Высказывания святых отцов о милостыне
Обновлено: 28.04.2024
. Нестяжание гораздо лучше милостыни (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 43).
Не желающий же ничего сам себя, через заповедь, освобождает от всего тяжкого в нынешнем и в будущем веке. Поелику не желать иметь что-либо, чего не имеешь, — выше всякого покоя и богатства; точно так же, как и желать того, чего не имеешь, есть величайшее мучение прежде вечной муки, и таковой есть раб, хотя бы он и считал себя царем и богатым (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 90).
. Если возлюбишь нестяжательностъ, не лишишься небесного богатства (прп. Ефрем Сирин, 30, 156).
Горе вознесем ум, возлюбленный; еще немного времени, и прейдем отсюда, а яже уготовал еси, кому будут? (Лк. 12, 20) (прп. Ефрем Сирин, 30, 170).
Моль все поедает; и на гроб не оставляй своего достояния; лучшая погребальная почесть — доброе имя (свт. Григорий Богослов, 15, 363).
. Нестяжателъность приближает к небесам, освобождая нас не только от страха, забот и опасностей, но и от прочих неудобств (свт. Иоанн Златоуст, 44, 369).
Известно, что не иметь нужды во многом признается величайшим благом. но признается и то, что гораздо высшее благополучие — быть выше даже потребности иметь какую-либо собственность. Посему будем заботиться всего более о душе, о теле же, сколько нужно, а о внешнем — нисколько не станем прилагать попечения. Ибо таким образом и здесь достигнем высшего блаженства, заключающего в себе Небесное Царство (прп. Исидор Пелусиот, 60, 291—292).
. Не то, чтобы приобресть много, но то, чтобы иметь нужду не во многом, делает нас неуловимыми и приводит в совершенную безопасность; потому что приобретший много, если и не терпит обид, пребывает в сильном страхе, что может потерпеть обиду; а имеющий нужду не во многом не может даже и потерпеть обиды; а если по видимому и потерпит обиду, то останется в гораздо лучшем положении, нежели не потерпевший обиды, и большую ощутит радость, как ожидающий награды за любомудрие (прп. Исидор Пелусиот, 62, 183).
Да не подумает кто-либо, что без труда и легко достигается преспеяние в нестяжательности (прп. Нил Синайский, 72, 99).
Предел нестяжательности — так желать не иметь, как иной желает иметь (блж. Диадох, 91, 7).
. Преспеяние и нестяжательность доставляет. досуг преспевать в изучении словес Божиих. Пособие же того и другого содействует к скорому возведению целого здания добродетелей (прп. Исаак Сирин, 58, 10).
Без нестяжательности душа не может освободиться от мятежа помыслов и, не приведя в безмолвие чувств, не ощутит мира в мысли (прп. Исаак Сирин, 58, 295).
. Никто не может приобрести действительной нестяжательности, если не убедит и не уготовит себя к тому, чтобы с радостью переносить искушения (прп. Исаак Сирин, 58, 379).
Нестяжательный муж молится чистым умом; а любостяжательный во время молитвы представляет образы вещества (прп. Иоанн Лествичник, 57, 132).
Нестяжание есть. невозбраняемое путешествие, вера заповедям Спасителя; оно чуждо печали (прп. Иоанн Лествичник, 57, 132).
Он <нестяжательный> не будет говорить человеку о своей нужде, а что приходит, то принимает как от руки Господней (прп. Иоанн Лествичник, 57, 132).
Вкусивший вышних благ легко презирает земные; не вкусивший же первых радуется о стяжании последних (прп. Иоанн Лествичник, 57, 133).
Безрассудно нестяжательный лишается двоякой пользы: и настоящих благ удаляется, и будущих лишается (прп, Иоанн Лествичник, 57, 133).
Нестяжательность духовная есть совершенное бесстрастие, при коем ум удаляется от всего здешнего (авва Фалассий, 91, 325).
Кто захочет удобно отрешиться от вещей, но немалый потребен труд для отрешения от пристрастия к ним (авва Фалассий, 91, 328).
Нестяжательность не стяжешь, как должно, без бесстрастия, ни бесстрастия без любви, ни любви без страха Божия и чистой молитвы, ни этих без веры и без попечения, коими окрыляемый ум бросает долуплетущее мудрование, воспаряет в горнее и обозревает его, ища Владыку своего (прп. Феогност, 91, 386—387).
. Нестяжательность есть мать беспопечения; беспопечение — внимания и молитвы; эти — плача и слез; а эти — изглаждают все предвзятое (прежние грехи); по изглаждении же сего удобно. совершается путь добродетели, потому что тогда. совесть соделывается безукоризненною (свт. Григорий Палама, 93, 276).
Отречемся от имения нашего, чтоб стяжать способность последовать Господу нашему Иисусу Христу! (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 91).
Спросили однажды блаженную Синклитикию: «Нестяжание есть ли совершенное благо?» Она отвечала: «Точно, оно совершенное благо для могущих перенести. Ибо переносящие нестяжание хотя имеют скорбь по плоти, но спокойны душою. Как твердое белье, когда его мнут и сильнее полощут, вымывается и очищается, так и крепкая душа через произвольную нищету еще более укрепляется» (98, 19).
Авва Даниил рассказывал об авве Арсении. Пришел к нему чиновник и принес завещание одного сенатора, родственника аввы, который оставил ему очень большое наследство. Арсений, взяв завещание, хотел разорвать оное. Но чиновник нал к ногам его и говорил: «Прогну тебя, не раздирай завещания, иначе с меня снимут голову». Тогда авва Арсений сказал ему: «Он умер только теперь, а я умер еще прежде его». И отослал завещание, не приняв ничего (97, 19).
Некто просил старца принять деньги на свои нужды. Он не захотел принять, довольствуясь своим рукоделием. Когда же тот не переставал упрашивать старца принять деньги для нужд бедных, то отвечал: «Здесь будет двоякий стыд: я принимаю без нужды и тщеславлюсь чужим даянием» (98, 126).
Некто принес старцу денег, говора: «Вот тебе на твои потребности, ты состарился и болен». Старец был весь покрыт проказой. Старец же ответил: «Ты пришел отнять у меня Питателя моего, питающего меня уже в течение шестидесяти лет. Столько лет я провел в недуге моем и не нуждался пи в чем, потому что Бог доставлял мне все нужное и питал меня», — и не взял денег (106, 464).
Однажды в город Острацины, находящийся в Нижнем Египте, пришли греки раздать милостыню. Они взяли с собою приставников, дабы показывали им, кто особенно имеет нужду в подаянии. Приставник привел их к одному изувеченному,Он не захотел принять подаяние, говоря: «Вот я тружусь, плету молодые прутья и ем хлеб от трудов своих». Потом привели их к хижине одной вдовы с семейством. Когда они постучались в двери, то откликнулась ее дочь; мать в это время ушла на работу — она была портная. Они предложили дочери одежду и деньги, но она не захотела принять, говоря: «Когда ушла мать моя, то сказала мне: будь покойна, Бог восхотел, и я нашла ныне работу, теперь мы имеем пищу свою». Когда же вернулась мать, они стали ее просить принять подаяние, но она тоже не приняла, сказав: «Я имею Покровителя моего Бога, и вы теперь хотите отнять Его у меня!» Увидев такую веру ее, они прославили Бога (98, 1207).
В Лавре «Башен» жил старец, отличавшийся полной нестяжательностью. Он сам очень любил подавать милостыню. Однажды пришел к нему бедняк, прося милостыни. Старец, ничего не имея, кроме хлеба, подал его нищему, но тот возразил: «Не нужно мне хлеба. Дай мне одежду». Желая услужить бедняку, старец, взяв его за руку, привел в свою келью. Нищий не нашел в ней ничего, кроме того, что носил на себе старец. Глубоко тронутый святостью старца, нищий развязал свой мешок, вынул из него все, что имел, и положил посреди кельи, сказав: «Возьми это, добрый старец! А себе я найду, что мне нужно, в другом месте» (102, 15).
Пришел однажды в Скит неизвестный человек. Он принес с собою много золота и просил настоятеля пустыни раздать золото братии. Пресвитер отвечал: «Братия не нуждается в этом». Но принесший был очень важным человеком и убедительно просил исполнить его желание. Уступив ему, пресвитер предложил поставить ящик с златницами при входе в церковь. Выходя из храма, никто из братии не только не прикоснулся к златницам, но даже и не взглянул на них. Старец сказал вельможе: «Бог принял твое приношение. Поди раздай златницы нищим». Вельможа покинул Скит с большой пользою для своей души (106, 463).
Однажды младшая Мелания прислала пресвитеру Дорофею — бессребренику — пятьсот златниц и просила его раздать их тамошним братиям. Но он, взяв три златницы, остальные переслал отшельнику Диоклу, мужу многозначительному, сказав: «Браг Диокл умнее меня и с пользою может распорядиться ими, потому что лучше меня знает, кому действительно нужно оказать помощь, а мне довольно и этих» (101, 237).
Авва Феодор Фермейский имел у себя три хорошие книги. Пошел он к авве Макарию и говорит ему: «Вот у меня есть три хорошие книги, и сам я получаю из них пользу, и братия употребляют их и получают назидание; скажи, что нам полезнее сделать: оставить ли их у себя для собственной пользы и для пользы братий или продать их и полученное раздать нищим?» Старец сказал в ответ: «Первое хорошо, но нестяжательность всего лучше». Услышав это, Феодор пошел и продал книги, а деньги раздал нищим (97, 231).
Авва Исидор Пелусиот рассказывал нам следующее: «Во время пребывания моего на Синайской горе был там брат подвижник, весьма красивый собою. В церковь приходил он в ветхой короткой коленной мантии, которая была вся в заплатах. Видя его в таком одеянии посреди множества братий, однажды я сказал ему: «Брат! Ты видишь, что вся братия присутствуют в церкви в приличном одеянии, подобно Ангелам, почему же ты приходишь всегда в такой одежде?» Он отвечал: «Авва! Прости меня, у меня нет другой одежды». Я пригласил его в мою келью, дал ему левитон и все, в чем он нуждался. С этого времени он одевался, подобно прочим братиям, и был вид его, как вид Ангела.
Как-то пришлось отцам послать к императору десять братий по одному делу. В число отправляемых отцы включили и этого брата. Услышав об этом, он пал пред ними и сказал: «Простите меня, ради Господа, я раб одного из тамошних вельмож: если он узнает меня, то снимет с меня монашество и принудит снова вступить в услужение себе». Отцы, поверив сказанному, оставили его. Впоследствии же сделалось известным от одного посетителя, коротко знавшего этого брата, что в мирской жизни он имел сан епарха, но сказал так о себе, чтоб остаться в неизвестности и не произвести молвы между людьми. С такою тщательностью избегали отцы славы мира сего и удобства временной жизни» (106, 306).
В одном монастыре вся братия кормилась от труда рук своих. Игумен не принимал от приходящих ни пищи, ни одежды, ни денег и, как вполне преданный Богу, говорил им: «Возьмите свое и оставьте нас Христу, да Он печется о нас! На осуждение нам послужит то, если будем тешиться от чужих трудов». Пока мыслил и говорил так игумен, до тех пор Бог его любил, и власть дана была ему над бесами, и слава о его добродетели далеко шла. Но лишь только оставил любовь к нестяжанию, произошло вот что. Слава о добродетельной жизни игумена дошла, наконец, до царя. Царь пригласил его во дворец и беседовал с ним, много пользы от него получил и, отпуская, стал давать ему золото. Не устоял старец против соблазна: взял царский дар и, возвратившись в монастырь, нашел, что всего у него недоставало. И вот начал он покупать имения, волов, ослов; призывал наемников. А между тем, заботясь о земном, от Бога становился все дальше и, наконец, совсем лишился Его благословения.
Так, был приведен к нему бесноватый, по обычаю, да изгонит беса. И вот старец говорит: «Выйди из создания Божия». «Нет, уже не послушаю тебя больше», — отвечает бес. «Почему?» — спросил игумен. «Потому, — сказал враг человеческого рода, — что ты ныне уже и сам один из близких к нам. Ты и сам ведь, вдавшись в печаль житейскую, забыл Бога, и потому не выйду, теперь и силы на меня ты не имеешь» (112, 124).
Читайте также: