От слова совсем откуда взялось выражение
Обновлено: 04.11.2024
Сегодня слова и выражения из психотерапии настолько популярны в речи, что уже даже стали предметом шуток и мемов. Мы поговорили с лингвистом, доктором филологических наук, профессором НИУ ВШЭ и РГГУ Максимом Кронгаузом о причинах этой популярности и о том, насколько грамотны конструкции вроде «Как ты с этим?» с точки зрения русского языка.
Полезная рассылка «Мела» два раза в неделю: во вторник и пятницуСегодня в речи часто можно услышать фразы «Не в ресурсе», «Мне это откликается», «Токсичная среда». Как вы считаете, можно ли связать их проникновение в живую речь с тем, что сейчас к психологам обращаются всё больше и больше людей?
Тут важно понять, о чем мы говорим. Термины из психологии иногда становились модными и овладевали массами, правда, не всеми, а культурными и образованными. Например, «либидо» в пору моды на психоанализ или относительно недавнее «Закрыть гештальт». В совсем последнее время, буквально лет 5–10, хлынул целый поток слов, связанный с теорией травмы.
И все-таки мне кажется, что вот в этом случае точнее говорить не о языке психологии, а о языке психотерапевтическом, и да, одна из главных причин — это мода на психотерапию и посещение психотерапевтов. Явление это, видимо, столичное, охватившее Москву, Петербург и в какой-то мере другие большие города России. Датировать его точно я не могу, но, по-моему, это все-таки XXI век.
Я не знаю лингвистических работ об этом на русском материале, хотя не удивлюсь, если вдруг обнаружу такую дипломную или даже диссертационную работу, очень уж эта лексика заметна. В фейсбуке, например, постоянно вспыхивают дискуссии и обсуждения отдельных психотерапевтических слов. Я сам инициировал обсуждение слов «токсичный», «обесценивание» и нескольких других. Чрезвычайно интересно, что первоначально это лексика приватного разговора двух людей в кабинете психотерапевта.
Специалист с помощью этих слов объясняет своему пациенту (теперь, кстати, говорят «клиенту»), что с ним происходит и как он устроен. И уже затем слова вырываются в публичное пространство, где используются в разговорах и о себе, и о других людях и их поступках. Кто же их разносит по свету? Да сами пациенты в первую очередь. Ведь посещение психотерапевта уже стало престижным, что легко переносится и на слова. Но и сами психологи и психотерапевты становятся все более публичными, выступают на радио и телевидении, в видеоблогах и подкастах и этим же языком говорят не с отдельным пациентом, а с публикой.
А насколько корректны с точки зрения русского языка фразы вроде «О чём это для тебя?», «Как ты с этим?» и «Не в ресурсе»? Это же калька с английского?
Я не очень понимаю, что вы имеете в виду под корректностью. Подобные выражения относятся не к письменному литературному языку, а к обыденной русской речи. В свое время стало большим открытием и большой неожиданностью, что устная речь и лексически, и синтаксически отличается от письменной и существует по своим законам. В частности, для устной речи характерны эллипсис (опущение слов) и компрессия (сжатие фразы).
Вопрос «Как ты с этим?» кажется мне в устной речи совершенно естественным. Вопрос с «о чём» менее естественный, но вполне понятный. В фильме Михаила Сегала «Рассказы» сорокалетний мужчина никак не может найти общих тем для разговора со своей молоденькой любовницей и произносит замечательную фразу, которую цитируют практически в каждой рецензии на фильм: «О чём с тобой трахаться?» «О чём» очень четко задает идею вербальной коммуникации, а в данном случае «дискоммуникации», так что и неправильность грамматическая, и неправильность семантическая очень ярко высвечивают авторскую идею: секс без коммуникации не нужен. Скорее всего, калькой является выражение «Не в ресурсе», но, чтобы быть в этом уверенным, надо хорошо знать английский психотерапевтический дискурс. Вообще, заранее говорить о кальках невозможно, надо проверять каждое отдельное выражение, то есть надо найти соответствующее английского выражение, буквальным переводом которого оно является, и показать, что ранее такого в русском языке не было.
На ваш взгляд, о чём говорит прочное проникновение в речь фраз, которые не очень корректно звучат по-русски? Может быть, о том, что сейчас общество проще относится к изменениям в языке?
Возможно, и об этом тоже, хотя я в этом совсем не уверен. В нашей устной речи всегда встречается что-то этакое, модное и неправильное с точки зрения языковых пуристов. Я думаю, что в этом случае интересно обращать внимание не на корректность или некорректность выражений, а на действительно глубокие вещи. Мы уже обсудили моду на психотерапевтов, но главное все же не это.
Сегодня все приватные темы перестают быть таковыми и их обсуждение выносится в общее пространство. Считается, что говорить можно и нужно обо всём и со всеми. Фактически мы теряем частное и даже интимное пространство. Соответственно, и язык, который прежде использовался в частном пространстве, становится публичным. В общедоступной коммуникации обсуждается всё, что казалось стыдным и очень личным. Уничтожаются коммуникативные табу. Знаменитое движение Me Too началось в 2017 году, а годом ранее прошла акция яНеБоюсьСказать, также посвященная насилию над женщинами. Уже почти десять лет тема психологической травмы стала одной из главных в нашем коммуникативном пространстве, а подходящего языка для этого не было. Зато у психологов и психотерапевтов он был. Одно из его важных свойств — подчеркнутая неэмоциональность, а один из главных приемов — физическая метафора.
Для описания внутреннего мира человека используются такие «материальные» слова с физически ощутимым значением, как «ресурс», «границы», «контейнер», «канал», «токсичный» (то есть «ядовитый»), ну и «травма», наконец.
Как вы считаете, надолго ли подобные фразы задержатся в языке?
Предсказание — довольно гиблое дело, но пока я не вижу никаких предпосылок для их ухода. Тема травмы остается центральной, психотерапия востребована, психотерапевты делают свою работу.
А если вернуться на тридцать лет назад — как мы говорили об этом же тогда? С помощью каких слов и фраз выражали свои эмоции и рефлексировали?
Лет тридцать назад мы не говорили об этом вовсе. Мы не говорили публично о сексе, насилии, психических травмах и срывах. Многие темы были табуированы, на многое смотрели иначе. Как теперь принято говорить, у нас была другая оптика. Для выражения внутреннего мира были слова, выражающие эмоции: «любовь», «ненависть», «гнев», «страх»… Они были скорее бессистемны, физическая метафора почти не использовалась (хотя, конечно, выражения типа «У меня на сердце камень» существовали и раньше).
Может быть, лингвисты отмечали проникновение в речь слов и из других областей, кроме психологии и психотерапии? Из каких?
Конечно, область психотерапии в этом смысле не уникальна. Я в книге «Русский язык на грани нервного срыва», вышедшей в 2007 году, описал несколько лексических волн. Одной из самых ярких была «криминальная волна» 90-х годов, то есть вброс в общее коммуникативное пространство бандитской лексики: «крыша», «наезд», «рэкет», «киллер», «фильтровать базар», «забить стрелку», «братва» и т. п.
Из недавних волн я бы назвал не очень мощную, но тоже яркую молодежно-музыкальную, связанную с рэпом и другими новыми направлениями. Именно она принесла в русский язык такое немузыкальное, но важное слово, как «хайп».
Читайте также: