Высказывания кураева об агейкин
Обновлено: 04.11.2024
вот две фотографии:
пиарщик и пресс-секретарь Николая Романова (бывшего схиигумена Сергия) Всеволод Могучев оказался масоном.
на фото Могучев - во втором ряду строго по центру.
Православный интернет возмутился и осудил.
и вот второе фото:
10 июня 2019 года представители Великой масонской Ложи России во главе с великим мастером Андреем Богдановым в присутствии великого мастера Ложи Испании и Исполнительного Секретаря Всемирной Конференции масонских лож Оскара де Альфонсо Ортега с супругой, освятили в Елоховском Богоявленском соборе две иконы для масонского храма в Полтавке.
Обряд освящения икон лично совершил настоятель Елоховского собора протоиерей Александр Агейкин.
Именно тогда я впервые публично назвал Агейкина тупицей:
Уважаемый московский епархиальный суд этого не заметил. Он вообще не интересовался, какие именно действия "пострадавших" вызывали те или иные оценки с моей стороны.
Зато когда я повторил эту характеристику в отношении уже мертвого Агейкина - суд решил создать небывалый прецедент. Он решил судить за слова, сказанные не просто о священнике, но об уже мертвом священнике. То есть за посмертное оскорбление пресвитерского величества.
Живые не могут находиться в юридических спорах и отношениях с мертвыми.
И все же, хотя я одинаково отзывался и о живом и об уже мертвом масонолюбце Агейкине, суд подвел этот мой посмертный отзыв под 56-е апостольское правило: "Если кто из причта досадит пресвитеру или диакону: да будет отлучен от общения церковного".
Если бы я меня было больше вкуса к конспирологии, я бы сказал, что суд надо мной - это умно-коварная масонская месть мне. Крайняя альтернатива такому мнению была озвучена министром Лавровым. Но я не экстремист.
***
Может, кто-то сравнит две фотографии и найдет одинаковые лица.
Завещание протоиерея Александра Агейкина
Раз патриарх не дает упокоиться памяти о нем, вспомним и мы его кредо:
Вы путаете понятия - Церковь, как сообщество верующих, объединенных единством веры и административный аппарат такового объединения! Мнение, что сообщество верующих может обойтись без административного аппарата и церковной иерархии, мягко говоря, заблуждение. А обзывающий Церковь, в лице ее административного аппарата, хочет он того или нет, хулу на Церковь возводит.
Отождествление Родины с начальством нам хорошо знакомо. Человек, который ходит по чужим беседкам, называя их "помойками", ради декларации такого тезиса. Найдите сами подходящую характеристику. Я свою уже сказал.
Значит, когда этот "административный аппарат" косячит, они кричат - "это просто человек, чиновник, это не Церковь". Но если на него посмотреть не-льстиво, начинается крик - "Как вы смеете так о Церкви!"
Поскольку Агейкин посетил "помойку" Забежинского, вот свежий текст на ту же тему оттуда:
КАК ИЗ ДОМА БОЖЬЕГО ПЫТАЮТСЯ СДЕЛАТЬ ЛАГЕРЬ
Я не понимаю, почему думать о Церкви и задавать вслух возникающие вопросы – дурно.
Вот я живу в большом многоквартирном доме. Это родной мне дом. Я очень люблю его. И от этого у меня возникают вопросы:
«Не следует ли помыть окна на лестнице?»,
или «По-моему, от Генерального Управляющего нашего дома нашему дому часто больше проблем и забот, чем пользы. Не стоит ли ему на это указать?»,
или «При большом количестве вполне нормальных, честных и искренних управляющих подъездами и поставленных ими старших по лестничным клеткам, некоторые из них все же ведут себя как неприкрытые корыстолюбцы. Впаривают нам, жителям нашего дома, какие-то ничтожные услуги по неумеренным ценам, и на все просьбы отчитаться, куда девают полученные деньги, твердят, что отчитываться не намерены, так как тратят их «по любви». Не стоит ли их вразумить для начала этих корыстолюбцев? Может, от этого и в доме что-то поменяется к лучшему?»
При этом советы типа, Вы, уважаемый, лучше плачьте о своих грехах, а потом уже обсуждайте, чистые ли у нас окна, корыстолюбивы ли наши работники, а также насколько эффективен наш управляющий, не кажутся ли вам идиотскими, простите?
Еще хуже у нас с вопросами основоположными. Ты начинаешь спрашивать.
- А каков фундамент нашего дома? На чем он стоит? Из чего он сделан? Какова квалификация тех, кто его создавал? Все ли при этом учли? А стены? Из чего они? Не обветшали ли? Не было ли за многие века эксплуатации допущено ошибок? Неточностей? Заблуждений? А внутренние коммуникации? Каково их состояние?
Тебе тут же говорят:
- Все. Ты хочешь разрушить дом.
Ты говоришь:
- Нет-нет, я ни на чем даже не настаиваю. Просто, может, провести дефектацию? Потому что вдруг пора уже подложить новые кирпичи взамен вывалившихся. Поменять коммуникации, которые за столетия подистлели. Да вот еще краска поистерлась, покрасить можно, ржавчину и грибок почистив предварительно. И уже, кстати, время водопровода, новых технологий отопления, да и канализация давным давно в ходу.
А тебе опять:
- Ты хочешь разрушить дом! Канализация? Нет. Мы не выносим ничего из дома.
Ты кричишь уже:
- Погодите! Ну, хотя бы обсудим. Простое человеческое общение. Почему вы запретили площадку во дворе, где жильцы собирались по вечерам? Почему на весь дом осталась только одна разрешенная радиоточка? Почему те несколько независимых когда-то сайтов, которые открыто писали о проблемах нашего дома, перестали печатать мнения острых неравнодушных авторов? Почему вы любого из своих служащих, который занимает хоть какую-то должностишку, за то, что он выскажет вдруг свое независимое от вас мнение о состоянии дел в нашем доме, сразу перебрасываете на другие объекты, где и семью им не особенно прокормить? Как вы довели население нашего дома до такого состояния, что они боятся в открытую даже вопросы задавать? Почему в нашем доме всякое общение о несогласии с официальной позицией управляющего происходит как при советской власти, на кухнях, при закрытых дверях? Что вы делаете из нашего дома? Лагерь?
"Собеседник"
– Как вы планируете свою жизнь дальше, будучи запрещенным к служению? – спросил «Собеседник.ру» о. Андрея.
– Я вообще особо ее не планирую, а тем более в условиях мора. Пока что ничего в моей жизни особо не меняется.
– Как не меняется, если у вас служб теперь нет?
– Я и так всю свою диаконскую 30-летнюю жизнь был заштатным. Приходил в храм, когда было желание, по воскресеньям и праздникам. И сейчас могу приходить. В этом смысле ничего не меняется. Единственное, чего теперь не могу делать, это говорить «паки и паки Господу помолимся». А вот быть на службе в алтаре, причащаться «по диаконскому чину» могу – ведь сана я не лишен.
– А чем для вас может обернуться церковный суд?
– Чем угодно. Потому что этот предстоящий суд – фикция. Для этого суда вообще ничего не значит, какие именно аргументы будут у меня или у него. Патриарший суд это не более, чем оформление приказа Патриарха. А какие планы у Патриарха, я не в курсе.
– Вас могут отлучить от церкви?
– Нет. В церкви есть отголосок римского права: «за одно преступление не наказывают дважды». Поэтому за одно и то же деяние мирянина отлучают, а клирика просто лишают сана.
– От вас чего-то ждут? Покаяния?
– Мне не было сообщено никаких намеков или комментариев. Точнее говоря, мне вообще ничего не было сообщено ни устно, ни письменно. Кстати говоря, Указ Патриарха довольно странный. Ну хотя бы взять то обстоятельство, что он был опубликован без номера. Предыдущий опубликованный указ, как и положено, носит номер (Указ № У-02/48 от 22 апреля 2020 года»), а мой – нет. В нем не указаны каноны (то есть статьи церковного закона), на основании которых налагается наказание. Не указывается и срок запрета. И даже не перечисляются мои вины («учитывая Ваши предыдущие деяния, относительно которых поступали жалобы на мое имя»).
– То есть, не исключено, что это всего лишь устное предупреждение вам смириться?
– Нет, думаю, что номер со временем проставят. Просто очень торопились почему-то. Невтерпеж было.
– В последнее время в РПЦ постоянно происходят какие-то скандалы, возникают странные инициативы. При Патриархе Алексии такого не было. Это результат курса Патриарха Кирилла?
– Я об этом говорю уже в течение восьми лет.
Поэтому эта нервозность (если не сказать истеричность, кстати, вполне понятная в условиях строгой самоизоляции) сайта патриархии и его хозяев вытекает вовсе не из моего комментария на кончину Александра Агейкина. Просто у нас с Патриархом принципиальные расхождения богословско-этического уровня. Понимаю, что из церковных уст тут же посыплется – «как он посмел говорить «нас с Патриархом»? Кто он такой?!». Ну, просто я тот, указы и статьи о котором публикуются на лично-официальном сайте самого патриарха…
В истории Византийской церкви I тысячелетия никогда не было дискуссии на темы церковной этики. Были споры о Христе, о догматике, об иконах, о вот о том, как понимать Христовы заповеди дискуссий не было. Впрочем, в XVI в. в России была дискуссия между нестяжателями и иосифлянами. Там было два вопроса: может ли монастырь иметь крепостных, и можно ли сжигать еретиков. Победила точка зрения, что всё можно, конечно. Больше никаких этических дискуссий не происходило.
Сейчас мы живем в мире, в котором есть определенная свобода высказывания и дискуссии. И вот оказалось, что у меня и у Патриарха разное представление о том, что есть голос церковь, что есть благо для церкви, а что ей, напротив, вредно.
И дело не в личности. Здесь, я бы сказал, в некотором смысле просто классовая предопределенность. Потому что человек во власти, который на горе, всегда видит мир несколько иначе, чем тот, кто внизу. Это тоже вполне понятно. Но обычно те, кто внизу, должны помалкивать. А те, кто наверху, считают: они не просто наверху горы, они и есть гора. И что слово Патриарха – это слово церкви и даже слово Бога.
А я с этим не согласен. И не скрывал этого.
– За что, получается, сейчас и расплачиваетесь.
– Возможно, и так. Видите ли, мой список недоумений, вопросов, несогласий открыт, я 8 лет об этом открыто пишу и говорю и в своем блоге, и в интервью, и в недавно вышедшей книге «Византия против СССР». А вот список встречных претензий Патриарха ко мне пока закрыт.
– В общем, дискуссия в РПЦ не приветствуется?
– По большому счету Патриарх вчера своей рукой разбил рекламную витрину своей же церкви. Рекламный билборд, я бы сказал.
Дело в том, что когда какой-нибудь миссионер или апологет московской Патриархии обращался к более-менее взрослым и осведомленным людям с призывом: «Войдите в наши ряды», в ответ он нередко слышал: «Что-то ваши ряды слишком уж стройные, слишком казарменные, подравненные; а в казарму, как и во вторую КПСС, как-то не хочется идти».
В ответ умный апологет мог сказать: «Это не так, мы не армия. Мы – семья. У нас допускается разнообразие мнений. Нам главное – единство во Христе, а по остальным вопросам мы можем быть различны. Вон, посмотрите, что Кураев себе позволяет. И Патриарх его не трогает».
До 29 апреля можно было так говорить. С 29 апреля этот аргумент уже не работает. Теперь уже все четко. Армия со своим главным воинским храмом, где Сталин на мозаике.
– Получается, что сейчас вы в находитесь в подвешенном состоянии?
– Никакой подвешенности. Уверяю вас, я твердо стою на ногах… И внутренне я тоже совершенно спокоен. Пять генераторов моего счастья работают круглосуточно, и они рядом со мною. Это я о внучатах. И вообще я верю в то, что всё, что приходит в мою жизнь помимо моей воли – это весточка от Бога. Пока всё приходило удивительно вовремя.
Читайте также: