Продолжите фразы советская власть объявила церковь и религию
Обновлено: 04.11.2024
В последнее время часто можно слышать разговоры о том, что Владимир Ленин в отличие, например, от Иосифа Сталина недооценивал роль Церкви и считал любую религию «труположеством». Знаменитая цитата из письма 1913 года Максиму Горькому «о синем и желтом черте» для многих закрыла тему отношения вождя мирового пролетариата к Церкви и религии. Между тем, в дореволюционных статьях Владимира Ульянова и в воспоминаниях о нем можно найти много интересных фактов, позволяющих объяснить политику советской власти по отношению к Церкви.
Начнем с того, что ленинские статьи о христианстве не содержат критики Евангелия или церковных догматов. В отличие от Карла Маркса, подробно разбиравшего мнимые противоречия в евангельском повествовании о родословной Христа, Ленин не разменивается на такие «мелочи». Для него не существовало проблемы исторического Иисуса, поскольку не существовало проблемы существования Бога или религиозных исканий.
Религия по Ленину — всего лишь способ обмануть трудящихся и возможность для богатых держать в покорности бедных. Не случайно на полях Гегеля Владимир Ульянов оставляет почти неприличные надписи, касающиеся Бога, которые Владлен Логинов, автор книги «Неизвестный Ленин» сравнивает с разочарованием болельщика от неверного действия игрока любимой команды:
«И когда Гегель еще и еще раз в этой опубликованной работе пишет, что размышления Эпикура — „жалкие мысли“, ибо нет в его картине мира места для бога, для „мудрости творца“, Ленин срывается, как срывается болельщик, когда его любимый нападающий с десяти шагов бьет мимо ворот. И на полях конспекта, после нескольких десятков реплик — „Замечательно верно и глубоко“, „Очень верно и важно“, „Очень хорошо и образно“, „Умно и остроумно“ появляется запись: „Бога жалко! Сволочь идеалистическая!“. Это никогда не предназначалось для печати и было лишь сугубо личным эмоциональным выражением досады на великого и почитаемого философа, позволившего себе столь мелкое высокомерие».
Как видим, Владимир Ульянов не слишком чтил авторитеты и мог позволить себе эмоциональные высказывания, связанные с проблемами соотношения идеализма и материализма. Правда, продолжая конспектировать Гегеля, Ленин оставляет и другое замечание, которое выдает в нем интерес к умным противникам: «Умный идеализм ближе к умному материализму, чем глупый материализм». К чести основателя советского государства следует сказать, что он стремился переубедить оппонента словами, но уж в полемике не щадил никого.
Отметим, что самые «скучные» статьи о религии Владимир Ульянов пишет, размышляя о теории идеализма и материализма, об абстрактных понятиях. Напротив, как только речь заходит о конкретных представителях Православной Церкви, о деятельности духовенства в дореволюционной Думе, о социально-экономической роли религии в обществе, Ленин преображается, и из-под его пера выходят интересные наблюдения.
В статье «Классы и партии в их отношении к религии и церкви» Ленин говорит о том, что Церковь страдает клерикализмом. Такой вывод он сделал, анализируя речь епископа Евлогия (Георгиевского), в которой были такие слова:
«Кто может поручиться за то, что бюджетная комиссия, выразившая в настоящем году пожелание подчинить их (церковные средства) государственному контролю, в следующем году не выскажет пожелания переложить их в общегосударственное казначейство, а затем и совсем передать заведование их из власти церковной к власти гражданской или государственной. Церковные правила говорят, что если вверены епископу души христианские, то тем более должны быть вверены церковные имущества… Ныне стоит перед вами (депутатами Думы) ваша духовная мать, святая православная церковь, не только как перед народными представителями, но и как перед своими духовными детьми».
Справедливое опасение православного иерарха о том, что государственный контроль над деятельностью Церкви может привести к ухудшению положения верующих (Ленин потом убедительно докажет правоту этого суждения, придя к власти) под пером Ульянова превращается в гимн крепостничества:
«Перед нами — чистый клерикализм. Церковь выше государства, как вечное и божественное выше временного, земного. Церковь не прощает государству секуляризации церковных имуществ. Церковь требует себе первенствующего и господствующего положения. Для нее депутаты Думы не только — вернее не столько — народные представители, сколько „духовные дети“.
Это не чиновники в рясах, как выразился с.-д. Сурков, а крепостники в рясах. Защита феодальных привилегий церкви, открытое отстаивание средневековья — вот суть политики большинства третьедумского духовенства».
Здесь нужно сделать важную оговорку. По свидетельству того же владыки Евлогия и других представителей духовенства, входивших в государственную Думу, необходимость утверждения депутатами расходов на Церковь приводили к большим сложностям. Многие народные избранники попросту игнорировали церковные вопрос, не представляя реального положения дел в Российской Церкви. Сам архиепископ Евлогий убедился в этом на собственном примере, когда с большим трудом в течение нескольких созывов защищал православных на Холмщине и Волыни от реальной католической экспансии. С большим трудом удалось убедить депутатов в необходимости защищать граждан Российской империи, исповедовавших православие.
По мнению Ленина, вся эта борьба за единство страны — это клерикализм, между тем речь шла уже не о сохранении господствующего положения Церкви в империи, которое было отменено Манифестом от 17 октября 1905 года, а о возможности сохранения равенства всех религий. После объявления принципов веротерпимости православные оказались в худшем положении, поскольку не могли ничего изменить без согласия царя, а теперь и депутатов.
Однако вернемся к ленинским текстам. Обвиняя Церковь в клерикализме, Ленин считал сектантов одним из самых демократичных течений в России. В «Проекте резолюции об издании органа для сектантов», который был принят на II съезде РСДРП, лидер большевиков поддержал идею издавать «популярную газетку „Среди сектантов“».
Обозначив православных как политический оплот режима, Владимир Ульянов в своих статьях последовательно проводит мысль о Церкви как оплоте буржуазии и реакции. После революции 1917 года именно эта ленинская идея станет источником гонений на духовенство и верующих, которых начнут расстреливать и сажать в тюрьмы и лагеря по обвинению в «контрреволюции». Многие дореволюционные публикации будущего основателя советского государства не оставляют никаких сомнений в том, что в случае его прихода к власти православных может ждать лишь мученический венец.
Вот очень характерный отрывок из уже упоминавшейся нами работы «Классы и партии в их отношении к религии и церкви»:
«Представитель контрреволюционной буржуазии хочет укрепить религию, хочет укрепить влияние религии на массы, чувствуя недостаточность, устарелость, даже вред, приносимый правящим классам „чиновниками в рясах“, которые понижают авторитет церкви. Октябрист воюет против крайностей клерикализма и полицейской опеки для усиления влияния религии на массы, для замены хоть некоторых средств оглупления народа, слишком грубых, слишком устарелых, слишком обветшавших, недостигающих цели,- более тонкими, более усовершенствованными средствами. Полицейская религия уже недостаточна для оглупления масс, давайте нам религию более культурную, обновленную, более ловкую, способную действовать в самоуправляющемся приходе,- вот чего требует капитал от самодержавия».
Отношение Ленина к представителям Церкви как к приспособленцам — сущность его представления о любой Церкви и религии. Лидера большевиков не интересовали сложные вопросы богословия или мистики, в отличие от Сталина он не пытался использовать религиозные аргументы для укрепления собственной власти, но, напротив, протестовал против возможного превращения себя в «безвредную икону». В этом смысле лидер большевиков всей своей жизнью подтвердил знаменитые строчки из письма к Горькому:
Письмо Горькому, содержащее эти известные строки, было ответом на конкретную внутрипартийную дискуссию, но отношение к религиозной вере как к чему-то пустяковому, а к Церкви как к реакционному осталось у Ленина на всю жизнь, и именно оно во многом определило жестокость гонений на православных христиан. Как ни странно, это не было проявлением глупости. Фанатично преданный революции, Владимир Ульянов нашел свою веру и своих богов, а потому все остальные проявления религиозных чувств казались ему лукавством.
Читайте также: