плеч» (Аф., 2, с. 139). В сказке «Ивашка и ведьма» мать говорит сыну: «Ивашечко, Ивашечко, мой сыночек! Приплынь, приплынь на бережочек». А Ивашка просит гусей-лебедей: «Гуси мои, лебедята, возьмите меня на крылята. Понесите меня до батиньки, до матиньки» (Аф., 1, с. 175). Известно, что в детских сказках герои нередко исполняют какую-нибудь рифмованную песенку. Примером могут служить сказки «Колобок», «Кот, петух и лиса» и многие другие. Не раз повторяясь, эти песенки придают сказке не только речевую, но и композиционную ритмичность, о которой мы говорили ранее. Когда ритмизованная сказка очень насыщена смежными рифмами, то наблюдается тенденция превращения фразовика в раешный стих. Примером может служить сказка А. К. Барышниковой «Волк серай, смелай», начало которой мы приведем.
В некотором царстве, В некотором государстве, В том, В котором мы живем, Под номером седьмым, Иде мы сядим, Снег горел, соломой тушили, Много народу покрушили, Тем дела не решили. (Новиков, Оссовецкий, с. 148)
Конечно, далеко не во всех сказках можно наблюдать отмеченные нами ритмичность и стремление к рифмовке, но как тенденция они характерны для многих сказок и в известном смысле подчеркивают их жанровую специфику. Ритмизация и рифмовка сказочной речи — в большинстве случаев явления, хорошо осознанные и вполне преднамеренные. Это подтверждается и народной пословицей «Хороша песня ладом, а сказка складом». Под «складом» сказочной речи, конечно, понимается в первую очередь ее ритмизация и рифмовка. Еще раз напомним, что ритм и рифма в сказках специально не изучались. Но уже первые наблюдения показывают, что эти компоненты формы выполняют в сказке, и прежде всего в ее композиции, важные художественные функции. Ритм и рифма повышают поэтичность начальной присказки, которая настраивает слушателя на определенный сказочный лад. Состоящие из более коротких и четких в ритмическом отношении колонов зачины подчеркивают динамику повествования. Элементы ритмичности и рифма придают определенную эмоциональную окраску речи сказочника-повествователя, способствуют характеристике героев и персонажей сказки. Особую поэтичность имеют ритмизованно-рифмованные концовки и конечные присказки. Стремление к ритмизации и рифмовке речи по-разному проявляется в жанровых разновидностях сказок (в сказках о животных, волшебных и бытовых), у разных сказочников, в каждой конкретной сказке, и это всегда должно учитываться при их анализе.
Читайте также: