Святые о счастье высказывания
Обновлено: 21.11.2024
. Делом исполнить какую-либо заповедь с радостью, во славу Божию, — вот что есть радость о Господе (прп. Антоний Великий, 89, 131).
Тебя по временам и редко посещает сия радость, по смотрению Божию, чтобы малое ее вкушение приводило тебе на память, чего ты лишился; а в праведнике постоянное божественное и небесное веселие, потому что в нем несомненно обитает Дух; первый же плод духа есть любы, радость, мир (ср.: Гал. 5, 22). Итак, радуйтеся, праведнии, о Господе (Пс. 32, 1). Господь для праведных есть как бы вместилище, вступившему в которое, по всей необходимости, должно благодушествовать и веселиться. И праведный делается местом для Господа, приемлющим Его в себя. Посему, пребывая в самом Господе и, сколько можем, созерцая чудеса Его, из созерцания сего будем таким образом приобретать сердцем своим веселие! (свт. Василий Великий, 5, 228).
Апостол. приглашает всегда радоваться не всякого, но того, кто подобен ему самому, не живет уже во плоти, но имеет живущего в себе Христа; потому что общение с Высочайшим из благ никак не допускает сочувствия с тем, что беспокоит плоть (свт. Василий Великий, 8, 46).
. А надежда воскресения, а наслаждения ангельскими благами, Царство на небесах, обетованные блага, превосходящие силу разумения и слова! Как же всего этого признавать достаточною причиною к непрекращающейся радости и к непрестанному веселию (свт. Василий Великий, 8, 47-48).
<Разве> тот, кто пресыщает чрево, забавляется звуками свирели, возлежит на мягком ложе. проводит жизнь, достойную радости? . Имеющим ум прилично о нем плакать, ублажать же должно тех, которые настоящую жизнь проводят в надежде будущего века и настоящее обменивают на вечное (свт. Василий Великий, 8, 48).
Соединившиеся с Богом, хотя пребывают в пламени, как три отрока в Вавилоне, хотя заключены вместе со львами, хотя поглощены китом, должны и нами быть ублажаемы, и сами проводить жизнь в радости, не скорбя о настоящем, но увеселяясь надеждою на уготованное нам впоследствии (свт. Василий Великий, 8, 48).
. Надежда делает <так>, что радость обитает в душе добродетельного (свт. Василий Великий, 8, 48).
Радование о совершившемся по заповеди Господней во славу Божию есть радость о Господе. Посему, когда исполняем заповеди Господни, или терпим что-либо за имя Господне, тогда должны мы радоваться и сорадоваться друг другу (свт. Василий Великий, 9, 259).
. Кого не возмущает ни один порок, сопровождает же всякая добродетель и все, что есть прекрасного, тот справедливо может веселиться непоколебимым и нескончаемым веселием, потому что веселие — спутник добродетели и благости (свт. Василий Великий, 9, 328).
Блажен, кто всегда исполнен духовной радости и неленостно несет благое иго Господне; потому что будет он увенчан во славе (прп. Ефрем Сирин, 30, 526).
. Когда у нас радость, будем ждать скорби, чтобы при избытке радости не забыть о слезах (прп. Ефрем Сирин, 30, 604).
Идущий. путем Христовым всегда радуется и веселится о Духе Святом, ожидая блаженного упования великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа (прп. Ефрем Сирин, 31, 223).
Почему. радость на небесах бывает больше о грешниках, приносящих покаяние, чем о праведниках, которые не согрешили? Потому что радость обыкновенно бывает после печали. Итак, поелику печаль бывает у тех, кои согрешили, то пусть будет и радость (им), когда они раскаиваются (прп. Ефрем Сирин, 37, 209).
Если желаешь радости, не ищи ни денег, ни телесного здоровья, ни славы, ни власти, ни веселия, ни роскошных трапез, ни шелковых одежд, ни многоценных полей, ни блистательных домов и ничего другого тому подобного, но устремись к любомудрию по Богу и держись добродетели; тогда ничто ни из настоящего, ни из ожидаемого не сможет опечалить тебя (свт. Иоанн Златоуст, 45, 209).
Радость. духовную и разумную производит не что иное, как сознание добрых дел, — посему, кто имеет добрую совесть и такие же дела, тот может постоянно праздновать (свт. Иоанн Златоуст, 45, 504).
. Духовная радость честно и благоприлично приводит душу в единение с Богом, наполняет сладостью также и тех, кто находится с таким человеком в сношениях (свт. Иоанн Златоуст, 45, 905).
. Сильная радость часто сопровождается такими же последствиями, какими и чрезмерная скорбь. (свт. Иоанн Златоуст, 47, 696).
. Радость по Богу бывает продолжительна и тверда, надежна и постоянна, не нарушается никакими неожиданными обстоятельствами, но еще более возвышается от самых препятствий (свт. Иоанн Златоуст, 48, 46).
Праведники становятся блаженными вследствие своей радости. Они не услаждаются никакими житейскими благами, а одним только Богом. (свт. Иоанн Златоуст, 48, 934).
Веселие же и радость суть умножение скорби. Остерегайся думать о радости, которая есть причина слез. Те, которые среди таких слез охватываются радостью, никогда не будут иметь здравия души (свт. Иоанн Златоуст, 49, 274).
Подобно тому как бесконечен Бог, так и радость, которая исходит от Бога, бесконечна; она всегда течет, всегда цветет и никогда не иссякает; нечестивые же лишены такой радости (свт. Иоанн Златоуст, 49, 281).
Если кто радуется о благах <земных>, то радость его бывает временна: когда богатство его истощится, то вместе с ним исчезнет и радость. Подобно тому как свежие весенние цветы бывают приятны для глаз, а поблекшие неприятны, таким же образом и богатство отнимает радость от ума и, может быть, само первое отойдет от нас, или мы от него. Иной, может быть, будет радоваться из-за прекрасной жены, но и она — владение непрочное, радость временная, веселие преходящее, соединенная со многими огорчениями и подозрениями: потому-то эта радость временна. Но если ты полюбишь Господа, то милосердие Его будет вечным. (свт. Иоанн Златоуст, 49, 367).
. Если мы желаем наслаждаться радостью, то больше всего иного будем избегать порока и станем следовать добродетели, потому что иначе невозможно достигнуть радости, хотя бы мы взошли даже и на царский престол (свт. Иоанн Златоуст, 52, 495).
. Радуйся успехам брата, и вот — Бог прославляется и через тебя, и все скажут: благословен Бог, имеющий таковых рабов, свободных от всякой зависти, взаимно радующихся счастью друг друга (свт. Иоанн Златоуст, 52, 558).
Радость. по Богу сильнее всякого оружия, и кто имеет ее, того ничто не может привести в уныние и малодушие; напротив, он все переносит мужественно (свт. Иоанн Златоуст, 53, 466).
Настоящая <земная> радость всегда смешана с печалью и никогда не бывает чистою; а та <вечная> радость действительная, непритворная, не заключающая в себе ничего неискреннего, не имеющая никакой примеси. Получить ее возможно не иначе, как избирая здесь не приятное, но полезное, и даже испытывая некоторую скорбь добровольно, и с благодарностью перенося все случающееся (свт. Иоанн Златоуст, 55, 143).
Вознамерившимся охранять человеческое благородство, видя быструю изменчивость естества, надлежит ограничивать неумеренность радости и не предаваться слишком и печали, и радости; потому что одна, если не будет срастворяема рассудительностью и обуздываема благоразумием, ведет к смерти; а другая, если не наложены на нее бразды ожидаемой перемены, доводит до падения и нарушения благоприличий (прп. Исидор Пелусиот, 61, 235—236).
Бывает иногда, что неумеренная радость больше печали вредит душе, потому что радость окрыляет душу, делает ее неблагоразумною и приводит в забвение своего естества, а печаль смиряет самомнение, низлагает надменность, напоминает о нашем естестве и побуждает к добродетели. Посему надлежит быть выше и радости, и печали; и нашествие той и другой переносить умеренно и разумно (прп. Исидор Пелусиот, 62, 392—393).
Людей переменчивых и нетвердых и радость, и печаль выводят из надлежащего состояния, одна окрыляя и возбуждая к буйству, а другая унижая и делая робкими. Людей же твердых, непоколебимых, стоящих на прочном основании благоразумия, ни радость, ни печаль не выводят из должного состояния; потому что усмиряют скакания одной как бы уздою какою, сдерживая помыслом, и оказываются победителями другой, ограничивая ее неумеренность (прп. Исидор Пелусиот, 62, 411).
Если душа неколеблющимся и немечтательным движением воспламенится к любви Божией, влеча некако в глубину сей неизреченной любви и самое тело, — в бодрствовании ли то. или при погружении в сон воздействуемого святою благодатию подвижника, между тем как душа совершенно ни о чем другом не помышляет, кроме того одного, к чему возбуждена, — то ведать надлежит, что это есть действо Святаго Духа. Будучи вся преисполнена приятных чувств от неизреченной оной божественной сладости, она и не может в ту пору помышлять ни о чем другом, а только чувствует себя обрадованною неистощимою некоею радостью. Если же при таком возбуждении ум восприимет колебание некое сомнительное, или нечистое какое помышление, и если при сем святым Господним именем будет пользоваться для отвращения зла, а не паче по одной любви к Богу, — то ведать надлежит, что утешение то — от прельстителя, и есть только призрак радости. Радость такая совне навевается, и является не как качество и постоянное расположение души; видимо, тут враг хочет опрелюбодействовать душу. Видя, что ум начинает проявлять верную опытность своего чувства, он и своими некими утешениями, кажущимися благими, подступает утешать душу, в ожидании, что она, будучи развлекаема этою блажною мокротною сластью, не распознает своего смешения с обольстителем. По сим признакам можем мы распознавать духа истины и духа лестна (1 Ин. 4, 6). Никому, впрочем, невозможно ни Божественной благости чувством вкусить, ни горести бесовской ощутительно испытать; если кто не удостоверится в себе, что благодать во глубине ума его сотворила себе обитель, а злые духи гнездятся негде окрест членов сердца. Бесы же отнюдь не хотят, чтобы люди как-нибудь удостоверялись в этом, дабы ум, верно зная это, не вооружался. непрестанною памятью о Боге (блж. Диадох, 91, 24—25).
Радость о Боге крепче здешней жизни: и кто обрел ее, тот не только не посмотрит на страдания, но даже не обратит взора на жизнь свою: и не будет там иного чувства, если действительно была сия радость (прп. Исаак Сирин, 58, 165).
Рукою смирения отвергай приходящую радость как недостойный ее, чтобы не обольститься ею, и не принять волка вместо пастыря (прп. Иоанн Лествичник, 57, 85).
С самого начала, когда младенец начнет познавать отца своего, он весь бывает исполнен радости и печали; радости, потому что опять зрит вожделенного; а печали, потому что столь долгое время лишен был видения любезнейшей ему красоты. Матерь также иногда скрывает себя от младенца и, видя, с какою скорбию он ищет ее, веселится; и таким образом учит его всегда прилепляться к ней и сильнее воспламеняет любовь его к себе. Имеяй уши слышати да слышит (Мф. 13, 9), глаголет Господь (прп. Иоанн Лествичник, 57, 85—86).
Для вкушения духовного радования душе недостаточно одного покорения страстей, если не стяжет и добродетелей через исполнение заповедей (прп. Максим Исповедник, 91, 234).
. Радуйтесь, чада мои, радуйтесь, не видимое имея в виду, а невидимое, ибо видимое временно, а невидимое вечно (прп. Феодор Студит, 92, 141).
. Радость есть признак совершения всякой правды. (прп. Феодор Студит, 92, 566).
. Все, что есть в теле <человека> и в мире сем, покроет земля и поглотит смерть; а радости <Божественной>, которую приял он, по причине здравия души своей, ничто такое не может взять от него, потому что она не от мира сего. Эта радость породилась в нем не от славы человеческой, ни от богатства многого, ни от здравия телесного, ни от похвал людских, ни от другого чего, сущего под небесем, но уготовилась горькою болезнию души его и сретением действа Святаго Духа Божия, сущего превыше небес. Почему смерть не будет иметь над нею власти, потому что в ней не найдется ничего достойного укора, но будет она как очищенное вино, которое против солнца светится насквозь, и чистейше являет цвет свой, и радует и осиявает лице того, кто пьет его против солнца (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 176).
Внимай еще, как бы не пострадать чего из-за обильной радости духовной и умиления; а постраждешь, если подумаешь, что они суть плод собственного твоего труда, а не благодати Божией, потому что за это они взяты будут от тебя, — и ты много поищешь их в молитве, и не обрящешь, и узнаешь, какое потерял ты дарование благодати (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 578).
Радость не совне, а из всего строя нравственно-религиозного. Для нас, христиан, она зарождается исповеданием великих благ от рождения Сына Божия плотию. (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 106).
Хочешь радоваться? — понеси прежде крест. Радость — цель; крест — средство (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 88, 96).
. Без крестоношения нет истинных радостей (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 88, 96).
Оттого и не стало у человека радости жизни, что стал жить не настоящий человек, а иной греховный человек, которому несвойственно радоваться (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 88, 97).
. Для того чтобы возвратить нам себе радость жизни, надобно умертвить в себе сего греховного и пришлого человека (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 88, 98).
Лица иноков обители аввы Аполлония сияли дивным веселием и радостью — неким божественным восторгом, какого не встретишь у других людей на земле. Мы не видели там ни одного печального лица. Если же кто-либо иногда казался омраченным скорбью, авва Аполлоний тотчас спрашивал о причине печали. И часто, при нежелании брата открыть причину скорби, он сам открывал, что таилось у него в душе, как приходилось сознаваться в этом испытавшему на себе прозорливость аввы. Тогда он начинал увещевать его, что вовсе не должно быть места скорби у тех, для кого спасение — в Боге и надежда — в Царствии Небесном. «Пусть предаются скорби язычники, — говорил он, — пусть плачут иудеи, пусть рыдают грешники — праведным прилична радость! Если уж те, кто любит все земное, радуются тленным ненадежным предметам — нам ли не гореть восторгом, если мы только подлинно ожидаем небесной славы и вечного блаженства. Не этому ли учит нас Апостол: всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, о всем благодарите (ср.: 1 Сол. 5, 16-18)» (99, 50).
Однажды, видя преподобного Григория Синаита выходящим из своей кельи с радостным лицом, один брат в простоте сердца спросил его о причине радости. Как чадолюбивый отец, преподобный Григорий ответил так: «Душа, прилепившаяся к Богу и снедаемая любовию к Нему, восходит выше творения, живет выше видимых вещей и, наполнившись вся желанием Божиим, никак не может укрыться, ведь и Господь обещал ей, говоря: Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф. 6, 6), и опять: да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех (Мф. 5, 16); ибо тогда сердце прыгает и веселится, ум бывает весь в приятном волнении, лицо весело и радостно, по словам мудрого: сердцу веселящуся, лице цветет (Притч. 15, 13)» (95, 324—325).
Преподобный Серафим Саровский как-то открыл своему собеседнику: «Однажды я молил Господа, чтобы Он ввел меня в общение с Ним и показал бы мне Свои небесные обители. И Господь не лишил меня Своей милости. Он исполнил мое желание и прошение; вот я восхищен был в эти обители, только не знаю, с телом или вне тела. Бог весть — это непостижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я вкушал там, сказать невозможно». После продолжительного молчания, вздохнув от глубины души, преподобный Серафим сказал: «Ах, если бы ты знал, какая радость, какая сладость ожидает душу праведного на небе, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения и клеветы с благодарением. Там нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. Там радость и сладость неизглаголанные, там праведники просветятся, как солнце. Но если такой небесной славы не мог изъяснить и сам апостол Павел, то какой же другой язык человеческий может изъяснить славу и красоту горнего селения, в которой водворяются праведных души» (112, 506).
Мать Синклитикия говорила: «Много подвигов и трудов предстоит приходящим к Богу, но за ними — неизглаголанная радость. Желающие разжечь огонь сначала задыхаются от дыма и испускают слезы, а потом уже достигают, чего ищут; так и мы должны воспламенять в себе Божественный огонь со слезами и трудами. Ибо Писание говорит: Бог наш огнь поядаяй есть (ср.: Евр. 12, 29) (98, 11).
Когда святому Пахомию Афонскому сообщили, что турецкое правительство решило предать его смерти, он с радостью, прославляя Бога, выслушал эту весть и следующую ночь провел в славословии и молитвенном подвиге.
Утром, в суде Пахомий с прежним дерзновением исповедал Господа Иисуса, за что и был отдан исполнителям смертного приговора. Множество турок и христиан следовали за ним, когда связанного повлекли его на место казни. Турки неистовствовали над страстотерпцем, оплевывая и понося его, а христиане шли, чтобы увидеть его блаженную кончину. Святой Пахомий, достигнув места казни, в тайной молитве за всех преклонил колена. Палач стал уговаривать его не губить своей жизни, отречься от Христа и наслаждаться земными благами, которые дает ему Магомет и его верные рабы. «Делай то, что тебе приказано, — отвечал святой Пахомий, — и не теряй напрасно времени». Палач отсек ему голову и Пахомий получил славный венец мученичества (95, 146).
Читайте также: