Кому суждено утонуть тот не сгорит пословица
Обновлено: 07.11.2024
Кому суждено сгореть, тот не утонет. Эта мрачная пословица прекрасно проиллюстрировала перипетии судьбы астронавта Вирджила Гриссома, который входил в экипаж американского космического корабля « Аполлон-1».
« Настроение бодрое, иду ко дну…»
21 июля 1961 года. Полёт космического корабля « Меркурий» благополучно завершался. Капсула с Гриссомом « прыгнула» в космос на 190 километров ( это был суборбитальный полёт, корабль на орбиту не выходил) и приводнялась в Атлантический океан. «Меркурий» нырнул носом и левым бортом, так что ВИР-ДЖИЛ видел только воду. Над капсулой завис вертолёт спасателей. Сработали пироболты, люк « Меркурия» вылетел наружу и пошёл ко дну. Астронавт увидел, как волны перехлёстывают через близкий порог. Сбросив шлем ( это оказалось большой ошибкой!), Гриссом отправился вслед за люком — в океан. Атлантика готова была поглотить отважного покорителя Вселенной, и без того тяжёлый скафандр, набрав воды, тянул в пучину. Вирджил принялся отчаянно размахивать руками: «Скорее спасите меня!» Однако пилоты поняли всё наоборот, мол: «У меня всё прекрасно!». Непредвиденное « купание» длилось три минуты, и вертолёт успел подхватить астронавта буквально за секунды до гибели.
40-летний подполковник ВВС Вирджил Гриссом походил на мальчишку. Меньше всех ростом, он везде и всегда хотел быть первым, но при этом не обижался, если кто-то называл его коротышкой. Гриссома сначала не брали в астронавты — тот страдал сенной лихорадкой. Тогда он устроил жуткий скандал, доказывая всем, что абсолютно здоров. В конце концов Вирджилу пошли навстречу. Он налетал в космосе пять часов в марте 1965 года.
— Когда я начинаю какое-нибудь дело, всегда боюсь, что не смогу сделать всё так хорошо, как высокие парни, — смеялся Гриссом. — Вот залезу в «Аполлон», сначала испугаюсь, но это быстро пройдёт.
На «Аполлоне-1» Гриссом был командиром. Старшим пилотом стал Эдвард Уайт — первый американец, вышедший в открытый космос, повторивший подвиг нашего Алексея Леонова. Эд считался не только самым здоровым среди астронавтов, но и самым прожорливым. Обычно съедал два обеда, что никак не сказывалось на его атлетической фигуре. Любил выжать штангу, лазил по канату, как Тарзан, прекрасно бегал. Его частенько видели с маленьким каучуковым мячиком — Уайт разминал пальцы и разрабатывал кисти рук.
Третьим в команде был самый молодой — новичок, морской лётчик Роджер Чаффи, молчаливый и немного замкнутый. Ему исполнился 31 год. Занимался футболом, играл в школьном оркестре. Прекрасно разбирался в технике. «Умников» часто не любят, но к Чаффи это не относилось. У Роджера была красавица-жена Марта, которая родила ему сына и дочь.
Эти три астронавта гордились тем, что именно им доверили испытание нового корабля. Между тем полёт переносился уже трижды, отсрочка достигала четырёх месяцев. В спешно доделываемом « Аполлоне» постоянно что-то барахлило — то система жизнеобеспечения, то топливные магистрали.
27 января 1967 года шла обычная тренировка в Центре космических полётов имени Дж. Кеннеди. На пусковом столе возвышалась ракета « Сатурн-1Б» с основным блоком « Аполлона». Испытатели в белоснежных скафандрах находились в головной части ракеты-носителя, в пилотируемом отсеке, где было, мягко говоря, тесновато. Связь то и дело пропадала, какие-то шумы мешали работать. Глядя на плохо закрепленные кабели на стенах и полу, Гриссом невесело пошутил:
— Ребята, если в Центре нас не слышат на расстоянии пяти миль, то как же они надеются нас услышать, когда мы окажемся в окрестностях Луны?!
Обнаружились и другие технические неполадки. Размеренный диалог между специалистами Центра и экипажем « Аполлона-1» был внезапно прерван изумлённым возгласом Роджера Чаффи:
— Небольшое возгорание в кабине! Телеэкран, показывавший работуё астронавтов, вдруг озарился ярчайшей вспышкой и мгновенно погас. Медицинские работники на своих пультах тут же отметили резкое учащение пульса у всех троих астронавтов. На дисплее неуклонно поползла вверх кривая температуры внутри « Аполлона».
— У нас пожар! — крикнул Эдвард Уайт, и в Центре многие сначала не узнали его голос, настолько он изменился.
А ещё через три секунды раздался леденящий душу вопль:
— Пожар в космическом корабле! Позднее так и не удалось определить, кто же это кричал. Стало ясно, что произошла катастрофа. В чисто кислородной атмосфере крохотной капсулы случилось самое страшное — короткое замыкание. Маленькая искра от соприкосновения электрических проводов под креслом Чаффи мигом превратилась в стену пламени. Горело всё — пульты, приборы, три фигуры в скафандрах.
Да, у них были защитные костюмы. Но, к несчастью, тогда не существовало ( да и вряд ли его создадут в обозримом будущем) универсального скафандра, спасающего от всего — от вакуума, перепадов давления, удара метеорита и от бушующего пламени во многие сотни градусов.
Врачи уже были не нужны
Конечно, астронавты пытались спастись. Двое успели отстегнуть ремни. Роджер Чаффи посторонился ( он так и остался в кресле), давая место богатырю Уайту, чтобы тому было удобней открывать люк. Вирджил бросился на помощь. Но вся беда заключалась в том, что замок люка оказался достаточно сложным, и на его открытие даже в спокойной обстановке потребовалось бы около минуты. А у них были только мгновения! Как потом выяснилось, с начала пожара до гибели астронавтов прошло всего 14 секунд.
Последним, что услышали операторы в Центре управления, стал крик Чаффи: «Мы горим! Вытащите нас отсюда!» — стон-призыв человека, который погибал из-за чьей-то нелепой ошибки. Роджер, так и не побывавший в космосе, наверное, был способен представить свою смерть в безжизненных просторах Вселенной. Но ему, вероятно, и в страшном сне не могло присниться, что он умрёт во время тренировки от случайной искры.
Позднее комиссия выяснила, что причиной смерти экипажа стал угарный газ. Трое астронавтов задохнулись. И никакие спасатели к ним не могли бы успеть.
Когда убитая горем стартовая команда комплекса 34 приблизилась к кораблю, она увидела капсулу с лопнувшей обшивкой. Стенки « Аполлона» пламя прожгло, будто ацетиленовая горелка. Ядовитый дым заполнял все отверстия погибшего корабля. Адская температура в течение пяти минут не позволяла даже прикоснуться к люку. А когда его открыли, струя раскалённого воздуха ( точнее, того, чем дышать не представлялось возможным) вынудила спасателей отступить. Ещё через минуту прибыли медики, но астронавтам, обезображенным пламенем до неузнаваемости, врачи уже были не нужны.
Спустя три дня состоялись похороны. Уайта похоронили на военном кладбище в Вест-Пойнте, Чаффи и Гриссома — на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне. Сам президент США что-то успокаивающе говорил на ухо вдовам и гладил по плечам осиротевших детей.
Конечно, специалисты НАСА ( Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства) учли горькие уроки трагедии и сделали необходимые выводы. В полётах кораблей серии « Аполлон» Америка больше не потеряла ни одного астронавта. Но раздавались голоса, утверждавшие: если бы СССР откровенно рассказал о происшествии с Валентином Бондаренко, случившемся почти за шесть лет до беды с «Аполлоном-1», то подобного можно было избежать. И Гриссом, Уайт, Чаффи стали бы сейчас почётными пенсионерами и писали бы мемуары. Однако такие заявления не выдерживают никакой критики. Во-первых, даже в годы холодной войны первые космические державы всё же сотрудничали между собой. Шёл обмен данными. Да и разведки не дремали. Поэтому в НАСА, конечно же, знали о несчастном случае с советским космонавтом. А во-вторых, даже школьникам известно, что перенасыщенная кислородом атмосфера закрытого помещения пожаро- и взрывоопасна. Утверждать, что это — новость для американских инженеров и конструкторов, по меньшей мере нелепо.
Говорят, Вирджил Гриссом примерно за год до смерти говорил буквально следующее:
— Космическая гонка и сложнейшая техника неизменно потребуют человеческих жертв. Все мы, астронавты, ходим по краю. Но самое ужасное, что может произойти после катастрофы с любым из нас — это если полёты людей во Вселенную прекратятся.
Души астронавта Гриссома и двух его товарищей, наверное, спокойны — американцы продолжили рейсы в космос и первыми достигли Луны.
Следующая пословица
Оканчивается данная пословица вот такими вот словами, а именно ", тот в огне не горит", то есть такой пословицей, человеку дается понять то, что если ему суждено погибнуть от одного зла, то другое его не возьмет.
система выбрала этот ответ лучшим
комментировать
в избранное ссылка отблагодарить
Ander t [82.8K]
более года назад
Кому суждено утонуть, тот в огне не горит. Так говорят про судьбу человека, которая уже предопределенна. Если человек должен утонуть, то он не сгорит и не умрет другой смертью - если совсем говорить буквально. Достаточно мудрая пословица, присутствует во многих языках.
Следующая пословица
Эта поговорка (английская по происхождению) - конкретно-ситуативный вариант выражения "от судьбы не уйдешь". Кому суждено одно, с ним не случится другое, исключающее первое. Сценарий нашей жизни и нашего ухода уже написан без нас, а нам остается просто жить, не бояться проблем, делать все от себя зависящее, а дальше - как Бог даст.
Следующая пословица
Евгений Петров имел странное и редкое хобби: всю жизнь коллекционировал конверты… от своих же писем! Делал он это так — отправлял письмо в какую-нибудь страну. Все, кроме названия государства, он выдумывал — город, улицу, номер дома, имя адресата, поэтому через месяц-полтора конверт возвращался к Петрову, но уже украшенный разноцветными иностранными штемпелями, главным из которых был: «Адресат неверен» .
В апреле 1939-го писатель решил, как обычно, потревожить почтовое ведомство Новой Зеландии. Он придумал город под названием «Хайдбердвилл» , улицу «Райтбич» , дом «7» и адресата «Мерилла Оджина Уэйзли» . В самом письме Петров написал по-английски: «Дорогой Мерилл! Прими искренние соболезнования в связи с кончиной дяди Пита. Крепись, старина. Прости, что долго не писал. Надеюсь, что с Ингрид все в порядке. Целуй дочку от меня. Она, наверное, уже совсем большая. Твой Евгений» .
Прошло более двух месяцев, но письмо с соответствующей пометкой не возвращалось. Решив, что оно затерялось, Евгений Петров начал забывать о нем. Но вот наступил август, и он дождался… ответного письма. Поначалу Петров решил, что кто-то над ним подшутил в его же духе. Но когда он прочитал обратный адрес, ему стало не до шуток. На конверте было написано: «Новая Зеландия, Хайдбердвилл, Райтбич, 7, Мерилл Оджин Уэйзли» . И все это подтверждалось синим штемпелем «Новая Зеландия, почта Хайдбердвилл» . Текст письма гласил: «Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования. Нелепая смерть дяди Пита выбила нас из колеи на полгода. Надеюсь, ты простишь за задержку письма. Мы с Ингрид часто вспоминаем те два дня, что ты был с нами. Глория совсем большая и осенью пойдет во 2-й класс. Она до сих пор хранит мишку, которого ты ей привез из России» .
Петров никогда не ездил в Новую Зеландию, и поэтому он был тем более поражен, увидев на фотографии крепкого сложения мужчину, который обнимал… его самого, Петрова! На обратной стороне снимка было написано: «9 октября 1938 года» . Тут писателю чуть плохо не сделалось — ведь именно в тот день он попал в больницу в бессознательном состоянии с тяжелейшим воспалением легких. Тогда в течение нескольких дней врачи боролись за его жизнь, не скрывая от родных, что шансов выжить у него почти нет. Чтобы разобраться с этими то ли недоразумением, то ли мистикой, Петров написал еще одно письмо в Новую Зеландию, но ответа уже не дождался: началась вторая мировая война.
Е. Петров с первых дней войны стал военным корреспондентом “Правды” и “Информбюро”. Коллеги его не узнавали — он стал замкнутым, задумчивым, а шутить вообще перестал.
Закончилась эта история совсем уж не забавно.
В 1942 году Евгений Петров летел на самолете из Севастополя в Москву, и этот самолет был сбит немцами в Ростовской области. На месте падения самолета установлен памятник.
Мистика – но в тот же день, когда стало известно о гибели самолета, домой к писателю пришло письмо из Новой Зеландии.
В этом письме Мерил Уизли восхищался советскими воинами и беспокоился за жизнь Петрова. Среди прочего в письме были вот такие строчки:
“Помнишь, Евгений, я испугался, когда ты стал купаться в озере. Вода была очень холодной. Но ты сказал, что тебе суждено разбиться в самолете, а не утонуть. Прошу тебя, будь аккуратнее — летай по возможности меньше”.
Стефания Гнатюк Ученик (107) 2 года назад
«Кому суждено быть повешенным, тот не рискует утонуть» — лично я помню эти слова, как реплику доктора Фергюссона из романа Жюля Верна: «Пять недель на воздушном шаре».
Остальные ответы
работнику святой инквизиции
Это английская пословица - кому суждено быть повешенным, тот не утонет (Не that is born to be hanged shall never be drowned).
Витя ГаражГуру (3719) 5 лет назад
Умная мысль
Да, эта пословица звучит "кому суждено быть повешенным, тот не утонет". Придумали пираты. К пиратам закон был суров. И море тоже.
"Кому быть повешену - тот не утонет", - так это звучало в старину по-русски. Кому принадлежали эти слова? Можно ответить, как в юмореске: "Русская народная песня. Исполняет автор" )))
что сгорит, то не утонет. Сказал один пожарный.
Не нужно заострять внимание на формулировку, но так мог сказать спасатель Малибу.
Вообще то эту фразу (кому суждено быть повешенным, тот не утонет) приписывают французскому королю Людовику 11-му прозванному Лисой.
Собиратель французского королевства (типа российского Калеты)
Собрал обратно распавшуюся Францию. Причём тоже в основном дипломатией. Практически не воевал. (как и Иван Калита)
Читайте также: